Разве благодаря этому не живут по сей день такие, как Светан или Корентин?
– Живут? – очень тихо отозвался Элоф. – По сей день? Чего могли бы достигнуть эти люди во внешнем мире, если бы им не помешали достигнуть запада? Твой предок, сын короля Керина, не остался бы без поддержки. Корентин и Эша могли бы посадить его на трон, как намеревался Керин; они предотвратили бы междоусобную вражду между севером и югом, так ослабившую наш народ. Но что вышло взамен? Эти люди просто выжили, и все. Да, они живут, но какой жизнью? Тени при дворе теней – отчужденные, бесплодные, бессильные помочь или причинить вред. Да, Корентин добр и благороден; он не мог быть другим и все еще остается собой. Но что еще отняли у него прошедшие столетия? Где тот отчаянный принц, которым он некогда был, где могучий воин, бросивший вызов Льду? А Светан, навсегда простившийся со своими любимыми морями, – какой смысл теперь имеет его жизнь? И леди Терис: разве она осталась такой же, какой была когда-то?
Взгляд Керморвана стал жестким и холодным, но он промолчал.
– А что ты можешь сказать о себе? – продолжал Элоф. – Чем ты занимался с тех пор, как попал сюда? Какие планы ты составил, чтобы призвать сюда свой народ, тех, кто зависит от тебя, пусть даже и не знает об этом? Когда в Кербрайн отправятся вести от тебя?
Керморван нахмурился.
– Я не могу действовать поспешно! Неужели ты думаешь, что мы с Корентином долго и тщательно не обсуждали эту тему? Сначала нужно подготовить лесной чертог, чтобы принять множество людей, которые будут приходить сюда постепенно, мало-помалу, как советует Тапиау. Для такого великого замыла нам понадобится больше нескольких дней… или ты думаешь иначе?
– Несколько дней? – тихо спросил Элоф, ощутивший, как по его спине пробежала холодная дрожь. – Как ты думаешь, сколько времени мы уже находимся здесь? Пока Рок и другие были на охоте, для меня построили целую кузницу, и это произошло не за одну ночь!
Элоф увидел, как изумлены его спутники, особенно Керморван, и мысленно вернулся к тому вечеру, когда они впервые увидели дворец в лесу.
– Интересно, сколько времени прошло для Корентина? – задумчиво произнес он.
– Но Тапиау как раз говорил тебе об этом! – вмешался Рок. – Неудивительно, что его чувство времени немного притупилось, после стольких лет…
– Разве неудивительно, когда это, похоже, уже происходит с нами? – с беспокойством проворчала Иле. – Элоф, сколько времени мы отсутствовали? Мне показалось, что нас не было лишь два-три дня.
– На самом деле три недели, а может быть, даже четыре… откуда мне знать, если вы сами не знаете? На строительство кузницы ушло три недели.
Путники тревожно переглянулись, но Керморван отвел глаза.
– Возможно, наше чувство времени притупляется по мере того, как наши тела перестают стареть, – тихо сказала Иле. – Не знаю, понимает ли это Тапиау, ведь он вроде бы не принимает определенную форму – человеческую или любую другую. Но после этого как-то трудно доверять ему…
– Откуда мне знать? – внезапно взорвался Керморван. – Когда ты передал мне слова Тапиау, я поверил, что мы достигли цели своих поисков, что после всех ужасов нашего путешествия я открыл нечто более великое, чем мог надеяться, – прошлое, о возвращении которого я так мечтал!
– «Теперь пусть больше никого не обманут призраки, вернувшиеся из нашего прошлого!» – мрачно процитировал Элоф. – Чьи это слова?
Керморван ударил кулаком по раскрытой ладони.
