Увидев меня, она энергично закивала, словно мы были с ней знакомы, и я прочел в ее мыслях приглашение – но что ей от меня понадобилось?
Я не мог отвести от нее глаз, продираясь сквозь толпу гостей. Она продела свободную руку мне под локоть, и я уловил аромат ее крови, так и бурлившей жизнью под оливковой кожей.
Невеста затянула меня в большую спальню и заперла дверь на замок. Ее большие черные глаза глядели на меня умоляюще. Размазанная тушь. Капризно надутый красный ротик.
«Ты видел его, этого ублюдка, – она кипела от злости и сыпала проклятиями. – В день свадьбы он так поступает со мной! – Ее лицо исказилось от ярости. Девушка рванула на мне смокинг и потянула к кровати. Ее черные волосы выбивались из прически с бриллиантовыми заколками. – Ну, давай, сделаем все быстро, пусть только попробует взломать дверь, черт бы его побрал, эту свинью».
Я обхватил ее подбородок правой рукой и повернул к себе. Наклонился и поцеловал невесту в губы. Что для меня значил этот поцелуй? Я уже ничего не чувствовал, кроме аромата крови. Наклонился к ее горлу, впился в него зубами изо всех сил, и артерия лопнула, залив кровью свадебное платье, – из нее хлестал самый настоящий фонтан. Девушка, задыхаясь, охнула. Я накрыл ранку ртом, проклиная себя, свою неловкость, жажду, невезение. Я все пил и пил, не отрываясь. Она безвольно обмякла, словно в экстазе, пока я впитывал череду банальных безвинных картин, где не было ни зла, ни коварства, ни угрозы, ни знаний, ни боли.
А я все продолжал глотать соленую кровь. Я стал рабом этой крови, слившись с ней в одно целое. Ничего, кроме крови, мне не было нужно. Правда, мне хотелось, чтобы она все-таки не умерла, чтобы на ее белом платье, таком чудесном белом платье, не было крови.
Ее сердце перестало биться – словно задули свечу или спичку. И оживить его было невозможно. Я держал невесту в руках, я тряс ее. Вернись. Произошла ошибка. Ужасная ошибка. Я снова принялся пить, как глупец, пока не выпил все до последней капли. Я съежился. Застонал. В ней не осталось жизни, не осталось ни капли крови. Я тряс ее как куклу. Сломанную свадебную куклу. Она была совершенно мертвая! Испорченная прическа, в которой сияли бриллианты.
Кто-то вцепился мне в волосы и отшвырнул так, что я ударился о стену. Удар оказался настолько сильным, что я на секунду ослеп и лишился чувств, а потом в мигающем свете разглядел, как мертвая невеста соскальзывает с кровати на пол, и кровь на ее платье, прелестном кружевном платье, прелестном белом кружевном платье, расшитом блестящим жемчугом, волосы выбились из бриллиантовых заколок, хорошенькое личико, не выражавшее больше ни злобы, ни ненависти.
От невесты меня оттащила Петрония. Она выволокла меня на террасу и снова швырнула о стену. На этот раз я почувствовал, что из разбитого затылка потекла кровь. Я еще не пришел в себя от болевого шока, а она перебросила меня через перила. Я начал падать вниз, летел к морю и чувствовал, что умираю. Я был наполнен невинной кровью и умирал. Я рыдал и умирал, а невеста, бедная невеста, она была мертва, я бросил ее, залитую собственной кровью, – бессмысленная, ужасная трагедия.
Я снова оказался в палаццо, и Петрония опять принялась бить меня, проклиная нас обоих за то, что подарила мне бессмертие.
«Идиот, ты убил ее. Идиот, она была всего лишь шлюшкой, и ты ее за это убил! Среди толпы убийц ты выбрал ее. Она была всего лишь шлюшкой. Придурок».
Снова, и снова на меня обрушивались удары – сначала по лицу, потом по ребрам. Было очень больно, но боль – это еще не смерть. Я растянулся на полу.
«Остановите ее! – ревел старик. – Остановите, остановите!»
