Над поверхностью озера по-прежнему плавали какие-то силуэты, но теперь от их умиротворенности не осталось и следа. Они приобрели злобную демоническую выразительность, полную напряженной враждебности. Впервые Флинкс ощутил, что вовсе не одинок в водах странного озера. В его глубинах что-то пришло в движение, но это было слишком далеко, чтобы это можно было как следует рассмотреть. Там, где толща воды становилась холодной и темной, была некая огромная бесформенная масса, которая вся напряглась, пытаясь дотянуться до него для того, чтобы высечь искру в его сознании, подобно тому, как кремень ударяется о кремень и дает огонь. Силуэты, заполнившие бездну, казались одновременно знакомыми и неузнаваемыми.
Флинкс напрягался из последних сил. Зеленая масса поблекла, демонические же лица застыли и остекленели. Ему казалось, будто он начинает всплывать к поверхности озера, приобретая некую душевную и физическую непотопляемость. И все равно Флинкс не был готов к тому, что ждало его, когда он пробился наружу.
Что-то было явно не так. Когда он словно парил под водой, ничто не затрудняло его спокойного, мерного дыхания. Теперь же, заново вернувшись в воздушную среду, он обнаружил, что задыхается и жадно хватает ртом воздух. Глаза его вылезли из орбит, а легкие работали, словно кузнечные меха. Рядом с ним Пип и Поскребыш превратились в два конвульсивных клубка колец.
Когда саркофаг остался без присмотра, его отнесло на левитационных носилках к стене, где он натолкнулся на бетонную преграду. Вспомогательный цилиндр из бежевой плексостали, в котором находился морфогаз и дыхательные клапаны, слегка тряхнуло, и в одной из проводящих трубок возникла трещина. Монконкви наверняка бы заметил ее во время очередного профилактического осмотра, но в настоящий момент он был занят совершенно иным делом.
И вот теперь в проводящую трубку поступал воздух, в то время как газ просачивался наружу. Постепенно состав атмосферы внутри саркофага приблизился к нормальному. И хотя контейнер был герметичным, он не был звуконепроницаемым.
Вскоре до Флинкса донеслись возбужденные голоса, спорившие о чем-то, и звуки перестрелки. Но смотровое окошко было закрыто, и внутри контейнера стояла такая же кромешная тьма, как и в пещерах Длинного Тоннеля.
Флинкс постарался стряхнуть с себя сонливость. Последнее, что он мог припомнить, это то, как он, сидя на кровати в гостиничном номере, смотрел телепередачу. Пип тогда свернулась калачиком на соседнем кресле, а Поскребыш гонялся за собственным хвостом вокруг светильника под потолком. И вот теперь оказалось, что он лежит на спине, словно скованный по рукам и ногам, в каком-то контейнере, а рядом с ним томятся Пип и ее отпрыск. Сквозь стенки контейнера до него доносились голоса и выстрелы. Ясно, что снаружи были люди, а значит, вполне пригодный для дыхания воздух.
Флинкс попытался наощупь исследовать свою тесную камеру, но не обнаружил ни кнопки, ни замка. Это значило, что контейнер открывался только снаружи. Что ж, вполне разумно. Вскоре пальцы Флинкса нащупали не что иное, как три толстенные завесы.
От тотчас представил себе блаженное парение в озере грез. Значит, с помощью укола или чего-то еще его усыпили. Судя по онемевшим мышцам, он провел без сознания довольно длительное время. Но даже несмотря на ломоту в теле, Флинкс ощущал себя здоровым и бодрым. Флинкс дал волю своему таланту и тотчас ощутил, что способен довольно четко воспринимать ближайшее эмоциональное излучение. Не исключено, что длительный вынужденный отдых в сочетании с наркотическими средствами способствовал обострению его восприятия. Кто знает, может в то время, что он пребывал в заточении, бодрствовало одно только подсознание. С ним что-то произошло. У него остались лишь смутные воспоминания о каких-то едва различимых, но мощных образах, в особенности о бескрайней зеленой массе. Это были отголоски восхитительного мира грез.
Флинкс ощутил несколько враждебных образов и мысленно двинулся дальше, словно бабочка, порхающая от цветка к цветку. Эмоции вокруг него и звуки однозначно свидетельствовали о том, что люди стреляют друг в друга. В бушующем море незнакомых чувств Флинкс различил два хорошо известных ему течения. Первое исходило от Анасмолии Вандерворт — этакое неповторимое сочетание алчности, ненасытности, честолюбия, надежды и ненависти. Клэрити же переполняли отвращение, страх, беспокойство и нечто еще, что никак не поддавалось определению. И тогда он шепотом позвал Пип. Их общение не всегда проходило на эмпатическом уровне.
