Я выбрался на берег, с треском открыл банку с пивом и наблюдал за работниками фермы, которые теперь собственными глазами увидели то, о чем им рассказывали. Аллен и Клем, побывавшие на острове раньше, стояли рядом со мной и ждали, когда утихнет волнение.
Потом я сказал, что пойду собирать останки Ревекки один. Я не хотел, чтобы на второй этаж ввалилась целая толпа.
Все тут же всполошились, тревожась за мою безопасность.
«Так и быть, Жасмин, ты вооружена и пойдешь со мной», – сказал я, но поднялся по лестнице первым и держал наготове пистолет.
Солнце палило нещадно сквозь открытые окна второго этажа. В первую секунду я был ослеплен, а потом постепенно разглядел перед собою человеческую фигуру: это была Ревекка, в разорванном платье, спущенном до пояса, с торчащим из-под ребра крюком, бледная. Она моргала, но не могла говорить. Изо рта у нее текла кровь.
«Великий Боже, Ревекка!» – воскликнул я и, кинувшись к ней, попытался снять ее с крюка, не причиняя при этом еще больше мучений. Она задергалась, я услышал хриплое дыхание.
Все это происходило на самом деле.
«Ревекка, я здесь!» – выкрикнул я, пытаясь ее приподнять.
Потом я услышал голос Жасмин, увидел ее лицо, лица Аллена и Клемма. Мы все находились на втором этаже дома. Я лежал на спине. Солнце подмигивало мне из-за кипарисов.
Ревекки больше не было. Только черная жижа на полу да свисающие со стены заржавленные цепи. Я с трудом поднялся.
«Клем, подойди сюда, братишка, – велела Жасмин. – Будь добр, подержи эту коробочку, пока я соберу все, что осталось от бедняжки. Крышку открой».
Я спустился вниз, вышел из дома, и меня буквально вывернуло наизнанку.
Работники говорили без умолку о том, что попортят «роскошные» золотые пластины, если начнут вскрывать могилу. Но я должен был узнать, что там, внутри, и потому приказал действовать.
Отдав распоряжение, я уселся на крыльце и выпил еще одну банку пива, думая о том, что эта женщина, вероятно, так и будет преследовать меня. Ей мало того, как я поступил с камеями, ей мало моих снов, ей мало, что я приехал сюда за ее останками. Так когда же она успокоится? Я не знал. Я не мог ни о чем думать. Меня тошнило, я пил слишком много пива, умирая от жары, комары кусали меня сквозь рубашку, а работники без конца повторяли: «Гранит, сплошной гранит».
Наконец под первой же золотой пластиной, которую они начали вскрывать на короткой стороне прямоугольного сооружения, обнаружилось что-то вроде тяжелой двери. Ее сумели сдвинуть с места. Все заговорили разом, загалдели, заохали: «Фонари! У кого фонари? Дайте сюда фонарь! Ба, да вы только взгляните, я не собираюсь это вскрывать!»
«Что вскрывать?» – спросил я.
«Гроб».
«Какого черта? Что же еще можно найти в могиле?»
Я дико разволновался. Обычные вещи перестали иметь для меня значение.
«Полегче на поворотах, маленький хозяин», – сказала Жасмин, передавая мне следующую банку пива. Что это? Уж не превратился ли я в умалишенного, которого она старается угомонить? Я извинился. Пиво было холодным. Не мог же я жаловаться по поводу ледяного пива.
«Ты упаковала маленькую мисс Станфорд в ее симпатичную коробочку?» – спросил я.
«Прикуси язычок, маленький хозяин, – парировала она. – Где твои манеры? И не говори с Алленом и Клемом таким тоном. Тетушка Куин воспитала из тебя джентльмена, так что нечего теперь грубить. Не позволяй этому месту изменить тебя».
«О чем это ты говоришь?» – возмутился я.
Она задумчиво посмотрела на Хижину Отшельника, потом перевела взгляд на меня. Ее лицо мне показалось образцом совершенства – кожа цвета какао, большие светлые глаза, которые могли быть то зелеными, то золотистыми.
«Не забывай уроки тетушки Куин, – сказала она. – Вот и все, о чем я прошу. Что касается твоего вопроса, то да, я собрала останки твоей подружки-призрака в шкатулку. Одному Богу известно, что еще я собрала вместе с ними».
«Займись со мной любовью, когда мы вернемся домой, – попросил я. – Я не приспособлен для обычной жизни. Ты не видишь никаких призраков, а я их вижу. Ты не видела, как на том крюке висела девушка. До сих пор меня окружали одни призраки. Я принадлежал им. Я хочу, чтобы у меня появился кто-то настоящий. Займись со мной любовью, когда мы вернемся домой. Только ты и я – договорились? Будь моей сладкой шоколадкой. Я ведь на самом деле сомневаюсь в своей мужественности».
