А дело, видимо, было в том, что версия с припадками здесь не годилась.
«Мона, любимая, – сказал я, когда мы приблизились к столу, – ты мне нужна».
«Больше всего в этом мире тебе нужно поговорить со Стирлингом Оливером», – ответила она, но я заметил в ее взгляде страсть, я увидел, что она сдерживается, я увидел свидетельство того, что наши отношения развиваются.
«А всем нам нужно поужинать», – сказала тетушка Куин, приветствуя меня поцелуем. Потом она поцеловала и Мону.
«А знаешь, дорогая, – сказала тетушка Куин, – ты по-настоящему красива».
Тетушка Куин принарядилась для ужина: мешковатое платье из бежевого атласа, длинные нитки жемчуга, камея у горла и блестящие туфли на шпильках, какие я еще не видел. Полоска на туфлях, закрывавшая пальчики, была усыпана бриллиантами, и великолепная камея, изображавшая Аполлона с лирой, была тоже обрамлена крошечными бриллиантиками.
Кресло и стол, накрытый к ужину, освещал мягкий свет прожекторов со стороны дома, а также кольцо свечей в фонарях-"молниях". Плетеная мебель с большим количеством мелких деталей была прекрасно сконструирована – за такой гарнитур любой антиквар с готовностью выложил бы целое состояние – и, пока я рассматривал все эти кресла и диван, я вспомнил атмосферу сна. Ревекка произнесла мне на ухо: «Рыжеволосая сучка». Во сне я попробовал кофе. Ощутил холодок, пробежавший по всему телу. Снова заговорила Ревекка: «До тех пор, пока все здесь не сгорит дотла». Меня накрыло волной ужаса. «Жизнь за мою жизнь. Смерть за мою смерть».
Мы уселись в свежевыкрашенные плетеные кресла, Гоблин, как всегда, разместился слева от меня. А ведь я даже не подумал попросить для него отдельное кресло.
Меня переполняли другие чувства. Едва взглянув на Мону, я захотел тотчас отнести ее наверх, в свою спальню. Но тут сквозь радостные мысли прорвалось воспоминание о страданиях Ревекки, являвшейся мне во сне. Может, этот сон и был ее местью? Сжечь дом дотла? И другого средства избавления не существует? «Жизнь за мою жизнь...» Усилием воли я постарался переключиться на то, что происходило сейчас вокруг меня. Ради Моны я должен быть мужчиной. Сейчас не место и не время превращаться в какой-то неестественный гибрид.
Жасмин, изумительно выглядевшая в приталенном фиолетовом костюме с легкой белой блузкой, принесла нам цыпленка с эстрагоном и рис. Большая Рамона, как всегда в накрахмаленном белом фартуке, разливала вино.
Я видел, что тетушка Куин сотворила с Жасмин какое-то чудо. Жасмин, видимо, осознала перемену своего статуса, в ней появился блеск, и уж конечно, не я был тому причиной.
«Взгляните на туфельки этих прелестных дам, – обратился я к Нэшу и Моне, – так и хочется поцеловать их ножки».
«Ешь лучше свой ужин, маленький хозяин, – едва слышно произнесла Жасмин. – Моих ножек тебе не целовать».
Мона расхохоталась.
«Ничто не доставляет такого наслаждения, как излишество, – заметил с улыбкой Нэш. – Должен сказать, для меня огромное удовольствие находиться здесь среди всего этого великолепия. Я нигде не слышал такого пения цикад, кроме как здесь, в Луизиане».
«А как ты провел день? – поинтересовался я. – Мне кажется, полюбив Мону, я перестал обращать на тебя внимание, но, когда знакомишься со своей будущей женой, уже ни о чем другом думать не можешь. Я стал счастливым безумцем».
«Так и должно быть, – ответил он. – А обо мне не стоит беспокоиться. Здесь все внове для меня, буквально все завораживает. Я прекрасно провел время. После обеда поспал подольше, а затем получил огромное удовольствие, знакомясь со знаменитой коллекцией камей твоей тетушки Куин».
«Камеи, – произнесла Мона. – Значит ли это, что у вас больше камей, чем мы видели в витрине гостиной?»
