Двадцать первая сказала мне:
— Меня зовут Как Ты Только Захочешь…
Я выключил телевизор, будучи не вполне уверенным, что поступаю правильно, но пока что я не заметил в этом мире ничего, существенно отличающегося от моей реальности, а у меня уже основательно бурчало в животе. Я посмотрел на телефон и нажал клавишу интеркома.
— Портье-информация, слушаю, — раздался мужской голос.
— Завтрак в номер, — бросил я. — Легкий, но обильный. Много крепкого кофе. Ага! Сигареты! У вас есть «Голден гейт»?
— Вы курите? — спросил портье. — Комната будет дороже на двадцать процентов…
— Мне все равно, — раздраженно ответил я. — Я спрашивал про «Голден гейт»!
— Нет, конечно. Ведь их не производят уже восемь лет!
— Может, в этой части страны? — выдал я подготовленную на такой и другие подобные случаи фразу. — Неважно… Что у вас есть?
— «Брюн», «Кэмел», «Драгон», «Дубай», «Фри фингер»…
— «Мальборо»? — прервал я его.
— Да, есть.
— Три пачки. И две коробки пива. Спасибо.
Завершив разговор, я нашел информационный канал и провел за его просмотром два часа. Мир не слишком изменился: обрушивались какие-то дамбы, стоимость и назначение которых исключали возможность обрушения; человечество бурлило и кипело: одни протестовали, другие одобряли, часть присоединялась, часть отделялась. Большинство было пассивно, а меньшинство активно, но иногда соотношение менялось на обратное.
Я выключил телевизор и изучил возможности компа. Они меня вполне удовлетворили. Я ввел ключевые слова, то есть перечень фамилий всех известных художников, указав, что особо меня интересуют тексты, где эти фамилии будут фигурировать группой, в соединении со словами: «кража», «ограбление», «злоумышленники» и близкими им по значению. Я потребовал распечатать все относящиеся к этой теме статьи из прессы, а также сообщить названия книг, начиная с третьего марта две тысячи сорок седьмого года. Две секунды спустя из бесшумного принтера начали изливаться в комнату метры тонкой бумаги.
Я бросил взгляд на первые строки — сенсационные сведения о краже всех времен — и занялся тщательным просмотром «Нью-Йорк Тайме» и двух ведущих изданий желтой прессы моего времени: «Опинион» и «Кто-Где-Что». Информация с их страниц должна была помочь мне вписаться в этот мир, в котором, возможно, где-то еще жив шестидесятипятилетний Оуэн Йитс. Время от времени я поглядывал на принтер, из которого выползала лента, густо испещренная текстом, в ценности которого я сомневался, но и полностью его проигнорировать тоже не мог. Через два часа я добрался до середины июня и понял, что таким образом у меня уйдет на знакомство с информацией около месяца. «Нью-Йорк Тайме», «Опинион» и «Кто-Где-Что» не собирались уменьшать свой объем, а я был не в состоянии увеличить собственную производительность. Я пошел на компромисс, отвернувшись от экрана и поставив кресло так, чтобы не видеть все еще изливающейся информационной ленты, комментариев, злорадного сведения счетов с полицией, сообщений об отставках и так далее. Я спокойно выпил две банки пива и, хотя для полного счастья мне недоставало «Голден гейта», почувствовал себя не так уж и плохо. Мне недоставало также собеседника, может быть, поэтому я начал разговаривать сам с собой.
— Вполне неплохо для…
Я заставил себя заткнуться и еще полчаса молчал, открывая рот лишь с целью глотнуть пива. Потом мне на глаза попалась гостиничная папка с конвертами и бумагой, что натолкнуло меня на некую мысль. Написав на листке, покрытом бледными буквами рекламы отеля, несколько слов, я заклеил конверт и спрятал его в карман пиджака, затем посмотрел на замедлившую, как мне показалось, свой бег бумажную ленту и вышел из номера.