– Но как я могу судить? Как добраться до истины в этой головоломке? Какая выгода для Тапиау в том, чтобы держать нас в силах, когда он мог одним движением смахнуть нас с лица земли или велеть своим существам, чтобы они растерзали нас в клочья? В этом нет смысла, Элоф! Мне нужны доказательства. И даже если он наш враг, как мы будем бороться с ним или спасаться от него. Можем ли мы поднять руку на одну из живых Сил или противопоставить ей свою волю?
Элоф заколебался, но в конце концов, поскольку все остальные хранили молчание, осмелился заговорить:
– Да, это будет нелегко. Но именно в этом я мог бы помочь тебе. Теперь, когда у меня есть кузница…
Он не поднял головы, но чувствовал, что все взоры устремлены на него.
– Ты готов выступить против Сил этого мира со своим кузнечным мастерством? – спросил Бьюр с сомнением и изумлением в голосе.
– Человек должен пользоваться тем, что он имеет! Я готов обратить свое искусство против Вершителей Судеб, если они будут угрожать тому… тем, кого я люблю!
Неистовое рвение, прозвучавшее в его собственных словах, поразило Элофа; даже не задумавшись над ними, он обнажил чувства, о существовании которых вряд ли подозревал. Он ощущал свой дар так остро, как никогда раньше – ревущее пламя кузнечного горна, жаждущее найти пищу и применение. Тогда он обуздал этот огонь своим разумом и сжал до игольно-острого ослепительного сияния – тонкого луча, направляемого силой духа.
– Но я и не помышлял об открытой битве, – продолжал он. – На нас воздействуют скрытно, и лучше всего будет отплатить той же монетой.
Элоф повернулся к Керморвану, который не ответил ему.
– Итак? Мне кажется, мы пришли сюда в недоброе время для тебя, когда ты усомнился в своем умении возглавлять людей и даже в решении предпринять этот поход. Возможно, Лес уже начал испытывать на тебе свою силу, как испытывал ее на мне. Но я остался прежним, и ты все еще наш предводитель. Ты просишь доказательства; я постараюсь найти его, хотя попытка может быть опасной. Настолько опасной, что, если ты пожелаешь, я могу отказаться от нее. Каким будет твой выбор?
Керморван выпрямился и некоторое время молча смотрел на лесные просторы. Но в следующее мгновение он заговорил, и его голос был ясным и спокойным.
– Ты можешь поступать по своему усмотрению.
Путники спустились с гор, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков, нагруженных рудами и другими камнями, которые они с радостью оставили в кузнице Элофа по пути к лесному чертогу. Но Иле задержалась, а Рок сразу же начал деловито прибираться в кузнице, как много раз делал раньше. Элоф посмотрел на него.
– Тебе не нужно принимать в этом участие, если ты не хочешь. И тебе тоже, Иле.
Иле хмыкнула и прислонилась к столу. Румяное лицо Рока перекосилось в кривой ухмылке.
– Не только ты умеешь держать в руках молот! Наши руки тоже стосковались по работе. Тебе понадобятся добрые помощники, хотя бы для того, чтобы время от времени стучать тебе по затылку, чтобы ты спустился с небес на землю. Верно, леди?
Элоф посмотрел на них обоих и улыбнулся. Тяжкий груз забот как будто упал с его плеч, и темное облако, омрачавшее его душу, внезапно рассеялось. Он обвил рукой широкие плечи Иле и взъерошил густые волосы Рока, упавшие ему на глаза.
– Упрямец! И все-таки я счастлив, что вы будете рядом со мной. Но сомневаюсь, что для такой работы понадобится много рук. Она будет медленной и тонкой.
– Да, и тайной, – тихо добавил Рок. – Тебя беспокоит, что у Леса повсюду есть глаза и уши. Мы можем как-нибудь отвлечь его…
– И разделить опасность со мной. Я тебя хорошо знаю, парень, но вряд ли это будет необходимо.
Он взял Гортауэр, благоразумно оставленный снаружи, и показал им, как уменьшается тень от меча.
