Именно это обстоятельство и понравилось Лерметту больше всего. Разбудить спящий форт, как заколдованную принцессу – что может быть завлекательнее? Лерметт обживал старинный форт, обследовал все его закоулки, даже и те, о которых лучники не имели ни малейшего понятия – они взрослые, им не пролезть. А кроме самого форта есть еще и лес, который тоже надо облазить сверху донизу. И холмы, и степь, и река… до чего же здорово залечь в высокой траве и озирать сверху местность, словно расстеленную на столе карту, мысленно выстраивая воображаемые армии… нет, лучше пусть это будут не армии, а небольшие отряды конных разведчиков… ладно, лучники пускай тоже будут – нехорошо их обижать. Лучники будут до поры до времени скрываться за стенами форта, а потом ка-ак появятся! Главное, чтобы их не обнаружили раньше времени. Бедняги – до чего же тяжело сидеть, ничего не делая, и просто ждать. Уж кому-кому, а принцу известно, что ничего противнее и не бывает. Ну, ничего, Лерметт о своих воинах позаботится. И первым делом наберет для них съестного припаса, чтобы не проголодались, сидя в засаде. Илмерран всегда говорил, что на войне самое главное – стратегические запасы. Правда, Илмерран зануда, каких мало, но зато он все знает. А еще он говорил, что противник не должен проведать, где спрятаны стратегические припасы. Ну, это как раз плевое дело. Набрать и насушить побольше грибов, яблок, нарвать орехов, а потом затащить все это добро в форт так, чтобы ни одна живая душа не прознала – вот это Лерметту по плечу. Его ни один враг не выследит, нипочем и никогда. А он, между прочим, видел в лесу пчелиные дупла. Обязательно надо будет лучников медком побаловать. А что, и правильно – армия не должна голодать.
Веселая игра обернулась пугающей реальностью через полторы недели. Игрушечный Форт впервые изведал тяготы настоящей войны. Лерметту еще повезло, что он замешкался, перепрятывая свои припасы – иначе он уже с рассветом улизнул бы в лес… и как пить дать попался бы степнякам. Лучники хотя и не знали, что именно задержало его вездесущее высочество в форте, но были рады уже и тому, что он никуда не делся – рады настолько, что размышлять о причине им не хотелось.
А вот Лерметт размышлял, и очень напряженно. От косули, подстреленной вчера, осталось… ладно, не будем уточнять. Мало от нее осталось. Обитатели форта собирались отправиться спозаранку на охоту. Теперь из форта и захочешь, а не выйдешь. А ведь им надо продержаться, покуда не подоспеет помощь. Конечно, помощь всегда приходит… но ведь она когда еще придет! А им обязательно нужно продержаться.
Илмерран, конечно, зануда, но он был прав. Он всегда бывает прав.
Когда до командира лучников, жилистого парня по имени Вейлар дошло, что его отряду предстоит сдерживать степняков невесть как долго без малейшей надежды пополнить практически несуществующий запас продовольствия, принц незаметно подобрался к нему и дернул за рукав.
– Я тут кладовушку нашел подземную, – глядя себе под ноги, сообщил Лерметт. – Там еда… немного, правда…
Лучше немного, чем ничего. Похлебка из сушеных грибов, горсть сушеных яблок, несколько орехов, капля меду… от какой малости зависит иногда не только жизнь, но и победа. Ни Вейлар, и никто другой не догадались об истинном происхождении этих припасов. И уж тем более никто не заметил, что Лерметт только притворяется, будто ест.
