пальцы проходят прямо через нее. Большой кусок мешка отрывается, и содержимое валится к ногам Гото Денго: что-то темное и волосатое, как кокосовые орехи, но более сложной формы. Инстинктивное чувство - что-то не так! - возникает раньше, чем мозг узнает в них человеческие черепа. Их штук пять, обтянутых иссохшей кожей. Некоторые темные, с курчавыми черными волосами, как у туземцев, другие выглядят определенно японскими.
Какое-то время спустя к Гото Денго возвращается способность мыслить. Он не знает, сколько простоял тут, на виду у всей деревни, пялясь на черепа. Однако все по-прежнему заняты раненым под пальмой.
Со своего места Гото Денго видит, что это и впрямь окинавец. Руки его связаны по другую сторону ствола. Перед ним стоит мальчик лет, может быть, двенадцати, с копьем. Мальчик тычет наконечником в грудь раненому. Тот просыпается и начинает метаться. Мальчик в страхе отпрыгивает. Тогда мужчина постарше, в уборе из раковин каури, встает рядом с мальчиком, показывает, как держать копье, и направляет удар. Вдвоем они втыкают острие в сердце пленнику.
Гото Денго падает с лестницы.
Мужчины приходят в крайнее возбуждение и, подхватив мальчика на плечи, с прыжками и криками несут его по поляне, воинственно потрясая копьями. За ними бегут все, кроме самых маленьких детей. Гото Денго, в ушибах, но без переломов от падения на мягкую землю, отползает в джунгли и прячется. Женщины бегут к окинавцу с горшками и ножами и принимаются разделывать его с подозрительной сноровкой повара в суси-баре, пластающего тунца.
Одна занята исключительно головой. Внезапно она высоко подпрыгивает и пускается в пляс, размахивая чем-то блестящим. «Улаб! Улаб! Улаб!» - самозабвенно кричит она. Женщины и дети сбегаются посмотреть. Наконец она останавливается и протягивает руку в луч света, пробивающийся сквозь листву. На ладони - золотой зуб.
- Улаб! - повторяют женщины и дети. Один ребенок пытается выхватить зуб, женщина шлепает его по попке. Потом подбегает рослый мужчина с копьем, и женщина вручает трофей ему.
Теперь несколько мужчин собираются поглазеть на добычу.
Женщины возвращаются к окинавцу, и вскоре части его тела уже варятся в горшках на костре.
ВАКСА
Люди, которые верят, что чего-то добились словами, говорят иначе, чем те, для кого разговоры - напрасная трата времени. Всем, что Шафто умеет - чинить машину, свежевать оленя, играть в регби, разговаривать с женщинами, убивать нипов, - он обязан людям второго типа. Для них чего-то добиваться словами - все равно что стучать отверткой по гвоздю. Иногда, когда такой человек слушает собственную речь, у него на лице проступает бессильное отчаяние. Люди первого типа - те, для кого речь орудие труда, уверенные и говорливые, - не обязательно умнее или даже образованнее. Шафто потребовалось определенное время, чтобы это понять.
Так или иначе, все было четко и ясно, пока Бобби Шафто не встретил двух офицеров из подразделения 2702 - Еноха Роота и Лоуренса Притчарда Уотерхауза. Трудно объяснить, что его в них смущает. За недели, проведенные на Йглме, Бобби не раз слышал их разговоры и заподозрил, что есть третья категория людей, настолько редкая, что раньше он с ней не сталкивался.
Офицерам не положено запанибрата общаться с нижними чинами, так что Шафто нелегко продолжать изыскания. Впрочем, иногда обстоятельства перемешивают все звания. Отличный пример - тринидадский трамповый пароходик. Если кто не знает, трамп - это корабль, который доставляет грузы куда придется, а не курсирует между определенными портами.
Где они его раздобыли? - гадает Шафто. Неужто у правительства США стоит где-то в доке пяток тринидадских трамповых пароходиков, просто на всякий пожарный?