«Намного больше, – ответила тетушка Куин. – Я собирала их всю жизнь, и ты можешь себе представить, как это долго. – Она сменила тему: – Предлагаю тост за Мону Мэйфейр, нашу прелестную молодую гостью, и за Нэша Пенфилда, который вскоре повезет нас в большое турне, и за моего внучатого племянника, который с сегодняшнего дня вступил в свою часть наследства».
«Мона едет с нами в Европу, тетушка Куин, – заявил я. – Не могли бы мы каким-то образом выехать до полуночи? Мона отправится в путешествие в качестве моей новобрачной».
Мона слегка вздрогнула, но не рассмеялась. Она лишь подарила мне ослепительную улыбку, а затем наклонилась и смело поцеловала в щеку.
«Ты в самом деле готов жениться на мне сегодня вечером? – спросила она. – Мне кажется, ты действительно до обалдения в меня влюбился».
«Раз и навсегда, – сказал я. – Но нам необязательно ждать церемонии. Мы могли бы вылететь сегодня и пожениться в Париже. Тетушка Куин все время так делает... то есть летает. Нам, конечно, понадобится твой паспорт, но я поеду с тобой в твой дом...»
«Дорогой, – сказала тетушка Куин, – думаю, в этом нет необходимости. Мне кажется, приехали Мэйфейры».
Огромный черный лимузин, такой же как у тетушки Куин, хрустел по гравию подъездной аллеи, неуклюже подкатывая к парадному крыльцу, где и остановился.
Мона обернулась, затем снова села, как прежде, и взглянула на меня. В ее глазах стояли слезы.
«Тарквиний, – сказала она, – ты действительно хочешь увезти меня сегодня вечером?»
«Да, не сомневайся! – воскликнул я. – Тетушка Куин, ты ведь всегда хотела, чтобы я поехал в Европу, чтобы я стал образованным! Нэш, ты сможешь обучать нас двоих». – Я был готов умереть за Мону, я знал это. Я был готов сразиться с любым из той машины.
«Нэш, – сказала тетушка Куин, – ступайте и поприветствуйте их за меня, дорогой. Я верю, что охранник собирается что-то предпринять. Отзовите его, а то я не успею пересечь лужайку на таких каблуках. Побудьте нашим представителем, хорошо, дорогой?»
Мона тем временем быстро перечислила тех, кто приближался к нашему столу: Райен Мэйфейр, юрист и отец Пирса, доктор Роуан Мэйфейр и ее муж, Майкл Карри. Разумеется, я поднялся, но Мона осталась сидеть, и тогда я зашел за спинку ее стула и положил руки ей на плечи. Таким образом, я оказался спиной к тем, кто сейчас шагал по лужайке. Я повел себя грубо. Я собирался с силами для битвы.
«Не волнуйся, моя храбрая Офелия, – едва слышно произнес я, – ты не погибнешь, пока жив этот смелый Лаэрт».
Но самым любопытным для меня был не громкий стук собственного сердца, а настороженность, почти враждебность на лице тетушки Куин. Тем временем маленькая делегация подошла к столу, обогнув меня слева, Нэш тут же пригласил их присесть, а сам отправился на поиски дополнительных стульев.
Присесть гости отказались. Они, видите ли, «очень торопились», но тем не менее сердечно поблагодарили.
«Мы приехали забрать Мону, – сказала доктор Роуан Мэйфейр тихим и вежливым голосом. Кажется, такие голоса называют „с хрипотцой“. – Миссис Маккуин, у вас великолепный дом», – добавила она с легким кивком головы.
«Надеюсь, как-нибудь вы выберете время, чтобы приехать с визитом?» – откликнулась тетушка Куин.
Но она произнесла эти слова без присущей ей теплоты и теперь сверлила гостей взглядом, какого раньше я у нее не замечал.
Доктор Роуан Мэйфейр представила своих спутников. Райен Мэйфейр выглядел так, словно родился в этом костюме от «Братьев Брукс», Майкл Карри, самый старший из гостей, несколько погрубее, но все равно очень симпатичный парень в куртке сафари, с красивой проседью в шевелюре, держался весьма непринужденно. Юристу было не по себе, и доктор Роуан Мэйфейр тоже, вероятно, испытывала душевный дискомфорт. Роуан была скуластая красавица с короткой стрижкой. Видимо, она злилась, но не на нас.