«Вот как? – выпалила она. – А ведь мог бы меня обмануть».
К нам подошел Клем.
«Квинн, гроб пустой. Лучше бы ты сам взглянул. Ты ведь здесь главный, сынок».
И я взглянул. Богато украшенный гроб был из тяжелого металла и только слегка тронут ржавчиной. В крышке имелось окошко, через которое можно было бы, наверное, увидеть лицо покойного, хотя я ничего такого прежде не видел. Чтобы вскрыть гроб, понадобились усилия пяти человек и два ломика. Внутри он был чем-то покрыт. Я подумал, что это свинец. На ощупь сухой и ноздреватый. Да, это был свинец.
Гроб находился в склепе из свинца (точно, свинец – никаких сомнений) и был накрепко запечатан. Хотя склеп уходил под землю фута на три, не было никаких признаков, что сюда хотя бы раз проникла влага.
Я спустился в склеп и долго стоял там, внутри мавзолея, просто уставившись на пустой гроб. Там было достаточно места, чтобы обойти гроб вокруг, что я и сделал, после чего вскарабкался наверх, обратно на солнце.
«Знаешь, сколько людей понадобилось, чтобы вскрыть эту золотую дверцу? – спросил Аллен. – Что ты обо всем этом думаешь? И что это за надпись? Ты ведь можешь ее прочитать, Квинн?»
Я покачал головой.
«Манфред хотел, чтобы его здесь похоронили, – сказал я, – но те, кому он доверился, так и не исполнили его волю. И вот теперь у нас есть пустой гроб и пустой мавзолей. У нас есть золотые пластины и надпись на латыни. Взгляните сами, это латынь. Я скопировал надпись. Все это построил Манфред. Манфред велел соорудить эту штуковину, когда строил Хижину Отшельника. Все это затеял Манфред. А теперь мы сделаем, как было».
«А как же золото? – удивился Клем. – Нельзя же вот так взять и оставить столько золота, чтобы его кто-то украл».
«Неужели в наши дни люди до сих пор убивают друг друга из-за золота? – спросил я. – Неужели кто-то из вас собирается сюда вернуться, чтобы его украсть? Неужели мы затеем перестрелку из-за золота? Поехали домой. Я не могу долго здесь находиться. И мне не нравится, что какой-то бродяга появлялся на ферме. Давайте уберемся отсюда поскорее».
Перед уходом мне захотелось проверить еще кое-что. Я вернулся в Хижину.
И оказался прав!
На мраморной столешнице лежали новые книги – по философии и истории, современные романы. Все, как одна, новенькие – эдакая хорошая пощечина. Даже свечи были новые, хоть и с почерневшими фитилями. Да, не ведавший страха нарушитель прав собственности, мой незнакомец, здесь побывал.
«Интересно, что ты сделаешь теперь?» – вслух произнес я и, впав в бешенство, схватил в охапку столько книг, сколько смог, и вышвырнул их на ступени крыльца. Потом вернулся за остальными книгами и бросил их туда же. Затем сбежал по ступеням, пиная и разбрасывая книги по сторонам.
Достав зажигалку, я поджег один томик в мягкой обложке, потом еще один, и еще. Пламя теперь разгоралось само по себе, а вокруг стояли Обитатели Флигеля и смотрели на меня как на сумасшедшего. Наверное, таким я и был.
«Его книги! – воскликнул я. – Не имея никаких прав, является в чужой дом и специально оставляет на виду свои книги. Вот, мол, посмотри: я снова здесь побывал».
«Господи, – выдохнула Жасмин, глядя на высокий костер. – Чего у нас только нет: мертвая девушка, заброшенный дом, кипа странных книг, настоящая золотая усыпальница с пустым железным гробом, а в придачу – спятивший мальчишка, который стоит и смотрит на все это!»
«Хорошо сказано, – прошептал я ей в ухо, – и не забудь о своем обещании, шоколадка. Сегодня вечером мы останемся вдвоем – ты да я».
«Ничего я тебе не обещала!» – усмехнулась Жасмин.
«Я же сказал тебе, что не уверен в собственных силах, – прошептал я. – Ты должна принести себя в жертву».
Я подпихнул рассыпавшиеся книги, чтобы они снова вспыхнули. Я сам себя ненавидел за то, что жгу книги. Мне было невыносимо видеть, как задымился Словарь Вебстера. Но я должен был так поступить. Еще один или два пинка, и все сгорело дотла. Я обернулся к Жасмин, ожидая услышать какое-нибудь умное замечание, но она задумчиво помолчала, а потом произнесла:
«Знаешь, мальчик, а ты действительно меня озадачил. Следовало бы обойтись полюбезнее с женщиной моего возраста, негодник ты эдакий. Или ты думаешь, у меня не может быть никаких таких чувств только потому, что я качала твою колыбель?»
