Эта музыка приближала его к Сиднею Ланье.
После этого случая музыкальные паузы стали постоянными - он получал
удовлетворение от игры, а Беатрикс искренне восхищалась. Он играл для
холодных равнин Шена-спутника, для гигантского Нептуна, нависшего над
горизонтом Тритона (Тритон всегда был повернут одной стороной к Нептуну, а
вращение Шена давало возможность иногда наблюдать эту впечатляющую
картину) - он привнес в их ссылку дух Земли.
Иногда он отвлекался от галактических потоков и рассматривал Землю,
читал заголовки газет, так как Беатрикс всегда живо интересовалась делами,
происходящими дома. По многим причинам эти вахты с ней становились для
него настоящим отдыхом.
А в это время внизу происходили значительные перемены. Если коньком
Иво была игра на флейте, то Гротон всей душой отдавался строительству.
- Проблема в следующем, - пояснял он. - Информация - это еще не все.
Объемы конкретной работы, необходимой для возведения элементарного убежища
в таком месте, принимая во внимание температуру, гравитацию и атмосферный
состав, колоссальны. Резка, подгонка, доводка, уплотнение, подъемные
работы, испытания - все вместе многие тысячи человеко-часов, не говоря уж
о необходимости механизации! Так вот, я хотел бы знать, как колония типа
нашей, имея макроскоп, атомный двигатель и планетарный модуль может
преобразить мир вроде Тритона, скажем, за шесть месяцев. Где-то должна
быть такая программа, вот и найдите ее!
Иво нашел ее. Одна из дальних галактических станций передавала полное
описание, от А до Я, начиная с того, как направить тепло работающего
ракетного двигателя технологии первого типа для использования его на
планете и кончая правилами этикета на дружеской вечеринке.
Гротон целый месяц возился, создавая электронное чудовище - что-то
вроде управляемого дистанционно галактическим лучом робота. Это устройство
существенно облегчало сборку других машин, и дела пошли лучше. Небольшая
фабрика плавила скалы Тритона, смешивала расплав с веществом, извлекаемым
из океана, в результате получался твердый, прочный, газонепроницаемый,
непроводящий материал, который образовывал надежное соединение с куском
такого же материала за несколько часов, при любой температуре, достаточно
было только прижать поверхности.
Другие устройства подтаскивали огромные блоки "галактита", легкие в
условиях неполной гравитации, но обладающие все той же инерцией - ведь
гравитационная и инерционная массы равны, к месту на берегу озера, которое
Гротон избрал в качестве форпоста человечества на Тритоне. Вскоре здесь
вздымалась уже пирамида из блоков сорока футов в поперечнике, полностью
герметичная. Со шлюзами было несколько сложнее, но через неделю работ,
направляемых галактической передачей, они были изготовлены.
Затем замок был накачан воздухом, освещен, обогрет и, в конце концов
мог принимать земную колонию под свои гостеприимные своды.
К тому времени пришло время дежурств Афры. Беатрикс отстояла
несколько вахт подряд, и все решили, что необходимо сменить ее. В это
время Иво разгребал завалы информации, необходимой для программирования
машин Гротона. Он с трудом представлял себе значение многих терминов и
вынужден был часто брать уроки по элементарной электронике у Гротона. Но
он не осмеливался черпануть хоть немного знаний из самой программы, ведь
рядом находился разрушитель. Он вынужден был действовать в полном
неведении, и это было чертовски утомительно.
Кроме того, было нелегко оставаться наедине с Афрой. Она была слишком
красива, слишком умна, слишком остра на язык. Иво вряд ли бы смог ее в
чем-то обвинить, но невозможно было воспринимать равнодушно ее утонченную
холодность.
- Вы никогда не знали своих родителей? - спросила она во время одного
из перерывов.
- Никто из нас не знал.
Очевидно, Беатрикс рассказал остальным об их беседах. Ну что ж, он не
просил ее молчать.
- Сколько вас было там?
- Триста тридцать. Разумеется, были и другие группы, других
возрастов; все были собраны по годам, разница в возрасте не превышала
несколько месяцев.
Почему она вдруг так заинтересовалась его прошлым? Праздная болтовня,
желание просто убить время?
- Так значит вы, Брад и Шен одного возраста?
- Да. - Он увидел ловушку лишь после того, как ответил. Брад говорил
ей, что группы были разные, а он только что признал обратное.