Еще одна горсть – это еще один день для кого-то из лучников. Для того, кто может стоять на стене. И Лерметт украдкой присоединял нетронутую еду к остальному запасу. Это было не так трудно, как он опасался. По-настоящему есть хотелось только в самый первый день… да еще почему-то на пятый. А потом грибной отвар и сушеные яблоки перестали казаться съедобными. Они были просто предметами, точно такими же, как стрелы или гребень. Нет, Лерметта мучил не столько голод, сколько бессонница. Впервые в жизни ему не спалось – не так, как прежде, когда он каждый вечер поднимал скандал, уверяя, что совсем-совсем не хочет спать, а на самом деле. Вылеживать ночь за ночью в постели, когда сна ни в одном глазу, было неимоверно тяжко, и Лерметт повадился ходить на стену в дозор: ведь если враги начнут пускать зажигательные стрелы, надо быть начеку. Лерметт жадно высматривал с гребня стены всамделишных, непридуманных врагов: темные тени на фоне мрачной синевы почти беззвездных ночей. Поскольку вражеские воины не сидели сиднем вокруг костров, опасаясь подставить себя под стрелы защитников форта, большего по ночному времени было не разглядеть. Потом Вейлар отловил его на стене и нести караул строго-настрого запретил, но принц особо не протестовал: недавняя бессонница сменилась непривычной сонливостью. Дрема наваливалась внезапно, и Лерметт засыпал прямо на ходу, едва успев привалиться к бревенчатому срубу. А потом дни стали одинаковыми, как ореховые скорлупки, и Лерметт перестал их считать. Он даже не смог бы сказать с уверенностью, на который день за стенами форта послышался лязг стали, вопли ужаса и победные крики.
– Все, – отрешенно произнес Вейлар, садясь прямо на пол. – Мы продержались. Конец степнякам.
Потом победные крики раздались уже во дворе, ворвались в форт – а следом за ними ворвались и его спасители, уже не чаявшие свидеться с друзьями, которых они в своих мыслях наверняка уже схоронили.
– Живые, шельмы! – ревел здоровенный бугай, осторожно тиская в медвежьих объятиях исхудалых, но действительно никак уж не мертвых друзей. – Живые! Дьявольщина, Вейлар – как же ты отощал, зараза! Вот ей-же-ей – вздумай ты спрятаться за своим луком, я бы тебя и не нашел!
– Еще денек-другой, я и за тетивой схоронился бы, – ухмыльнулся лучник. – Хотя грех жаловаться, могло быть и хуже. Вот не будь его высочество таким шкодником, нам бы точно всем крышка. Это же везение какое, что он кладовушку подземную нашел!
– Какую кладовушку? – скрипуче осведомился Илмерран.
– Ну… ухоронку такую… растерянно сообщил Вейлар. – С припасами… а что?
Лерметт почти не слушал – точнее, почти не прислушивался. Воздух был необыкновенно чистым и прозрачным, словно его кто-то отмыл до блеска. Звуки и краски проступали сквозь эту прозрачность непривычно отчетливо и ярко. Лерметту нужды не было прислушиваться или приглядываться. Скорей уж наоборот – он предпочел бы, чтобы тревожная отчетливость утихла, сменилась чем-то не столь явственным.
– В Игрушечном Форте нет никаких подземных кладовых, – сухо сообщил гном.
Тишина, наступившая после его слов, была такой же яркой, как и любой звук… нет, ярче. Гораздо ярче. Она была очень отчетливой и разноцветной, эта растерянная тишина. Никому ведь и в голову не пришло усомниться в правоте Илмеррана. Всему королевству не хуже Лерметта известно: гном знает все. И если гном говорит, что где-то чего-то нету, значит, его и в самом деле нету. Потому что если Илмерран о чем-то не знает, такого предмета не существует и не может существовать.
Ну, сейчас начнется! И ведь не удерешь никак. Стоит только попытаться улизнуть незаметно – и тогда уж заметят наверняка, это точно. Илмерран первый и заметит. От него ничего не укроется. Нет, лучше стоять спокойно и делать вид, что ты здесь и вовсе ни при чем. Может, обойдется как-нибудь… хотя с Илмерраном ничего и никогда не обходится.
– Как так – нету? – ошарашенно спросил Вейлар. – А что же мы тогда ели?
– Вот и мне интересно, – ядовито заметил гном, – что же вы ели?
Эх, просчитался Лерметт! Драпать надо было, и сразу… а теперь поздно.
– Что за припасы были в этой вашей кладовушке? – уточнил гном, нетерпеливо притопнув ногой.
– Орехи, – послушно пробасил лучник. – Яблоки сушеные… грибов немного, тоже сушеных… мед… – Голос его пресекся от внезапного понимания. – Мед… свежий… – закончил Вейлар упавшим голосом.
Гном развернулся на каблуках, и его пронзительные гляделки безошибочно уставились на Лерметта. Принц даже не попытался отвернуться – а какой смысл? Как ни вертись, а от воспитателя Илмеррана ничего не скроешь – ни обметанных потрескавшихся губ, ни даже языка, обложенного белесой дрянью.
