В прошлом году я постоял в сторонке, когда пели рождественские гимны. Плакать я не осмелился – плакала моя душа, когда сопрано исполнила дважды специально для меня «О, Святая Ночь».
Я, конечно, сумасшедший, но устроил полуночный обед со Святой субботы на Пасхальное воскресенье только потому, что не мог присутствовать на пасхальном празднике. В этом году все прошло чудесно, хотя был устроен и обычный буфет, привлекший чуть ли не всех прихожан после церковной службы. Я устраивал бы больше ночных благотворительных собраний, не будь моя голова в последнее время занята другим.
Томми всех нас удивил, попросив по собственной воле, чтобы его послали учиться в закрытую школу в Англию – ни больше ни меньше, как в Итон, – и Нэш отвез его и устроил. Теперь, когда он звонит, мы все изумляемся его британскому акценту и всех нас переполняет радость. Я ужасно по нему скучаю. Скоро он должен приехать на каникулы. Сейчас ему четырнадцать, и он все еще быстро растет. Он до сих пор не отказался от идеи возглавить экспедицию и отыскать пропавшую Атлантиду. Я вырезаю все статьи, которые мне попадаются, по этой теме и отправляю ему по почте. Нэш делает то же самое.
Терри Сью и ее дети живут отлично. Няня и экономка совершенно изменили их жизнь, и теперь там все идет гладко. Бриттани и остальные дети ходят в хорошие школы, так что у них будет в жизни шанс. Сама Терри Сью тоже счастлива. Каждые две недели, получив чек, она отправляется в «Уол-Март», где покупает одежду и искусственные цветы. Ее дом переполнен искусственными цветами. Не дом, а джунгли из искусственных цветов. Там не найдется ни одного пустого места для еще одного искусственного цветка. Стоит туда войти, как Терри старается всучить тебе какие-нибудь старые искусственные цветы, чтобы потом пойти и купить новые. Она перенесла операцию, чтобы больше не рожать детей. Чарли, ее дружок, владеющий оружием, несколько часов продержал на мушке своего «магнума» все семейство и шерифа, а потом в конце концов пустил пулю себе в голову.
Тетушка Куин решила стать для Терри Сью кем-то вроде наставницы и теперь дважды в неделю устраивает для нее пансион благородных девиц; Терри Сью приходит, чтобы обсудить с тетушкой покупку новой одежды, и тетушка советует ей, каким цветом красить ногти, как делать прическу. Бриттани тоже стала любимицей тетушки Куин, и в результате у девочки теперь собралась целая коллекция кукол.
Жасмин после отчаянной перепалки позволила дать Джерому мое имя и даже обращаться ко мне «папочка», впрочем особой радости по этому поводу она не испытывала. А после она дала согласие, чтобы мальчика каждый день отвозили в Новый Орлеан, в школу Святой Троицы. Джером очень смышленый. Тетушка Куин любит ему читать. Нэш много времени уделял его обучению. Мальчик уже сейчас сочиняет маленькие истории и записывает их на диктофон. У него получается что-то вроде радиоспектакля со всеми шумовыми эффектами.
Меня глубоко трогает, что он мой сын, единственный, другого уже не будет, но не меньшую любовь я испытываю и к Томми. Часто вспоминая слова Петронии, сказанные мне в Неаполе, я думаю, что все-таки сумею сделать что-то честное и достойное. Не знаю, думала ли она тогда о таких вещах, как опекунство над смертными, но я думаю об этом, и мне кажется, что моя работа только началась. Я мечтал стать покровителем какого-то пианиста – покупать ему ноты, оплачивать его записи, помогать ему с обучением и тому подобное. Эта мечта, но мне кажется, я мог бы это сделать. Не вижу причин, почему бы и нет.
Но я отвлекся. Позволь мне продолжить. Да, теперь эпилог.
В течение девяти месяцев мы с Нэшем читали Диккенса. Посвящали этому ранние вечера, прежде чем я отправлялся на охоту, когда мне не грозили атаки Гоблина. Мы усаживались в два кресла у камина в комнате Нэша и по очереди читали друг другу вслух. Мы снова пролистали страницы романов «Большие надежды», «Дэвид Копперфилд» и «Лавка древностей». Мы также читали «Гамлета», заставлявшего меня втайне горевать о Моне, «Макбета», «Короля Лира» и «Отелло». Обычно мы расставались в одиннадцать. В те редкие дни, когда тетушка Куин заставляла себя потерпеть дневной свет, отправляясь по магазинам за новыми камеями или нарядами, Нэш ее сопровождал.