Портье не было, из-за чего я почувствовал себя словно в своем времени, но, к счастью, на внушительных размеров экране нашлось место в том числе и для пункта проката автомобилей, до которого я добрался за несколько минут. Прежде чем меня заметил пузатый служащий в желтых шароварах и пестрой рубашке с широкими рукавами, я придал лицу скептически-брезгливое выражение и громко кашлянул. Он тут же подбежал ко мне и выжидающе улыбнулся.
Пятна на его рубашке перемешались, образовав новый узор. Я кивнул в сторону автомобилей.
— Что-нибудь из этого на ходу? — спросил я.
— На ваш выбор. — Он описал рукой полукруг. У него повлажнели глаза, а из груди вырвался теплый вздох. — Желаете какую-нибудь особую марку, или назовете ваши требования, а я сам выберу?
— Гм… — Я позволил себе ненадолго задуматься, стараясь, однако, не переборщить. — Удобный, быстрый, прочный, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Машину для спецопераций? — спросил он и захихикал. — Хи-хи-хи… Мужскую машину, да?
— Лишь бы не гусеничный вездеход!
— Зачем издеваться над добрым Джонатасом? — Он схватил меня за рукав и потащил за собой. — У меня есть «трафальгар» — просто мечта. Батарей хватит на шесть часов езды с максимальной скоростью, второй двигатель — на этиловом спирту. В сумме вы можете доехать от одного побережья до другого, останавливаясь только два раза! Второй в этом сезоне коэффициент трения, регулируемая в небывалых пределах пневматика. Чудо!..
Он подтащил меня, как я и ожидал, к одной из стоявших в ряд машин и показал на нее рукой. Я подумал, что показывать пальцем он скорее всего счел бы богохульством. Не сходя с места и поворачивая голову из стороны в сторону, я осмотрел машину, под конец бросив взгляд на ее бока и заднюю часть.
— Мне бы хотелось, чтобы вы продемонстрировали достоинства этой тачки.
— С удовольствием! — Мягко, почти с любовью он подошел к почти невидимой дверце и коснулся кузова ладонью. Я услышал тихий щелчок, часть боковой стенки сдвинулась внутрь и вверх, после чего замерла, словно поднятое птичье крыло. Толстячок ловко скользнул в нутро машины, а я быстро подошел к ней с другой стороны, чтобы видеть последовательность его действий. Кресло оказалось удобным, даже несколько чересчур, видимость — прекрасной. Приборная панель была неброской, но изящной. На потолке телевизионный экран, напротив места водителя — радио и холодильник, может быть, чуть меньших размеров, чем хотелось бы. Джонатас слегка приподнял свое кресло и придвинул его ближе к рулевой колонке. — Зажигание… — сказал он и ткнул пальцем в сенсор. — Задний ход… — Он щелкнул маленькой клавишей и посмотрел на меня, вероятнее всего, принимая за полного новичка, который решил произвести впечатление на девушку или знакомых из родной деревни. Собственно, он не так уж и ошибался.
Спинка кресла надавила мне на спину, толкнула меня вперед, и машина плавно выехала за уже поднявшиеся к потолку ворота. Я одобрительно кивнул. Толстячок усмехнулся, словно говоря: «Погоди, братец, это только начало!» Две минуты спустя мы были за городом.
— Естественно, стандартная связь с дорожным компом, а также, там, где это возможно, ручное управление. Сейчас покажу вам, как работает пневматика… — Он потянулся к приборам. Я почувствовал, что поднимаюсь в воздух, словно в кабине чертова колеса, и сразу же резко опустился обратно. — Можно регулировать высоту и жесткость подвески во время езды и на стоянке. А теперь… Смотрите, как он разгоняется!
Он вдавил ногой широкую педаль газа. Я приготовился к резкому ускорению, но все равно мне показалось, будто я ударился головой о мягкую губчатую стену. Показания спидометра сменились с восьмидесяти до двухсот сорока. Я напряг мышцы шеи, вернул голову на место и восхищенно присвистнул:
— Беру. Возвращаемся.