Повисла томительная тишина, и он в конце концов решился прервать ее:
- Замысел был в том, чтобы соединить...
- Я знаю, - и затем, как бы заглаживая резкость: - Трудно поверить,
что Брад был цветным. Я об этом даже не подозревала.
Рудиментарный шовинизм Афры, о котором Иво боялся догадываться,
проявил себя, и для Иво это было потрясением.
- Мы выглядели по-разному, но в среднем пропорции были одинаковы.
Брад, например, получился светлокожим, а были и намного темнее меня.
Неужели это имеет значение?
Дурацкий вопрос.
- Да. Имеет, Иво.
Она отвернулась и долго смотрела на лед за иллюминатором.
- Ах, да. Я знаю, я должна сказать, что я - девушка, выросшая в
двадцатом веке в Джорджии, воспитанная без предрассудков. Я знаю, что
важно, каков сам человек, а не каково его происхождение, и что все равны в
нашем обществе. И что кажущаяся неполноценность цветного населения
является следствием их социального и экономического положения, а не
генетической основы. И я понимаю, что когда черные устраивают пожары в
своих гетто и грабят магазины, то это находит выход разочарование в жизни
- они видят, что самодовольное белое большинство более века правит всем. И
все мы должны работать вместе, все расы и народности, чтобы построить
новое общество и искоренить пережитки прошлого. Но я же хотела выйти замуж
за него! - Она повернулась к нему, ухватившись за поручень: - Я просто не
могу любить негра! Не знаю почему. Вся моя жизнь... - Она отпустила
поручень и поплыла, закрывая руками лицо. - Брад, Брад. Я ведь любила
тебя.
Проклят всюду. Иво не раскрывал рта, памятуя о тысячах гадких
способах напомнить ему о его расовой неполноценности, он их хорошо изучил
с тех пор, как вышел из проекта. Либералы любили объявлять дискриминацию
достоянием истории, но что-то никто из них не жил по соседству с
негритянскими семьями. Официально сегрегация не существовала, но он быстро
обнаружил, что в жизни все по-иному. Он знал, что вакансии, объявленные
как рабочие места "равных возможностей", вдруг оказывались "занятыми",
когда появлялся цветной аппликант, и вновь открывались для белых. Брад
решил проскочить, пошел слишком быстро и оказался слишком высоко, чтобы
пострадать, когда просочилась правда.
И, по-видимому, правда не достигла на станции ушей Афры. Иво
проскакивать не рискнул и получил свое. Он был на одну треть кавказоид, на
одну треть негроид и на одну треть монголоид, а это означает - негр.
1/3C + 1/3M + 1/3N = N
Он был глупее, чем чистокровный белый, хотя даже придуманные белыми
тесты показывали обратное, он был менее чистоплотен, хотя мылся не реже,
чем они, и чистил зубы популярной пастой; он был цветным - и все тут, и
каждый в Америке знал это, что бы там не заявляли публично. В жизни это
выглядело, как "Убирайся, ниггер!" в 1960, или твердая вежливость отказов
в 1970, или спонтанная слепота в 1980, - он был чужим в этом обществе.
На это просто нельзя было реагировать. Ненависть порождала ненависть,
и каждый раз, когда он видел мертвенно-бледную кожу у незнакомца, он тут
же напрягался и думал: "Белый!" - каким бы объективным он не старался
быть. Тем не менее, он безоглядно влюбился в женщину с самой белой кожей в
мире...
Афра опомнилась и продолжила:
- Я знаю, я не права. Но не могу изменить это так быстро. Я могу
называть себя белой шовинисткой, чувствовать вину - но это внутри меня,
это моя природа. - Она посмотрела на него так, что ему стало больно.
- Вы, Брад и Шен были вместе?
- Да.
- Цвет, коэффициент, пол - все одинаковое?
- Да.
- Почему он мне лгал! - с болью воскликнула она.
Ответ был ни к чему.
- И вы, Иво, - вы тоже лгали мне!
- Да, - полуправда все равно что полуложь.
- Вы тоже были в этой колонии свободной любви и видели все это...
- Проект закрыли, когда нам было четырнадцать.
- Постойте! Я же читаю ваши мысли, Иво. Скажите правду. Расскажите о
себе, о Шене, о Браде.