Все прочие вечера Нэш смотрел фильмы с тетушкой Куин, Жасмин, сиделкой Синди и другими – весьма разношерстная компания. Даже Большая Рамона пристрастилась к этим сеансам.
А потом Нэш вернулся в Калифорнию, чтобы получить докторскую степень, а когда он вернется, то вновь станет сопровождать тетушку Куин. Ей очень его не хватает и, как она сама тебе сегодня сказала, сейчас у нее нет компании, и от этого ей очень больно.
Пэтси неплохо держится на своем коктейле из лекарств, которым ее пичкают от СПИДа, она даже понемногу работает со своей группой. С Сеймором мы уладили дело без суда, заплатив огромные деньги. Но, получив их, он вскоре умер. Пэтси поклялась, что не заражает людей. Но сейчас в суде лежат еще два иска на нее от бывших музыкантов группы. Все это измотало Пэтси. Ей нравится жить в большом доме, в гостевой спальне в конце коридора. Я не часто с ней разговариваю, потому что каждую ночь, поднимаясь по лестнице, испытываю непреодолимое желание ее убить. Я читаю ее мысли, сам не желая того, и я знаю, что она по собственной беспечности могла перезаразить кучу людей, да и сейчас это не исключено, хотя теперь все про нее знают. Меня так и тянет лишить ее жизни, так что приходится держаться подальше.
Но позволь мне продолжить.
С первой же ночи после моего возвращения я пытаюсь освоить свои новые возможности и улучшить свое мастерство.
Внутри семьи я сдерживаю свой телепатический дар, да и с чужими людьми тоже, если не считать жертв, потому что чтение чрких мыслей кажется мне неприличным, да и шуму много в голове.
Я часто летаю по воздуху, тренируюсь в скорости. Я переношусь в Хижину Отшельника и уже оттуда в далекие таверны и придорожные пивные, где охочусь на бродяг и злодеев, но в основном я практикую насыщение парой глотков, довольно успешно. Даже когда я пил кровь вволю, я почти всегда оставлял жертву живой. Я научился, как говорил Арион, проникнуть в чужое зло и сделать его частью себя на несколько важных мгновений.
Я никогда не отправляюсь на охоту до полуночи. И разумеется, Гоблин всегда нападает на меня сразу после насыщения. Я обычно не прихожу домой до его атаки. Не хочу, чтобы он каким-то образом потревожил моих родных. Но иногда случается, что я ошибаюсь в расчетах.
До сегодняшней ночи, когда я чуть не погубил Стирлинга Оливера, я не совершил ни одного проступка против морали.
Но Гоблин с каждым разом становится все ожесточеннее, а что касается моих попыток поговорить с ним, то они все безуспешны. Он отказывается со мной говорить. Видимо, он считает, что я каким-то образом предал его, став тем, кто я есть, и теперь он будет брать у меня то, что хочет, – кровь. И чувства тут или разговоры ни к чему.
Конечно, он может посчитать за предательство и мое долгое пребывание в Европе.
Я пытался поговорить с ним, но все бесполезно. Он редко появляется просто так. Я вижу его только после насыщения.
А за последний год, когда я доказал самому себе, что могу охотиться, что могу выжить, что могу находиться рядом с тетушкой Куин, Нэшем и Жасмин, что могу быть рядом с сыном, что каждую ночь своей жизни я способен растворяться в людской толпе, а потом прятаться в своей могиле, так вот, за последний год Гоблин настолько окреп и озлобился, что я решил просить тебя о помощи. Думаю, я обратился к тебе из-за своего одиночества.
Кажется, я уже говорил, что знаю, как вернуться к Петронии, но я не хочу этого делать. Мне не нужна ее презрительная холодность. Я не нуждаюсь и в ласковом безразличии Ариона. Что касается старика, то он хотя и откроет мне свою душу, но все равно, как мне кажется, останется в плену своего маразма. Что каждый из них знает о таком духе, вроде Гоблина? Я пришел к тебе за помощью. Ты много времени провел среди духов. Я рисковал, обращаясь к тебе.
Я уверен, что Гоблин представляет угрозу не только для меня, но и для остальных, и одно теперь совершенно точно – он научился путешествовать со мной на какие угодно расстояния.
Теперь он привязан ко мне каким-то другим образом, наверное, это связано с кровью. Да что там, я уверен, что это связано с кровью. Кровь связала его со мной сильнее, чем раньше, разорвав его связь с фермой Блэквуд.
Вполне вероятно, что расстояние, которое он способен преодолеть, не безгранично, но дело все в том, что я сам не могу отказаться от фермы Блэквуд. Я не способен покинуть тех, кто во мне нуждается. Я не хочу их покидать. И как следствие – я должен вступать с Гоблином в противоборство здесь, за свой дом и свою жизнь, если я намерен существовать и дальше.
