На "Хоксбиде" имелась удобная, довольно просторная столовая, но
экипаж считал ее своей собственностью и ревниво оберегал от вторжения
пассажиров, которые вполне могут есть у себя в каютах, ведь в их
распоряжении безотказные пищевые автоматы. Десятерым пассажирам
волей-неволей пришлось смириться с подобной дискриминацией.
Каюты находились на пятой палубе, вокруг шахты грузового лифта.
Против ожидания, корабельный быт не способствовал знакомству и тесному
общению, что явилось неприятным сюрпризом для попутчиков Даллена. Он же,
напротив, был очень рад этому, поскольку в условиях космического
путешествия Кона доставляла гораздо больше хлопот, чем на Земле. Первая
истерика случилась с ней на орбитальном катере, теснота каюты тоже
раздражала ее. Поэтому Гарри потчевал ее лошадиными дозами
транквилизатора, в состав которого Рой Пиччано включил по настоянию
Даллена препарат, ослабляющий половое влечение.
Мики держался неплохо, все больше походя на обычного ребенка. Он
подолгу возился со своими автомобилями и неподдельно радовался при виде
отца. К своему огорчению, Даллен никак не мог преодолеть отчужденности,
проклинал себя за черствость, но все равно у него было ощущение, будто
перед ним не его ребенок, а какой-то суррогат, подброшенный ему судьбою.
Слух о беде семьи Даллена вызвал всеобщее сочувствие. Несколько
женщин из инженерной группы, добровольно приняв на себя обязанности нянек,
окружили Микеля трогательной заботой. Представители сильного пола
ограничились выражениями соболезнования. Теперь, получив немного
свободного времени, Гарри мог уделить больше внимания своим попутчикам.
Первая встреча с Джеральдом Мэтью произошла в прямом смысле слова на
узкой дорожке - на огражденном переходе, отделявшем каюты от зияющей
бездны корабельного трюма. Поблизости никого не было, и на долю секунды
Даллена захлестнуло желание использовать подвернувшийся шанс, разом
покончив с Мэтью и со всей этой ужасной историей. Одно движение, внезапный
толчок, и его враг полетит в черную глубину стального колодца...
Несчастный случай.
Хотя, какой, к черту, несчастный случай!
Металлические перила тянулись на уровне груди, и Даллен при всем
желании не мог придумать ситуацию, в которой человек упал бы в шахту без
посторонней помощи. Пока он размышлял, что-то повернулось у него в мозгу,
мысли замерли, потом потекли в другом направлении. Теперь он оказался
перед проблемой: как вести себя с тем, кого считаешь покойником, пусть
двигающимся, говорящим, но все-таки трупом?
- Привет, Джеральд, - с натянутой улыбкой проговорил Даллен. - Не
желаете приобрести билет на участие в мятеже?
Мэтью выдержал его взгляд.
- Такие разговоры приводят на нок-рею, мистер Христиан.
"Христиан? - смущенно подумал Даллен. - Почему Христиан? Это из
какой-то книги, несмотря на просьбы Коны, я так и не начал их читать..."
Мэтью свернул за угол и скрылся из вида. Высокая фигура, уверенная
походка, безупречной чистоты комбинезон серебристо-серого цвета. Внешне он
ничуть не изменился, и все же в его облике Гарри почудилось нечто новое.
Может, выражение глаз? В них появилась какая-то отрешенная-невозмутимость.
Скорее всего, результат действия фелицитина, однако не исключено, что
сыграло свою роль и чудесное спасение. Такое событие не может не повлиять
на характер человека.
Неважно, твердил себе Даллен, это не имеет никакого значения. Он
упорно гнал неотвязную мысль, что перед ним уже другой Мэтью, совсем
другая личность. Вообще-то Гарри никогда не отличался терпимостью к
преступникам, склонным к насилию. А уж те, на чьей совести
неспровоцированное убийство невинных людей, и подавно не заслуживали ни
малейшего снисхождения. Но самым возмутительным казалось Даллену то, что
многие из этих выродков сразу же после ареста подавали просьбу о
помиловании "ввиду глубокого раскаяния в содеянном" и в ожидании решения
высоких инстанций коротали досуг, сочиняя книги и пьесы о святости
человеческой жизни. Помня об этом, Гарри заранее отказывал Мэтью в праве
ходатайствовать о смягчении своей участи. Существуют понятия, которые
должны оставаться незыблемыми: жизнь и смерть, преступление и наказание,
вина и расплата. Довольно с него и той неразберихи в мозгах, которая
возникла из-за Карала Лондона с его открытиями.