Толстячок снова хихикнул, мягко затормозил и посмотрел на меня.
— Разворачивается на месте, — сообщил он.
Он не лгал. Впрочем, он был похож на маньяка. Ему можно было верить. Таким людям можно верить, только если не стоишь у них на пути. Судя по всему, я у него на пути не стоял. Я проследил, чтобы он остановил машину в месте, откуда я мог бы уехать так, чтобы он меня не видел.
— Решаем формальности, и я еду, — сказал я.
— Абонемент на все автострады страны?
— На все возможные.
— Цвет оставляем?
— Да.
— Ну, тогда идем подписывать бумаги. На сколько?
— Пока две недели. Потом…
— Достаточно банковского перевода. Идем. Четыре минуты спустя я ехал по той же дороге. За городом я проверил машину, разделив восхищение Джонатаса Апнэма. Но все же это был не «бастаад»… Пользуясь тем, что на шоссе было пусто, я осторожно поиграл с подвеской, потом несколько раз развернулся и в конце концов направился в сторону города. В отель я вернулся, похоже, в последний момент, несколько минут спустя я уже не поместился бы в комнате. Три часа я потратил на изучение километровой бумажной ленты. Оторвав просмотренный кусок, я вколотил его кулаками в жерло мусоропровода и, ругаясь про себя, пошел обедать.
* * *
На следующее утро, после трех часов сна и знакомства с очередным километром распечатки, когда мне в конце концов удалось запихать большую часть бумаги в мусоропровод и добраться до кресел и бара, я пришел к выводу, что в просмотре прессы не больше смысла, чем в созерцании презентаций местных девушек по вызову. Мне требовалась идея. Четверть идеи. Одна восьмая. Мне требовались сон и движение, а лучше всего и то и другое. Проблему эту я решил, сперва сходив купить себе новую одежду, а по возвращении начав вспоминать упражнения, занятия которыми забросил несколько лет назад. В конце концов я выполнил полный комплекс мато-соэ, а затем удовлетворил потребность в сне, продремав почти час в ванне.
Найдя в кармане конверт, который положил туда накануне, я выбросил его и написал тот же текст на новом листке, поменяв только дату. Заклеенный конверт я снова спрятал в карман, надел тонкую пижаму и понизил температуру в помещении на шесть градусов. Человек, которому угрожает смерть от холода, должен думать быстрее. Первые полчаса казалось, что я вполне устойчив к низким температурам, затем, почувствовав, что замерзаю слишком медленно, понизил температуру еще на шесть градусов. До нуля их оставалось всего семь, озабоченный комп пытался самостоятельно предпринять защитные меры, но я настоял на своем. Становилось по-настоящему холодно. Некоторое время, вместо того чтобы размышлять о том, как справиться с чрезмерным количеством информации и отсутствием той, что нужнее всего, я подумывал, не развести ли костер из распечаток. Потом что-то робко постучалось в двери моего разума. Разум заинтересовался.
— Кто там?
— Идея.
— Не надо, — буркнул разочарованный Разум.
— Надо, надо, — заверила его Идея. — Всем надо.
— Зачем?
— Как это? Ты уже два дня болтаешься в чужом времени, тратишь деньги на выпивку и машины…
— На одну! Напрокат! — пискнул Разум.
— …и до сих пор не знаешь, что делать.
— А ты знаешь?
— Впусти меня, и убедишься, — соблазнительно промурлыкала Идея. — Меня зовут Как Ты Только Захочешь… — шепнула она в замочную скважину.
— Ах вот как?! Так ты вовсе не Идея, а просто шлюха!
— Ну и что? «Идея» и «шлюха» — понятия взаимозаменяемые. И ты в этом убедишься, если немного подумаешь.
— Не собираюсь думать. Я не нуждаюсь ни в той ни в другой.
