Дальше за рядом аккуратных кипарисов на берегу озера возвышался шато с квадратной башней и красной крышей, а вдали зеленые подножия холмов постепенно всходили к заснеженным горным кручам. Окруженное стенами шато как раз и занимало основную площадь возле озера, в его естественной бухте пришвартованы были белые семечки лодок. Вот Крайски отстранился, и тут стало ясно, что все на картине зависит от личной способности стабильно удерживать детали. Какие-то секунды собственный интерес удерживал изображение в полном фокусе. Но вот оно начало подрагивать и цвета выцвели вначале до коричневатого, а там и вовсе поблекли. Он ужесточил внимание. Странно: картина словно подернулась рябью, как через стекло в дождливый день. Все предметы оставались на месте, но каждый будто обособился, словно изображение состояло из сонма мелких фрагментов.
— Это еще что?
— Вы слижком жестко концентрируетесь, давите. Расслабьтесь.
Но стоило ослабить внимание, как картина, исказившись, начала тускнеть. Сдержать ее было сродни желанию продлить приятный сон. Изображение исчезло, снова сменившись на Паркуэй. Досадно.
— Бог ты мой, а ведь не просто!
— А вы что думали, — сказал Крайски. — Но вы наконец-то начинаете учиться использовать силу ума.
Карлсен оперся головой о спинку сиденья, на лбу выступила испарина.
— Почему это так трудно?
— Наоборот, очень просто. Восприятие у человека обычно подпирается внешним миром, который сохраняет постоянство вне зависимости, обращаете вы на него внимание, или нет. Он поддерживает вас, как вода пловца. Для использования визуалайзера ум должен нагнетать гораздо больше внимания. Вы как человек, которого впервые принуждают переставлять собственные ноги. Поэтому мышцы, естественно, начинают ныть. Но, если глубоко вздохнуть и расслабиться, это вскоре пройдет.
Карлсен закрыл глаза и понял, что Крайски прав. Прежде всего, нахлынуло утомление, от которого обычно впадаешь в сон. Но, через несколько секунд, усталость переплавилась в ощущение мира и покоя. Странно то, что все это не сопровождалось вереницей образов, обычно тянущихся из подсознания. Вместо этого была чистая, холодная чернота, безмолвная как озеро тихой ночью. И вот, вися среди черноты, он осознал, что находится под обычным барьером сна, и в этом состоянии его удерживает некая внутренняя сила, вызванная стрессом нескольких прошедших часов. Фактически, он одновременно и спал и бодрствовал.
Открыв глаза, Карлсен лишний раз убедился в правоте Крайски: умственное «побаливание» прошло, чувствовалась бодрость, все равно, что после бассейна. Судя по стрелке часов, «сон» не продлился и десяти минут. Удивительно — Крайски спал, откинувшись головой на подушку. Карлсен как — то и не предполагал, что ему присуща такая человеческая слабость как сон. Лицо, четко выхваченное немигающим неоновым светом Паркуэя, было словно из серой резины. Рука на колене тоже выглядела безжизненной, словно принадлежала манекену. Даже грудь казалась недвижной, лишь после длительного всматривания стали различаться слабые признаки дыхания.
Тут Карлсен впервые потрясение осознал, что рядом, бок о бок сейчас едет не просто человек. Уму это было понятно, но никак не доходила реальность, что Крайски просто иное существо. Теперь было понятно, что тело Крайски — лишь съемная оболочка, как чехол или саркофаг, а что внутри — одному Богу известно.
Странно было находиться в самоуправляемой машине, где любой признак движения невелировался подвесом на воздушной подушке. Освещение Паркуэя и то подчеркивало иллюзию неподвижности: беспрерывная полоса неона в электрическом поле, чей мертвенно-зеленый свет успел уже придать теням застылость, а дальше — темень. Мотор работал так тихо, что слышалось пощелкивание датчиков автоконтроля.
Кстати, пока Крайски спит, почему бы не поупражняться с визуалайзером.
С прикосновением к панельке перед Карлсеном высветился голубой экран с указателем. Без посторонних глаз легче оказалось перегонять перечень вверх-вниз, теперь он шел ровно. Допустим, «Япония». Попробуем сфокусироваться. Мгновение, и машина очутилась на залитой солнцем дороге, узкой и прямой, слева всходили зеленые подножия до странности неровных гор, напоминающих сказочные декорации. По другую сторону тянулись рисовые поля, меж рядами чешуйчато поблескивала изумрудная вода. Дорога впереди, делая поворот, спускалась к морю.
