— Вот загадка! Как думаешь, Грегори, может вонь быть свежей или свежесть — вонючей?
— Это сказал Шекспир, — поморщился Грегори. — Нет, тут дело не в перепелах. Может, просто яблоко загнило под деревом?
Джеффри тряхнул кудлатой головой.
— Раз гниет, значит, не может быть свежим, даже если не было сорвано. — Он покосился на Алена. — Не предполагал, что ты знаешь ответ.
— Ответ? Мой? — Ален усмехнулся. — Я и вопроса не понял!
Так, дружески беседуя, и поддевая друг друга на тему возможных решений парадокса, они проехали все утро. Вскоре обнаружилось, что они выехали на очередной склон холма, так что их ничуть не удивило, когда растительность стала попадаться все более низкорослая, пока не исчезла совсем, и пышные вспаханные поля сменились бескрайней пустошью, поросшей одним вереском и папоротником.
Грегори глубоко вздохнул, поднимая лицо к солнцу и набирая полные легкие.
— Сколько пространства, какое небо! Не понимаю, как леса и поля можно свести воедино!
— Раз ты такой любитель пространств, братец, то зачем выстроил башню посреди лесов, а не здесь, на торфяниках? — спросил Джеффри.
— Сам прекрасно знаешь — я построил ее на месте силы. И потом, — Грегори усмехнулся, — не хотел бы я постоянно обитать среди такого простора земли и неба.
Ален кивнул:
— Слишком одиноко, здесь чувствуешь себя пустынником.
— Временами это очень полезно, — заметил Грегори.
Джеффри кивнул:
— Любая перемена отрадна. Всем время от времени стоит проветриваться в такой вот обстановке: лес менять на пустыню, а пустыню на морской пейзаж.
И они пустились дальше в путь по предгорью, внимательно изучая все, что попадалось им, поскольку еще никто из них не проводил так много времени на торфяниках. Наконец они вышли к ручью, и тут Джеффри предложил:
— Наполним наши меха.
— Давайте, — согласился Ален. — Кто знает, когда в следующий раз попадется вода, тем более в этих засушливых краях?
— Откуда ей взяться на торфяниках? — Грегори тоже спешился и направился за Джеффри: брат уже выдернул пробку и опустился на колени, запуская мех в воду. Но прежде чем он успел заполниться, Ален схватил его за плечо:
— Тш-ш! Оглянись — только медленно и незаметно.
Джеффри, беззаботно посвистывая, вытащил мех из воды, вставил пробку. На секунду подняв рассеянный взгляд над ручьем, он увидел прямо перед собой чужие глаза. Какой-то кургузый, большеголовый человек, в чулках и закопченном камзоле дымного цвета.
— Чего уставился? — прорычал незнакомец.
Было отчего уставиться. Его рост определялся с трудом, поскольку он сидел, поджав ноги, но, судя по длине рук, ноги у него тоже были короткими. Широкие плечи — даже слишком широкие, как будто он позаимствовал их с другого богатырского тела, хотя огромная голова, наверное, заслуживала таких плеч. Лицо у него было такого цвета, словно он всю жизнь просидел у костра и при этом не мылся и не брился, сохраняя этот «загар». Усы и борода смолистого цвета, такого же, как и всклокоченные волосы. Рот у незнакомца был широк, нос велик, а глаза большие и сияющие, будто блюдца с молоком, дочиста вылизанные котятами, сверкали, как у разгневанного быка.
— Могу спросить то же самое, — ухмыльнулся Джеффри. — Ты же первый на меня вылупился.
— Еще бы я не вылупился на каких-то обормотов, что расхаживают по моим землям! — закипая от ярости, произнес незнакомец. — Ничего себе… Где учтивость?
Где милосердие! Слоняются тут по моим торфяникам, мнут мой папоротник копытами своих обутых в железо зверей! Совсем совесть потеряли — еще и меня вынуждают вступать в перебранку!
— Похоже, браниться ты любишь и так, — заверил Джеффри, но увидев, как мрачнеет при этом лицо незнакомца, поспешно добавил:
— Птицу вспугнула лиса, а вовсе не я. И потом — кто вообще сказал, что дичь принадлежит тебе?
— Все, что на торфяниках — мое, — заявил незнакомец, — так же как и я принадлежу им, они принадлежат мне! Я вырос здесь, и все это навсегда мое! Вы хоть понимаете, что такое родина, губители природы?
Я Бурый с Торфяников, и меня здесь каждый знает! Где торфяник — там и я. И как вы смеете топтать меня холодным железом и бросать в мою лису свинцовым шаром?
— Но я не трогал твою лисицу, — заметил Джеффри, — и на тебя руки не поднимал.
Он едва удержался от слова «пока», понимая, что для этого раздражительного брюзги вполне будет достаточно этого слова — и драка неминуема.