— Врешь. Ты нуждаешься во мне, поскольку не знаешь, что делать, — громко рассмеялась она. — Ив женщине ты тоже нуждаешься. Посмотри вниз…
Я вздрогнул и проснулся, дрожа от холода. Посмотрев вниз, я выругался, подскочил к компу и восстановил в комнате нормальную температуру. И тут же меня осенило. Налив себе в награду стаканчик виски, я сел за клавиатуру. Вызвав на экран карту Штатов, я ткнул в Канзас, увеличил изображение, очертил место ограбления и увеличил еще раз. Некоторое время я разглядывал шоссе, на котором было совершено преступление, а затем очертил участок, закрытый ЦБР под предлогом ремонта. К шоссе я добавил пятнадцатикилометровый пояс прилегающей к ней территории. Затем дал команду найти в местной прессе информацию, касающуюся этого места. Я откинулся на спинку кресла и успел сделать один глоток, прежде чем заработал принтер. Из него бесшумно выполз короткий отрезок бумажной ленты, затем, после полусекундной паузы, бумага поползла дальше и снова замерла. Комп моргнул экраном, сообщая мне: «Поиск закончен». Я закурил «Мальборо». С этого расстояния текст было не прочитать, а встать я боялся, чтобы не спугнуть единственную возникшую у меня идею. Я докурил сигарету, отпил полстакана и, не выдержав, встал. Выдернув бумагу из принтера, я вернулся в кресло. Объем заметки составлял две тысячи знаков. Корпорация ЭТВИКС намеревается выкупить у властей штата почти полторы тысячи квадратных километров бесплодной, полупустынной территории. В беседе с журналистом пресс-секретарь корпорации пояснил, что вопрос уже решен. Корпорация, во-первых, тщательно обследует приобретенную территорию, извлечет из нее все, что удастся извлечь, после чего приступит к ее освоению. «Через четыре года, — амбициозно заявлял пресс-секретарь, — здесь будут расти самые крупные в этой части страны арбузы и дыни, кроме того, мы также планируем выращивать хмель и виноград».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Меня зовут Как Ты Только Захочешь…
Я выключил телевизор, будучи не вполне уверенным, что поступаю правильно, но пока что я не заметил в этом мире ничего, существенно отличающегося от моей реальности, а у меня уже основательно бурчало в животе. Я посмотрел на телефон и нажал клавишу интеркома.
— Портье-информация, слушаю, — раздался мужской голос.
— Завтрак в номер, — бросил я. — Легкий, но обильный. Много крепкого кофе. Ага! Сигареты! У вас есть «Голден гейт»?
— Вы курите? — спросил портье. — Комната будет дороже на двадцать процентов…
— Мне все равно, — раздраженно ответил я. — Я спрашивал про «Голден гейт»!
— Нет, конечно. Ведь их не производят уже восемь лет!
— Может, в этой части страны? — выдал я подготовленную на такой и другие подобные случаи фразу. — Неважно… Что у вас есть?
— «Брюн», «Кэмел», «Драгон», «Дубай», «Фри фингер»…
— «Мальборо»? — прервал я его.
— Да, есть.
— Три пачки. И две коробки пива. Спасибо.
Завершив разговор, я нашел информационный канал и провел за его просмотром два часа. Мир не слишком изменился: обрушивались какие-то дамбы, стоимость и назначение которых исключали возможность обрушения; человечество бурлило и кипело: одни протестовали, другие одобряли, часть присоединялась, часть отделялась. Большинство было пассивно, а меньшинство активно, но иногда соотношение менялось на обратное.
Я выключил телевизор и изучил возможности компа. Они меня вполне удовлетворили. Я ввел ключевые слова, то есть перечень фамилий всех известных художников, указав, что особо меня интересуют тексты, где эти фамилии будут фигурировать группой, в соединении со словами: «кража», «ограбление», «злоумышленники» и близкими им по значению. Я потребовал распечатать все относящиеся к этой теме статьи из прессы, а также сообщить названия книг, начиная с третьего марта две тысячи сорок седьмого года. Две секунды спустя из бесшумного принтера начали изливаться в комнату метры тонкой бумаги.