Вряд ли. Пароходик явно совсем недавно сменил хозяина. Это кладезь пожелтевшей, истрепанной, мультиэтнической порнографии, частью самой заурядной, частью настолько экзотической, что Шафто поначалу принимает ее за медицинскую литературу. В рубке и некоторых каютах валяются кипы исписанных бумаг. Шафто видит их краем глаза, потому что эти места - вотчина офицеров. Гальюны по-прежнему усеяны черными и курчавыми лобковыми волосами предшественников, провиантский склад набит экзотической карибской едой, которая стремительно портится. В трюме тюки чего-то бурого и жесткого - Шафто предполагает, что это исходный материал для спасательных жилетов.
Всем плевать, потому что бойцы подразделения 2702 последнее время мерзли на Дальнем Севере, а сейчас разгуливают по пояс голые. Короткий перелет, и они на Азорских островах. Здесь их без всяких проволочек, в кромешной ночи, отправили с летного поля на пароход в накрытом брезентом кузове. Однако даже просто теплый воздух, проникающий под брезент, был словно экзотический массаж в тропическом борделе. Как только порт скрылся из виду, их стали выпускать на палубу позагорать.
Для Бобби это случай поболтать с Енохом Роотом - отчасти, просто чтобы поточить лясы, отчасти - в надежде все-таки разобраться с этой третьей категорией людей. Нельзя сказать, что ему сопутствует успех.
- Мне не нравится слово «морфинист», поскольку оно несет в себе определенные коннотации, - говорит Роот, когда они однажды загорают на палубе. - Немцы, чем лепить ярлык, назвали бы тебя Morphiumsuchtig. Глагол suchen означает «искать». Suchtig можно вольно перевести как «искучий» или, еще более вольно, как «ищущий». Я предпочитаю «искучий», поскольку оно передает твою склонность искать морфий.
- Ни хрена не понял, - говорит Шафто.
- Ну, предположим, у тебя стул с подломленной ножкой. Значит, он падучий. Стул падучий всегда, даже если не падает в данный момент. Точно так же «искучий» означает, что ты склонен искать морфий, даже если в данную минуту его не ищешь. Однако я предпочитаю и то, и другое слову «морфинист», поскольку это определения, изменяющие Бобби Шафто, а не существительное, его уничтожающее.
- И к чему это все? - спрашивает Шафто. Он ждет, что Роот отдаст какое-нибудь распоряжение: все говоруны обычно этим заканчивают. Однако никаких распоряжений не следует: капеллану просто охота поговорить про слова.
Шафто практически не общался с Уотерхаузом, но заметил: люди, поговорив с ним, идут прочь, тряся головой - не отрицательно, а судорожно, как собака, которой слепень залетел в среднее ухо. Уотерхауз никогда не отдает прямых распоряжений, поэтому людям второго типа непонятно, как им себя вести. Однако, похоже, людям первой категории не легче. Эти обычно говорят, словно читают по бумажке и отмечают каждый пункт галочкой. Уотерхауз, в отличие от них, хочет не изложить готовые мысли, а по ходу дела наткнуться на что-нибудь интересненькое. И все время как будто ждет, что ты немедленно включишься в процесс. Никто не включается, кроме Еноха Роота.
После нескольких дней в море капитан (кавторанг Иден, тот самый бедолага, которому пришлось таранить Норвегию) выходит из каюты нетвердым шагом, хватаясь за что ни попадя. Заплетающимся языком он объявляет, что по приказу командования на палубе отныне можно появляться только в черных лыжных масках, черных перчатках и черных манишках под остальной одеждой. Все это немедленно выдают. Шафто доводит капитана до белого каления, трижды переспрашивая, точно ли тот понял приказы. Одна из причин, по которой Шафто так уважают рядовые - он умеет задавать подобные вопросы, формально не преступая воинского этикета. Капитан, надо отдать ему должное, не спускает на Шафто собак, а ведет его в каюту и показывает инструкцию в зеленом переплете:
ТАКТИЧЕСКОЕ ПЕРЕОДЕВАНИЕ НЕГРАМИ
ТОМ III
НЕГРЫ В КАРИБСКОМ МОРЕ
Приказ любопытный, даже по меркам подразделения 2702. Смущает и то, что капитан Иден пьян вдребезги, вернее, как он пьян - словно солдат времен войны Севера и Юга, которому полковой лекарь собрался отпилить ногу.