- Это... - он запнулся. В конце концов, она получит, то что хочет,
это лишь вопрос времени. - Нас было сто семьдесят мальчиков и сто
семьдесят девочек. Мы все вместе росли с младенчества, одно большое
общежитие, никакого разделения по полу. Мы сами выбирали себе комнаты и
соседей, никакого режима не было.
- Коммуна, - коротко заключила Афра.
- Коммуна. Взрослые появлялись, если только грозили крупные
неприятности, и каждый знал, что они все время подсматривают. Но это
ничего не значило, большинство ребят были умными бестиями.
- Их отбирали по этому признаку, - сказала Афра. - Совершенный
человек должен быть гением.
- Генетические данные, окружение, статистика - все указывало на то,
что в группе появятся гении. Обучение шло каждый день, оно начиналось в
раннем возрасте, как только ребенок начинал реагировать на внешние
стимуляторы. Может быть и раньше, не помню. Нас кормили согласно особой
диете и защищали от всех известных болезней, постоянно стимулировали
умственно и физически. Думаю, воспитателей было не меньше, чем детей, но
мы видели их только на уроках. Почти все могли писать и читать уже в
возрасте трех лет - даже самые отстающие.
- Групповая динамика, - сказала Афра. - Элемент соревновательности.
- Наверное. Но они ведь всегда подглядывали, я имею ввиду взрослых. И
у нас была игра - дурачить их. Подделывать оценки, притворяться спящим -
ну, все такое. Они были так доверчивы, наверное, потому, что были слишком
образованы, слишком доверяли своим тестам, "жучкам" и статистическим
распределениям.
- Представляю. А как насчет девочек?
Он не стал делать вид, что не понимает ее.
- Они понимали, что они женщины. Довольно многие были хорошо развиты
в этом отношении. Но дети в четыре года понимают половые отношения не
совсем так, как взрослые. Анальный элемент...
- А Шен? Тогда он и получил свое имя?
- Думаю, да. Ведь мы сами выдумывали себе имена; для взрослых мы были
лишь номерами, по-видимому, для пущей бесстрастности. Так и получилось -
мое имя лишь каламбур, а Шен - он рано проявил способность к языкам.
- Н_а_с_к_о_л_ь_к_о_ рано?
- Никто не знает. По-видимому, он выучил шесть или семь языков
одновременно, заодно с английским, и, я думаю, мог на них и писать. Но я
его тогда еще плохо знал, по крайней мере, с этой стороны. А в три года он
знал, полагаю, уже не меньше дюжины.
Афра обдумывала услышанное в тишине.
- И он был очень красив. Он жил вместе со многими ребятами и всем
поначалу очень нравился. Он был sehr schon [очень красив (нем.)]. По
моему, sehr значит...
- Я знаю. И как далеко могут зайти четырехлетки?
- В сексуальном плане? Так же далеко, как и любой другой, если
говорить о движениях. По крайней мере, у Шена получалось, и... девочки...
Но ему все очень быстро надоело.
- Вы все уходите от прямого ответа, и я никак не могу поймать вас.
Каково в этом участие Брада?
- Он был лучшим другом Шена. Пожалуй, единственным, хотя, на самом
деле, Шену никто не был нужен. Полагаю, что они подружились потому, что
были самыми способными, но все же Шен оставался сам по себе.
Опять повисла тишина, и он знал, что она размышляет о коэффициенте
215 Брада.
- Они были соседями.
- Да, - он понял, к чему она клонит. - Видите ли, нас не сдерживали
моральные нормы внешнего мира. Никаких ограничений.
Говоря об этом, он смущался не меньше, чем она, но нужно было как-то
защищаться.
- Мы играли во все игры - гомо, гетеро и групповые...
- Групповые!
Иво пожал плечами:
- Объективно рассуждая, что в этом плохого?
- Наверное, у меня все же больше предрассудков, чем я предполагала.
Иво отметил, что общие предрассудки кажутся куда более обоснованными.
- Но это не было главным. Все наши силы были направлены на учебу, и
на то, чтобы дурачить взрослых.
- А воспитатели не знали об уровне интеллекта среднего ребенка?
- Не знаю. Думаю, что взрослые оценивали этот уровень в 125, хотя на
самом деле он был на 25-30 пунктов выше.
