– Значит, ты не можешь открыть его?
– Силой здесь ничего не добьешься, – сердито сказал Элоф. – Но дайте подумать…
– Должно быть, это и впрямь мощная сила, раз она сумела противостоять его дару, – услышал он шепот Иле у себя за спиной. – Если бы только он мог склонить ее к подчинению…
Элоф обшаривал закоулки своих знаний со все возрастающим нетерпением. Как замок должен был признавать власть и право человека, отпирающего дверь? По ключу, изготовленному с таким же свойством? Но ключи теряются с течением времени, а этот заговор был поставлен очень надолго, если не навечно. Не потому ли замок был умышленно сделан простым? Тогда можно было без труда изготавливать новые ключи, предназначенные только для людей, облеченных высшей властью. Таким образом можно изготовить любое количество замков. Большинству людей необходим внешний символ власти, наделенный повелительными качествами с помощью кузнечного мастерства, но кузнец может добиться того же словами, если дни будут правильными…
Или наделенными силой. Надменный тон заговора, пронизывающая вспышка боли в сочетании с презрительными словами – все это порождало в нем раздражение, перераставшее в гнев. Керморван велел ему открыть эту дверь, а кто, как не Керморван, теперь является повелителем руин Морвана? Вызов, брошенный древней силой, больно ударил по самолюбию Элофа, и теперь он искал достойный ответ. Он должен создать контрапункт к этой властной мелодии, сложить фразы, которые бы так же подходили к словам заговора, как изогнутая проволока к выступам и выемкам замка. С этой мыслью его намерение обрело ритм и превратилось во властное песнопение, не менее суровое, чем то, которое он слышал. Элоф прижался лбом к холодному камню и забормотал слова, почти физически ощущая, как тяжко они падают на наковальню древней защиты, подобно молоту Илмаринена на барельефе.
Разумом, что песню понимает,
И искусством, что во мне пылает,
Силою, что я ко злу склонил,
Злом, что я потом искоренил,
Мастерством, что я уже снискал,
Знанием, что долго я искал,
Мужеством стремленья моего,
Твердостью решенья моего
Я тебя отныне заклинаю:
Это право ты за мной признаешь.
Ты, созданье древней силы,
Мастера послушай слово –
Пред творцом склонись, творенье!
Образ, воле повинуйся!
По веленью Керморвана
Говорю тебе: откройся!
С последними словами Элоф крепко стиснул проволоку и повернул ее, на этот раз со всей силой, не обращая внимание на боль, прострелившую обе руки до плеча. Потом, с поразившей его внезапностью, боль исчезла; ключ медленно и бесшумно повернулся в замке, а затвор плавно выскользнул из гнезда, где пролежал более тысячи лет. Элоф глубоко вздохнул и опустился на колени, все еще сжимая переплетенные концы проволоки. Плита скрипнула и немного отошла от стены под собственным весом, потом остановилась.
– Отличная работа, мастер-кузнец! – восхищенно произнес Керморван, пока Рок помогал Элофу подняться на ноги. – Теперь отдохни; после того как твое искусство справилось с замком, сила довершит остальное!
Он запустил длинные пальцы в дверной проем, уперся ногой в стену и потянул. Медленно, очень медленно тяжелая дверь поддалась и приоткрылась на ширину руки, слабо поскрипывая на петлях. Иле взялась за дверь снизу и добавила свою нечеловеческую силу к его усилиям. На ее руках выступили узлы и бугры мышц, очерчивавших форму массивных костей внутри. Плита еще немного отошла от стены, и на открывшемся торце блеснул замковый металл – ромбовидная пластинка из потускневшей бронзы. На ней были начертаны разные символы, но внимание Элофа сразу же привлекла печать на квадратной головке засова. Его охватило внезапное беспокойство. Такой сильный заговор на таком простом замке… Он уже видел эти символы, этот узор на другой бронзе. Рука Элофа метнулась к заплечному мешку, где лежал обернутый в кожу скипетр, и он наконец понял, что за странный изогнутый предмет ковал Илмаринен на барельефе с внешней стороны двери. Резная дверь символизировала королевские полномочия и силу, заключенную в этих символах, поэтому он неправильно истолковал вызов, содержавшийся в словах заговора. То было не высокомерие, но твердое веление высочайшей власти.