Шафто раздает манишки, перчатки и лыжные маски, приказывает бойцам, чтобы те заткнули хлебало и еще раз отработали шлюпочные учения, а сам находит Роота в импровизированном лазарете. Он чувствует, что пришло время для такого разговора, в котором пытаешься набрести на что-нибудь интересненькое, а если хочешь до чего-нибудь допереть, значит, тебе к Рооту.
- Знаю, вы думаете, я за морфием, - начинает Шафто, - но я просто поговорить.
- Н-да? - отвечает Роот. - Мне надеть капелланскую шляпу?
- Я, бля, протестант. Могу сам поговорить с Богом, когда приспичит.
Роот ошарашен такой внезапной вспышкой враждебности.
- Хорошо, о чем вы хотите поговорить, сержант?
- О нашем задании.
- Я ничего о нем не знаю.
- Ладно, тогда попробуем вычислить.
- Мне казалось, что твое дело - исполнять приказы, - говорит Роот.
- Я исполню.
- Не сомневаюсь.
- А пока у меня до хрена свободного времени, чего бы не разобраться? Капитан велел носить всю эту херню на палубе, где нас могут увидеть. Но какая собака нас здесь увидит.
- Самолет-разведчик?
- Нет здесь у немцев самолетов-разведчиков.
- Другой корабль? - риторически спрашивает Роот, проникаясь духом разговора.
- Мы увидим его в то же самое время и сто раз успеем переодеться.
- Значит, капитана волнуют подводные лодки.
- В яблочко, - говорит Шафто. - С подводной лодки нас можно увидеть в перископ, а мы ничего не заметим.
Однако в тот день им не удается дальше продвинуться в вопросе: зачем командованию надо, чтобы они выглядели неграми в глазах капитана немецкой подводной лодки.
На следующее утро капитан поднимается в рубку с явным намерением бдеть. Он трезвее вчерашнего, но по-прежнему угрюм. На нем яркая гавайка поверх черной рубашки и веревочные сандалии поверх черных носков. Время от времени он надевает черные перчатки, черную лыжную маску и выходит на палубу обозреть горизонт в бинокль.
После восхода солнца пароход еще некоторое время идет на запад, потом ненадолго поворачивает на север, затем с час движется на восток, потом снова на север и опять на запад. Они прочесывают квадрат, и капитану Идену явно не улыбается найти то, что они ищут. Шафто еще раз проводит шлюпочные учения, потом лично проверяет шлюпки и убеждается, что там есть все необходимые припасы.
Около полудня наблюдатель подает голос. Корабль меняет курс и движется теперь примерно на северо-восток. Капитан выходит из рубки и с видом предсмертной обреченности вручает Шафто ящик темно-коричневого сапожного крема и запечатанный пакет с подробными приказами.
Через несколько минут бойцы подразделения 2702 по приказу сержанта Шафто раздеваются до трусов и начинаются мазаться сапожным кремом. У них уже есть вакса, которую приказано втереть в волосы, если те недостаточно черные. Очередной пример того, как военное начальство обходится с маленьким человеком - за ваксу, между прочим, свои деньги плочены.
- Похож я на негра? - спрашивает Шафто Роота.