«Собирайся, Мона, – сказала доктор Роуан. – Мы приехали забрать тебя домой. Ты всех нас немного напугала, когда потихоньку удрала сегодня утром».
«Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое!» – Это был практически крик души.
Я едва его вытерпел, готовясь перейти к действию, но даже не шелохнулся. Я по-прежнему держал Мону за плечи. Сердце у меня в груди бешено стучало.
Доктор Роуан внезапно посуровела и, к моему полному изумлению, сказала:
«Майкл, забери ее».
Оба мужчины, Райен Мэйфейр и Майкл Карри, двинулись к Моне, а она закричала, вскочила, попятившись, и перевернула стул. Я крепко ее обнял. Она развернулась, не размыкая моих объятий, и уткнулась лицом мне в грудь. Она была для меня самым хрупким и драгоценным созданием, которое я когда-либо знал и любил, и я намеревался сражаться за нее.
«Позвольте, господа, – сказал Нэш мягко, но властно, – надеюсь, вы не собираетесь применять силу к молодой леди? Миссис Маккуин, вы и дальше будете соблюдать нейтралитет?»
«Разумеется, нет, – ответила тетушка Куин. – Жасмин, беги, позови мужчин».
«Погодите минутку, – сказал Майкл Карри, жестом призывая всех к спокойствию. – Мона, пожалуйста, перестань устраивать сцены и возвращайся домой. Ты сама понимаешь, что должна вернуться. Мона, мне самому не хочется этим заниматься. Никому не хочется, но ты не можешь так просто взять и уехать. Взгляни на происходящее с нашей точки зрения».
«Я собираюсь на ней жениться, – сказал я. – Троньте ее хоть пальцем – и я сломаю вам челюсть. Да, я вижу, судя по мускулам, силенкой вы не обижены, но я молод и, по сути, гораздо коварнее, чем выгляжу, поэтому не испытывайте мое терпение».
Что касается Гоблина, то он давно поднялся с кресла, и я успел прошептать ему, чтобы он ничего не предпринимал. Что он мог сделать – я не знал, но одна эта мысль и пугала меня, и будоражила.
К этому времени Клем и Аллен уже неслись на всех парах по лужайке. И охранник успел спуститься с парадного крыльца и занять пост рядом с тетушкой Куин, держа руку на рукоятке пистолета.
Тетушка Куин жестом показала Клему и Аллену, чтобы те подошли, но пока ничего не предпринимали.
«Вам не кажется, господа, что вы ведете себя немного смешно? – спросила тетушка Куин. – Девочка просто ужинает с нами. Вечером моя машина отвезет ее домой. В жизни не видела такой истерики. Доктор Мэйфейр, я в шоке».
«Простите, миссис Маккуин, – все так же тихо и очень искренне заговорила доктор Мэйфейр. – Моне пятнадцать лет. Оба ее родителя мертвы. Иногда она поступает очень импульсивно. Я несу над ней официальную опеку. И хочу, чтобы сейчас она вернулась домой, но, как вы сами видите, она не желает слушаться».
Майкл Карри покачал головой, словно говоря: «Весьма прискорбно», а потом очень нежно дотронулся до волос Моны и обратился к ней, стараясь успокоить:
«Перестань, милая, я знаю, что ты чувствуешь».
«Нет, не знаешь, – всхлипнула Мона, не отрываясь от меня. – Никто из вас не знает».
«Мона, я люблю тебя, – сказал он и с нежностью добавил: – Позволь нам отвезти тебя домой, дорогая. Ты сможешь увидеться с Квинном завтра. Квинн, вы ведь сумеете приехать к нам? Мы были бы очень рады. Завтра днем, хорошо? Пошли, дорогая».
Я зажал ее голову ладонями и прошептал на ухо:
«Ступай домой, забери свой паспорт и будь готова».
