Так что будь вы преступником, у меня бы здесь уже затрезвонило.
— Да, я один такой видел в действии, в Космическом Музее. Но если, допустим, у кого-то над мыслями абсолютный контроль?
— Таких не бывает. У машины моей такая мощность, что выявляются и считываются даже подсознательные участки. Давайте-ка покажу.
Грондэл потянулся за пультом (Карлсену вначале показалось, телевизионным), и направил его на верхний косяк двери, откуда доносилась музыка.
— Теперь сигнал такой мощный, что схитрить не получится ни у кого на свете. — И тут, не успел Карлсен слова сказать, как он приблизился к двери и громко (о ужас!) позвал: «Карло!».
Музыка прервалась. Через секунду-другую дверь отворилась; на пороге стоял тот самый молодой человек. Стоит улыбается безупречными зубами, дружелюбно так.
— Да, доктор?
— Шагните-ка вперед на пару шагов.
— Пожалуйста. — Пасколи вошел в комнату. Тут взгляд его упал на пульт, и он слегка поморщился.
— Включили свой аппарат? То-то я чувствую, просто зубы сводит.
Грондэл повернулся к Карлсену.
— Ну что? Это я доктору Карлсену демонстрирую, — объяснил он молодому человеку.
Пасколи перевел вежливую улыбку на Карлсена.
— Доктор Карлсен думает, я преступник? Ну что ж, укрывательство бесполезно.
— Нет. Я кое-что другое думаю… Вы — вампир.
Реакцию невозможно было предугадать. Пасколи невозмутимо, пожал плечами.
— А-а, вот вы о чем.
— Вы это отрицаете?
— К чему? А что в этом такого противозаконного?
Карлсена кольнуло внезапное подозрение. Он медленно повернулся к Грондэлу.
— Вы… знали!
— Безусловно.
Когда Грондэл улыбнулся, сопроводив улыбку утвердительным кивком, взгляд у него словно истаял, став пугающе прозрачным. Видя, как дрожащей алостью наливаются глаза, будто у выхваченной отсветом фар лисицы, Карлсен задохнулся, чувствуя захлопывающуюся западню. Словно глубокая яма разверзлась перед взором. Он инстинктивно подался назад и, получив подсечку от коварного подлокотника кресла, глухо в него шлепнулся.
— Извините, — спохватился Грондэл. — Я не думал, что вызову беспокойство. Это просто знак взаимного узнавания, вроде рукопожатия у масонов. Хайди! — позвал он, повернувшись. В дверях показалась высокая блондинка. — Это и есть доктор Карлсен, господин, про которого я рассказывал.
Карлсен попытался встать, но ноги сделались будто ватные, причем как-то по-странному.
— Вы знали обо мне?
— Знали, причем давно, — ответил Грондэл. — Прикидывали, сколько же времени пройдет, прежде, чем вы сами обо всем догадаетесь. Девушка, выйдя, остановилась перед Карлсеном с сочувственной улыбкой (зубы — просто заглядение).
— С вами все в порядке?
Карлсен оторопело кивнул. Девушка повернулась к отцу и укоризненно заметила:
— Ты взял у него энергию. Немного, но все равно взял.
— Я же не специально.
— Да уж, — было видно, что она не особо-то верит.
— Тогда почему не вернуть ее обратно? — предложил Грондэл.
— Ладно. — Ее пальцы шелковисто скользнули Карлсену по руке. — Встаньте-ка. — Она легонько потянула, и он послушно поднялся. — О-о, — девушка одобрительно окинула его рост. — Мне высокие мужчины нравятся.
— Спасибо, — Карлсен чувствовал у себя на лбу испарину.
Действительно, дочь права, жизненного поля поубавилось. Словно в живот кто саданул. Девушка, расстегнув Карлсену куртку, пронырнула ладонями ему подмышками и легонько прижала пальцы к его лопаткам. Затем, встав на цыпочки, припала губами к его рту.