На этот раз картина держалась прочно, так что через несколько минут можно было уже расслабиться и просто смотреть, как развертывается панорама. Не укрылось и то, что когда взгляд с интересом остановился на горной вершине, напоминающей застывшую волну, цветность словно усилилась. Таким образом, стали ясны слова Крайски насчет нагнетания внимания. На пейзаж надо было глядеть с тем же неослабным вниманием, с каким читаешь книгу. Разница в том, что, если внимание во время чтения ослабляется, строки на странице остаются. Если же ослабить внимание здесь, картина начинает тускнеть и распадаться.
Это откровение взволновало настолько, что Карлсен специально ослабил внимание, мысли направив внутрь. Едва это произошло, как сцена начала выцветать и терять четкость, как недопроявленный снимок на полароиде. Секунда, и изображение стало черно-белым, а там исчезло окончательно. Карлсен наобум нырнул в середину списка — оказалось, Иордания — и машина, как ни в чем не бывало, поехала по голой каменистой долиной мимо тронутых прозеленью руин обнесенной стенами крепости. Ясно было, что внимание, мобилизуясь при каждой картине, вызывает непроизвольную вспышку интереса. Минута-другая, и интерес убывает, а изображение соответственно начинает терять четкость.
Чтобы это проверить, надо было, очевидно, быстро вызывать картины одну за другой. Карлсен сфокусировался на Кении, и машина послушно двинулась вдоль широкой бурной реки, мчащей по камням с такой силой, что густо вскипали белые буруны. Неистовость такая, что в лицо, кажется, вот-вот пахнет свежим ветром.
Стоило перейти на Корею, как картина сменилась на плавную холмистую равнину, отороченную зеленью лесов. Перу привнесло панораму обледенелых скал, сливающихся вниз двухмильной рекой; Польша — старинный город, отдающий средневековьем; Румыния — широкая неспешная река, текущая меж гладко выточенных каменных берегов; Сибирь — заснеженный хвойный лес; Сицилия — аббатство на горном склоне, источенном ветрами в готическую фантазию, Швеция — квадратная башня из красного кирпича, глядящаяся в безмолвную синь бухты. Каждый из этих пейзажей воспринимался настолько явственно, что всякая очередная смена вызывала в каком-то смысле шок.
Впрочем, главный восторг вызывало сознавание, что каждая из этих сцен произвольно оживает и удерживается силами его, Карлсена, собственного ума. Понимание, что люди видят себя лишь частью окружающего пейзажа, в то время как он сейчас совершенно независим от пейзажей вообще. Само внимание или фокусировка могут мгновенно усиливать значение внешнего мира, так что содержание увиденного — это, по сути, отражение содержания ума. Теперь понятно, что Будда имел в виду под Просвещением.
Крайски пошевелился, мелькнула досадливая мысль, что он сейчас проснется, но тот лишь поерзал затылком о подушку. Ценность уединенности от этого лишь обострилась, и мелькнул проблеск еще одной догадки, смысл которой схватить так и не удалось.
Он еще раз пробежался по перечню: Виргинские острова, Вифа, Вьетнам, Замбия, Зуздровия, Зуракия: Йемен… остров Уэйк, Уорренлэнд… Ямайка, Япония…
Вместе с тем как уехало вверх последнее слово, перед глазами оказался пустой экран. Было что-то неуловимо приятное в его цвете, что-то между небесно-синим и индигою. То, что ассоциируется с жарким днем у моря, когда слышишь крики чаек, и в небесную лазурь засматриваешься так, что начинают мерещиться призрачные силуэты. Вот и сейчас при взгляде на экран ощущалось нечто подобное, словно по нему облачками проплывают прозрачные создания. Карлсен, сузив глаза, подался вперед, пытаясь определить, действительно ли это прозрачные формы или какой-нибудь очередной оптический извив. Тени были уклончивы, постоянно ускользая из-под прямого взгляда куда-то вбок. Он попытался смотреть на них, одновременно задействуя и боковое зрение. Синева экрана стала как-то глубже, сочнее. И тут пронзило такое, что Карлсен невольно отвел глаза. Синева, словно дернув, стала вдруг втягивать в себя. Помнится, как-то раз в детстве, пытаясь поймать ускользающий в отверстие ванны обмылок, он чуть не застрял там рукой, настолько сильно всасывало. Озадаченно поджав губу, он снова поглядел на экран. Казалось бы, ничего особенного: компьютер как компьютер, в точности как у него в офисе, разве что синий цвет погуще. Когда попробовал сосредоточиться сильнее, возникло все то же странное, обманчивое ощущение движения, все равно что садок с рыбой, хоронящейся где-то на глубине.