– Тапиау сказал, что от его талисмана будет мало пользы в холодных каменных постройках людей, и действительно: на стенах Кербрайна чары рассеялись. Так он сам раскрыл мне пределы своей силы! Думаю, поэтому Лис Арвален был достроен в дереве, а не в камне, куда его мысль не может проникнуть. И разумеется, Лес должен опасаться открытого огня, как и обитатели замка. Поэтому я под вполне благовидным предлогом создал такое место, на которое не распространяется его власть, темное пятно в глубинах его разума.
Элоф с чувством мрачного удовлетворения обвел взглядом голые каменные стены своего нового дома.
– Здесь, в Лесу, я построил себе кузницу, но он не может войти в нее.
– Ого! – восхитился Рок. – Значит, ты уже обратил свое мастерство против одной из Сил?
– И победил! – тихо добавила Иле. Ее глаза сияли.
– Только на первом этапе, – предупредил Элоф. – Не думаю, что Тапиау уже догадался, ведь до сих пор я проводил здесь мало времени. Но когда я начну свой труд, он узнает, рано или поздно. Едва ли он станет что-то предпринимать против нас: пока что ему больше хочется склонить меня на свою сторону. Но он не будет вечно сдерживать свою мощь, поэтому в моем распоряжении есть лишь одна попытка. А я еще точно не знаю, какую вещь собираюсь изготовить.
Рок ошеломленно уставился на него.
– Вообще не имеешь представления?
– Этого я не говорил. Я знаю, что мне нужно, и знаю, как трудно будет достигнуть этого – труднее, чем сделать меч, убивающий на расстоянии. Ибо для этого понадобится не принуждение, а сила, освобождающая от оков…
– Я начинаю понимать, – прошептала Иле. – Но сколько труда и времени понадобится, чтобы создать такое! Ты можешь снова попробовать послойную сварку или легирование, но одно может оказаться слишком грубым, а другое – слишком тонким. Тебе придется пробовать снова и снова, пока ты не найдешь равновесия… Элоф, здесь нужно иметь великое мастерство и огромные знания.
– Знаю, – отозвался Элоф, стараясь скрыть дрожь отчаяния в голосе. – Но где я найду здесь новые знания? И все-таки я должен попробовать.
– В прошлом ты часто изумлял самого себя, не говоря уже обо мне, – заметил Рок, невозмутимо жевавший стебелек травы. – Когда тебе понадобится наша помощь, мы будем рядом. У тебя в очаге горит огонь, на столе есть хлеб и мясо, твои книги и инструменты под рукой. А нам, пожалуй, пора вернуться в замок.
Иле кивнула, немного печально, как показалось Элофу.
– Ближе к ночи мы вернемся – хотя бы посмотреть, не спишь ли ты. Я тебя знаю, Элоф!
Элоф улыбнулся, наблюдая, как они уходят по травянистой тропе между деревьями. Здесь, в этой грубо сработанной хижине, он почему-то снова почувствовал себя свободным. Лишь после того как на землю опустились длинные тени, а птицы завели свои вечерние песни, он оторвался от чтения и внезапно понял, в чем дело. Перед его мысленным взором возникли камыши, шелестевшие на ветру, и длинные полосы утреннего тумана. Это место очень напоминало старую кузницу на болотах, где он искал и нашел исцеление, а потом обрел свое имя. Элоф глубоко вздохнул; воспоминания вернулись к нему и снова были живыми и яркими.
Он отложил книгу. Иле и Року не нужно заходить к нему в эту ночь, как и в любую другую. Спешка и беспокойство могут привести к тому, что он упустит нечто очень важное. Поэтому каждый вечер перед наступлением темноты Элоф отправлялся на лесную прогулку вдоль берега ручья. В летописи сказано, что во время таких прогулок ему часто доводилось беседовать с Тапиау.