Доктор Мэйфейр покачала головой, словно ей тоже была ненавистна подобная ситуация. Или словно она услышала мой шепот. Юрист Райен – сама галантность в щегольском костюме – так и не утратил скорбной мины. Мне кажется, он чувствовал себя оскорбленным, но смирился с этим. Он был красив, этот сукин сын, нужно отдать ему должное, а это, скорее всего, означало, что его сын, печально известный соперник Пирс, был также красив.
Наконец Мона повернулась и, все еще крепко держа мою руку, оглядела приехавшую троицу.
«Я ненавижу вас за то, что вы так со мной поступили, – прошептала она. – Всех ненавижу. И я вам не доверяю».
«Господи, дитя, – сказала тетушка Куин, – что ты хочешь, чтобы мы сделали?»
Нэш не на шутку встревожился. Аллен и Клем приготовились драться. Охранник тоже был в полной боевой готовности.
«Она должна вернуться домой, миссис Маккуин, – сказала доктор Роуан терпеливо и вежливо. – Квинн, вы сумеете навестить Мону завтра? Предложение Майкла мне кажется хорошим».
Мона вновь повернулась ко мне лицом и, стоя спиной к враждебной троице, одними губами произнесла слово «паспорт».
«Ты приедешь в три?» – сказала она, но сама потихоньку прижала два пальца к внутреннему сгибу моего локтя.
«Хорошо, приеду в три».
«Вы будете нашим гостем к обеду, – сказала доктор Мэйфейр. – Миссис Маккуин, мистер Пенфилд, мне жаль, что так вышло. Искренне жаль». – Она говорила с такой открытостью и простотой, что я чуть было не поверил ее словам. То есть я хочу сказать, что уже не мог ее ненавидеть так сильно, как мне бы хотелось.
Мона поцеловала меня в щеку. А я обнял ее и поцеловал в губы.
«Я люблю тебя, – сказал я. – И я обязательно приеду за тобой».
«Остерегайся всех призраков, – прошептала Мона. – Будь очень осторожен и помни, если я почему-либо буду недосягаема или они прибегнут к какому-то трюку, найди Стирлинга Оливера. Оук-Хейвен – резиденция Таламаски на юге. Каждый знает, где она расположена. Плантация Оук-Хейвен, на Ривер-Роуд».
«Запомнил», – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
«Мона, любимая, – сказал я, когда мы приблизились к столу, – ты мне нужна».
«Больше всего в этом мире тебе нужно поговорить со Стирлингом Оливером», – ответила она, но я заметил в ее взгляде страсть, я увидел, что она сдерживается, я увидел свидетельство того, что наши отношения развиваются.
«А всем нам нужно поужинать», – сказала тетушка Куин, приветствуя меня поцелуем. Потом она поцеловала и Мону.
«А знаешь, дорогая, – сказала тетушка Куин, – ты по-настоящему красива».
Тетушка Куин принарядилась для ужина: мешковатое платье из бежевого атласа, длинные нитки жемчуга, камея у горла и блестящие туфли на шпильках, какие я еще не видел. Полоска на туфлях, закрывавшая пальчики, была усыпана бриллиантами, и великолепная камея, изображавшая Аполлона с лирой, была тоже обрамлена крошечными бриллиантиками.
Кресло и стол, накрытый к ужину, освещал мягкий свет прожекторов со стороны дома, а также кольцо свечей в фонарях-"молниях". Плетеная мебель с большим количеством мелких деталей была прекрасно сконструирована – за такой гарнитур любой антиквар с готовностью выложил бы целое состояние – и, пока я рассматривал все эти кресла и диван, я вспомнил атмосферу сна. Ревекка произнесла мне на ухо: «Рыжеволосая сучка». Во сне я попробовал кофе. Ощутил холодок, пробежавший по всему телу. Снова заговорила Ревекка: «До тех пор, пока все здесь не сгорит дотла». Меня накрыло волной ужаса. «Жизнь за мою жизнь. Смерть за мою смерть».
Мы уселись в свежевыкрашенные плетеные кресла, Гоблин, как всегда, разместился слева от меня. А ведь я даже не подумал попросить для него отдельное кресло.