- Я немного путешествовал, - отвечает Роот, - и, на мой взгляд, ни капельки не похож. Однако для немца, который ни разу в жизни не видел настоящего чернокожего, к тому же в перископ, - чего бы нет? - Потом: - Как я понимаю, ты вычислил задание?
- Приказы, бля, прочел, - осторожно отвечает Шафто.
Они направляются к какому-то кораблю. Когда подходят ближе. Шафто одалживает подзорную трубу и вздрагивает, но не то чтобы очень удивляется, увидев, что кораблей на самом деле два и стоят они борт к борту. У обоих роковые обводы подводных лодок, но один потолще, и Шафто соображает, что это «корова».
Под ногами двигатели переходят на холостой ход. Внезапная тишина и сброс скорости не умиротворяют. Шафто испытывает обычное муторное, беспокойное, сосущее чувство, которое так электризует в бою.
Потрепанный тринидадский пароходик всю войну без особых приключений бороздил себе воды Атлантического океана, мотался между африканскими и карибскими портами, доходя иногда даже до Азор. Может быть, его время от времени замечали патрульные немецкие подлодки и жалели потратить торпеду. Однако сегодня ему крупно не повезло. Он по чистой случайности наткнулся на немецкую «корову» - подлодку снабжения кригс-марине Третьего рейха. Пестрая команда черных, как гуталин, негров столпилась у борта и пялится на странное зрелище: два сцепленных корабля посреди океана. Однако, подойдя ближе, они осознают, что один из кораблей - убийца, а второй несет флаг немецкого ВМФ.
Наступает минутное замешательство - для тупых негров на палубе это, может, и занятное зрелище, но умные негры в рубке поняли, что попали в беду - увидели то, что им видеть не полагалось. Они разворачивают пароходик и дают деру! Час они чешут на всех парах, однако подводная лодка неумолимо преследует их, рассекая воду, как финский нож. Штыревая антенна над рубкой следит за обычными частотами и слышит, как пароходик передает сигнал SOS. В коротком потоке точек и тире он сообщает координаты - свои и «коровы» - и тем подписывает себе смертный приговор.
Чертовы недочеловеки! Что натворили! В двадцать четыре часа «корову» засекут и потопят англичане, и с большой степенью вероятности попутно уничтожат несколько подлодок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Какое-то время спустя к Гото Денго возвращается способность мыслить. Он не знает, сколько простоял тут, на виду у всей деревни, пялясь на черепа. Однако все по-прежнему заняты раненым под пальмой.
Со своего места Гото Денго видит, что это и впрямь окинавец. Руки его связаны по другую сторону ствола. Перед ним стоит мальчик лет, может быть, двенадцати, с копьем. Мальчик тычет наконечником в грудь раненому. Тот просыпается и начинает метаться. Мальчик в страхе отпрыгивает. Тогда мужчина постарше, в уборе из раковин каури, встает рядом с мальчиком, показывает, как держать копье, и направляет удар. Вдвоем они втыкают острие в сердце пленнику.
Гото Денго падает с лестницы.
Мужчины приходят в крайнее возбуждение и, подхватив мальчика на плечи, с прыжками и криками несут его по поляне, воинственно потрясая копьями. За ними бегут все, кроме самых маленьких детей. Гото Денго, в ушибах, но без переломов от падения на мягкую землю, отползает в джунгли и прячется. Женщины бегут к окинавцу с горшками и ножами и принимаются разделывать его с подозрительной сноровкой повара в суси-баре, пластающего тунца.
Одна занята исключительно головой. Внезапно она высоко подпрыгивает и пускается в пляс, размахивая чем-то блестящим. «Улаб! Улаб! Улаб!» - самозабвенно кричит она. Женщины и дети сбегаются посмотреть. Наконец она останавливается и протягивает руку в луч света, пробивающийся сквозь листву. На ладони - золотой зуб.
- Улаб! - повторяют женщины и дети. Один ребенок пытается выхватить зуб, женщина шлепает его по попке. Потом подбегает рослый мужчина с копьем, и женщина вручает трофей ему.