Сначала он нервничал, когда слышал этот голос, говоривший многими голосами, и как будто знал о его опасениях. Но Лес все еще хотел склонить его на свою сторону; Элоф разговаривал с ним и задавал вопросы так же свободно, как раньше, и узнал много чудесных вещей. Когда лето начало клониться к осени, он слышал голос в шелесте сосновых крон под порывами ветра, в монотонном грохоте небольшого водопада, а однажды – со страхом – даже в глухом реве оползня на дальнем склоне холма. Именно тогда, гневаясь на свой испуг, он набрался храбрости и спросил Тапиау, почему тот не выберет себе определенную форму для выражения своей сущности, если на это способны меньшие Силы, нарушающие границы его владений.
Ответ пришел из мелодичного журчания воды на отмели у берега ручья.
Меньшие Силы могут делать это без труда. Смог бы ты собрать этот ручей в свое каменное корыто или перелить глубокий омут в свою кружку? Ты уловил бы столько, сколько может вместить твой сосуд. То же самое и с Силами высшего порядка.
– Но я слышал, что некоторые из них иногда могут это делать. Например, тот, кого называют Вороном…
Поистине так. Такие, как мы, могут принимать человеческий облик или любой другой, по нашему желанию. Но когда мы делаем это, то становимся лишь малой гранью самих себя. Чем больше наше величие, тем труднее нам это дается; обладание телом становится тяжким бременем, а дух, обитающий в нем, меньше похож на нас самих. Конечно, он – или она, ибо пол распространяется за пределы телесной оболочки – превосходит любого обычного человека, но стоит гораздо ниже самой Силы. Плоть гнетет нас, как оковы. Наша мудрость и знания так велики, что мы не можем в полной мере обладать ими, пока не вернем свою истинную форму. Хуже того, мы попадаем под власть странных плотских желаний и часто справляемся с ними хуже, чем те, кто был рожден во плоти. Многие становятся слишком похожими на людей, капризными и своенравными; они выбирают окольные пути для достижения своих целей или даже предаются противоестественным удовольствиям и злобным проделкам. Я не стану ронять свое достоинство подобным образом. Кроме того, я не собираюсь становиться столь уязвимым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Живут? – очень тихо отозвался Элоф. – По сей день? Чего могли бы достигнуть эти люди во внешнем мире, если бы им не помешали достигнуть запада? Твой предок, сын короля Керина, не остался бы без поддержки. Корентин и Эша могли бы посадить его на трон, как намеревался Керин; они предотвратили бы междоусобную вражду между севером и югом, так ослабившую наш народ. Но что вышло взамен? Эти люди просто выжили, и все. Да, они живут, но какой жизнью? Тени при дворе теней – отчужденные, бесплодные, бессильные помочь или причинить вред. Да, Корентин добр и благороден; он не мог быть другим и все еще остается собой. Но что еще отняли у него прошедшие столетия? Где тот отчаянный принц, которым он некогда был, где могучий воин, бросивший вызов Льду? А Светан, навсегда простившийся со своими любимыми морями, – какой смысл теперь имеет его жизнь? И леди Терис: разве она осталась такой же, какой была когда-то?
Взгляд Керморвана стал жестким и холодным, но он промолчал.
– А что ты можешь сказать о себе? – продолжал Элоф. – Чем ты занимался с тех пор, как попал сюда? Какие планы ты составил, чтобы призвать сюда свой народ, тех, кто зависит от тебя, пусть даже и не знает об этом? Когда в Кербрайн отправятся вести от тебя?
Керморван нахмурился.
– Я не могу действовать поспешно! Неужели ты думаешь, что мы с Корентином долго и тщательно не обсуждали эту тему? Сначала нужно подготовить лесной чертог, чтобы принять множество людей, которые будут приходить сюда постепенно, мало-помалу, как советует Тапиау. Для такого великого замыла нам понадобится больше нескольких дней… или ты думаешь иначе?
– Несколько дней? – тихо спросил Элоф, ощутивший, как по его спине пробежала холодная дрожь. – Как ты думаешь, сколько времени мы уже находимся здесь? Пока Рок и другие были на охоте, для меня построили целую кузницу, и это произошло не за одну ночь!