Меня переполняли другие чувства. Едва взглянув на Мону, я захотел тотчас отнести ее наверх, в свою спальню. Но тут сквозь радостные мысли прорвалось воспоминание о страданиях Ревекки, являвшейся мне во сне. Может, этот сон и был ее местью? Сжечь дом дотла? И другого средства избавления не существует? «Жизнь за мою жизнь...» Усилием воли я постарался переключиться на то, что происходило сейчас вокруг меня. Ради Моны я должен быть мужчиной. Сейчас не место и не время превращаться в какой-то неестественный гибрид.
Жасмин, изумительно выглядевшая в приталенном фиолетовом костюме с легкой белой блузкой, принесла нам цыпленка с эстрагоном и рис. Большая Рамона, как всегда в накрахмаленном белом фартуке, разливала вино.
Я видел, что тетушка Куин сотворила с Жасмин какое-то чудо. Жасмин, видимо, осознала перемену своего статуса, в ней появился блеск, и уж конечно, не я был тому причиной.
«Взгляните на туфельки этих прелестных дам, – обратился я к Нэшу и Моне, – так и хочется поцеловать их ножки».
«Ешь лучше свой ужин, маленький хозяин, – едва слышно произнесла Жасмин. – Моих ножек тебе не целовать».
Мона расхохоталась.
«Ничто не доставляет такого наслаждения, как излишество, – заметил с улыбкой Нэш. – Должен сказать, для меня огромное удовольствие находиться здесь среди всего этого великолепия. Я нигде не слышал такого пения цикад, кроме как здесь, в Луизиане».
«А как ты провел день? – поинтересовался я. – Мне кажется, полюбив Мону, я перестал обращать на тебя внимание, но, когда знакомишься со своей будущей женой, уже ни о чем другом думать не можешь. Я стал счастливым безумцем».
«Так и должно быть, – ответил он. – А обо мне не стоит беспокоиться. Здесь все внове для меня, буквально все завораживает. Я прекрасно провел время. После обеда поспал подольше, а затем получил огромное удовольствие, знакомясь со знаменитой коллекцией камей твоей тетушки Куин».
«Камеи, – произнесла Мона. – Значит ли это, что у вас больше камей, чем мы видели в витрине гостиной?»
«Намного больше, – ответила тетушка Куин. – Я собирала их всю жизнь, и ты можешь себе представить, как это долго. – Она сменила тему: – Предлагаю тост за Мону Мэйфейр, нашу прелестную молодую гостью, и за Нэша Пенфилда, который вскоре повезет нас в большое турне, и за моего внучатого племянника, который с сегодняшнего дня вступил в свою часть наследства».
«Мона едет с нами в Европу, тетушка Куин, – заявил я. – Не могли бы мы каким-то образом выехать до полуночи? Мона отправится в путешествие в качестве моей новобрачной».
Мона слегка вздрогнула, но не рассмеялась. Она лишь подарила мне ослепительную улыбку, а затем наклонилась и смело поцеловала в щеку.
«Ты в самом деле готов жениться на мне сегодня вечером? – спросила она. – Мне кажется, ты действительно до обалдения в меня влюбился».
«Раз и навсегда, – сказал я. – Но нам необязательно ждать церемонии. Мы могли бы вылететь сегодня и пожениться в Париже. Тетушка Куин все время так делает... то есть летает. Нам, конечно, понадобится твой паспорт, но я поеду с тобой в твой дом...»
«Дорогой, – сказала тетушка Куин, – думаю, в этом нет необходимости. Мне кажется, приехали Мэйфейры».
Огромный черный лимузин, такой же как у тетушки Куин, хрустел по гравию подъездной аллеи, неуклюже подкатывая к парадному крыльцу, где и остановился.
Мона обернулась, затем снова села, как прежде, и взглянула на меня. В ее глазах стояли слезы.
«Тарквиний, – сказала она, – ты действительно хочешь увезти меня сегодня вечером?»
«Да, не сомневайся! – воскликнул я. – Тетушка Куин, ты ведь всегда хотела, чтобы я поехал в Европу, чтобы я стал образованным! Нэш, ты сможешь обучать нас двоих». – Я был готов умереть за Мону, я знал это. Я был готов сразиться с любым из той машины.