Афра опять задумалась, наверное, представила себя в группе, где она
бы не смогла стать даже средним учеником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
После этого случая музыкальные паузы стали постоянными - он получал
удовлетворение от игры, а Беатрикс искренне восхищалась. Он играл для
холодных равнин Шена-спутника, для гигантского Нептуна, нависшего над
горизонтом Тритона (Тритон всегда был повернут одной стороной к Нептуну, а
вращение Шена давало возможность иногда наблюдать эту впечатляющую
картину) - он привнес в их ссылку дух Земли.
Иногда он отвлекался от галактических потоков и рассматривал Землю,
читал заголовки газет, так как Беатрикс всегда живо интересовалась делами,
происходящими дома. По многим причинам эти вахты с ней становились для
него настоящим отдыхом.
А в это время внизу происходили значительные перемены. Если коньком
Иво была игра на флейте, то Гротон всей душой отдавался строительству.
- Проблема в следующем, - пояснял он. - Информация - это еще не все.
Объемы конкретной работы, необходимой для возведения элементарного убежища
в таком месте, принимая во внимание температуру, гравитацию и атмосферный
состав, колоссальны. Резка, подгонка, доводка, уплотнение, подъемные
работы, испытания - все вместе многие тысячи человеко-часов, не говоря уж
о необходимости механизации! Так вот, я хотел бы знать, как колония типа
нашей, имея макроскоп, атомный двигатель и планетарный модуль может
преобразить мир вроде Тритона, скажем, за шесть месяцев. Где-то должна
быть такая программа, вот и найдите ее!
Иво нашел ее. Одна из дальних галактических станций передавала полное
описание, от А до Я, начиная с того, как направить тепло работающего
ракетного двигателя технологии первого типа для использования его на
планете и кончая правилами этикета на дружеской вечеринке.
Гротон целый месяц возился, создавая электронное чудовище - что-то
вроде управляемого дистанционно галактическим лучом робота. Это устройство
существенно облегчало сборку других машин, и дела пошли лучше. Небольшая
фабрика плавила скалы Тритона, смешивала расплав с веществом, извлекаемым
из океана, в результате получался твердый, прочный, газонепроницаемый,
непроводящий материал, который образовывал надежное соединение с куском
такого же материала за несколько часов, при любой температуре, достаточно
было только прижать поверхности.
Другие устройства подтаскивали огромные блоки "галактита", легкие в
условиях неполной гравитации, но обладающие все той же инерцией - ведь
гравитационная и инерционная массы равны, к месту на берегу озера, которое
Гротон избрал в качестве форпоста человечества на Тритоне. Вскоре здесь
вздымалась уже пирамида из блоков сорока футов в поперечнике, полностью
герметичная. Со шлюзами было несколько сложнее, но через неделю работ,
направляемых галактической передачей, они были изготовлены.
Затем замок был накачан воздухом, освещен, обогрет и, в конце концов
мог принимать земную колонию под свои гостеприимные своды.
К тому времени пришло время дежурств Афры. Беатрикс отстояла
несколько вахт подряд, и все решили, что необходимо сменить ее. В это
время Иво разгребал завалы информации, необходимой для программирования
машин Гротона. Он с трудом представлял себе значение многих терминов и
вынужден был часто брать уроки по элементарной электронике у Гротона. Но
он не осмеливался черпануть хоть немного знаний из самой программы, ведь
рядом находился разрушитель. Он вынужден был действовать в полном
неведении, и это было чертовски утомительно.
Кроме того, было нелегко оставаться наедине с Афрой. Она была слишком
красива, слишком умна, слишком остра на язык. Иво вряд ли бы смог ее в
чем-то обвинить, но невозможно было воспринимать равнодушно ее утонченную
холодность.
- Вы никогда не знали своих родителей? - спросила она во время одного
из перерывов.
- Никто из нас не знал.
Очевидно, Беатрикс рассказал остальным об их беседах. Ну что ж, он не
просил ее молчать.
- Сколько вас было там?
- Триста тридцать. Разумеется, были и другие группы, других
возрастов; все были собраны по годам, разница в возрасте не превышала
несколько месяцев.
Почему она вдруг так заинтересовалась его прошлым? Праздная болтовня,
желание просто убить время?
- Так значит вы, Брад и Шен одного возраста?
- Да. - Он увидел ловушку лишь после того, как ответил. Брад говорил
ей, что группы были разные, а он только что признал обратное.