«Я привожу тебя поохотиться на свадьбу, где полно убийц, а ты убиваешь невесту! – кипела Петрония. Она пнула меня в лицо. Я перекатился на спину. Она пнула меня в пах. – Тупица, бездарь, недоучка, идиот, неумеха!»
Старик не переставал реветь:
«Пусть она прекратит!»
«А кровь на ее платье! Как тебе это удалось! Дурак, идиот, тупица! Где, по-твоему, ты находишься? И вообще, кто ты такой?»
В конце концов, Арион оттащил ее прочь.
«Это мы виноваты, – сказал он. – Оставили его без присмотра. Он слишком молод. Нам следовало быть рядом».
Петрония уткнулась в грудь Ариона и по-настоящему разрыдалась.
Старик тоже начал всхлипывать.
А я лежал на полу и мечтал о смерти.
Господи, как я мог дойти до этого? Как могли мои чувства так меня подвести? Как моя жадность сумела вывести меня на эту опасную тропу? И я теперь оказался в полной тьме, куда не проникает ни паника, ни волнение. Господи, какая мука. И все же я цеплялся за остатки того, что я есть. Я цеплялся за все то, чем являюсь.
А где-то очень далеко мои родные меня искали. Наверняка. И при этом, наверное, говорили:
«Он угодил к аллигаторам. Бедный Квинн. Его больше нет».
И меня действительно больше не было.
41
До восхода Арион отвел меня в подвал под домом и показал склеп, в котором мне предстояло спать. А еще он просто объяснил, что солнце может уничтожить меня, ведь я еще так молод, но, даже когда я достигну преклонного возраста, такого как у него, я все равно на солнечном свете буду терять силы и отключаться. Арион также сообщил мне, что огонь может означать для меня смерть. Но ничто другое не способно меня убить.
Мне показалось, будто я все понял, что, разумеется, было неразумным с моей стороны. Арион также сказал, что раны, которые нанесла мне разъяренная Петрония, заживут в течение дня, потому что они не очень серьезные для такого сильного создания, как я. Еще он пообещал, что придет за мной после захода солнца, добавив, что я должен его ждать.
«Не бойся тесного ящика, дитя мое, – сказал он. – Сделай его своим пристанищем. И не бойся своих снов. Теперь ты бессмертен, и все твои способности только усилились. Прими это и радуйся».
Я улегся в склеп, терзаясь невыразимым ужасом, но тут ничего нельзя было изменить, и, когда надо мной закрылась гранитная крышка, я, тихо поплакав, очень скоро отключился.
И мне приснился сон о Пэтси. Она пахла как сладкая вата. И губы ее были как яблоко из сладкой ваты. Мне приснилось, что я совсем маленький, сидел у нее на коленях, но она столкнула меня, и через мгновение я превратился во взрослого и убил ее. Я пил ее кровь. По вкусу совсем как кленовый сироп. Ее болезни и подлость не могли меня заразить. Я попытался проснуться. Мне снилось, что я снова и снова пытаюсь проснуться, и один раз мне это удалось – по крайней мере, так мне приснилось – я проснулся, держа в руках ее тело. Кукла Барби. Я сбросил ее в зеленые воды болота и, глядя, как она тонет, испытывал ужас. Но она была мертва и вскоре скрылась под водой, и тогда на поверхности выступила кровь. Слишком поздно было спасать. Пока, Пэтси. Смех Ревекки. «Смерть за мою смерть».
Когда я в следующий раз открыл глаза, то увидел над собой Ариона. Солнце только что село, небо было все еще красным, и склеп наполнился золотистым светом. Арион обрадовался, что я в сознании, и повел меня по лестнице на террасу. Звезды, плывущие по фиолетовому небу. Облака, подсвеченные золотом. Это было великолепно.
«Некоторые Охотники за Кровью не просыпаются до тех пор, пока небо не потемнеет, – сказал он, – и они никогда не видят этой спокойной красоты. Я вижу, ты затеняешь глаза, но этот свет для тебя безвреден».