«Нэш, – сказала тетушка Куин, – ступайте и поприветствуйте их за меня, дорогой. Я верю, что охранник собирается что-то предпринять. Отзовите его, а то я не успею пересечь лужайку на таких каблуках. Побудьте нашим представителем, хорошо, дорогой?»
Мона тем временем быстро перечислила тех, кто приближался к нашему столу: Райен Мэйфейр, юрист и отец Пирса, доктор Роуан Мэйфейр и ее муж, Майкл Карри. Разумеется, я поднялся, но Мона осталась сидеть, и тогда я зашел за спинку ее стула и положил руки ей на плечи. Таким образом, я оказался спиной к тем, кто сейчас шагал по лужайке. Я повел себя грубо. Я собирался с силами для битвы.
«Не волнуйся, моя храбрая Офелия, – едва слышно произнес я, – ты не погибнешь, пока жив этот смелый Лаэрт».
Но самым любопытным для меня был не громкий стук собственного сердца, а настороженность, почти враждебность на лице тетушки Куин. Тем временем маленькая делегация подошла к столу, обогнув меня слева, Нэш тут же пригласил их присесть, а сам отправился на поиски дополнительных стульев.
Присесть гости отказались. Они, видите ли, «очень торопились», но тем не менее сердечно поблагодарили.
«Мы приехали забрать Мону, – сказала доктор Роуан Мэйфейр тихим и вежливым голосом. Кажется, такие голоса называют „с хрипотцой“. – Миссис Маккуин, у вас великолепный дом», – добавила она с легким кивком головы.
«Надеюсь, как-нибудь вы выберете время, чтобы приехать с визитом?» – откликнулась тетушка Куин.
Но она произнесла эти слова без присущей ей теплоты и теперь сверлила гостей взглядом, какого раньше я у нее не замечал.
Доктор Роуан Мэйфейр представила своих спутников. Райен Мэйфейр выглядел так, словно родился в этом костюме от «Братьев Брукс», Майкл Карри, самый старший из гостей, несколько погрубее, но все равно очень симпатичный парень в куртке сафари, с красивой проседью в шевелюре, держался весьма непринужденно. Юристу было не по себе, и доктор Роуан Мэйфейр тоже, вероятно, испытывала душевный дискомфорт. Роуан была скуластая красавица с короткой стрижкой. Видимо, она злилась, но не на нас.
«Собирайся, Мона, – сказала доктор Роуан. – Мы приехали забрать тебя домой. Ты всех нас немного напугала, когда потихоньку удрала сегодня утром».
«Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое!» – Это был практически крик души.
Я едва его вытерпел, готовясь перейти к действию, но даже не шелохнулся. Я по-прежнему держал Мону за плечи. Сердце у меня в груди бешено стучало.
Доктор Роуан внезапно посуровела и, к моему полному изумлению, сказала:
«Майкл, забери ее».
Оба мужчины, Райен Мэйфейр и Майкл Карри, двинулись к Моне, а она закричала, вскочила, попятившись, и перевернула стул. Я крепко ее обнял. Она развернулась, не размыкая моих объятий, и уткнулась лицом мне в грудь. Она была для меня самым хрупким и драгоценным созданием, которое я когда-либо знал и любил, и я намеревался сражаться за нее.
«Позвольте, господа, – сказал Нэш мягко, но властно, – надеюсь, вы не собираетесь применять силу к молодой леди? Миссис Маккуин, вы и дальше будете соблюдать нейтралитет?»
«Разумеется, нет, – ответила тетушка Куин. – Жасмин, беги, позови мужчин».
«Погодите минутку, – сказал Майкл Карри, жестом призывая всех к спокойствию. – Мона, пожалуйста, перестань устраивать сцены и возвращайся домой. Ты сама понимаешь, что должна вернуться. Мона, мне самому не хочется этим заниматься. Никому не хочется, но ты не можешь так просто взять и уехать. Взгляни на происходящее с нашей точки зрения».
«Я собираюсь на ней жениться, – сказал я. – Троньте ее хоть пальцем – и я сломаю вам челюсть. Да, я вижу, судя по мускулам, силенкой вы не обижены, но я молод и, по сути, гораздо коварнее, чем выгляжу, поэтому не испытывайте мое терпение».