– Лериме, налаион, – неожиданно сипло спросил гном, – ты когда в последний раз жрал?
Лерметт не удивился ничему – ни уменьшительному «Лериме», столь редкому в устах гнома, ни словечку «жрать», которого он от воспитателя прежде не слыхивал и вовсе. В промытом насквозь воздухе звенели прозрачные звезды, и этот звон отчего-то делал всякое удивление невозможным… или, по крайней мере, ничего не значащим.
– Так было надо, – очень, как ему думалось, доходчиво разъяснил Лерметт. – Надо было продержаться. Я не могу натягивать лук. Есть должен тот, кто может.
Прозрачный звон становился все сильнее. Он мешал понять – что же это за чувство такое, с которым лучники уставились на них с Илмерраном? Наверное, это ужас. Наверное.
– Лериме, – совершенно севшим голосом повторил гном, – я задал тебе вопрос. Когда ты в последний раз жрал?
Ну почему Илмерран не понимает? Он же всегда все понимал… наверное, Лерметт сказал как-то не так… непонятно сказал… а может, ему только показалось, что он ответил? Это из-за звездочек… они так громко звенят, что Лерметту самого себя не слышно… а ну их совсем!
Лерметт попытался пренебрежительно мотнуть головой. Это оказалось ошибкой. Воздух ударил его ладонями по ушам, и звон призрачным эхом отдался в мозгу.
– Так было надо, – упрямо повторил Лерметт одними губами. А больше он ничего не сказал. Его кости и мышцы словно растаяли, обернувшись жаркой водой, и он рухнул, закатив глаза, под ноги лучникам.
Но сознания он не потерял! Вот кто бы что ни говорил, а это не было обмороком. Еще чего! Не терял он сознания, и все тут… а иначе разве он смог бы услышать, как Илмерран, стоя рядом с ним на коленях, с педантичной гномьей добросовестностью все повторяет и повторяет тихим монотонным голосом те самые нехорошие слова, которые принцу произносить запрещено – повторяет раз за разом, словно плохо затверженный урок, который нужно заучить намертво, чтобы и вправду до смерти не забыть.
Ничего не скажешь, занятный у Лерметта выдался день рождения. Зато следующий был ярким и праздничным вдвойне – и за нынешний раз, и за тот, предыдущий, затерявшийся в голодных буднях Игрушечного Форта. Следующий день своего рождения Лерметт встретил самым настоящим взаправдашним взрослым рыцарем – при поясе и при мече. А на левой его руке полыхало веселым золотом новехонькое кольцо – первое в его жизни. Знак Ордена Собаки. Нипочем бы отец не стал посвящать его в рыцари прежде установленного возраста, и уж тем более оделять таким неимоверным знаком отличия. Король Риенн всегда считал, что принцы должны начинать свой путь если и не со службы кухонным мальчиком на побегушках, то уж пажом наверняка. И когда происходит раздача наград, принцы должны пропускать пажей и кухонных мальчишек вперед. Только тогда из принцев еще может получиться хоть какой-нибудь толк. Никаких привилегий, ничего положенного по праву рождения, ничего на дармовщину! Но на сей раз королю Риенну пришлось поступиться привычной требовательностью. За Лерметта просил весь гарнизон Игрушечного Форта. Все, кто стоял на его стенах, утоляя голод горстью орехов и скудной плошкой грибного отвара. Все, кто стоял насмерть. Они и сейчас стояли насмерть за Его шкодливое Высочество. Отцу пришлось отступить. Орденское кольцо для Лерметта отлили честь по чести. Вот только оно оказалось велико для среднего пальца, и Лерметт носил его на большом, подвязывая шелковой ниточкой для верности, потому что оно все равно то и дело норовило свалиться с руки. Теперь Лерметт мог с полным правом поехать на Ланнский турнир – равно как и на любой другой – как и подобает настоящему взаправдашнему взрослому рыцарю: не в корзине с капустой и не в мешке из-под муки, а верхом на собственном боевом коне. Но, странное дело, ему отчего-то уже не хотелось тащиться за тридевять земель, чтобы послушать, как лязгают чужие доспехи…
Глава 28
… Лерметт едва сумел вынырнуть из глубины непрошенных воспоминаний и только тут заметил, что не он один молчит. Арьен глядел на него серьезно и безмолвно. А что означал пугающе неподвижный взгляд Ренгана, Лерметт не смог бы угадать при самом большом желании.