Мне действительно не резало глаза, и я с трудом осознал новую для себя реальность, что больше никогда не увижу дневной свет.
Арион все прочел по моему лицу и сказал:
«Ни на что не оглядывайся. Сейчас я отведу тебя на охоту. Ты мой ученик на этот вечер».
«Значит, я разочаровал ее, и она больше никогда не захочет иметь со мной дела?» – спросил я.
«Напротив, – он искренне рассмеялся. – Ей не терпится тебя увидеть. Но, так уж случилось, наставник из нее никудышный. Поэтому я сказал ей „нет“, я сам тебя выведу. Так что сейчас мы отправимся на охоту по кафе и клубам Неаполя».
В этот вечер он был одет не по-праздничному – черная шелковая рубашка с расстегнутым воротом, отлично сшитый пиджак из бордового шелка и брюки из легкой ткани.
Он отвел меня в комнату, где смертный юноша уже ждал, чтобы помочь мне подобрать похожую одежду, что я и сделал поспешно. Я еще раз поблагодарил парнишку за его доброту.
«Будь у меня хоть какие-то деньги, я бы отдал тебе», – сказал я.
Он улыбнулся, а я похлопал его по плечу.
А потом мы с Арионом отправились по кафе и барам – для новых уроков.
Мы вращались среди разных людей, снова и снова насыщаясь парой глотков, пока я вполне не освоил этот метод, а потом подобрали двух «идеальных убийц» и насытились сполна на темной улочке в старой части Неаполя. Тела мы оставили – Арион сказал, что в таком месте это не имеет значения, но в следующий раз, при других обстоятельствах, от тел обязательно нужно будет избавиться. А так он перерезал горло обоим, чтобы со стороны показалось, будто они истекли кровью до смерти.
«Процветать не убивая, – сказал он, – это и есть самое главное. Если ты сможешь жить, не принося смерть, то ты все выдержишь. Но время от времени потребность убить будет становиться непреодолимой – тогда действуй так, как я тебя научил».
Все это время я чувствовал невероятный душевный подъем, а вид элегантного Ариона постоянно приводил меня в восторг. Я подражал его грации. Я хотел, чтобы он служил мне образцом во всем. В какой-то степени он до сих пор служит мне образцом для подражания. Он двигался по-кошачьи, разговаривал приглушенным тоном, неизменно вызывая во мне уважение.
Он был настолько черен, что при ночном освещении кафе и баров его кожа отливала синевой, а в глубоко посаженных глазах с желтоватыми белками поблескивали крошечные коричневые и зеленые искорки. У него были белоснежные зубы и маленькие для такого лица губы, на которых иногда играла раскрепощающая улыбка.
В конце концов, после того как мы поохотились даже больше, наверное, чем требовалось, мы уселись в каком-то тихом кафе, где он мог поговорить со мной, дать советы, и эта беседа привела меня в такой же восторг, как наша охота.
Но как только я немного успокоился, как только зажал в руке чашку с кофе, который не мог, да и не хотел пить, я впал в состояние шока, и меня начало немилосердно трясти. Я даже испугался, что сейчас расплачусь.
Арион положил ладонь на мою руку, затем отнял ее, поцеловал свои пальцы и снова опустил ладонь мне на руку. Потом он отстранился.
«Постарайся понять как можно лучше, каким даром ты теперь обладаешь, – сказал он. – Первые годы не вздумай отречься от него. Слишком многие погибают таким образом. Разумеется, ты презираешь Петронию за то, что она сделала с тобой, – все это естественно и правильно. Когда она выпила твою кровь до последней капли, когда почти убила тебя, перед тобой возник образ тех, кто уже отправился в рай. И ты отвернулся».
«Откуда ты знаешь?» – спросил я.
«В то время я еще мог читать твои мысли. Теперь это не так. Мы обменялись слишком большим количеством крови. То же самое и с Петронией. Не позволяй ей одурачить себя. Она беспощадно умна, непредсказуема и очень несчастна. Но если это и стоит чего-то, то знай – она тебя любит и больше не способна проникнуть в твои мысли».