Такой оборот не удивил, контакт с ее жизненным полем заранее дал знать, что именно это и произойдет.
Губы были полные, чувственные. Стоило ей слегка надавить пальцами, как он ощутил трепет блаженства, усилившийся вместе с тем, как она влажно провела ему по губам языком. Карлсен через плечо мелькнул взглядом на двоих мужчин, наблюдающих с каким-то странно отсутствующим выражением лица. По мере того как Хайди плотнее налегла ртом, он ненароком отметил, что она не пытается прижиматься низом живота. Но через секунду-другую ее левая рука добралась до его брюк и, расстегнув ширинку, аккуратно нащупала пенис. Любопытно, что при этом он не испытал никакого смущения — жест показался абсолютно несексуальным, будто взяли за руку или за мочку уха. Но вот снова оживились ее губы, и тогда проявилось различие. Из ее прохладной ладони заструилось слабое электрическое течение, устремляясь вверх через низ живота и бедра. Через несколько секунд ее рука держала уже литой стержень. До Карлсена вдруг дошло, что энергия в нем поднимается от поясницы и проходит через грудную клетку. Затем круг замыкается. Из ее левой руки энергия поступает в пенис, дальше проходит вверх через живот и грудь, ровным мреющим теплом клубясь в том месте, где сзади к спине приложена другая ее ладонь, затем через его губы передается к ней. Далее, похоже, энергия проходит через нее и опять поступает через левую ладонь. Недочет был единственно в том, что рука держали его стержень неподвижно — приятнее, если бы ласкала. Хайди, похоже, это почувствовала: приток энергии усилился, пока ощущение не назрело настолько, что желание шевелиться сошло на нет. Через секунду, когда ощущение стало уже нестерпимым, Хайди отодвинулась. Контакт прервался, одновременно перестало усиливаться и возбуждение, так что до извержения (это при людях-то!) дело не дошло.
— Ну как, легче? — поинтересовалась Хайди.
— Да. Намного.
— Лучше не кончать: энергия хоть и понемногу, но расходуется.
Карлсен, спохватившись, спрятал пенис и застегнулся. Слабости как не бывало. Тут Хайди неожиданно опустилась в освободившееся кресло.
— Теперь ты устала, — заметил отец.
— Есть немного.
— Она у меня щедрая, — улыбнулся Грондэл Карлсену.
Карлсен посмотрел сверху вниз на белокурые волосы, тугим хвостом собранные сзади на шее, и такая вдруг охватила нежность, стремление защитить.
— А она энергию не забирает? — спросил он.
— Конечно, как и мы все. Только ей нравится еще и отдавать.
Карлсен теперь замечал, что, как только опала эрекция, внутри словно закрыли кран: что-то перестало вытекать наружу. И вот (ощущение, будто наполняется емкость) энергия из низа живота приятно потекла вверх, проникая одновременно в бедра. Это совершенно не походило на энергию, которую он впитывал из Линды Мирелли. Та напоминала какой-нибудь тяжелый, питательный напиток. Эта была легче, и словно искрилась в венах. А ведь, действительно, похоже чем-то на шампанское. И возникало еще ощущение зелени, словно листва упруго дрожит на ветру.
Пасколи присел возле девушки на спинку кресла.
— Ну что, снова за Шопена?
Хайди сделала страдальческое лицо.
— Пожалуй, да, — она с надеждой подняла глаза на отца.
— Тебе еще заниматься и заниматься, — беспощадно подытожил тот.
— Ну ладно, — Хайди встала. — Только что-нибудь понежнее.
Она, не оглядываясь, вышла, оставив Карлсена в недоумении: не рассердилась, не обиделась ли?
— Как насчет кофе? — спросил Грондэл.
— Благодарю.
Грондэл, пройдя к серванту, коснулся сенсора кофейника; тот с готовностью выдал струйку пара. Из соседней комнаты лились звуки шопеновского этюда. Секунду спустя Грондэл подал Карлсену чашку, свою, прихватив с собой в кресло.