Теперь несколько мужчин собираются поглазеть на добычу.
Женщины возвращаются к окинавцу, и вскоре части его тела уже варятся в горшках на костре.
ВАКСА
Люди, которые верят, что чего-то добились словами, говорят иначе, чем те, для кого разговоры - напрасная трата времени. Всем, что Шафто умеет - чинить машину, свежевать оленя, играть в регби, разговаривать с женщинами, убивать нипов, - он обязан людям второго типа. Для них чего-то добиваться словами - все равно что стучать отверткой по гвоздю. Иногда, когда такой человек слушает собственную речь, у него на лице проступает бессильное отчаяние. Люди первого типа - те, для кого речь орудие труда, уверенные и говорливые, - не обязательно умнее или даже образованнее. Шафто потребовалось определенное время, чтобы это понять.
Так или иначе, все было четко и ясно, пока Бобби Шафто не встретил двух офицеров из подразделения 2702 - Еноха Роота и Лоуренса Притчарда Уотерхауза. Трудно объяснить, что его в них смущает. За недели, проведенные на Йглме, Бобби не раз слышал их разговоры и заподозрил, что есть третья категория людей, настолько редкая, что раньше он с ней не сталкивался.
Офицерам не положено запанибрата общаться с нижними чинами, так что Шафто нелегко продолжать изыскания. Впрочем, иногда обстоятельства перемешивают все звания. Отличный пример - тринидадский трамповый пароходик. Если кто не знает, трамп - это корабль, который доставляет грузы куда придется, а не курсирует между определенными портами.
Где они его раздобыли? - гадает Шафто. Неужто у правительства США стоит где-то в доке пяток тринидадских трамповых пароходиков, просто на всякий пожарный?
Вряд ли. Пароходик явно совсем недавно сменил хозяина. Это кладезь пожелтевшей, истрепанной, мультиэтнической порнографии, частью самой заурядной, частью настолько экзотической, что Шафто поначалу принимает ее за медицинскую литературу. В рубке и некоторых каютах валяются кипы исписанных бумаг. Шафто видит их краем глаза, потому что эти места - вотчина офицеров. Гальюны по-прежнему усеяны черными и курчавыми лобковыми волосами предшественников, провиантский склад набит экзотической карибской едой, которая стремительно портится. В трюме тюки чего-то бурого и жесткого - Шафто предполагает, что это исходный материал для спасательных жилетов.
Всем плевать, потому что бойцы подразделения 2702 последнее время мерзли на Дальнем Севере, а сейчас разгуливают по пояс голые. Короткий перелет, и они на Азорских островах. Здесь их без всяких проволочек, в кромешной ночи, отправили с летного поля на пароход в накрытом брезентом кузове. Однако даже просто теплый воздух, проникающий под брезент, был словно экзотический массаж в тропическом борделе. Как только порт скрылся из виду, их стали выпускать на палубу позагорать.
Для Бобби это случай поболтать с Енохом Роотом - отчасти, просто чтобы поточить лясы, отчасти - в надежде все-таки разобраться с этой третьей категорией людей. Нельзя сказать, что ему сопутствует успех.
- Мне не нравится слово «морфинист», поскольку оно несет в себе определенные коннотации, - говорит Роот, когда они однажды загорают на палубе. - Немцы, чем лепить ярлык, назвали бы тебя Morphiumsuchtig. Глагол suchen означает «искать». Suchtig можно вольно перевести как «искучий» или, еще более вольно, как «ищущий». Я предпочитаю «искучий», поскольку оно передает твою склонность искать морфий.
- Ни хрена не понял, - говорит Шафто.
- Ну, предположим, у тебя стул с подломленной ножкой. Значит, он падучий. Стул падучий всегда, даже если не падает в данный момент. Точно так же «искучий» означает, что ты склонен искать морфий, даже если в данную минуту его не ищешь. Однако я предпочитаю и то, и другое слову «морфинист», поскольку это определения, изменяющие Бобби Шафто, а не существительное, его уничтожающее.