«А она всегда остается для тебя женщиной? Ты когда-нибудь видишь в ней мужчину?»
Арион рассмеялся.
«Она с самого начала решила быть со мной женщиной. Когда она выходила на арену много веков тому назад, она была женщиной. Те, кто сражались с ней, удивлялись ее мускулатуре и выносливости. Но они считали ее женщиной. Она постоянно меняется. По сути, она и то и другое. Но нам сейчас не нужно ее обсуждать. Поговорим о тебе».
«А что обо мне говорить? – сказал я. – Разве я стремился, чтобы так все вышло? Нет. И все же я виню себя за то, что случилось. Я отвернулся от своих родных в том видении рая, ты прав, но теперь ответь, даже если этот ответ окажется для меня мучительным, – то, что я видел, было реальным?»
«Я не могу тебе сказать, – ответил Арион, изящно пожав плечами. – Не знаю. Я знаю только то, что ты видел. То же самое происходит с моими жертвами. Они часто видят свет рая, и те, кого они когда-то любили, манят их к себе, и тогда они покидают мои объятия, в виде духа, а у меня на руках остается труп».
Ответ потряс меня. Я надолго затих, а потом взял в руки чашку с кофе, но тут же поставил ее на стол. Кафе было полупустым. А на улице шумела толпа прохожих. Напротив располагался ночной клуб. Из-под неоновой вывески гремела музыка. Мне стало любопытно, прогуливался ли я по этой улице, когда был жив. Но так и не вспомнил. Хотя мы с Нэ-шем бродили по Неаполю. Вполне возможно, побывали и здесь. А теперь, как мне еще раз увидеть Нэша? Как вообще вернуться домой?
«Позволь еще раз подчеркнуть самое важное, – сказал Арион. – Постарайся уцелеть в первые годы. Многим это не удается. Слишком часто таких, как мы, подстерегает опасность. Тут легко впасть в отчаяние. Легко возненавидеть самого себя. Легко убедить себя, будто мир больше тебе не принадлежит, тогда как на самом деле это далеко не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Я не мог отвести от нее глаз, продираясь сквозь толпу гостей. Она продела свободную руку мне под локоть, и я уловил аромат ее крови, так и бурлившей жизнью под оливковой кожей.
Невеста затянула меня в большую спальню и заперла дверь на замок. Ее большие черные глаза глядели на меня умоляюще. Размазанная тушь. Капризно надутый красный ротик.
«Ты видел его, этого ублюдка, – она кипела от злости и сыпала проклятиями. – В день свадьбы он так поступает со мной! – Ее лицо исказилось от ярости. Девушка рванула на мне смокинг и потянула к кровати. Ее черные волосы выбивались из прически с бриллиантовыми заколками. – Ну, давай, сделаем все быстро, пусть только попробует взломать дверь, черт бы его побрал, эту свинью».
Я обхватил ее подбородок правой рукой и повернул к себе. Наклонился и поцеловал невесту в губы. Что для меня значил этот поцелуй? Я уже ничего не чувствовал, кроме аромата крови. Наклонился к ее горлу, впился в него зубами изо всех сил, и артерия лопнула, залив кровью свадебное платье, – из нее хлестал самый настоящий фонтан. Девушка, задыхаясь, охнула. Я накрыл ранку ртом, проклиная себя, свою неловкость, жажду, невезение. Я все пил и пил, не отрываясь. Она безвольно обмякла, словно в экстазе, пока я впитывал череду банальных безвинных картин, где не было ни зла, ни коварства, ни угрозы, ни знаний, ни боли.
А я все продолжал глотать соленую кровь. Я стал рабом этой крови, слившись с ней в одно целое. Ничего, кроме крови, мне не было нужно. Правда, мне хотелось, чтобы она все-таки не умерла, чтобы на ее белом платье, таком чудесном белом платье, не было крови.