— Что ж, доктор, теперь вы знаете, каково быть внуком великого Олофа Карлсена.
Карлсен не ответил, пригубляя кофе.
— Хороший? — поинтересовался Грондэл.
— Отличный! — в этом любопытном состоянии повышенной энергетики кофе казался как никогда вкусным.
— Ваш философ Шопенгауэр, — заметил Грондэл, — сказал бы, что это иллюзия. А между тем вы сейчас пьете кофе таким, как он есть на самом деле.
Он откинулся в кресле, скрестив ноги, и продолжил:
— Вы, наверное, знаете, в чем у вас, людей, проблема? Вы недозаряжены энергией, все равно, что фирма с недостатком капитала. А потому никогда не ощущаете жизнь в том виде, в каком она действительное есть. Недозаряженный человек обитает как бы в полусне. Так что вы должны научиться повышать свой, заряд.
Карлсена не тянуло на философскую дискуссию — не из нетерпения — из-за ровно горящего чувства собственного физического присутствия. Энергия Хайди наполняла, подобно какой-нибудь сладкой эссенции с ее, женским, привкусом. Без малого так, будто часть его самого магически преобразовалась в Хайди Грондэл. Итог — ощущение, что ты здесь, всецело и безраздельно в данном моменте, и никаким просто мыслям не затмить этой физической наполненности.
— Я слышу, вы говорите: «Вы, люди», — заметил Карлсен. — А сами вы, получается, нет, что ли?
— Почему же, некоторые вполне да. Дочь у меня, например, родилась на Земле, так что может считаться здешней. А вот я — один из истинных Ниотх-Коргхай, тех, кого вы называете «космическими вампирами».
— Мне почему-то казалось, они непременно должны быть злые.
— Некоторые и были, но их уничтожили. Мы усвоили урок. С остальными людьми сосуществуем теперь мирно.
Взгляд, хотя и уставленный на Карлсена неподвижно, больше не был пронизывающим; единственным его стремлением было поддерживать связь.
— Мы забираем энергию, хотя и в малых количествах, так что никто не замечает. А те, у кого забираем регулярно, постепенно привыкают вырабатывать ее больше, и испытывают дискомфорт, стоит нам перестать.
— Как дойные коровы, — произнес Карлсен.
— Да, уместное сравнение. Коров нужно доить, иначе они чувствуют себя неуютно. Вреда от этого никакого.
— Как та девушка-японка, которую доит Карло?
Грондэл размеренно кивнул. На массивном лице — ни намека на то, что критика пришлась по адресу.
— Карло все нам об этом рассказал. Я не совсем его одобряю. Хотя он не из нашего числа.
— Разве? — ошарашенно переспросил Карлсен.
— Именно. Он человек, как и вы.
— Тогда… как же он стал вампиром?
— Он им уже был. Вам известно, что в Италии и на Корсике очень сильна традиция колдовства. Карло — потомок целого поколения ведьм.
— Не понимаю. Разве колдовство не чистой воды вымысел?
Грондэл досадливо покачал головой.
— Что вы, что вы. Ведьмы так же реальны, как и медиумы, между ними, фактически, много общего. И те и другие способны контактировать с бесплотными духами.
— Бесплотными духами??
— Я понимаю ваш скептицизм. И не буду пытаться переубеждать. Вы все достаточно скоро проясните. А пока, я понимаю, вы все же признаете существование полтергействов?
— Н-ну, да… считается — это взбудораженное подсознание подростка.
— Как раз нет. Это тоже духи… — видя, что Карлсен собирается перебить, он торопливо докончил. — Пока прошу единственно: поверьте мне на слово.
Карлсен, честно говоря, готов был взять от этого человека на веру что угодно. Сама манера Грондэла изъясняться — спокойно, веско, авторитетно — была убедительнее всякого аргумента.