Но тому хватило и сказанного:
— Ах, так ты за этим сюда пришел? Хочешь потягаться со мной? — взревел незнакомец. — Ненасытный убийца!
— Временами приходится разжиться куском мяса, — Джеффри не обратил внимания на отчаянные знаки брата. — Да и ты, судя по виду, куроцап еще тот.
— Я? Кто-о?
— Куроцап, — спокойно повторил Джеффри, — а корчишь из себя охранника природы. Знаем мы таких охранников — почище любого браконьера. Главное — что они при этом изображают из себя сторожей, никого другого не подпуская. Ну, естественно — воровать должен не каждый, а не то все растащат.
— Ну, довольно!
Бурый человек вскочил на ноги.
— Лжец! — воскликнул он, выставив палец на Джеффри. — Он лжец! Все слышали? Я могу повторить.
В полный рост он на самом деле оказался коротышкой, коренастым и почти квадратным. Торс длиннее конечностей, украшенный изрядной величины пузом, говорил, о том, что хозяин и в самом деле не прочь перекусить. Вид у этого пузана был жалким и уморительным одновременно. Ручки были точно спички, лишенные всякой мускулатуры — в сравнении с ним Джеффри казался настоящим богатырем.
— Это клевета! — разошелся Бурый. — Я питаюсь одной черникой, орехами да яблоками, — бушевал он.
— Это ты на чернике такое пузо наел? — поинтересовался Джеффри с ехидцей.
— У меня такая конституция и это никого не касается.
— Конституция! Сказал бы я другое слово…
— Быки тоже отъедают себе огромное брюхо травой…
— Быки постоянно что-то жуют, весь день, не переставая, — продолжал насмехаться Джеффри. — Ты что, ни о чем другом не можешь подумать, кроме еды?
— Да уж конечно, Джеффри, если человек говорит тебе, что питается одним фуражом, значит, так оно и есть, — нервозно заметил Ален.
Он опасался, как бы эта склока не переросла в настоящую ссору — и тогда добра не жди. В незнакомых местах лучше не настраивать против себя постоянных обитателей.
Джеффри неожиданно обернулся к нему:
— Ну да, уж ты-то, конечно, ничуть не боишься этого парня!
— Да уж конечно, не боюсь, — передразнил Ален. — Но я понимаю, что он имеет в виду, когда говорит, что он от этой земли — и эта земля от него.
Джеффри замер перед ним, напряженно морща лоб, и тут заговорил Грегори. Его низкий бархатистый голос странно прозвучал в наступившей тишине:
— И, таким образом, законный король. Его предки жили на этих землях, и земля проникла в его кровь.
— Но не мхи.
Джеффри обернулся снова к Бурому.
— Понятно теперь, из чего ты сделан — из этой самой земли. Не удивительно, что тебя все время томит голод и жажда!
— А еще томят грабители и разбойники, — присовокупил Бурый. — Меня они утомляют не меньше, скитаясь по моим землям — Ну что касается разбоя и грабежа, ты нам сто очков вперед дашь, — заметил Джеффри, не сводя глаз с выдающегося брюха собеседника.
Бурый взревел:
— Попробовал бы ты оскорбить меня, когда бы стоял по эту сторону реки!
Насмешка тут же пропала с лица Джеффри. Он ступил в воду, переходя реку вброд и двинулся к противоположному берегу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Берегись! — Ален схватил его за плечо и тут же выпустил его, ловко уклоняясь от пошедшей назад руки — могучей, точно крыло ветряной лестницы, остановить которую было невозможно. Однако принц снова поймал руку Джеффри на излете и сказал:
— Даже если он и жует весь день — тебе-то что до этого?
— Я не называл его лжецом, — ровным голосом отвечал Джеффри, — и, поскольку люди не могут жевать день напролет травяную жвачку, то и он не может питаться одним салатом.
— Пойдем со мной и посмотришь, — оскалился Бурый человек. — Если у тебя хватит отваги перейти ручей — увидим, чем питаешься ты!
Джеффри рассекал ногами воду.
— Нет, брат, остановись! — схватил его сзади Грегори, и, прежде чем Джеффри успел обернуться, торопливо добавил:
— Ты учил меня, еще мальчишкой, что глупость человека состоит в том, чтобы принимать брошенный вызов. Пусть его, братец, пусть!
— Тогда речь шла о детских проказах, — ответил Джеффри напряженным голосом, говорившим о том, что обида кипит в его сердце, — а не об оскорблениях, которые нанесены взрослому человеку.
— Вот он и размахивает перед тобой красной тряпкой, как перед быком. Вспомни, что ты в первую очередь рыцарь — и бьешься только с достойными!