Повисла томительная тишина, и он в конце концов решился прервать ее:
- Замысел был в том, чтобы соединить...
- Я знаю, - и затем, как бы заглаживая резкость: - Трудно поверить,
что Брад был цветным. Я об этом даже не подозревала.
Рудиментарный шовинизм Афры, о котором Иво боялся догадываться,
проявил себя, и для Иво это было потрясением.
- Мы выглядели по-разному, но в среднем пропорции были одинаковы.
Брад, например, получился светлокожим, а были и намного темнее меня.
Неужели это имеет значение?
Дурацкий вопрос.
- Да. Имеет, Иво.
Она отвернулась и долго смотрела на лед за иллюминатором.
- Ах, да. Я знаю, я должна сказать, что я - девушка, выросшая в
двадцатом веке в Джорджии, воспитанная без предрассудков. Я знаю, что
важно, каков сам человек, а не каково его происхождение, и что все равны в
нашем обществе. И что кажущаяся неполноценность цветного населения
является следствием их социального и экономического положения, а не
генетической основы. И я понимаю, что когда черные устраивают пожары в
своих гетто и грабят магазины, то это находит выход разочарование в жизни
- они видят, что самодовольное белое большинство более века правит всем. И
все мы должны работать вместе, все расы и народности, чтобы построить
новое общество и искоренить пережитки прошлого. Но я же хотела выйти замуж
за него! - Она повернулась к нему, ухватившись за поручень: - Я просто не
могу любить негра! Не знаю почему. Вся моя жизнь... - Она отпустила
поручень и поплыла, закрывая руками лицо. - Брад, Брад. Я ведь любила
тебя.
Проклят всюду. Иво не раскрывал рта, памятуя о тысячах гадких
способах напомнить ему о его расовой неполноценности, он их хорошо изучил
с тех пор, как вышел из проекта. Либералы любили объявлять дискриминацию
достоянием истории, но что-то никто из них не жил по соседству с
негритянскими семьями. Официально сегрегация не существовала, но он быстро
обнаружил, что в жизни все по-иному. Он знал, что вакансии, объявленные
как рабочие места "равных возможностей", вдруг оказывались "занятыми",
когда появлялся цветной аппликант, и вновь открывались для белых. Брад
решил проскочить, пошел слишком быстро и оказался слишком высоко, чтобы
пострадать, когда просочилась правда.
И, по-видимому, правда не достигла на станции ушей Афры. Иво
проскакивать не рискнул и получил свое. Он был на одну треть кавказоид, на
одну треть негроид и на одну треть монголоид, а это означает - негр.
1/3C + 1/3M + 1/3N = N
Он был глупее, чем чистокровный белый, хотя даже придуманные белыми
тесты показывали обратное, он был менее чистоплотен, хотя мылся не реже,
чем они, и чистил зубы популярной пастой; он был цветным - и все тут, и
каждый в Америке знал это, что бы там не заявляли публично. В жизни это
выглядело, как "Убирайся, ниггер!" в 1960, или твердая вежливость отказов
в 1970, или спонтанная слепота в 1980, - он был чужим в этом обществе.
На это просто нельзя было реагировать. Ненависть порождала ненависть,
и каждый раз, когда он видел мертвенно-бледную кожу у незнакомца, он тут
же напрягался и думал: "Белый!" - каким бы объективным он не старался
быть. Тем не менее, он безоглядно влюбился в женщину с самой белой кожей в
мире...
Афра опомнилась и продолжила:
- Я знаю, я не права. Но не могу изменить это так быстро. Я могу
называть себя белой шовинисткой, чувствовать вину - но это внутри меня,
это моя природа. - Она посмотрела на него так, что ему стало больно.
- Вы, Брад и Шен были вместе?
- Да.
- Цвет, коэффициент, пол - все одинаковое?
- Да.
- Почему он мне лгал! - с болью воскликнула она.
Ответ был ни к чему.
- И вы, Иво, - вы тоже лгали мне!
- Да, - полуправда все равно что полуложь.
- Вы тоже были в этой колонии свободной любви и видели все это...
- Проект закрыли, когда нам было четырнадцать.
- Постойте! Я же читаю ваши мысли, Иво. Скажите правду. Расскажите о
себе, о Шене, о Браде.