– Постой, Керморван! – воскликнул он. – Это не простое убежище…
Но было уже слишком поздно: под напором сильных рук дверь распахнулась наружу. Тяжелая каменная плита набрала собственный момент движения, так что Иле пришлось отпрыгнуть в сторону, пока Керморван старался удержать дверь, чтобы ее не сорвало с петель. Пламя факелов заколебалось, и из открытого дверного проема поползла тьма. Легкое дуновение воздуха принесло с собой странную смесь запахов, невиданную для этих холодных коридоров: тяжелый, почти гнетущий привкус пыли и плесени, смешанный с тонкими, пряными ароматами благовонных смол и бальзамов. Таким мог бы быть аромат самой древности, безвозвратно минувших лет и забытых деяний.
Керморван отпустил дверь, взял в руки оплывшие факелы и, держа их высоко над головой, переступил через низкий порог. Факелы разгорелись неожиданно ярким и ровным пламенем, разогнавшим темноту и высветившим очертания какого-то просторного и длинного чертога. Какой-то момент высокая фигура Керморвана мешала им видеть, что творится внутри, но потом воин вдруг рухнул на колени, словно пораженный молнией. Его плащ развевался за спиной, факелы в руках опустились, и по стенам заскользили длинные тени, чередующиеся с красноватыми отблесками. То были странные тени от высоких плит и каменных пьедесталов, выстроенных рядами вдоль стен, и от неподвижных фигур, покоившихся на постаментах.
– Что тебя гнетет, Керморван? – прошептал Элоф, не осмеливаясь говорить в полный голос.
Керморван не ответил и не подал никаких признаков, что слышал обращенные к нему слова.
– В чем дело? – настаивал Элоф, чья тревога нарастала с каждым мгновением. – Что это за место?
Тем, кто не так хорошо знал Керморвана, его лицо могло бы показаться лишенным всякого выражения, словно изображение, выгравированное на камне и раскрашенное под человека. И кто мог сказать, в какие невообразимые дали или глубины был устремлен неподвижный взор его серых глаз? Однако его друзья, каждый из которых был хорошо знаком с Керморваном на свой манер, видели игру чувств на его лице, подобную теням от облаков, проплывающих над холмом, следам дыхания на стекле или волнам жара на поверхности раскаленного железа.
Губы Керморвана с усилием шевельнулись, но он обращался не к своим спутникам.
– Те, чем мы были… – прошептал он и покачал головой, словно не веря собственным глазам.
Рок, услышавший эти слова, быстро огляделся по сторонам.
– Не может быть! – выпалил он. – Мы же не…
Он закусил губу. К большому удивлению Элофа, его обычно невозмутимый друг выглядел так, словно был готов повернуться и бежать прочь отсюда.
Керморван тихо повторил свои слова:
Все, чем мы были, прейдет,
Новой травой порастет.
В землю уходят холмы,
Станем землею и мы.
Скипетр и корона, высокие троны,
Власть и суд обретут покой,
И, подобно меньшим средь малых,
Мы наконец придем домой.
– Иле и Элоф, вы не могли этого знать, – очень серьезно сказал он. – Это зачин древней поэмы, которая называется Арэль Арлайн. Теперь немногие в Брайхейне знают ее, но первая строка вошла в поговорку.
Тревога в душе Элофа сменилась цепенящим осознанием.
– Но в переводе со старинного южного наречия Арэль Арлайн означает…
– Да, история правителей, или перечень королей. Именно так. Можно сказать, что вы сейчас стоите среди этой истории, среди ее некогда живых героев. Мы забрели в усыпальницы древнего Дома Королей и благодаря твоему мастерству проникли в место, называемое Доргаэль Арланнен, великий погребальный чертог королей царства Морван и величайшую святыню этой земли. Они лежат повсюду вокруг нас.
Элофу вдруг захотелось, чтобы холодный камень расступился и поглотил его. В своей спешке – старой, безжалостной и неумолимой спешке – он рассматривал прочный барьер лишь как преграду, которую нужно разрушить без размышлений и какого-либо уважения. Так эквешский пират мог бы разбить драгоценную хрустальную шкатулку, чтобы добраться до золота внутри. Короли. Морвана! Далекие предки династической линии самого Керморвана, его прародители, которых он безмерно чтил… вроде Корентина. Элоф подумал о приговоре, который был наложен на него древним лордом, об открытой чести и скрытом позоре. Разве теперь он не заслужил этот приговор вдвойне?