Он покосился на Крайски, но тот по-прежнему спал все с таким же странно безжизненным видом. Карлсен, глядя на экран, попробовал все взвесить. Компьютер — а это, очевидно, он и есть — устроен реагировать на мозговые ритмы, особенно те, что связаны с концентрацией. Он нашпигован инфокапсулами, чье содержимое проецируется сфокусированной энергией мозга во многом так, как образ проецируется на кусок пленки световым лучом. Тогда почему пустой экран дает такой ошеломляющий эффект «всасывания» умственной энергии?
Возможное объяснение предложил Крайски, сказав, что обычное восприятие подпирается внешним миром, и что визуалайзер требует больше энергии внимания. Из чего следует, что инфокапсулы для своей активизации требуют куда больших умственных усилий. Но когда такое усилие сделано, инфокапсулы начинают «подпирать» восприятие обычным образом.
Из этого можно предположить, что в основе визуалайзера лежит некое устройство, собирающее и фокусирующее ментальную энергию, подобно тому, как увеличительное стекло фокусирует солнечный свет. Так что, когда сосредотачиваешься на якобы «пустой» части экрана, твою ментальную энергию он собирает и фокусирует, но никуда конкретно не направляет.
Объяснение, похоже, резонное. Если так, то бояться в сущности нечего:
луч внимания можно выключить, просто отведя или закрыв глаза. Он осторожно сосредоточил внимание на экране, пытаясь повторно «заприметить» краем глаза движупщеся тени. Спустя секунду экран вновь налился синевой и светом, Карлсен напрягся. Но даже при этом дернуло так внезапно, что он невольно зажмурился, прервав контакт.
Тем не менее, никаких дурных последствий. И уж наверняка никакого умственного истощения, которое могло бы произойти от неожиданной отдачи энергии. Опасаясь, как бы не проснулся Крайски (тогда эксперименту конец), он попробовал еще раз. На этот раз ждать пришлось дольше. Вот синь экрана снова углубилась, и последовал рывок — чем-то похоже на то, когда сильно вздрагиваешь во сне. На этот раз фокус сохранить удалось. В результате — удивительное притяжение синей пустоты, с покалыванием в затылке, и дух захватывающим ощущением, какое бывает при броске в студеную воду. С усилием удержавшись, Карлсен секунд через десять освоился с ощущением падения. Более того, интересно, что ментальная энергия как бы устремилась по каналам, осязаясь подобием мощного водяного напора. Тревога сменилась восхищением, когда выяснилось, что напор по желанию можно расширять или сужать. Подобное он нередко чувствовал, жестко сосредоточившись на какой-нибудь интеллектуальной задаче, когда умственная энергия от возбуждения бурным ключом устремлялась вдруг, но невидимым каналам. Но все это быстро заканчивалось — через несколько минут что-нибудь отвлекало, или усталость начинала брать свое. Теперь же концентрация была настолько велика, что, похоже, подпитывала сама себя. Ощущение такое, будто стоишь на горной вершине, и ветер обдувает лицо.
Занимало то, что хотя визуалайзер и давал «увеличительное стекло», напор контролировал он, Карлсен, убыстряя или замедляя его по желанию. Кроме того, ощущение реальности выросло настолько, что разницы — стоишь ты на вершине или только думаешь об этом — и не чувствовалось. Создать вершину во всех ее мельчайших подробностях было так же легко, как перескакивать с помощью визуалайзера из страны в страну. Срезы иных времен и мест были настолько доступны, что выявлять их можно было одним лишь шевелением мысли. Рядом пошевелился Крайски, напоминая, что Карлсен здесь не один. Собираясь уже выйти из синей пустоты, он понял, что это ни к чему: присутствие Крайски ощущалось так же отчетливо, как если б всматриваться ему в лицо — он по-прежнему спал. И лишь сфокусировавшись на нем с обретенной сейчас остротой, Карлсен понял, насколько Крайски измотан схваткой с Грондэлом. Чтобы подавить другого вампира, требуется колоссальное напряжение концентрации — не меньше, чем у атлета для победы в решающем поединке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Это еще что?