Элоф увидел, как изумлены его спутники, особенно Керморван, и мысленно вернулся к тому вечеру, когда они впервые увидели дворец в лесу.
– Интересно, сколько времени прошло для Корентина? – задумчиво произнес он.
– Но Тапиау как раз говорил тебе об этом! – вмешался Рок. – Неудивительно, что его чувство времени немного притупилось, после стольких лет…
– Разве неудивительно, когда это, похоже, уже происходит с нами? – с беспокойством проворчала Иле. – Элоф, сколько времени мы отсутствовали? Мне показалось, что нас не было лишь два-три дня.
– На самом деле три недели, а может быть, даже четыре… откуда мне знать, если вы сами не знаете? На строительство кузницы ушло три недели.
Путники тревожно переглянулись, но Керморван отвел глаза.
– Возможно, наше чувство времени притупляется по мере того, как наши тела перестают стареть, – тихо сказала Иле. – Не знаю, понимает ли это Тапиау, ведь он вроде бы не принимает определенную форму – человеческую или любую другую. Но после этого как-то трудно доверять ему…
– Откуда мне знать? – внезапно взорвался Керморван. – Когда ты передал мне слова Тапиау, я поверил, что мы достигли цели своих поисков, что после всех ужасов нашего путешествия я открыл нечто более великое, чем мог надеяться, – прошлое, о возвращении которого я так мечтал!
– «Теперь пусть больше никого не обманут призраки, вернувшиеся из нашего прошлого!» – мрачно процитировал Элоф. – Чьи это слова?
Керморван ударил кулаком по раскрытой ладони.
– Но как я могу судить? Как добраться до истины в этой головоломке? Какая выгода для Тапиау в том, чтобы держать нас в силах, когда он мог одним движением смахнуть нас с лица земли или велеть своим существам, чтобы они растерзали нас в клочья? В этом нет смысла, Элоф! Мне нужны доказательства. И даже если он наш враг, как мы будем бороться с ним или спасаться от него. Можем ли мы поднять руку на одну из живых Сил или противопоставить ей свою волю?
Элоф заколебался, но в конце концов, поскольку все остальные хранили молчание, осмелился заговорить:
– Да, это будет нелегко. Но именно в этом я мог бы помочь тебе. Теперь, когда у меня есть кузница…
Он не поднял головы, но чувствовал, что все взоры устремлены на него.
– Ты готов выступить против Сил этого мира со своим кузнечным мастерством? – спросил Бьюр с сомнением и изумлением в голосе.
– Человек должен пользоваться тем, что он имеет! Я готов обратить свое искусство против Вершителей Судеб, если они будут угрожать тому… тем, кого я люблю!
Неистовое рвение, прозвучавшее в его собственных словах, поразило Элофа; даже не задумавшись над ними, он обнажил чувства, о существовании которых вряд ли подозревал. Он ощущал свой дар так остро, как никогда раньше – ревущее пламя кузнечного горна, жаждущее найти пищу и применение. Тогда он обуздал этот огонь своим разумом и сжал до игольно-острого ослепительного сияния – тонкого луча, направляемого силой духа.
– Но я и не помышлял об открытой битве, – продолжал он. – На нас воздействуют скрытно, и лучше всего будет отплатить той же монетой.
Элоф повернулся к Керморвану, который не ответил ему.
– Итак? Мне кажется, мы пришли сюда в недоброе время для тебя, когда ты усомнился в своем умении возглавлять людей и даже в решении предпринять этот поход. Возможно, Лес уже начал испытывать на тебе свою силу, как испытывал ее на мне. Но я остался прежним, и ты все еще наш предводитель. Ты просишь доказательства; я постараюсь найти его, хотя попытка может быть опасной. Настолько опасной, что, если ты пожелаешь, я могу отказаться от нее. Каким будет твой выбор?