– Ну что ж, – раздумчиво произнес эльфийский король за миг до того, как общее молчание сделалось окончательно тягостным, и опустил голову. – Если Его Высочество господин полномочный посол не откажет в любезности…
Лерметт даже мимолетно не успел удивиться, хотя слова короля звучали по меньшей мере странно. С чего бы это вдруг он таким языком заговорил? Хотя… мало ли какая блажь может в голову вскочить ни с того ни с сего! Пусть бы даже и эльфу – а так ли уж сильно они от людей отличаются?
– … И если он согласится принести клятву в том, что не питает ни зла, ни обиды, – Ренган говорил монотонно, словно по заученному;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Веселая игра обернулась пугающей реальностью через полторы недели. Игрушечный Форт впервые изведал тяготы настоящей войны. Лерметту еще повезло, что он замешкался, перепрятывая свои припасы – иначе он уже с рассветом улизнул бы в лес… и как пить дать попался бы степнякам. Лучники хотя и не знали, что именно задержало его вездесущее высочество в форте, но были рады уже и тому, что он никуда не делся – рады настолько, что размышлять о причине им не хотелось.
А вот Лерметт размышлял, и очень напряженно. От косули, подстреленной вчера, осталось… ладно, не будем уточнять. Мало от нее осталось. Обитатели форта собирались отправиться спозаранку на охоту. Теперь из форта и захочешь, а не выйдешь. А ведь им надо продержаться, покуда не подоспеет помощь. Конечно, помощь всегда приходит… но ведь она когда еще придет! А им обязательно нужно продержаться.
Илмерран, конечно, зануда, но он был прав. Он всегда бывает прав.
Когда до командира лучников, жилистого парня по имени Вейлар дошло, что его отряду предстоит сдерживать степняков невесть как долго без малейшей надежды пополнить практически несуществующий запас продовольствия, принц незаметно подобрался к нему и дернул за рукав.
– Я тут кладовушку нашел подземную, – глядя себе под ноги, сообщил Лерметт. – Там еда… немного, правда…
Лучше немного, чем ничего. Похлебка из сушеных грибов, горсть сушеных яблок, несколько орехов, капля меду… от какой малости зависит иногда не только жизнь, но и победа. Ни Вейлар, и никто другой не догадались об истинном происхождении этих припасов. И уж тем более никто не заметил, что Лерметт только притворяется, будто ест.
Еще одна горсть – это еще один день для кого-то из лучников. Для того, кто может стоять на стене. И Лерметт украдкой присоединял нетронутую еду к остальному запасу. Это было не так трудно, как он опасался. По-настоящему есть хотелось только в самый первый день… да еще почему-то на пятый. А потом грибной отвар и сушеные яблоки перестали казаться съедобными. Они были просто предметами, точно такими же, как стрелы или гребень. Нет, Лерметта мучил не столько голод, сколько бессонница. Впервые в жизни ему не спалось – не так, как прежде, когда он каждый вечер поднимал скандал, уверяя, что совсем-совсем не хочет спать, а на самом деле. Вылеживать ночь за ночью в постели, когда сна ни в одном глазу, было неимоверно тяжко, и Лерметт повадился ходить на стену в дозор: ведь если враги начнут пускать зажигательные стрелы, надо быть начеку. Лерметт жадно высматривал с гребня стены всамделишных, непридуманных врагов: темные тени на фоне мрачной синевы почти беззвездных ночей. Поскольку вражеские воины не сидели сиднем вокруг костров, опасаясь подставить себя под стрелы защитников форта, большего по ночному времени было не разглядеть. Потом Вейлар отловил его на стене и нести караул строго-настрого запретил, но принц особо не протестовал: недавняя бессонница сменилась непривычной сонливостью. Дрема наваливалась внезапно, и Лерметт засыпал прямо на ходу, едва успев привалиться к бревенчатому срубу. А потом дни стали одинаковыми, как ореховые скорлупки, и Лерметт перестал их считать. Он даже не смог бы сказать с уверенностью, на который день за стенами форта послышался лязг стали, вопли ужаса и победные крики.