Ее сердце перестало биться – словно задули свечу или спичку. И оживить его было невозможно. Я держал невесту в руках, я тряс ее. Вернись. Произошла ошибка. Ужасная ошибка. Я снова принялся пить, как глупец, пока не выпил все до последней капли. Я съежился. Застонал. В ней не осталось жизни, не осталось ни капли крови. Я тряс ее как куклу. Сломанную свадебную куклу. Она была совершенно мертвая! Испорченная прическа, в которой сияли бриллианты.
Кто-то вцепился мне в волосы и отшвырнул так, что я ударился о стену. Удар оказался настолько сильным, что я на секунду ослеп и лишился чувств, а потом в мигающем свете разглядел, как мертвая невеста соскальзывает с кровати на пол, и кровь на ее платье, прелестном кружевном платье, прелестном белом кружевном платье, расшитом блестящим жемчугом, волосы выбились из бриллиантовых заколок, хорошенькое личико, не выражавшее больше ни злобы, ни ненависти.
От невесты меня оттащила Петрония. Она выволокла меня на террасу и снова швырнула о стену. На этот раз я почувствовал, что из разбитого затылка потекла кровь. Я еще не пришел в себя от болевого шока, а она перебросила меня через перила. Я начал падать вниз, летел к морю и чувствовал, что умираю. Я был наполнен невинной кровью и умирал. Я рыдал и умирал, а невеста, бедная невеста, она была мертва, я бросил ее, залитую собственной кровью, – бессмысленная, ужасная трагедия.
Я снова оказался в палаццо, и Петрония опять принялась бить меня, проклиная нас обоих за то, что подарила мне бессмертие.
«Идиот, ты убил ее. Идиот, она была всего лишь шлюшкой, и ты ее за это убил! Среди толпы убийц ты выбрал ее. Она была всего лишь шлюшкой. Придурок».
Снова, и снова на меня обрушивались удары – сначала по лицу, потом по ребрам. Было очень больно, но боль – это еще не смерть. Я растянулся на полу.
«Остановите ее! – ревел старик. – Остановите, остановите!»
«Я привожу тебя поохотиться на свадьбу, где полно убийц, а ты убиваешь невесту! – кипела Петрония. Она пнула меня в лицо. Я перекатился на спину. Она пнула меня в пах. – Тупица, бездарь, недоучка, идиот, неумеха!»
Старик не переставал реветь:
«Пусть она прекратит!»
«А кровь на ее платье! Как тебе это удалось! Дурак, идиот, тупица! Где, по-твоему, ты находишься? И вообще, кто ты такой?»
В конце концов, Арион оттащил ее прочь.
«Это мы виноваты, – сказал он. – Оставили его без присмотра. Он слишком молод. Нам следовало быть рядом».
Петрония уткнулась в грудь Ариона и по-настоящему разрыдалась.
Старик тоже начал всхлипывать.
А я лежал на полу и мечтал о смерти.
Господи, как я мог дойти до этого? Как могли мои чувства так меня подвести? Как моя жадность сумела вывести меня на эту опасную тропу? И я теперь оказался в полной тьме, куда не проникает ни паника, ни волнение. Господи, какая мука. И все же я цеплялся за остатки того, что я есть. Я цеплялся за все то, чем являюсь.
А где-то очень далеко мои родные меня искали. Наверняка. И при этом, наверное, говорили:
«Он угодил к аллигаторам. Бедный Квинн. Его больше нет».
И меня действительно больше не было.
41
До восхода Арион отвел меня в подвал под домом и показал склеп, в котором мне предстояло спать. А еще он просто объяснил, что солнце может уничтожить меня, ведь я еще так молод, но, даже когда я достигну преклонного возраста, такого как у него, я все равно на солнечном свете буду терять силы и отключаться. Арион также сообщил мне, что огонь может означать для меня смерть. Но ничто другое не способно меня убить.
Мне показалось, будто я все понял, что, разумеется, было неразумным с моей стороны. Арион также сказал, что раны, которые нанесла мне разъяренная Петрония, заживут в течение дня, потому что они не очень серьезные для такого сильного создания, как я. Еще он пообещал, что придет за мной после захода солнца, добавив, что я должен его ждать.