Керморван выпрямился и некоторое время молча смотрел на лесные просторы. Но в следующее мгновение он заговорил, и его голос был ясным и спокойным.
– Ты можешь поступать по своему усмотрению.
Путники спустились с гор, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков, нагруженных рудами и другими камнями, которые они с радостью оставили в кузнице Элофа по пути к лесному чертогу. Но Иле задержалась, а Рок сразу же начал деловито прибираться в кузнице, как много раз делал раньше. Элоф посмотрел на него.
– Тебе не нужно принимать в этом участие, если ты не хочешь. И тебе тоже, Иле.
Иле хмыкнула и прислонилась к столу. Румяное лицо Рока перекосилось в кривой ухмылке.
– Не только ты умеешь держать в руках молот! Наши руки тоже стосковались по работе. Тебе понадобятся добрые помощники, хотя бы для того, чтобы время от времени стучать тебе по затылку, чтобы ты спустился с небес на землю. Верно, леди?
Элоф посмотрел на них обоих и улыбнулся. Тяжкий груз забот как будто упал с его плеч, и темное облако, омрачавшее его душу, внезапно рассеялось. Он обвил рукой широкие плечи Иле и взъерошил густые волосы Рока, упавшие ему на глаза.
– Упрямец! И все-таки я счастлив, что вы будете рядом со мной. Но сомневаюсь, что для такой работы понадобится много рук. Она будет медленной и тонкой.
– Да, и тайной, – тихо добавил Рок. – Тебя беспокоит, что у Леса повсюду есть глаза и уши. Мы можем как-нибудь отвлечь его…
– И разделить опасность со мной. Я тебя хорошо знаю, парень, но вряд ли это будет необходимо.
Он взял Гортауэр, благоразумно оставленный снаружи, и показал им, как уменьшается тень от меча.
– Тапиау сказал, что от его талисмана будет мало пользы в холодных каменных постройках людей, и действительно: на стенах Кербрайна чары рассеялись. Так он сам раскрыл мне пределы своей силы! Думаю, поэтому Лис Арвален был достроен в дереве, а не в камне, куда его мысль не может проникнуть. И разумеется, Лес должен опасаться открытого огня, как и обитатели замка. Поэтому я под вполне благовидным предлогом создал такое место, на которое не распространяется его власть, темное пятно в глубинах его разума.
Элоф с чувством мрачного удовлетворения обвел взглядом голые каменные стены своего нового дома.
– Здесь, в Лесу, я построил себе кузницу, но он не может войти в нее.
– Ого! – восхитился Рок. – Значит, ты уже обратил свое мастерство против одной из Сил?
– И победил! – тихо добавила Иле. Ее глаза сияли.
– Только на первом этапе, – предупредил Элоф. – Не думаю, что Тапиау уже догадался, ведь до сих пор я проводил здесь мало времени. Но когда я начну свой труд, он узнает, рано или поздно. Едва ли он станет что-то предпринимать против нас: пока что ему больше хочется склонить меня на свою сторону. Но он не будет вечно сдерживать свою мощь, поэтому в моем распоряжении есть лишь одна попытка. А я еще точно не знаю, какую вещь собираюсь изготовить.
Рок ошеломленно уставился на него.
– Вообще не имеешь представления?
– Этого я не говорил. Я знаю, что мне нужно, и знаю, как трудно будет достигнуть этого – труднее, чем сделать меч, убивающий на расстоянии. Ибо для этого понадобится не принуждение, а сила, освобождающая от оков…
– Я начинаю понимать, – прошептала Иле. – Но сколько труда и времени понадобится, чтобы создать такое! Ты можешь снова попробовать послойную сварку или легирование, но одно может оказаться слишком грубым, а другое – слишком тонким. Тебе придется пробовать снова и снова, пока ты не найдешь равновесия… Элоф, здесь нужно иметь великое мастерство и огромные знания.