– Все, – отрешенно произнес Вейлар, садясь прямо на пол. – Мы продержались. Конец степнякам.
Потом победные крики раздались уже во дворе, ворвались в форт – а следом за ними ворвались и его спасители, уже не чаявшие свидеться с друзьями, которых они в своих мыслях наверняка уже схоронили.
– Живые, шельмы! – ревел здоровенный бугай, осторожно тиская в медвежьих объятиях исхудалых, но действительно никак уж не мертвых друзей. – Живые! Дьявольщина, Вейлар – как же ты отощал, зараза! Вот ей-же-ей – вздумай ты спрятаться за своим луком, я бы тебя и не нашел!
– Еще денек-другой, я и за тетивой схоронился бы, – ухмыльнулся лучник. – Хотя грех жаловаться, могло быть и хуже. Вот не будь его высочество таким шкодником, нам бы точно всем крышка. Это же везение какое, что он кладовушку подземную нашел!
– Какую кладовушку? – скрипуче осведомился Илмерран.
– Ну… ухоронку такую… растерянно сообщил Вейлар. – С припасами… а что?
Лерметт почти не слушал – точнее, почти не прислушивался. Воздух был необыкновенно чистым и прозрачным, словно его кто-то отмыл до блеска. Звуки и краски проступали сквозь эту прозрачность непривычно отчетливо и ярко. Лерметту нужды не было прислушиваться или приглядываться. Скорей уж наоборот – он предпочел бы, чтобы тревожная отчетливость утихла, сменилась чем-то не столь явственным.
– В Игрушечном Форте нет никаких подземных кладовых, – сухо сообщил гном.
Тишина, наступившая после его слов, была такой же яркой, как и любой звук… нет, ярче. Гораздо ярче. Она была очень отчетливой и разноцветной, эта растерянная тишина. Никому ведь и в голову не пришло усомниться в правоте Илмеррана. Всему королевству не хуже Лерметта известно: гном знает все. И если гном говорит, что где-то чего-то нету, значит, его и в самом деле нету. Потому что если Илмерран о чем-то не знает, такого предмета не существует и не может существовать.
Ну, сейчас начнется! И ведь не удерешь никак. Стоит только попытаться улизнуть незаметно – и тогда уж заметят наверняка, это точно. Илмерран первый и заметит. От него ничего не укроется. Нет, лучше стоять спокойно и делать вид, что ты здесь и вовсе ни при чем. Может, обойдется как-нибудь… хотя с Илмерраном ничего и никогда не обходится.
– Как так – нету? – ошарашенно спросил Вейлар. – А что же мы тогда ели?
– Вот и мне интересно, – ядовито заметил гном, – что же вы ели?
Эх, просчитался Лерметт! Драпать надо было, и сразу… а теперь поздно.
– Что за припасы были в этой вашей кладовушке? – уточнил гном, нетерпеливо притопнув ногой.
– Орехи, – послушно пробасил лучник. – Яблоки сушеные… грибов немного, тоже сушеных… мед… – Голос его пресекся от внезапного понимания. – Мед… свежий… – закончил Вейлар упавшим голосом.
Гном развернулся на каблуках, и его пронзительные гляделки безошибочно уставились на Лерметта. Принц даже не попытался отвернуться – а какой смысл? Как ни вертись, а от воспитателя Илмеррана ничего не скроешь – ни обметанных потрескавшихся губ, ни даже языка, обложенного белесой дрянью.
– Лериме, налаион, – неожиданно сипло спросил гном, – ты когда в последний раз жрал?
Лерметт не удивился ничему – ни уменьшительному «Лериме», столь редкому в устах гнома, ни словечку «жрать», которого он от воспитателя прежде не слыхивал и вовсе. В промытом насквозь воздухе звенели прозрачные звезды, и этот звон отчего-то делал всякое удивление невозможным… или, по крайней мере, ничего не значащим.
– Так было надо, – очень, как ему думалось, доходчиво разъяснил Лерметт. – Надо было продержаться. Я не могу натягивать лук. Есть должен тот, кто может.
Прозрачный звон становился все сильнее. Он мешал понять – что же это за чувство такое, с которым лучники уставились на них с Илмерраном? Наверное, это ужас. Наверное.