— Вы слижком жестко концентрируетесь, давите. Расслабьтесь.
Но стоило ослабить внимание, как картина, исказившись, начала тускнеть. Сдержать ее было сродни желанию продлить приятный сон. Изображение исчезло, снова сменившись на Паркуэй. Досадно.
— Бог ты мой, а ведь не просто!
— А вы что думали, — сказал Крайски. — Но вы наконец-то начинаете учиться использовать силу ума.
Карлсен оперся головой о спинку сиденья, на лбу выступила испарина.
— Почему это так трудно?
— Наоборот, очень просто. Восприятие у человека обычно подпирается внешним миром, который сохраняет постоянство вне зависимости, обращаете вы на него внимание, или нет. Он поддерживает вас, как вода пловца. Для использования визуалайзера ум должен нагнетать гораздо больше внимания. Вы как человек, которого впервые принуждают переставлять собственные ноги. Поэтому мышцы, естественно, начинают ныть. Но, если глубоко вздохнуть и расслабиться, это вскоре пройдет.
Карлсен закрыл глаза и понял, что Крайски прав. Прежде всего, нахлынуло утомление, от которого обычно впадаешь в сон. Но, через несколько секунд, усталость переплавилась в ощущение мира и покоя. Странно то, что все это не сопровождалось вереницей образов, обычно тянущихся из подсознания. Вместо этого была чистая, холодная чернота, безмолвная как озеро тихой ночью. И вот, вися среди черноты, он осознал, что находится под обычным барьером сна, и в этом состоянии его удерживает некая внутренняя сила, вызванная стрессом нескольких прошедших часов. Фактически, он одновременно и спал и бодрствовал.
Открыв глаза, Карлсен лишний раз убедился в правоте Крайски: умственное «побаливание» прошло, чувствовалась бодрость, все равно, что после бассейна. Судя по стрелке часов, «сон» не продлился и десяти минут. Удивительно — Крайски спал, откинувшись головой на подушку. Карлсен как — то и не предполагал, что ему присуща такая человеческая слабость как сон. Лицо, четко выхваченное немигающим неоновым светом Паркуэя, было словно из серой резины. Рука на колене тоже выглядела безжизненной, словно принадлежала манекену. Даже грудь казалась недвижной, лишь после длительного всматривания стали различаться слабые признаки дыхания.
Тут Карлсен впервые потрясение осознал, что рядом, бок о бок сейчас едет не просто человек. Уму это было понятно, но никак не доходила реальность, что Крайски просто иное существо. Теперь было понятно, что тело Крайски — лишь съемная оболочка, как чехол или саркофаг, а что внутри — одному Богу известно.
Странно было находиться в самоуправляемой машине, где любой признак движения невелировался подвесом на воздушной подушке. Освещение Паркуэя и то подчеркивало иллюзию неподвижности: беспрерывная полоса неона в электрическом поле, чей мертвенно-зеленый свет успел уже придать теням застылость, а дальше — темень. Мотор работал так тихо, что слышалось пощелкивание датчиков автоконтроля.
Кстати, пока Крайски спит, почему бы не поупражняться с визуалайзером.
С прикосновением к панельке перед Карлсеном высветился голубой экран с указателем. Без посторонних глаз легче оказалось перегонять перечень вверх-вниз, теперь он шел ровно. Допустим, «Япония». Попробуем сфокусироваться. Мгновение, и машина очутилась на залитой солнцем дороге, узкой и прямой, слева всходили зеленые подножия до странности неровных гор, напоминающих сказочные декорации. По другую сторону тянулись рисовые поля, меж рядами чешуйчато поблескивала изумрудная вода. Дорога впереди, делая поворот, спускалась к морю.