Драконша была достаточно разумным созданием, чтобы научиться реагировать на ряд несложных словесных команд.
Придвинувшись, насколько позволяла теснота, к правой стенке, Флинкс постучал пальцем по нижней из петель крышки и одновременно дал команду Пип. Та по звуку определила положение его пальца, подождала, пока хозяин убрал руку, а затем плюнула.
Саркофаг тотчас наполнился едкой вонью растворяющегося металла и пластика. Флинкс едва не задохнулся. С трудом дыша, он повторил процедуру еще пару раз и выждал немного, пока яд Пип произведет нужную работу.
Никто даже не подошел к контейнеру, чтобы проверить, в чем дело. Либо снаружи не было заметно, как плавится материал контейнера, либо, что более вероятно, воюющие стороны слишком увлеклись своим занятием.
Поперхнувшись от вони, Флинкс ужасно разозлился. Подумать только, ведь все, что стряслось с ним в последнее время, произошло лишь потому, что он пришел на помощь другому человеку.
Его собственные эмоции частенько становились чужой игрушкой, и чем больше он помогал другим, тем чаще они старались причинить ему зло. Словом, он был сыт по горло и готов выместить обиду на первом встречном.
За то время, что он находился в водах озера грез, он многое о себе узнал. Вынужденное состояние транса раскрыло перед ним неизвестные ранее истины. Одна из них заключалась в том, что во всей вселенной лишь два вида разума понимали его до конца. Первым видом были сумакреа, вторым — некое супероружие, созданное давно исчезнувшей расой.
Главной целью жизни сумакреа было понимание и сочувствие. Главной целью супероружия — разрушение. Что ж, пусть так и будет. Но только сам он — никакое не оружие. Он лишь Филип Линкс, девятнадцатилетний сирота невероятного происхождения, с загадочной генеалогией и сумбурным талантом неясного назначения.
Кем бы ни был Флинкс для всех присутствующих здесь людей, для них стало настоящим шоком, когда он, сбросив с саркофага крышку, восстал из гроба. Лишь мгновение потребовалось ему, чтобы глаза привыкли к освещению. Но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы остальные пришли в себя.
Наполовину высунувшись из-за ящиков, Вандерворт истошно заорала.
— Ну давайте же! — поторапливала она Дабиса и Монконкви, которые неохотно зашевелились.
Пожилой мужчина из террористов, присев на корточки, в ужасе разглядывал Флинкса с верхней площадки лестницы, словно вместо худощавого молодого человека его взору предстала ужасная хищная рептилия.
— Убейте же эту гадину! — проревел он. — Убейте немедленно!
Молодой человек, сидевший на верхней ступеньке лестницы, заколебался, а вот рослая амазонка, сидевшая рядом с ним, не нуждалась в напоминании. Она живо вскинула дуло нейропистолета, который держала в руке, однако, хотя с виду и не была никем ранена, рухнула вперед и покатилась вниз по ступенькам, где осталась лежать бесформенной массой, навалившись на мертвеца с пробитой грудью.
Пип с Поскребышем уже взмыли в воздух, готовые к атаке, однако впервые в жизни Флинкс мог прекрасно обойтись и без них. Вырвавшись из глубин озера, он обнаружил, что теперь без всяких усилий способен выходить за рамки собственного «я». Используя Пип в качестве своеобразной линзы, он мог теперь не только воспринимать эмоции, но и целенаправленно изучать их.
Возможно, дело здесь не только в озере грез. А вдруг к этому причастны те образы и видения, которые пытались прикоснуться к нему? Может быть, это им удалось? Кто может сказать это?
Но если он останется жив, обязательно выяснит.
А в сознание рослой террористки он послал мысленный луч, полный страха и первобытного ужаса. Затем настиг точно таким же лучом ее приятеля, который поднялся было для того, чтобы пуститься наутек, но, издав стон, свалился без чувств на ступеньки. Пожилой бандит успел выстрелить, но промахнулся, слегка задев Флинксу руку. Флинкс инстинктивно вырубил его еще более мощным лучом. Результат оказался сильнее предполагаемого. Пожилой фанатик, дрожа всем телом, приподнялся, глаза его вылезли из орбит, и мгновение спустя он рухнул на своего молодого сотоварища. Правда, в отличие от молодого, просто валявшегося без чувств, у него от страха произошел разрыв сердца.