– Лериме, – совершенно севшим голосом повторил гном, – я задал тебе вопрос. Когда ты в последний раз жрал?
Ну почему Илмерран не понимает? Он же всегда все понимал… наверное, Лерметт сказал как-то не так… непонятно сказал… а может, ему только показалось, что он ответил? Это из-за звездочек… они так громко звенят, что Лерметту самого себя не слышно… а ну их совсем!
Лерметт попытался пренебрежительно мотнуть головой. Это оказалось ошибкой. Воздух ударил его ладонями по ушам, и звон призрачным эхом отдался в мозгу.
– Так было надо, – упрямо повторил Лерметт одними губами. А больше он ничего не сказал. Его кости и мышцы словно растаяли, обернувшись жаркой водой, и он рухнул, закатив глаза, под ноги лучникам.
Но сознания он не потерял! Вот кто бы что ни говорил, а это не было обмороком. Еще чего! Не терял он сознания, и все тут… а иначе разве он смог бы услышать, как Илмерран, стоя рядом с ним на коленях, с педантичной гномьей добросовестностью все повторяет и повторяет тихим монотонным голосом те самые нехорошие слова, которые принцу произносить запрещено – повторяет раз за разом, словно плохо затверженный урок, который нужно заучить намертво, чтобы и вправду до смерти не забыть.
Ничего не скажешь, занятный у Лерметта выдался день рождения. Зато следующий был ярким и праздничным вдвойне – и за нынешний раз, и за тот, предыдущий, затерявшийся в голодных буднях Игрушечного Форта. Следующий день своего рождения Лерметт встретил самым настоящим взаправдашним взрослым рыцарем – при поясе и при мече. А на левой его руке полыхало веселым золотом новехонькое кольцо – первое в его жизни. Знак Ордена Собаки. Нипочем бы отец не стал посвящать его в рыцари прежде установленного возраста, и уж тем более оделять таким неимоверным знаком отличия. Король Риенн всегда считал, что принцы должны начинать свой путь если и не со службы кухонным мальчиком на побегушках, то уж пажом наверняка. И когда происходит раздача наград, принцы должны пропускать пажей и кухонных мальчишек вперед. Только тогда из принцев еще может получиться хоть какой-нибудь толк. Никаких привилегий, ничего положенного по праву рождения, ничего на дармовщину! Но на сей раз королю Риенну пришлось поступиться привычной требовательностью. За Лерметта просил весь гарнизон Игрушечного Форта. Все, кто стоял на его стенах, утоляя голод горстью орехов и скудной плошкой грибного отвара. Все, кто стоял насмерть. Они и сейчас стояли насмерть за Его шкодливое Высочество. Отцу пришлось отступить. Орденское кольцо для Лерметта отлили честь по чести. Вот только оно оказалось велико для среднего пальца, и Лерметт носил его на большом, подвязывая шелковой ниточкой для верности, потому что оно все равно то и дело норовило свалиться с руки. Теперь Лерметт мог с полным правом поехать на Ланнский турнир – равно как и на любой другой – как и подобает настоящему взаправдашнему взрослому рыцарю: не в корзине с капустой и не в мешке из-под муки, а верхом на собственном боевом коне. Но, странное дело, ему отчего-то уже не хотелось тащиться за тридевять земель, чтобы послушать, как лязгают чужие доспехи…
Глава 28
… Лерметт едва сумел вынырнуть из глубины непрошенных воспоминаний и только тут заметил, что не он один молчит. Арьен глядел на него серьезно и безмолвно. А что означал пугающе неподвижный взгляд Ренгана, Лерметт не смог бы угадать при самом большом желании.
– Ну что ж, – раздумчиво произнес эльфийский король за миг до того, как общее молчание сделалось окончательно тягостным, и опустил голову. – Если Его Высочество господин полномочный посол не откажет в любезности…
Лерметт даже мимолетно не успел удивиться, хотя слова короля звучали по меньшей мере странно. С чего бы это вдруг он таким языком заговорил? Хотя… мало ли какая блажь может в голову вскочить ни с того ни с сего! Пусть бы даже и эльфу – а так ли уж сильно они от людей отличаются?
– … И если он согласится принести клятву в том, что не питает ни зла, ни обиды, – Ренган говорил монотонно, словно по заученному;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45