– Элоф Валантор… – промолвил Керморван, и Элофа передернуло при звуках этого имени. Голос воина был приглушенным, но в нем слышалась та же спокойная и холодная сила, которую кузнец впервые испытал среди дьюргаров и с тех пор никогда не забывал. – Ты, как никто другой, заслуживаешь этот титул. Благодаря искусству твоих рук ты завершил целую эпоху, долгую эру разделения и расставания, которого не должно было случиться. Издревле существовал обычай, что каждый принц королевской крови должен посетить это место, прежде чем взойти на престол, чтобы почтить своих предков, посоветоваться с ними, поразмыслить о том, какой конец его ожидает, и тем достойнее пользоваться своей властью. А поскольку сын короля Керина был отослан на восток в слишком юном возрасте и не успел прийти сюда, его враги воспользовались этим, как предлогом, чтобы отрешить его от трона и не признавать законными королями всех его наследников. Теперь им предстоит горько пожалеть об этом! Они придали такое большое значение старинному обычаю, что вскоре он обернется против них. Мой друг, ты оказал мне более великую честь, чем я заслуживаю!
Керморван посмотрел на своих друзей, увидел изумленное выражение на лице Элофа и улыбнулся.
– Ты опасался чего-то иного? Почему? Ведь ты разрушил чары, наложенные на замок, по моей просьбе; что бы ни случилось теперь, ответственность лежит на мне. Но я ни о чем не жалею! Посмотрите вокруг, друзья, подивитесь и разделите мою радость! Здесь покоятся останки королей Морвана начиная с первого основателя этого царства на тогда еще неведомых берегах Бресайхала, более четырех тысяч лет назад!
Тени внезапно придвинулись ближе; факелы чадили и угасали в руках Керморвана, но он не обращал на них внимания. Глубокое благоговение овладело всеми во время его речи, объединив Рока, Элофа и даже Иле, для которой царства людей были непрочными и преходящими. Элоф переводил взгляд с одного саркофага на другой, глядя на фигуры, облаченные в потускневшие доспехи, и на истлевшие остатки богатых одежд, превратившихся в паутину и скрепленных лишь пылью да нитями золотого и серебряного шитья – наглядное предостережение для любого честолюбивого принца, но также предмет гордости и глубокого почтения. Элоф мимолетно подумал, что он сам мог бы позавидовать такой родословной, но, по правде говоря, это чувство было ему чуждо. Его мало заботили мысли о своих предках или происхождении, ведь на свете было так много других вещей, которые он жаждал узнать. Однако он догадывался, какое значение имеют для Керморвана и Рока эти ряды неподвижных фигур, уходящих в сумрачные глубины склепа. Их безмолвное величие олицетворяло все, ради чего они жили: тяжкое бремя лет, основание и строительство могучего царства людей, долгое процветание и последняя безнадежная оборона в схватке с неуязвимым и неутомимым противником, а между этими великими событиями – основанием и строительством, войной и миром – мириады человеческих жизней, которыми они правили и которым верно служили. Они до сих пор продолжали свое служение, будучи немыми свидетелями мощи своего царства, когда все остальные его следы давно изгладились с лица земли.
Когда наступила почти полная темнота, чары рассеялись. Недовольно хмыкнув, Иле взяла факелы из рук Керморвана и помахала ими в воздухе, чтобы разжечь пламя.
– Что же, все они лежат здесь? – поинтересовалась она.. – Разве нет таких, кто умер вдали от дома или на море?
– Таких было немного, – ответил Керморван и с видимым усилием поднялся, распрямив затекшие ноги. – И мы всегда стремились доставить их тела обратно. Есть несколько статуй, погребенных с доспехами или оружием пропавших без вести. Видите эти арки и ниши вдоль главного свода? Когда-то там были стены, но Доргаэль Арланнен многократно расширялся и перестраивался. В конце концов количество саркофагов было доведено до двухсот, а всего здесь покоятся сто шестьдесят четыре короля.
Иле вдруг хихикнула.
– Раз уж здесь столько свободного места, то, наверное, тебе не понравится, что некоторые из них лежат на холодном полу!
– Что? – воскликнул Керморван и выхватил факел у нее из рук. – Если какой-то враг осквернил это место…
Когда он устремился вперед, Элоф увидел то, о чем говорила Иле, наделенная более острым зрением в темноте. В дальнем конце усыпальницы по обе стороны от последней арки лежали две фигуры, издалека напоминавшие детский рисунок палочкой на пыльном полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65