Наблюдая, как у них на глазах без всякой стрельбы тают ряды противников, оба охранника застыли посреди комнаты, раскрыв рты. У них отлегло от сердца, когда они поняли, что по ним больше никто не будет стрелять. Но почти одновременно Дабис с Монконкви заметили, что их пленник, присев в гробу, пристально смотрит на них в упор. Правда, они еще не осознавали связи между Флинксом и разгромом противника.
Монконкви неуверенно поднял пистолет. Клэрити, заметив его движение, встала во весь рост и закричала.
Охранники оказались более твердыми орешками, чем бандиты. Они были мало восприимчивы к тому виду страха, который Флинкс только что опробовал на бандитах. Но тем не менее, у каждого есть свой предел прочности. Не выдержав мощного залпа леденящего ужаса, оба охранника в конце концов вырубились так же, как и бандиты.
И тогда Флинкс остался в комнате один, если не считать Клэрити и Вандерворт.
Последняя вышла из-за своего укрытия и с широкой улыбкой, протягивая руку для приветствия, направилась навстречу Флинксу.
— Ну, мой мальчик, я не знаю, как тебе это удалось, но могу поклясться, что без твоих талантов здесь не обошлось. От меня не укрылось, как ты сразил их взглядом или чем бы то ни было. Сначала тех подонков на лестнице, а потом и моих охранников. Бедняги не сообразили вовремя опустить оружие. Им ведь и в голову не могло прийти, что мы на одной стороне.
Флинкс уже вылезал из саркофага.
— И на которой же?
— Не слушай ее, Флинкс! — поспешно выкрикнула Клэрити. — Ведь это она напичкала тебя наркотиками и засунула в этот ящик.
Вандерворт злобно обернулась к Клэрити.
— Сейчас же заткнись, паршивая сука! Раз не понимаешь, что для тебя самой же будет лучше, то заткнись и не высовывайся.
Все еще улыбаясь, Вандерворт снова повернулась к Флинксу. Тот смотрел на нее, не выказывая никаких эмоций.
— Наша крошка Клэрити ужасно расстроена. Происшедшее совершенно выбило ее из колеи, но я ее не виню… — и Вандерворт рассмеялась бархатистым, вкрадчивым смехом. — Я и сама порядком сбита с толку.
— Я тоже.
Казалось, будто Вандерворт стала выше ростом.
— Уверена, что мы сумеем выяснить, кто виноват во всем этом.
— Так значит, вы не имеете к случившемуся никакого отношения?
Голос Флинкса не дрогнул, взгляд был по-прежнему спокоен. Пип повисла в воздухе неподалеку от хозяина, а Поскребыш сначала метался от Флинкса к Клэрити, но не сумев сделать выбор, завертелся волчком между ними обоими.
— Я не совсем правильно выразилась. То есть, я хотела сказать, что трудно сразу во всем разобраться.
Но это были только слова. На самом же деле от Вандерворт исходила противоречивая смесь страха и злобы и много чего еще. И все эти эмоции не были направлены на поверженных бандитов, лежащих грудой у лестницы. Одни чувства были направлены на Клэрити, а вот другие — на него самого.
— Но если вам так искренне хочется мне помочь, почему же вы в таком случае боитесь меня?
— Я боюсь вас? Молодой человек, вы заблуждаетесь! — неожиданно ей словно открылась истина, она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. — Так значит, ты все-таки способен читать мои чувства? Не мысли, а что я испытываю в душе?
— Именно, и в настоящий момент у меня такое ощущение, что вы не столь расположены ко мне, как изображаете.
— Молодой человек, не советую вам воспринимать чужие эмоции столь прямолинейно. Они могут быть весьма противоречивы и неоднозначны. Вы только что, даже не пошевелив пальцем, уложили на месте пятерых. Поэтому, как мне кажется, я имею полное право чувствовать себя несколько запуганной.
— Но вы не запуганы. Вас пробирает не страх, а нечто другое. Не ошибусь, если скажу, что отвернись я на минуту, как вы, не раздумывая, броситесь поднимать пистолет, который уронил один из ваших головорезов.
В лице Вандерворт не осталось ни кровинки.
— Ты не можешь чувствовать этого. Ведь это не эмоция, а вполне конкретная мысль. — Вандерворт сделала шаг назад. — Ты не способен…
— Совершенно верно. Я не способен читать мысли. Но когда я высказываю предположение и потом вижу вашу реакцию, то мне не составляет труда догадаться, где же истина, которая для меня столь же очевидна, как будто вы сами признались в ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49