Что касается Гоблина, то он давно поднялся с кресла, и я успел прошептать ему, чтобы он ничего не предпринимал. Что он мог сделать – я не знал, но одна эта мысль и пугала меня, и будоражила.
К этому времени Клем и Аллен уже неслись на всех парах по лужайке. И охранник успел спуститься с парадного крыльца и занять пост рядом с тетушкой Куин, держа руку на рукоятке пистолета.
Тетушка Куин жестом показала Клему и Аллену, чтобы те подошли, но пока ничего не предпринимали.
«Вам не кажется, господа, что вы ведете себя немного смешно? – спросила тетушка Куин. – Девочка просто ужинает с нами. Вечером моя машина отвезет ее домой. В жизни не видела такой истерики. Доктор Мэйфейр, я в шоке».
«Простите, миссис Маккуин, – все так же тихо и очень искренне заговорила доктор Мэйфейр. – Моне пятнадцать лет. Оба ее родителя мертвы. Иногда она поступает очень импульсивно. Я несу над ней официальную опеку. И хочу, чтобы сейчас она вернулась домой, но, как вы сами видите, она не желает слушаться».
Майкл Карри покачал головой, словно говоря: «Весьма прискорбно», а потом очень нежно дотронулся до волос Моны и обратился к ней, стараясь успокоить:
«Перестань, милая, я знаю, что ты чувствуешь».
«Нет, не знаешь, – всхлипнула Мона, не отрываясь от меня. – Никто из вас не знает».
«Мона, я люблю тебя, – сказал он и с нежностью добавил: – Позволь нам отвезти тебя домой, дорогая. Ты сможешь увидеться с Квинном завтра. Квинн, вы ведь сумеете приехать к нам? Мы были бы очень рады. Завтра днем, хорошо? Пошли, дорогая».
Я зажал ее голову ладонями и прошептал на ухо:
«Ступай домой, забери свой паспорт и будь готова».
Доктор Мэйфейр покачала головой, словно ей тоже была ненавистна подобная ситуация. Или словно она услышала мой шепот. Юрист Райен – сама галантность в щегольском костюме – так и не утратил скорбной мины. Мне кажется, он чувствовал себя оскорбленным, но смирился с этим. Он был красив, этот сукин сын, нужно отдать ему должное, а это, скорее всего, означало, что его сын, печально известный соперник Пирс, был также красив.
Наконец Мона повернулась и, все еще крепко держа мою руку, оглядела приехавшую троицу.
«Я ненавижу вас за то, что вы так со мной поступили, – прошептала она. – Всех ненавижу. И я вам не доверяю».
«Господи, дитя, – сказала тетушка Куин, – что ты хочешь, чтобы мы сделали?»
Нэш не на шутку встревожился. Аллен и Клем приготовились драться. Охранник тоже был в полной боевой готовности.
«Она должна вернуться домой, миссис Маккуин, – сказала доктор Роуан терпеливо и вежливо. – Квинн, вы сумеете навестить Мону завтра? Предложение Майкла мне кажется хорошим».
Мона вновь повернулась ко мне лицом и, стоя спиной к враждебной троице, одними губами произнесла слово «паспорт».
«Ты приедешь в три?» – сказала она, но сама потихоньку прижала два пальца к внутреннему сгибу моего локтя.
«Хорошо, приеду в три».
«Вы будете нашим гостем к обеду, – сказала доктор Мэйфейр. – Миссис Маккуин, мистер Пенфилд, мне жаль, что так вышло. Искренне жаль». – Она говорила с такой открытостью и простотой, что я чуть было не поверил ее словам. То есть я хочу сказать, что уже не мог ее ненавидеть так сильно, как мне бы хотелось.
Мона поцеловала меня в щеку. А я обнял ее и поцеловал в губы.
«Я люблю тебя, – сказал я. – И я обязательно приеду за тобой».
«Остерегайся всех призраков, – прошептала Мона. – Будь очень осторожен и помни, если я почему-либо буду недосягаема или они прибегнут к какому-то трюку, найди Стирлинга Оливера. Оук-Хейвен – резиденция Таламаски на юге. Каждый знает, где она расположена. Плантация Оук-Хейвен, на Ривер-Роуд».
«Запомнил», – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96