Как ни старался Даллен развести Лондона и Мэтью по разным углам
сознания, разделить их образы, они все равно переплетались, наслаивались
друг на друга. А интеллектуальное и нравственное потрясение, вызванное
историей с Мэтью, было столь сильным, что временами затмевало даже
собственную семейную трагедию.
Допустим, смерти в традиционном понимании нет, она представляет собой
лишь мгновенный переход к новой форме существования. Можно ли тогда
считать-карой смертную казнь? Какое же это возмездие, если оно только
ускоряет наступление очередной стадии в жизни злодея? Да и за что
наказывать, если убийство не отнимает жизнь, а лишь дарует жертве вполне
реальное бессмертие?
"Демагогия, бесполезная казуистика", - мысленно отмахнулся Даллен,
досадуя на свои колебания, вызванные встречей и коротким двусмысленным
разговором с Мэтью.
Он вернулся в каюту, достал небольшую дорожную сумку и в который раз
изучил ее содержимое. Перед отъездом он набил в нее уйму всякой всячины,
начиная от бритвенных лезвий и гибких проводов и кончая упаковками
сильнодействующих медицинских препаратов. Эти разнородные предметы
объединяло одно: каждый из них при подходящих обстоятельствах мог стать
орудием убийства. Определенного плана у Даллена не было, но какое-то
смутное предчувствие привлекло его внимание к небольшому аэрозольному
баллончику, самому, пожалуй, безобидному на вид экспонату в этой коллекции
средств умерщвления. Незадолго до отлета он прихватил его в мэдисонской
автомастерской.

Первое свидание на корабле с Сильвией Лондон оставило у него не менее
тягостное впечатление.
Они не виделись с того дня, когда Сильвия в исступлении разбила
мозаику. В полете ее должны были сопровождать двое служащих фонда "Анима
Мунди". Оба конвоира оказались женщинами, которые отлично справлялись со
своим делом: перед стартом очень ловко отбили атаку журналистов, жаждавших
взять интервью у их подопечной. Судя по всему, им предстояло подготовить
Сильвию к выступлениям перед широкой аудиторией. А это, в свою очередь,
свидетельствовало о предусмотрительности и трезвом расчете Карала Лондона.
Сейчас, вспоминая слова Ренарда об отношениях между супругами, Даллен был
уже не так уверен в его правоте.
Поведение Сильвии после известия о дискарнации Лондона показывало,
что она не столь примитивна, как пытался представить Ренард, и ее
внутренний мир намного богаче внутреннего мира стандартной красотки.
Даллен с радостью убедился в этом, но, как ни старался он подавить столь
низменные мысли, куда больше его привлекала возможность стать первым
мужчиной, который очутится в постели с этой великолепной, чувственной
женщиной. Его смятение усугублялось неопределенностью ситуации, он не
понимал безмолвного языка Сильвии и мог лишь гадать об истинном смысле
происшедшего между ними. То ли ему впрямь улыбнулась удача, остается
только протянуть руку за самым роскошным из плодов, то ли он, как прыщавый
подросток, просто тешит себя иллюзиями.
"В чем проблема, старина? Почему тебе не попытать счастья?" - мог бы
спросить себя Ренард, не будь он сам частью проблемы.
- Действительно, почему бы и нет, - сказал Даллен, поворачивая к
пищеблоку на четвертой палубе. Издали он заметил черное платье Сильвии
возле раздаточных автоматов. Но для этого нужны нормальные обстоятельства,
где нет места ни внутренним конфликтам и терзаниям, ни чувству вины перед
женой и сыном, ни планам уничтожения Джеральда Мэтью. Лучше не спешить,
решил Даллен, все может оказаться притворством и игрой, победить в которой
суждено не ему, а Ренарду. Как-никак деньги, власть и непрошибаемая
самоуверенность дают ему солидное преимущество.