«Не бойся тесного ящика, дитя мое, – сказал он. – Сделай его своим пристанищем. И не бойся своих снов. Теперь ты бессмертен, и все твои способности только усилились. Прими это и радуйся».
Я улегся в склеп, терзаясь невыразимым ужасом, но тут ничего нельзя было изменить, и, когда надо мной закрылась гранитная крышка, я, тихо поплакав, очень скоро отключился.
И мне приснился сон о Пэтси. Она пахла как сладкая вата. И губы ее были как яблоко из сладкой ваты. Мне приснилось, что я совсем маленький, сидел у нее на коленях, но она столкнула меня, и через мгновение я превратился во взрослого и убил ее. Я пил ее кровь. По вкусу совсем как кленовый сироп. Ее болезни и подлость не могли меня заразить. Я попытался проснуться. Мне снилось, что я снова и снова пытаюсь проснуться, и один раз мне это удалось – по крайней мере, так мне приснилось – я проснулся, держа в руках ее тело. Кукла Барби. Я сбросил ее в зеленые воды болота и, глядя, как она тонет, испытывал ужас. Но она была мертва и вскоре скрылась под водой, и тогда на поверхности выступила кровь. Слишком поздно было спасать. Пока, Пэтси. Смех Ревекки. «Смерть за мою смерть».
Когда я в следующий раз открыл глаза, то увидел над собой Ариона. Солнце только что село, небо было все еще красным, и склеп наполнился золотистым светом. Арион обрадовался, что я в сознании, и повел меня по лестнице на террасу. Звезды, плывущие по фиолетовому небу. Облака, подсвеченные золотом. Это было великолепно.
«Некоторые Охотники за Кровью не просыпаются до тех пор, пока небо не потемнеет, – сказал он, – и они никогда не видят этой спокойной красоты. Я вижу, ты затеняешь глаза, но этот свет для тебя безвреден».
Мне действительно не резало глаза, и я с трудом осознал новую для себя реальность, что больше никогда не увижу дневной свет.
Арион все прочел по моему лицу и сказал:
«Ни на что не оглядывайся. Сейчас я отведу тебя на охоту. Ты мой ученик на этот вечер».
«Значит, я разочаровал ее, и она больше никогда не захочет иметь со мной дела?» – спросил я.
«Напротив, – он искренне рассмеялся. – Ей не терпится тебя увидеть. Но, так уж случилось, наставник из нее никудышный. Поэтому я сказал ей „нет“, я сам тебя выведу. Так что сейчас мы отправимся на охоту по кафе и клубам Неаполя».
В этот вечер он был одет не по-праздничному – черная шелковая рубашка с расстегнутым воротом, отлично сшитый пиджак из бордового шелка и брюки из легкой ткани.
Он отвел меня в комнату, где смертный юноша уже ждал, чтобы помочь мне подобрать похожую одежду, что я и сделал поспешно. Я еще раз поблагодарил парнишку за его доброту.
«Будь у меня хоть какие-то деньги, я бы отдал тебе», – сказал я.
Он улыбнулся, а я похлопал его по плечу.
А потом мы с Арионом отправились по кафе и барам – для новых уроков.
Мы вращались среди разных людей, снова и снова насыщаясь парой глотков, пока я вполне не освоил этот метод, а потом подобрали двух «идеальных убийц» и насытились сполна на темной улочке в старой части Неаполя. Тела мы оставили – Арион сказал, что в таком месте это не имеет значения, но в следующий раз, при других обстоятельствах, от тел обязательно нужно будет избавиться. А так он перерезал горло обоим, чтобы со стороны показалось, будто они истекли кровью до смерти.
«Процветать не убивая, – сказал он, – это и есть самое главное. Если ты сможешь жить, не принося смерть, то ты все выдержишь. Но время от времени потребность убить будет становиться непреодолимой – тогда действуй так, как я тебя научил».