— Вампир в традиционном понимании, — продолжал Грондэл, — это своего рода полтергейст: дух, способный забирать энергию у живого человека. Если почитать первые отчеты о вспышке вампиризма в Центральной Европе восемнадцатого столетия…
— А знаете, я ведь именно их и читал сегодня утром. Мне они показались полной околесицей.
— Ну уж. В знаменитом донесении о вампиризме в Медвегии, на Балканах, комиссия из пяти офицеров-медиков австрийской армии подписала длиннющий акт насчет того, что лично засвидетельствовала извлеченные из могилы трупы с красными губами и без всяких признаков разложения. Причем таких донесений множество.
— И что с того?
— Тела жертв использовались духами умерших как временное пристанище. Ваш дед описывает, как существа со «Странника» могли кочевать из тела в тело на манер того, что понимается как «вселение духа». То же самое и в Медвегии.
— Но как убивались жертвы?
— Из них вытягивалась жизненная сила, пока истощенная жертва не оказывалась уже на грани угасания. Тогда вселяющийся дух вызывал у нее каталептическое состояние, похожее на смерть. И когда труп погребали, вампир использовал его как пристанище.
— Но не мог же труп выходить из могилы.
— Конечно, нет. А вот дух выходил, и продолжал высасывать жизненность из живых.
— А почему у некоторых трупов была кровь на губах?
— Ну нет — это уже вымысел. Иное дело, что у них были румяные щеки, и губы в точности как у здоровых живых людей. Кровь вампиры не пили. Это просто вымысел, выросший из ассоциации с летучей мышью-«вампиром».
— Но как вампиры появились вообще, изначально?
— Через колдовство и практикование магии. В Средние века магия называлась некромансией, вызыванием духов умерших. Стоит лишь вспомнить эндоррскую ведьму из церковных книг. Люди порой становились одержимы этими духами. Существует множество знаменитых случаев. Причем такие люди умирали обычно от истощения. Но в католических странах, таких как Франция, Испания и Италия, священники понимали, как бороться с такими духами. В Греции же и Центральной Европе во времена турецкого нашествия православные священники постепенно забыли, как надо противостоять этой одержимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Да, я один такой видел в действии, в Космическом Музее. Но если, допустим, у кого-то над мыслями абсолютный контроль?
— Таких не бывает. У машины моей такая мощность, что выявляются и считываются даже подсознательные участки. Давайте-ка покажу.
Грондэл потянулся за пультом (Карлсену вначале показалось, телевизионным), и направил его на верхний косяк двери, откуда доносилась музыка.
— Теперь сигнал такой мощный, что схитрить не получится ни у кого на свете. — И тут, не успел Карлсен слова сказать, как он приблизился к двери и громко (о ужас!) позвал: «Карло!».
Музыка прервалась. Через секунду-другую дверь отворилась; на пороге стоял тот самый молодой человек. Стоит улыбается безупречными зубами, дружелюбно так.
— Да, доктор?
— Шагните-ка вперед на пару шагов.
— Пожалуйста. — Пасколи вошел в комнату. Тут взгляд его упал на пульт, и он слегка поморщился.
— Включили свой аппарат? То-то я чувствую, просто зубы сводит.
Грондэл повернулся к Карлсену.
— Ну что? Это я доктору Карлсену демонстрирую, — объяснил он молодому человеку.
Пасколи перевел вежливую улыбку на Карлсена.
— Доктор Карлсен думает, я преступник? Ну что ж, укрывательство бесполезно.
— Нет. Я кое-что другое думаю… Вы — вампир.
Реакцию невозможно было предугадать. Пасколи невозмутимо, пожал плечами.
— А-а, вот вы о чем.
— Вы это отрицаете?
— К чему? А что в этом такого противозаконного?
Карлсена кольнуло внезапное подозрение. Он медленно повернулся к Грондэлу.
— Вы… знали!
— Безусловно.