– Знаю, – отозвался Элоф, стараясь скрыть дрожь отчаяния в голосе. – Но где я найду здесь новые знания? И все-таки я должен попробовать.
– В прошлом ты часто изумлял самого себя, не говоря уже обо мне, – заметил Рок, невозмутимо жевавший стебелек травы. – Когда тебе понадобится наша помощь, мы будем рядом. У тебя в очаге горит огонь, на столе есть хлеб и мясо, твои книги и инструменты под рукой. А нам, пожалуй, пора вернуться в замок.
Иле кивнула, немного печально, как показалось Элофу.
– Ближе к ночи мы вернемся – хотя бы посмотреть, не спишь ли ты. Я тебя знаю, Элоф!
Элоф улыбнулся, наблюдая, как они уходят по травянистой тропе между деревьями. Здесь, в этой грубо сработанной хижине, он почему-то снова почувствовал себя свободным. Лишь после того как на землю опустились длинные тени, а птицы завели свои вечерние песни, он оторвался от чтения и внезапно понял, в чем дело. Перед его мысленным взором возникли камыши, шелестевшие на ветру, и длинные полосы утреннего тумана. Это место очень напоминало старую кузницу на болотах, где он искал и нашел исцеление, а потом обрел свое имя. Элоф глубоко вздохнул; воспоминания вернулись к нему и снова были живыми и яркими.
Он отложил книгу. Иле и Року не нужно заходить к нему в эту ночь, как и в любую другую. Спешка и беспокойство могут привести к тому, что он упустит нечто очень важное. Поэтому каждый вечер перед наступлением темноты Элоф отправлялся на лесную прогулку вдоль берега ручья. В летописи сказано, что во время таких прогулок ему часто доводилось беседовать с Тапиау.
Сначала он нервничал, когда слышал этот голос, говоривший многими голосами, и как будто знал о его опасениях. Но Лес все еще хотел склонить его на свою сторону; Элоф разговаривал с ним и задавал вопросы так же свободно, как раньше, и узнал много чудесных вещей. Когда лето начало клониться к осени, он слышал голос в шелесте сосновых крон под порывами ветра, в монотонном грохоте небольшого водопада, а однажды – со страхом – даже в глухом реве оползня на дальнем склоне холма. Именно тогда, гневаясь на свой испуг, он набрался храбрости и спросил Тапиау, почему тот не выберет себе определенную форму для выражения своей сущности, если на это способны меньшие Силы, нарушающие границы его владений.
Ответ пришел из мелодичного журчания воды на отмели у берега ручья.
Меньшие Силы могут делать это без труда. Смог бы ты собрать этот ручей в свое каменное корыто или перелить глубокий омут в свою кружку? Ты уловил бы столько, сколько может вместить твой сосуд. То же самое и с Силами высшего порядка.
– Но я слышал, что некоторые из них иногда могут это делать. Например, тот, кого называют Вороном…
Поистине так. Такие, как мы, могут принимать человеческий облик или любой другой, по нашему желанию. Но когда мы делаем это, то становимся лишь малой гранью самих себя. Чем больше наше величие, тем труднее нам это дается; обладание телом становится тяжким бременем, а дух, обитающий в нем, меньше похож на нас самих. Конечно, он – или она, ибо пол распространяется за пределы телесной оболочки – превосходит любого обычного человека, но стоит гораздо ниже самой Силы. Плоть гнетет нас, как оковы. Наша мудрость и знания так велики, что мы не можем в полной мере обладать ими, пока не вернем свою истинную форму. Хуже того, мы попадаем под власть странных плотских желаний и часто справляемся с ними хуже, чем те, кто был рожден во плоти. Многие становятся слишком похожими на людей, капризными и своенравными; они выбирают окольные пути для достижения своих целей или даже предаются противоестественным удовольствиям и злобным проделкам. Я не стану ронять свое достоинство подобным образом. Кроме того, я не собираюсь становиться столь уязвимым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65