— Не подобает рыцарю вмешиваться в уличную потасовку, — поддержал Ален на правах старшего.
— Как легко рыцарю оправдать свою трусость, — захихикал Бурый, — Ну, переступи ручей, если у тебя хватит духу и достанет силенок!
Джеффри замер с ногой, занесенной над водой, точно аист. Он прищурился на Бурого.
— Тот, кто осмелился упрекнуть меня в трусости, зашел слишком далеко. Такой болтун возбуждает подозрения. Ты, наверное, просто меня провоцируешь.
Грегори облегченно вздохнул, затем нахмурился, когда его посетила внезапная мысль.
— Ты сказал, что не называл его лжецом — но я бы как раз это сделал, ведь ближайший сад под надежной охраной. Так что его слова насчет яблочной диеты сомнительны.
— В чем дело? — рассвирепел Бурый, услышав это. — Кто еще покусился на мои рощи?
— А что. Вполне может быть! — загоготал Джеффри. — Похоже, эти земли в последнее время заселили призраки, разобрав их по частям и оставив с носом прежних хозяев!
— Только я здесь хозяин!
— Над торфяниками, — заметил Ален, — но сад, о котором мы говорим, расположен у самого леса, за ячменными и пшеничными полями.
Бурый замолк, скрипнув зубами и закипая от праведного гнева.
— Это земли фермеров, — сказал Джеффри, — и к тебе они не имеют никакого отношения.
— Не надо говорить ему этого, братец, — сказал Грегори. — Пусть он сходит туда и сразится с Яблочником, который охраняет сады.
— Яблочник? — внезапно просиял Бурый. — Так я слыхал о нем раньше.
— Достаточно, полагаю, чтобы объявить его своим врагом? — поинтересовался Грегори совершенно невинным голосом.
— Какое там — да он мой лучший союзник! Дураком же я был бы, вступив с ним в потасовку. Мир деревьев и кустов только потерял бы одного стражника.
Бурый с невольным уважением оглядел Джеффри.
Видно было, с каким трудом даются ему такие слова:
— Видно, твой брат — мудрый человек. В отличие от тебя, оболтуса.
— Еще одна любезность, — откликнулся Джеффри.
— Схожу поприветствовать Яблочника и предложу вереск в обмен на яблоки, — решил Бурый. — Никаких ссор между нами быть не должно. Как бы то ни было — я вам обязан — за то, что узнал о Яблочнике.
Джеффри заметил, что этот ворчун и брюзга даже не подумал извиниться за свое поведение.
— Кстати, как насчет обещания не охотиться в этих местах, пока мы не покинем торфяников? Раз ты нам обязан…
— Знай, благородный рыцарь, — оборвал его Бурый. — Если бы ты перешел этот поток, мои вороны глодали бы твои кости, а я бы потом истер их в пыль, чтобы удобрить торфяники!
— Если бы у тебя хватило сил, — ответил Джеффри с хорошо знакомой спутникам волчьей усмешкой.
— А ведь могло хватить, — подал голос Грегори за его спиной.
— Знай, что на моей стороне вся сила здешних мест, — спокойно поведал ему Бурый, — жизненная сила тысяч акров папоротника и вереска и всех существ, которые кормятся здесь и строят себе дома. Ты же не настолько силен, чтобы биться с землей и природой?
Джеффри насупился, не выходя из ручья — мышцы его раздувались под одеждой — однако он не отвечал.
— И, тем не менее, я не стану понапрасну проливать крови ни одного живого существа, даже если оно того заслуживает, — пророкотал голос Бурого. — Иди своей дорогой и больше не заходи в мои торфяники с пустыми мешками. Бери с собой дневное пропитание.
— Так я взял, — отвечал тут же Грегори, — вяленое мясо и галеты, и, хотя для меня свежее мясо предпочтительнее, я могу обойтись и без него.
— Мы должны воздержаться от охоты в этих угодьях, несмотря на то, что они так богаты всякой живностью, — вмешался Ален. — Скажите мне, добрый друг.
Сколько дней примерно займет у нас путь по вашим владениям?
— В самом деле, — присоединился Грегори. — Где эти торфяники кончаются?
— Устали уже небось плестись по ним, эге-ге? — оскалился Бурый. — Велики мои земли, бескрайни мои владения, богаты мои закрома. Ну так вот, хвастуны, вам предстоит еще идти и идти…
— Мы на лошадях, — нетерпеливо напомнил Грегори.
— Ну так ехать и ехать по длинной одинокой дороге. Солнце будет вставать по левую руку от вас, и еще два дня в том направлении вы будете пересекать мои владения. Затем вниз по длинному склону, который спускается к берегам ледяного озера — и когда вы увидите его воды, вы поймете, каким прелестным местом были торфяники, припомните мои слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38