Я чувствую огромную ответственность за Гоблина. Ведь это я его создал, я его взрастил и сделал из него того, кто он есть. Что, если ему взбредет в голову навредить кому-то еще?
Осталась последняя подробность, и мой рассказ подойдет к концу.
После того как я покинул Неаполь, я еще один раз видел Петронию. Я сидел в Хижине Отшельника, среди всей роскоши, сияющего мрамора и торшеров, мечтал, думал, печалился, сам точно не знаю, рисовал в своем воображении яркие картины собственных несчастий, когда она поднялась по ступеням крыльца, такая нарядная, в белом костюме с жилетом и распущенными волосами, украшенными нитями бриллиантов. В руках она держала небольшой темно-зеленый бархатный мешок, из которого начала вынимать твои книги.
«Это Вампирские Хроники, – сказал Петрония. – Тебе нужно их прочесть. Мы рассказывали о них, но не знаем, слушал ли ты нас тогда. Запомни одно – нельзя охотиться в Новом Орлеане».
«Убирайся отсюда, я ненавижу и презираю тебя, – сказал я в ответ. – Наша сделка отменена, я уже тебе говорил. Это место мое!» – Я поднялся и, подбежав к ней, изо всех сил ударил ее по лицу, пока она не опомнилась. Кровь потекла из ранок на ее губе, куда впились клыки, кровь закапала ее белый жилет, и Петрония пришла в бешенство. Не успел я отпрянуть и приготовиться, она уже колотила меня вовсю, а потом сбила с ног и начала пинать.
«Какой чудесный прием, – сказала она, снова и снова всаживая носок ботинка между моих ребер. – Ты само воплощение благодарности».
Я с трудом поднялся на колени, изображая боль и головокружение, а потом неожиданно выпрямился и вцепился ей в волосы обеими руками, так что она не могла меня стряхнуть. Все это время я не переставал ее проклинать.
«Как-нибудь ночью я заставлю тебя заплатить, – сказал я. – Заставлю тебя страдать за все твои подлые удары, за то, как ты их нанесла, за то, как ты обрушила на меня проклятье».
Она царапала меня, пока я тянул ее за волосы обеими руками; она вцепилась мне в голову и оторвала от себя, и в моих пальцах остались ее вырванные волоски, а потом она ударом свалила меня на пол и пинками отбросила к стене. После этого Петрония уселась за стол, закрыла лицо руками и разрыдалась. Она рыдала, безудержно всхлипывая.
Я с трудом поднялся и медленно поплелся к ней. Покалывание в руках и ногах означало, что синяки уже начали заживать. Я увидел, что на полу валяются обрывки ее бриллиантовых нитей, и собрал все до единого, потом подошел к столу, за которым она продолжала плакать, и положил их так, чтобы она сразу увидела.
А она все закрывала лицо ладонями, и на них была кровь.
«Прости», – сказал я.
Она вынула носовой платок, вытерла им лицо и руки, потом взглянула на меня без всякой злобы.
«С какой стати тебе просить прощения? – сказала она. – Вполне естественно, что ты ненавидишь такую, как я. Разве могло быть иначе?»
«Как это?» – растерялся я, ожидая, что она снова набросится на меня в любую секунду.
«Кого следует превращать в таких созданий, вроде нас? – спросила она. – Раненых, рабов, нищих, умирающих. Но ты был принцем, смертным принцем. А я даже не задумалась об этом».
«Так оно и было», – подтвердил я.
«Ну и что теперь... ты обводишь вокруг пальца глупцов? – поинтересовалась она. – Живешь среди смертных и пользуешься их любовью?»
«Пока да», – ответил я.
«Даже не думай совершить над ними ритуал».
«А я и не думаю, – парировал я. – Лучше прямиком отправиться в ад, чем сделать это».
Она посмотрела на бриллианты. Я не знал, как теперь с ними быть. Она взяла их со стола и положила в карман. Волосы у нее были растрепаны. Я выбрал одну из своих щеток и жестом спросил, не позволит ли она причесать ее. Она кивнула, и я приступил к делу. Волосы у нее были густые и шелковистые.
Наконец Петрония поднялась из-за стола, обняла меня и поцеловала.
«Не вздумай ссориться с Лестатом. Он не задумываясь превратит тебя в головешку. И тогда мне придется сразиться с ним, а сил у меня не хватит».
«Все это правда?»
«Я еще в Неаполе велела тебе прочесть эти книги, – сказала она. – Он выпил кровь Матери. Он три дня пролежал в песках пустыни Гоби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96