Когда Грондэл улыбнулся, сопроводив улыбку утвердительным кивком, взгляд у него словно истаял, став пугающе прозрачным. Видя, как дрожащей алостью наливаются глаза, будто у выхваченной отсветом фар лисицы, Карлсен задохнулся, чувствуя захлопывающуюся западню. Словно глубокая яма разверзлась перед взором. Он инстинктивно подался назад и, получив подсечку от коварного подлокотника кресла, глухо в него шлепнулся.
— Извините, — спохватился Грондэл. — Я не думал, что вызову беспокойство. Это просто знак взаимного узнавания, вроде рукопожатия у масонов. Хайди! — позвал он, повернувшись. В дверях показалась высокая блондинка. — Это и есть доктор Карлсен, господин, про которого я рассказывал.
Карлсен попытался встать, но ноги сделались будто ватные, причем как-то по-странному.
— Вы знали обо мне?
— Знали, причем давно, — ответил Грондэл. — Прикидывали, сколько же времени пройдет, прежде, чем вы сами обо всем догадаетесь. Девушка, выйдя, остановилась перед Карлсеном с сочувственной улыбкой (зубы — просто заглядение).
— С вами все в порядке?
Карлсен оторопело кивнул. Девушка повернулась к отцу и укоризненно заметила:
— Ты взял у него энергию. Немного, но все равно взял.
— Я же не специально.
— Да уж, — было видно, что она не особо-то верит.
— Тогда почему не вернуть ее обратно? — предложил Грондэл.
— Ладно. — Ее пальцы шелковисто скользнули Карлсену по руке. — Встаньте-ка. — Она легонько потянула, и он послушно поднялся. — О-о, — девушка одобрительно окинула его рост. — Мне высокие мужчины нравятся.
— Спасибо, — Карлсен чувствовал у себя на лбу испарину.
Действительно, дочь права, жизненного поля поубавилось. Словно в живот кто саданул. Девушка, расстегнув Карлсену куртку, пронырнула ладонями ему подмышками и легонько прижала пальцы к его лопаткам. Затем, встав на цыпочки, припала губами к его рту.
Такой оборот не удивил, контакт с ее жизненным полем заранее дал знать, что именно это и произойдет.
Губы были полные, чувственные. Стоило ей слегка надавить пальцами, как он ощутил трепет блаженства, усилившийся вместе с тем, как она влажно провела ему по губам языком. Карлсен через плечо мелькнул взглядом на двоих мужчин, наблюдающих с каким-то странно отсутствующим выражением лица. По мере того как Хайди плотнее налегла ртом, он ненароком отметил, что она не пытается прижиматься низом живота. Но через секунду-другую ее левая рука добралась до его брюк и, расстегнув ширинку, аккуратно нащупала пенис. Любопытно, что при этом он не испытал никакого смущения — жест показался абсолютно несексуальным, будто взяли за руку или за мочку уха. Но вот снова оживились ее губы, и тогда проявилось различие. Из ее прохладной ладони заструилось слабое электрическое течение, устремляясь вверх через низ живота и бедра. Через несколько секунд ее рука держала уже литой стержень. До Карлсена вдруг дошло, что энергия в нем поднимается от поясницы и проходит через грудную клетку. Затем круг замыкается. Из ее левой руки энергия поступает в пенис, дальше проходит вверх через живот и грудь, ровным мреющим теплом клубясь в том месте, где сзади к спине приложена другая ее ладонь, затем через его губы передается к ней. Далее, похоже, энергия проходит через нее и опять поступает через левую ладонь. Недочет был единственно в том, что рука держали его стержень неподвижно — приятнее, если бы ласкала. Хайди, похоже, это почувствовала: приток энергии усилился, пока ощущение не назрело настолько, что желание шевелиться сошло на нет. Через секунду, когда ощущение стало уже нестерпимым, Хайди отодвинулась. Контакт прервался, одновременно перестало усиливаться и возбуждение, так что до извержения (это при людях-то!) дело не дошло.
— Ну как, легче? — поинтересовалась Хайди.
— Да. Намного.
— Лучше не кончать: энергия хоть и понемногу, но расходуется.