На этот раз картина держалась прочно, так что через несколько минут можно было уже расслабиться и просто смотреть, как развертывается панорама. Не укрылось и то, что когда взгляд с интересом остановился на горной вершине, напоминающей застывшую волну, цветность словно усилилась. Таким образом, стали ясны слова Крайски насчет нагнетания внимания. На пейзаж надо было глядеть с тем же неослабным вниманием, с каким читаешь книгу. Разница в том, что, если внимание во время чтения ослабляется, строки на странице остаются. Если же ослабить внимание здесь, картина начинает тускнеть и распадаться.
Это откровение взволновало настолько, что Карлсен специально ослабил внимание, мысли направив внутрь. Едва это произошло, как сцена начала выцветать и терять четкость, как недопроявленный снимок на полароиде. Секунда, и изображение стало черно-белым, а там исчезло окончательно. Карлсен наобум нырнул в середину списка — оказалось, Иордания — и машина, как ни в чем не бывало, поехала по голой каменистой долиной мимо тронутых прозеленью руин обнесенной стенами крепости. Ясно было, что внимание, мобилизуясь при каждой картине, вызывает непроизвольную вспышку интереса. Минута-другая, и интерес убывает, а изображение соответственно начинает терять четкость.
Чтобы это проверить, надо было, очевидно, быстро вызывать картины одну за другой. Карлсен сфокусировался на Кении, и машина послушно двинулась вдоль широкой бурной реки, мчащей по камням с такой силой, что густо вскипали белые буруны. Неистовость такая, что в лицо, кажется, вот-вот пахнет свежим ветром.
Стоило перейти на Корею, как картина сменилась на плавную холмистую равнину, отороченную зеленью лесов. Перу привнесло панораму обледенелых скал, сливающихся вниз двухмильной рекой; Польша — старинный город, отдающий средневековьем; Румыния — широкая неспешная река, текущая меж гладко выточенных каменных берегов; Сибирь — заснеженный хвойный лес; Сицилия — аббатство на горном склоне, источенном ветрами в готическую фантазию, Швеция — квадратная башня из красного кирпича, глядящаяся в безмолвную синь бухты. Каждый из этих пейзажей воспринимался настолько явственно, что всякая очередная смена вызывала в каком-то смысле шок.
Впрочем, главный восторг вызывало сознавание, что каждая из этих сцен произвольно оживает и удерживается силами его, Карлсена, собственного ума. Понимание, что люди видят себя лишь частью окружающего пейзажа, в то время как он сейчас совершенно независим от пейзажей вообще. Само внимание или фокусировка могут мгновенно усиливать значение внешнего мира, так что содержание увиденного — это, по сути, отражение содержания ума. Теперь понятно, что Будда имел в виду под Просвещением.
Крайски пошевелился, мелькнула досадливая мысль, что он сейчас проснется, но тот лишь поерзал затылком о подушку. Ценность уединенности от этого лишь обострилась, и мелькнул проблеск еще одной догадки, смысл которой схватить так и не удалось.
Он еще раз пробежался по перечню: Виргинские острова, Вифа, Вьетнам, Замбия, Зуздровия, Зуракия: Йемен… остров Уэйк, Уорренлэнд… Ямайка, Япония…
Вместе с тем как уехало вверх последнее слово, перед глазами оказался пустой экран. Было что-то неуловимо приятное в его цвете, что-то между небесно-синим и индигою. То, что ассоциируется с жарким днем у моря, когда слышишь крики чаек, и в небесную лазурь засматриваешься так, что начинают мерещиться призрачные силуэты. Вот и сейчас при взгляде на экран ощущалось нечто подобное, словно по нему облачками проплывают прозрачные создания. Карлсен, сузив глаза, подался вперед, пытаясь определить, действительно ли это прозрачные формы или какой-нибудь очередной оптический извив. Тени были уклончивы, постоянно ускользая из-под прямого взгляда куда-то вбок. Он попытался смотреть на них, одновременно задействуя и боковое зрение. Синева экрана стала как-то глубже, сочнее. И тут пронзило такое, что Карлсен невольно отвел глаза. Синева, словно дернув, стала вдруг втягивать в себя. Помнится, как-то раз в детстве, пытаясь поймать ускользающий в отверстие ванны обмылок, он чуть не застрял там рукой, настолько сильно всасывало. Озадаченно поджав губу, он снова поглядел на экран. Казалось бы, ничего особенного: компьютер как компьютер, в точности как у него в офисе, разве что синий цвет погуще. Когда попробовал сосредоточиться сильнее, возникло все то же странное, обманчивое ощущение движения, все равно что садок с рыбой, хоронящейся где-то на глубине.