Все это время я чувствовал невероятный душевный подъем, а вид элегантного Ариона постоянно приводил меня в восторг. Я подражал его грации. Я хотел, чтобы он служил мне образцом во всем. В какой-то степени он до сих пор служит мне образцом для подражания. Он двигался по-кошачьи, разговаривал приглушенным тоном, неизменно вызывая во мне уважение.
Он был настолько черен, что при ночном освещении кафе и баров его кожа отливала синевой, а в глубоко посаженных глазах с желтоватыми белками поблескивали крошечные коричневые и зеленые искорки. У него были белоснежные зубы и маленькие для такого лица губы, на которых иногда играла раскрепощающая улыбка.
В конце концов, после того как мы поохотились даже больше, наверное, чем требовалось, мы уселись в каком-то тихом кафе, где он мог поговорить со мной, дать советы, и эта беседа привела меня в такой же восторг, как наша охота.
Но как только я немного успокоился, как только зажал в руке чашку с кофе, который не мог, да и не хотел пить, я впал в состояние шока, и меня начало немилосердно трясти. Я даже испугался, что сейчас расплачусь.
Арион положил ладонь на мою руку, затем отнял ее, поцеловал свои пальцы и снова опустил ладонь мне на руку. Потом он отстранился.
«Постарайся понять как можно лучше, каким даром ты теперь обладаешь, – сказал он. – Первые годы не вздумай отречься от него. Слишком многие погибают таким образом. Разумеется, ты презираешь Петронию за то, что она сделала с тобой, – все это естественно и правильно. Когда она выпила твою кровь до последней капли, когда почти убила тебя, перед тобой возник образ тех, кто уже отправился в рай. И ты отвернулся».
«Откуда ты знаешь?» – спросил я.
«В то время я еще мог читать твои мысли. Теперь это не так. Мы обменялись слишком большим количеством крови. То же самое и с Петронией. Не позволяй ей одурачить себя. Она беспощадно умна, непредсказуема и очень несчастна. Но если это и стоит чего-то, то знай – она тебя любит и больше не способна проникнуть в твои мысли».
«А она всегда остается для тебя женщиной? Ты когда-нибудь видишь в ней мужчину?»
Арион рассмеялся.
«Она с самого начала решила быть со мной женщиной. Когда она выходила на арену много веков тому назад, она была женщиной. Те, кто сражались с ней, удивлялись ее мускулатуре и выносливости. Но они считали ее женщиной. Она постоянно меняется. По сути, она и то и другое. Но нам сейчас не нужно ее обсуждать. Поговорим о тебе».
«А что обо мне говорить? – сказал я. – Разве я стремился, чтобы так все вышло? Нет. И все же я виню себя за то, что случилось. Я отвернулся от своих родных в том видении рая, ты прав, но теперь ответь, даже если этот ответ окажется для меня мучительным, – то, что я видел, было реальным?»
«Я не могу тебе сказать, – ответил Арион, изящно пожав плечами. – Не знаю. Я знаю только то, что ты видел. То же самое происходит с моими жертвами. Они часто видят свет рая, и те, кого они когда-то любили, манят их к себе, и тогда они покидают мои объятия, в виде духа, а у меня на руках остается труп».
Ответ потряс меня. Я надолго затих, а потом взял в руки чашку с кофе, но тут же поставил ее на стол. Кафе было полупустым. А на улице шумела толпа прохожих. Напротив располагался ночной клуб. Из-под неоновой вывески гремела музыка. Мне стало любопытно, прогуливался ли я по этой улице, когда был жив. Но так и не вспомнил. Хотя мы с Нэ-шем бродили по Неаполю. Вполне возможно, побывали и здесь. А теперь, как мне еще раз увидеть Нэша? Как вообще вернуться домой?
«Позволь еще раз подчеркнуть самое важное, – сказал Арион. – Постарайся уцелеть в первые годы. Многим это не удается. Слишком часто таких, как мы, подстерегает опасность. Тут легко впасть в отчаяние. Легко возненавидеть самого себя. Легко убедить себя, будто мир больше тебе не принадлежит, тогда как на самом деле это далеко не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96