- И к чему это все? - спрашивает Шафто. Он ждет, что Роот отдаст какое-нибудь распоряжение: все говоруны обычно этим заканчивают. Однако никаких распоряжений не следует: капеллану просто охота поговорить про слова.
Шафто практически не общался с Уотерхаузом, но заметил: люди, поговорив с ним, идут прочь, тряся головой - не отрицательно, а судорожно, как собака, которой слепень залетел в среднее ухо. Уотерхауз никогда не отдает прямых распоряжений, поэтому людям второго типа непонятно, как им себя вести. Однако, похоже, людям первой категории не легче. Эти обычно говорят, словно читают по бумажке и отмечают каждый пункт галочкой. Уотерхауз, в отличие от них, хочет не изложить готовые мысли, а по ходу дела наткнуться на что-нибудь интересненькое. И все время как будто ждет, что ты немедленно включишься в процесс. Никто не включается, кроме Еноха Роота.
После нескольких дней в море капитан (кавторанг Иден, тот самый бедолага, которому пришлось таранить Норвегию) выходит из каюты нетвердым шагом, хватаясь за что ни попадя. Заплетающимся языком он объявляет, что по приказу командования на палубе отныне можно появляться только в черных лыжных масках, черных перчатках и черных манишках под остальной одеждой. Все это немедленно выдают. Шафто доводит капитана до белого каления, трижды переспрашивая, точно ли тот понял приказы. Одна из причин, по которой Шафто так уважают рядовые - он умеет задавать подобные вопросы, формально не преступая воинского этикета. Капитан, надо отдать ему должное, не спускает на Шафто собак, а ведет его в каюту и показывает инструкцию в зеленом переплете:
ТАКТИЧЕСКОЕ ПЕРЕОДЕВАНИЕ НЕГРАМИ
ТОМ III
НЕГРЫ В КАРИБСКОМ МОРЕ
Приказ любопытный, даже по меркам подразделения 2702. Смущает и то, что капитан Иден пьян вдребезги, вернее, как он пьян - словно солдат времен войны Севера и Юга, которому полковой лекарь собрался отпилить ногу.
Шафто раздает манишки, перчатки и лыжные маски, приказывает бойцам, чтобы те заткнули хлебало и еще раз отработали шлюпочные учения, а сам находит Роота в импровизированном лазарете. Он чувствует, что пришло время для такого разговора, в котором пытаешься набрести на что-нибудь интересненькое, а если хочешь до чего-нибудь допереть, значит, тебе к Рооту.
- Знаю, вы думаете, я за морфием, - начинает Шафто, - но я просто поговорить.
- Н-да? - отвечает Роот. - Мне надеть капелланскую шляпу?
- Я, бля, протестант. Могу сам поговорить с Богом, когда приспичит.
Роот ошарашен такой внезапной вспышкой враждебности.
- Хорошо, о чем вы хотите поговорить, сержант?
- О нашем задании.
- Я ничего о нем не знаю.
- Ладно, тогда попробуем вычислить.
- Мне казалось, что твое дело - исполнять приказы, - говорит Роот.
- Я исполню.
- Не сомневаюсь.
- А пока у меня до хрена свободного времени, чего бы не разобраться? Капитан велел носить всю эту херню на палубе, где нас могут увидеть. Но какая собака нас здесь увидит.
- Самолет-разведчик?
- Нет здесь у немцев самолетов-разведчиков.
- Другой корабль? - риторически спрашивает Роот, проникаясь духом разговора.
- Мы увидим его в то же самое время и сто раз успеем переодеться.
- Значит, капитана волнуют подводные лодки.
- В яблочко, - говорит Шафто. - С подводной лодки нас можно увидеть в перископ, а мы ничего не заметим.