Карлсен, спохватившись, спрятал пенис и застегнулся. Слабости как не бывало. Тут Хайди неожиданно опустилась в освободившееся кресло.
— Теперь ты устала, — заметил отец.
— Есть немного.
— Она у меня щедрая, — улыбнулся Грондэл Карлсену.
Карлсен посмотрел сверху вниз на белокурые волосы, тугим хвостом собранные сзади на шее, и такая вдруг охватила нежность, стремление защитить.
— А она энергию не забирает? — спросил он.
— Конечно, как и мы все. Только ей нравится еще и отдавать.
Карлсен теперь замечал, что, как только опала эрекция, внутри словно закрыли кран: что-то перестало вытекать наружу. И вот (ощущение, будто наполняется емкость) энергия из низа живота приятно потекла вверх, проникая одновременно в бедра. Это совершенно не походило на энергию, которую он впитывал из Линды Мирелли. Та напоминала какой-нибудь тяжелый, питательный напиток. Эта была легче, и словно искрилась в венах. А ведь, действительно, похоже чем-то на шампанское. И возникало еще ощущение зелени, словно листва упруго дрожит на ветру.
Пасколи присел возле девушки на спинку кресла.
— Ну что, снова за Шопена?
Хайди сделала страдальческое лицо.
— Пожалуй, да, — она с надеждой подняла глаза на отца.
— Тебе еще заниматься и заниматься, — беспощадно подытожил тот.
— Ну ладно, — Хайди встала. — Только что-нибудь понежнее.
Она, не оглядываясь, вышла, оставив Карлсена в недоумении: не рассердилась, не обиделась ли?
— Как насчет кофе? — спросил Грондэл.
— Благодарю.
Грондэл, пройдя к серванту, коснулся сенсора кофейника; тот с готовностью выдал струйку пара. Из соседней комнаты лились звуки шопеновского этюда. Секунду спустя Грондэл подал Карлсену чашку, свою, прихватив с собой в кресло.
— Что ж, доктор, теперь вы знаете, каково быть внуком великого Олофа Карлсена.
Карлсен не ответил, пригубляя кофе.
— Хороший? — поинтересовался Грондэл.
— Отличный! — в этом любопытном состоянии повышенной энергетики кофе казался как никогда вкусным.
— Ваш философ Шопенгауэр, — заметил Грондэл, — сказал бы, что это иллюзия. А между тем вы сейчас пьете кофе таким, как он есть на самом деле.
Он откинулся в кресле, скрестив ноги, и продолжил:
— Вы, наверное, знаете, в чем у вас, людей, проблема? Вы недозаряжены энергией, все равно, что фирма с недостатком капитала. А потому никогда не ощущаете жизнь в том виде, в каком она действительное есть. Недозаряженный человек обитает как бы в полусне. Так что вы должны научиться повышать свой, заряд.
Карлсена не тянуло на философскую дискуссию — не из нетерпения — из-за ровно горящего чувства собственного физического присутствия. Энергия Хайди наполняла, подобно какой-нибудь сладкой эссенции с ее, женским, привкусом. Без малого так, будто часть его самого магически преобразовалась в Хайди Грондэл. Итог — ощущение, что ты здесь, всецело и безраздельно в данном моменте, и никаким просто мыслям не затмить этой физической наполненности.
— Я слышу, вы говорите: «Вы, люди», — заметил Карлсен. — А сами вы, получается, нет, что ли?
— Почему же, некоторые вполне да. Дочь у меня, например, родилась на Земле, так что может считаться здешней. А вот я — один из истинных Ниотх-Коргхай, тех, кого вы называете «космическими вампирами».
— Мне почему-то казалось, они непременно должны быть злые.
— Некоторые и были, но их уничтожили. Мы усвоили урок. С остальными людьми сосуществуем теперь мирно.
Взгляд, хотя и уставленный на Карлсена неподвижно, больше не был пронизывающим; единственным его стремлением было поддерживать связь.