- Это... - он запнулся. В конце концов, она получит, то что хочет,
это лишь вопрос времени. - Нас было сто семьдесят мальчиков и сто
семьдесят девочек. Мы все вместе росли с младенчества, одно большое
общежитие, никакого разделения по полу. Мы сами выбирали себе комнаты и
соседей, никакого режима не было.
- Коммуна, - коротко заключила Афра.
- Коммуна. Взрослые появлялись, если только грозили крупные
неприятности, и каждый знал, что они все время подсматривают. Но это
ничего не значило, большинство ребят были умными бестиями.
- Их отбирали по этому признаку, - сказала Афра. - Совершенный
человек должен быть гением.
- Генетические данные, окружение, статистика - все указывало на то,
что в группе появятся гении. Обучение шло каждый день, оно начиналось в
раннем возрасте, как только ребенок начинал реагировать на внешние
стимуляторы. Может быть и раньше, не помню. Нас кормили согласно особой
диете и защищали от всех известных болезней, постоянно стимулировали
умственно и физически. Думаю, воспитателей было не меньше, чем детей, но
мы видели их только на уроках. Почти все могли писать и читать уже в
возрасте трех лет - даже самые отстающие.
- Групповая динамика, - сказала Афра. - Элемент соревновательности.
- Наверное. Но они ведь всегда подглядывали, я имею ввиду взрослых. И
у нас была игра - дурачить их. Подделывать оценки, притворяться спящим -
ну, все такое. Они были так доверчивы, наверное, потому, что были слишком
образованы, слишком доверяли своим тестам, "жучкам" и статистическим
распределениям.
- Представляю. А как насчет девочек?
Он не стал делать вид, что не понимает ее.
- Они понимали, что они женщины. Довольно многие были хорошо развиты
в этом отношении. Но дети в четыре года понимают половые отношения не
совсем так, как взрослые. Анальный элемент...
- А Шен? Тогда он и получил свое имя?
- Думаю, да. Ведь мы сами выдумывали себе имена; для взрослых мы были
лишь номерами, по-видимому, для пущей бесстрастности. Так и получилось -
мое имя лишь каламбур, а Шен - он рано проявил способность к языкам.
- Н_а_с_к_о_л_ь_к_о_ рано?
- Никто не знает. По-видимому, он выучил шесть или семь языков
одновременно, заодно с английским, и, я думаю, мог на них и писать. Но я
его тогда еще плохо знал, по крайней мере, с этой стороны. А в три года он
знал, полагаю, уже не меньше дюжины.
Афра обдумывала услышанное в тишине.
- И он был очень красив. Он жил вместе со многими ребятами и всем
поначалу очень нравился. Он был sehr schon [очень красив (нем.)]. По
моему, sehr значит...
- Я знаю. И как далеко могут зайти четырехлетки?
- В сексуальном плане? Так же далеко, как и любой другой, если
говорить о движениях. По крайней мере, у Шена получалось, и... девочки...
Но ему все очень быстро надоело.
- Вы все уходите от прямого ответа, и я никак не могу поймать вас.
Каково в этом участие Брада?
- Он был лучшим другом Шена. Пожалуй, единственным, хотя, на самом
деле, Шену никто не был нужен. Полагаю, что они подружились потому, что
были самыми способными, но все же Шен оставался сам по себе.
Опять повисла тишина, и он знал, что она размышляет о коэффициенте
215 Брада.
- Они были соседями.
- Да, - он понял, к чему она клонит. - Видите ли, нас не сдерживали
моральные нормы внешнего мира. Никаких ограничений.
Говоря об этом, он смущался не меньше, чем она, но нужно было как-то
защищаться.
- Мы играли во все игры - гомо, гетеро и групповые...
- Групповые!
Иво пожал плечами:
- Объективно рассуждая, что в этом плохого?
- Наверное, у меня все же больше предрассудков, чем я предполагала.
Иво отметил, что общие предрассудки кажутся куда более обоснованными.
- Но это не было главным. Все наши силы были направлены на учебу, и
на то, чтобы дурачить взрослых.
- А воспитатели не знали об уровне интеллекта среднего ребенка?
- Не знаю. Думаю, что взрослые оценивали этот уровень в 125, хотя на
самом деле он был на 25-30 пунктов выше.
Афра опять задумалась, наверное, представила себя в группе, где она
бы не смогла стать даже средним учеником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81