«Насколько любезней мне позволено быть? – спросил я. – Или ты думаешь, я свяжусь с кем угодно?»
Она даже бровью не повела. Смотрелась Жасмин отлично в своих облегающих джинсах. Короткая стрижка по-африкански курчавых волос не скрывала красивую форму ее головы и чудесное лицо. Она жила как монашка. Я точно это знал. В ее жизни вообще не было мужчин с тех пор, как много лет тому назад умер ее муж. Зато ее сестра, Лолли, трижды выходила замуж.
«Я спятил, – сказал я, пялясь на Жасмин, пялясь на ее полную грудь и тонкую талию. – Меня посещают видения, что прикажешь с этим делать? Что нужно от меня Ревекке? Я видел ее там, наверху. Я сам ничего не понимаю. Вероятно, врачи решат, что я сумасшедший. Но одно я знаю точно».
«И что же это?» – спросила Жасмин.
«То, что не могу о тебе не думать, мисс Кофе с Молоком. Я не желаю спать с мертвыми».
Она помолчала и как-то странно улыбнулась, потом медленно оглядела меня с ног до головы. Я моментально возбудился.
Костер почти догорел.
Работники закрыли могилу. Жасмин держала под правой рукой небольшую шкатулку. Все устали от духоты, комаров, от солнца, палившего сквозь деревья, и от зловонного гниющего болота.
Так всегда бывает на болоте. Конечно, тут рождаются и расцветают чудесные цветы, в опасной глубине живут разные твари, но еще больше существ здесь гниет и страдает от недостатка солнца, так что все-таки главенствует здесь смерть, и именно смертью пахло от черной воды.
Мы покинули остров.
«Пожалуй, будет лучше, если мы выпьем это пиво дома, – сказал Клем, – запьем им горячий ужин, который приготовит Мамушка. Лично я умираю с голоду».
Мы все порядком поднабрались еще до того, как достигли дома, и я под влиянием выпитого пару раз свернул не туда, куда надо, так что мы чуть не заплутали. К счастью, нам удалось вернуться до темноты. Я сразу пошел облегчиться (в жизни так долго не писал), а потом, прихватив шкатулку и лопату, направился на маленькое кладбище.
Я ждал, что меня проберет сейчас холод, легкий озноб, но ничего не почувствовал. И я не увидел знакомую компанию духов, которые иногда показывались мне на глаза. Впрочем, каждый раз они держались в стороне. Никогда не обступали меня плотным кольцом. Я надеялся, что мои молитвы дойдут до цели и Ревекка теперь окажется среди них.
Найдя свободный кусочек земли, я легко вонзил лопату во влажную почву. Очень скоро передо мной оказалась ямка глубиной около двух футов, шкатулка легко туда поместилась, и я сразу засыпал ее землей, после чего сверху положил тяжелую мраморную плиту. Перекрестился, три раза прочитал «Радуйся, Мария», два раза «Отче наш» и закончил старой молитвой: «Вечный покой дай усопшим, Господи, и свет вечный да светит им. Да покоятся в мире. Аминь».
Новая могила выглядела совсем маленькой рядом со старыми захоронениями, но все же имела достойный вид.
Подняв глаза, я увидел у дуба Гоблина, который за мной наблюдал. Я был пьян, а он трезв как стеклышко. Я был до отвращения грязен, а на его одежде не было ни пятнышка. И он не просто показался мне на глаза. Он внимательно меня изучал. И только взглянув на него, я понял, что весь день его не видел. Даже не чувствовал его присутствия рядом. Ни разу о нем не вспомнил. Последние несколько дней я вообще редко его видел. И не разговаривал с ним.
«Привет, братишка», – сказал я.
Я поднялся, вернее, пошатываясь, заковылял на склон и хотел было обнять Гоблина, но он исчез, так что обнимать мне было нечего. Тут по моему телу пробежал холодок. И я был настолько пьян, что расплакался.
Послышался крик Жасмин: «Ужинать». Рис с красными бобами, густой соус на свином жире и томящиеся в нем свиные отбивные.
Должно быть, было около девяти часов, когда я наконец-то принял душ, побрился и протрезвел. Я спустился вниз, чтобы навестить тетушку Куин и сказать ей то, что уже много дней твердила сиделка Синди – что ей нужно встать, начать ходить и самое важное – не отказываться от пищи.
Тетушка восседала на кровати среди горы подушек, отделанных белым кружевом, в одном из своих великолепных белых пеньюаров с перьями, в очках на кончике носа, и читала какое-то письмо на нескольких страницах.
Возле нее дежурила Синди, сиделка, с лица которой не сходила обычная яркая улыбка. Увидев меня, Синди извинилась и вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96