— Мы забираем энергию, хотя и в малых количествах, так что никто не замечает. А те, у кого забираем регулярно, постепенно привыкают вырабатывать ее больше, и испытывают дискомфорт, стоит нам перестать.
— Как дойные коровы, — произнес Карлсен.
— Да, уместное сравнение. Коров нужно доить, иначе они чувствуют себя неуютно. Вреда от этого никакого.
— Как та девушка-японка, которую доит Карло?
Грондэл размеренно кивнул. На массивном лице — ни намека на то, что критика пришлась по адресу.
— Карло все нам об этом рассказал. Я не совсем его одобряю. Хотя он не из нашего числа.
— Разве? — ошарашенно переспросил Карлсен.
— Именно. Он человек, как и вы.
— Тогда… как же он стал вампиром?
— Он им уже был. Вам известно, что в Италии и на Корсике очень сильна традиция колдовства. Карло — потомок целого поколения ведьм.
— Не понимаю. Разве колдовство не чистой воды вымысел?
Грондэл досадливо покачал головой.
— Что вы, что вы. Ведьмы так же реальны, как и медиумы, между ними, фактически, много общего. И те и другие способны контактировать с бесплотными духами.
— Бесплотными духами??
— Я понимаю ваш скептицизм. И не буду пытаться переубеждать. Вы все достаточно скоро проясните. А пока, я понимаю, вы все же признаете существование полтергействов?
— Н-ну, да… считается — это взбудораженное подсознание подростка.
— Как раз нет. Это тоже духи… — видя, что Карлсен собирается перебить, он торопливо докончил. — Пока прошу единственно: поверьте мне на слово.
Карлсен, честно говоря, готов был взять от этого человека на веру что угодно. Сама манера Грондэла изъясняться — спокойно, веско, авторитетно — была убедительнее всякого аргумента.
— Вампир в традиционном понимании, — продолжал Грондэл, — это своего рода полтергейст: дух, способный забирать энергию у живого человека. Если почитать первые отчеты о вспышке вампиризма в Центральной Европе восемнадцатого столетия…
— А знаете, я ведь именно их и читал сегодня утром. Мне они показались полной околесицей.
— Ну уж. В знаменитом донесении о вампиризме в Медвегии, на Балканах, комиссия из пяти офицеров-медиков австрийской армии подписала длиннющий акт насчет того, что лично засвидетельствовала извлеченные из могилы трупы с красными губами и без всяких признаков разложения. Причем таких донесений множество.
— И что с того?
— Тела жертв использовались духами умерших как временное пристанище. Ваш дед описывает, как существа со «Странника» могли кочевать из тела в тело на манер того, что понимается как «вселение духа». То же самое и в Медвегии.
— Но как убивались жертвы?
— Из них вытягивалась жизненная сила, пока истощенная жертва не оказывалась уже на грани угасания. Тогда вселяющийся дух вызывал у нее каталептическое состояние, похожее на смерть. И когда труп погребали, вампир использовал его как пристанище.
— Но не мог же труп выходить из могилы.
— Конечно, нет. А вот дух выходил, и продолжал высасывать жизненность из живых.
— А почему у некоторых трупов была кровь на губах?
— Ну нет — это уже вымысел. Иное дело, что у них были румяные щеки, и губы в точности как у здоровых живых людей. Кровь вампиры не пили. Это просто вымысел, выросший из ассоциации с летучей мышью-«вампиром».
— Но как вампиры появились вообще, изначально?
— Через колдовство и практикование магии. В Средние века магия называлась некромансией, вызыванием духов умерших. Стоит лишь вспомнить эндоррскую ведьму из церковных книг. Люди порой становились одержимы этими духами. Существует множество знаменитых случаев. Причем такие люди умирали обычно от истощения. Но в католических странах, таких как Франция, Испания и Италия, священники понимали, как бороться с такими духами. В Греции же и Центральной Европе во времена турецкого нашествия православные священники постепенно забыли, как надо противостоять этой одержимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45