Однако в тот день им не удается дальше продвинуться в вопросе: зачем командованию надо, чтобы они выглядели неграми в глазах капитана немецкой подводной лодки.
На следующее утро капитан поднимается в рубку с явным намерением бдеть. Он трезвее вчерашнего, но по-прежнему угрюм. На нем яркая гавайка поверх черной рубашки и веревочные сандалии поверх черных носков. Время от времени он надевает черные перчатки, черную лыжную маску и выходит на палубу обозреть горизонт в бинокль.
После восхода солнца пароход еще некоторое время идет на запад, потом ненадолго поворачивает на север, затем с час движется на восток, потом снова на север и опять на запад. Они прочесывают квадрат, и капитану Идену явно не улыбается найти то, что они ищут. Шафто еще раз проводит шлюпочные учения, потом лично проверяет шлюпки и убеждается, что там есть все необходимые припасы.
Около полудня наблюдатель подает голос. Корабль меняет курс и движется теперь примерно на северо-восток. Капитан выходит из рубки и с видом предсмертной обреченности вручает Шафто ящик темно-коричневого сапожного крема и запечатанный пакет с подробными приказами.
Через несколько минут бойцы подразделения 2702 по приказу сержанта Шафто раздеваются до трусов и начинаются мазаться сапожным кремом. У них уже есть вакса, которую приказано втереть в волосы, если те недостаточно черные. Очередной пример того, как военное начальство обходится с маленьким человеком - за ваксу, между прочим, свои деньги плочены.
- Похож я на негра? - спрашивает Шафто Роота.
- Я немного путешествовал, - отвечает Роот, - и, на мой взгляд, ни капельки не похож. Однако для немца, который ни разу в жизни не видел настоящего чернокожего, к тому же в перископ, - чего бы нет? - Потом: - Как я понимаю, ты вычислил задание?
- Приказы, бля, прочел, - осторожно отвечает Шафто.
Они направляются к какому-то кораблю. Когда подходят ближе. Шафто одалживает подзорную трубу и вздрагивает, но не то чтобы очень удивляется, увидев, что кораблей на самом деле два и стоят они борт к борту. У обоих роковые обводы подводных лодок, но один потолще, и Шафто соображает, что это «корова».
Под ногами двигатели переходят на холостой ход. Внезапная тишина и сброс скорости не умиротворяют. Шафто испытывает обычное муторное, беспокойное, сосущее чувство, которое так электризует в бою.
Потрепанный тринидадский пароходик всю войну без особых приключений бороздил себе воды Атлантического океана, мотался между африканскими и карибскими портами, доходя иногда даже до Азор. Может быть, его время от времени замечали патрульные немецкие подлодки и жалели потратить торпеду. Однако сегодня ему крупно не повезло. Он по чистой случайности наткнулся на немецкую «корову» - подлодку снабжения кригс-марине Третьего рейха. Пестрая команда черных, как гуталин, негров столпилась у борта и пялится на странное зрелище: два сцепленных корабля посреди океана. Однако, подойдя ближе, они осознают, что один из кораблей - убийца, а второй несет флаг немецкого ВМФ.
Наступает минутное замешательство - для тупых негров на палубе это, может, и занятное зрелище, но умные негры в рубке поняли, что попали в беду - увидели то, что им видеть не полагалось. Они разворачивают пароходик и дают деру! Час они чешут на всех парах, однако подводная лодка неумолимо преследует их, рассекая воду, как финский нож. Штыревая антенна над рубкой следит за обычными частотами и слышит, как пароходик передает сигнал SOS. В коротком потоке точек и тире он сообщает координаты - свои и «коровы» - и тем подписывает себе смертный приговор.
Чертовы недочеловеки! Что натворили! В двадцать четыре часа «корову» засекут и потопят англичане, и с большой степенью вероятности попутно уничтожат несколько подлодок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71