Сильвия разговаривала с одной из своих спутниц. Выглядела она вполне
нормально, и только нездоровая бледность напоминала об ужасном испытании,
которое ей пришлось перенести. Даллен смотрел на прекрасное лицо с
решительным подбородком и чувственным ртом, на высокую грудь, рельефно
выступавшую над плоским спортивным животом, и, казалось, всей кожей
ощущал, как погружается в поток спокойной силы и женственности. Где-то
внутри его родилась боль из-за неспособности выразить свои чувства к ней.
Он никогда не интересовался поэзией, а сейчас вдруг понял всю важность
слов, всю степень своей беспомощности... Сильвия повернулась в его
сторону, и он едва не рванулся к ней, с трудом овладев собой. Она
безмятежно продолжала беседу, но ее глаза следили за ним все время, пока
он шел к следующему ряду автоматов.
Он улыбнулся ей, надеясь, что улыбка получилась такой же официальной,
как при встрече с Мэтью, и демонстративно занялся механическим буфетчиком.
Напряжение понемногу спало. Даллен, не торопясь, выбрал обед, а когда с
подносом тронулся обратно, возле автоматов уже никого не было.
В каюте на краешке своего ложа, сонно моргая, сидела Кона. Даллен
начал расставлять на откидном столике судки и порционные упаковки со
снедью. Тяжелый воздух в помещении отбил бы аппетит даже у человека в
здравом рассудке.
- Обе... - с трудом выговорила Кона. - Обе-е...
- Очень хорошо, - похвалил Даллен, пытаясь изгнать из памяти образ
Сильвии. - Скажи: обедать. О-бе-дать.
- Обе! - громко закричала Кона. Ее вдруг охватило безумное веселье.
Она встала, шагнула к столу, зажала в кулаке ложку и потянулась к
шоколадному суфле. Даллен знал по опыту, что если он разрешит Коне
полакомиться десертом, то потом легко уговорит ее съесть весь обед. Но
одна мысль о такой дипломатии показалась ему нестерпимой.
Не говоря ни слова, он обхватил ее руку и направил ложку к
пластмассовой тарелке с салатом. В первый миг Кона опешила, потом стала
яростно сопротивляться, и внезапно Даллена прорвало. Он грубо стиснул
жену, свободной рукой прижал к себе ее голову и поднес ложку с салатом ко
рту Коны. Вдруг что-то заставило его поднять глаза на противоположную
зеркальную стену: торжествующий угнетатель навис над беспомощной жертвой.
Два искаженных лица, на одном - мука, на другом - злобное торжество.
Разжав руки, Гарри отпустил жену и повернулся к своему отражению.
- Ублюдок, - прошептал он. - Ты за это заплатишь.

16
Прежде чем приступить к ликвидации Мэтью, Даллен занялся изучением
его привычек.
Каждый пассажир, он же гость Ренарда, свободный от вахт, отвечал за
несколько стеллажей с рассадой, регулировал освещенность, имитирующую
смену дня и ночи, ночью поливал растения. Полив отнимал много времени и
сил, поскольку стеллажи были высотой примерно с шестиэтажный дом. Как
выяснилось, Мэтью никогда не откладывал эту утомительную процедуру. Он
забирался на вершину стеллажа, выключал световые панели и обрабатывал ярус
за ярусом, постепенно спускаясь до уровня палубы.
У каждого стеллажа имелась металлическая лестница, но поскольку
они-стояли почти вплотную, это позволяло Мэтью ускорить работу, используя
преимущества своего роста. Расправившись с одним ярусом, он перегибался
через пролет и принимался за соседний стеллаж. Ренард не одобрял подобное
новшество, хотя ограничился лишь напоминанием, что корабельная страховка
распространяется только на членов экипажа. Даллен присутствовал при этом
разговоре и остался доволен услышанным. Раз нет страховки, значит при
несчастном случае дознание будет не особенно тщательным.
Шли пятые сутки полета. Гарри проснулся очень рано и несколько минут
лежал, не двигаясь. В другом конце каюты посапывала Кона, Микель тоже
крепко спал. Как-то не верилось, что каюта находится внутри огромного
стального трезубца, с невообразимой скоростью пронизывающего черноту
пространства. Об этом напоминала только едва заметная вибрация, не будь
ее, можно было представить себя под кровом какой-нибудь уединенной фермы
на Земле или Орбитсвиле. Он вспомнил Сильвию, которая совсем рядом, всего
в нескольких метрах...
Хватит, решил он, отгоняя образ одинокой красавицы разметавшейся на
постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26