Он покосился на Крайски, но тот по-прежнему спал все с таким же странно безжизненным видом. Карлсен, глядя на экран, попробовал все взвесить. Компьютер — а это, очевидно, он и есть — устроен реагировать на мозговые ритмы, особенно те, что связаны с концентрацией. Он нашпигован инфокапсулами, чье содержимое проецируется сфокусированной энергией мозга во многом так, как образ проецируется на кусок пленки световым лучом. Тогда почему пустой экран дает такой ошеломляющий эффект «всасывания» умственной энергии?
Возможное объяснение предложил Крайски, сказав, что обычное восприятие подпирается внешним миром, и что визуалайзер требует больше энергии внимания. Из чего следует, что инфокапсулы для своей активизации требуют куда больших умственных усилий. Но когда такое усилие сделано, инфокапсулы начинают «подпирать» восприятие обычным образом.
Из этого можно предположить, что в основе визуалайзера лежит некое устройство, собирающее и фокусирующее ментальную энергию, подобно тому, как увеличительное стекло фокусирует солнечный свет. Так что, когда сосредотачиваешься на якобы «пустой» части экрана, твою ментальную энергию он собирает и фокусирует, но никуда конкретно не направляет.
Объяснение, похоже, резонное. Если так, то бояться в сущности нечего:
луч внимания можно выключить, просто отведя или закрыв глаза. Он осторожно сосредоточил внимание на экране, пытаясь повторно «заприметить» краем глаза движупщеся тени. Спустя секунду экран вновь налился синевой и светом, Карлсен напрягся. Но даже при этом дернуло так внезапно, что он невольно зажмурился, прервав контакт.
Тем не менее, никаких дурных последствий. И уж наверняка никакого умственного истощения, которое могло бы произойти от неожиданной отдачи энергии. Опасаясь, как бы не проснулся Крайски (тогда эксперименту конец), он попробовал еще раз. На этот раз ждать пришлось дольше. Вот синь экрана снова углубилась, и последовал рывок — чем-то похоже на то, когда сильно вздрагиваешь во сне. На этот раз фокус сохранить удалось. В результате — удивительное притяжение синей пустоты, с покалыванием в затылке, и дух захватывающим ощущением, какое бывает при броске в студеную воду. С усилием удержавшись, Карлсен секунд через десять освоился с ощущением падения. Более того, интересно, что ментальная энергия как бы устремилась по каналам, осязаясь подобием мощного водяного напора. Тревога сменилась восхищением, когда выяснилось, что напор по желанию можно расширять или сужать. Подобное он нередко чувствовал, жестко сосредоточившись на какой-нибудь интеллектуальной задаче, когда умственная энергия от возбуждения бурным ключом устремлялась вдруг, но невидимым каналам. Но все это быстро заканчивалось — через несколько минут что-нибудь отвлекало, или усталость начинала брать свое. Теперь же концентрация была настолько велика, что, похоже, подпитывала сама себя. Ощущение такое, будто стоишь на горной вершине, и ветер обдувает лицо.
Занимало то, что хотя визуалайзер и давал «увеличительное стекло», напор контролировал он, Карлсен, убыстряя или замедляя его по желанию. Кроме того, ощущение реальности выросло настолько, что разницы — стоишь ты на вершине или только думаешь об этом — и не чувствовалось. Создать вершину во всех ее мельчайших подробностях было так же легко, как перескакивать с помощью визуалайзера из страны в страну. Срезы иных времен и мест были настолько доступны, что выявлять их можно было одним лишь шевелением мысли. Рядом пошевелился Крайски, напоминая, что Карлсен здесь не один. Собираясь уже выйти из синей пустоты, он понял, что это ни к чему: присутствие Крайски ощущалось так же отчетливо, как если б всматриваться ему в лицо — он по-прежнему спал. И лишь сфокусировавшись на нем с обретенной сейчас остротой, Карлсен понял, насколько Крайски измотан схваткой с Грондэлом. Чтобы подавить другого вампира, требуется колоссальное напряжение концентрации — не меньше, чем у атлета для победы в решающем поединке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45