Я бросил взгляд на первые строки — сенсационные сведения о краже всех времен — и занялся тщательным просмотром «Нью-Йорк Тайме» и двух ведущих изданий желтой прессы моего времени: «Опинион» и «Кто-Где-Что». Информация с их страниц должна была помочь мне вписаться в этот мир, в котором, возможно, где-то еще жив шестидесятипятилетний Оуэн Йитс. Время от времени я поглядывал на принтер, из которого выползала лента, густо испещренная текстом, в ценности которого я сомневался, но и полностью его проигнорировать тоже не мог. Через два часа я добрался до середины июня и понял, что таким образом у меня уйдет на знакомство с информацией около месяца. «Нью-Йорк Тайме», «Опинион» и «Кто-Где-Что» не собирались уменьшать свой объем, а я был не в состоянии увеличить собственную производительность. Я пошел на компромисс, отвернувшись от экрана и поставив кресло так, чтобы не видеть все еще изливающейся информационной ленты, комментариев, злорадного сведения счетов с полицией, сообщений об отставках и так далее. Я спокойно выпил две банки пива и, хотя для полного счастья мне недоставало «Голден гейта», почувствовал себя не так уж и плохо. Мне недоставало также собеседника, может быть, поэтому я начал разговаривать сам с собой.
— Вполне неплохо для…
Я заставил себя заткнуться и еще полчаса молчал, открывая рот лишь с целью глотнуть пива. Потом мне на глаза попалась гостиничная папка с конвертами и бумагой, что натолкнуло меня на некую мысль. Написав на листке, покрытом бледными буквами рекламы отеля, несколько слов, я заклеил конверт и спрятал его в карман пиджака, затем посмотрел на замедлившую, как мне показалось, свой бег бумажную ленту и вышел из номера.
Портье не было, из-за чего я почувствовал себя словно в своем времени, но, к счастью, на внушительных размеров экране нашлось место в том числе и для пункта проката автомобилей, до которого я добрался за несколько минут. Прежде чем меня заметил пузатый служащий в желтых шароварах и пестрой рубашке с широкими рукавами, я придал лицу скептически-брезгливое выражение и громко кашлянул. Он тут же подбежал ко мне и выжидающе улыбнулся.
Пятна на его рубашке перемешались, образовав новый узор. Я кивнул в сторону автомобилей.
— Что-нибудь из этого на ходу? — спросил я.
— На ваш выбор. — Он описал рукой полукруг. У него повлажнели глаза, а из груди вырвался теплый вздох. — Желаете какую-нибудь особую марку, или назовете ваши требования, а я сам выберу?
— Гм… — Я позволил себе ненадолго задуматься, стараясь, однако, не переборщить. — Удобный, быстрый, прочный, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Машину для спецопераций? — спросил он и захихикал. — Хи-хи-хи… Мужскую машину, да?
— Лишь бы не гусеничный вездеход!
— Зачем издеваться над добрым Джонатасом? — Он схватил меня за рукав и потащил за собой. — У меня есть «трафальгар» — просто мечта. Батарей хватит на шесть часов езды с максимальной скоростью, второй двигатель — на этиловом спирту. В сумме вы можете доехать от одного побережья до другого, останавливаясь только два раза! Второй в этом сезоне коэффициент трения, регулируемая в небывалых пределах пневматика. Чудо!..
Он подтащил меня, как я и ожидал, к одной из стоявших в ряд машин и показал на нее рукой. Я подумал, что показывать пальцем он скорее всего счел бы богохульством. Не сходя с места и поворачивая голову из стороны в сторону, я осмотрел машину, под конец бросив взгляд на ее бока и заднюю часть.
— Мне бы хотелось, чтобы вы продемонстрировали достоинства этой тачки.
— С удовольствием! — Мягко, почти с любовью он подошел к почти невидимой дверце и коснулся кузова ладонью. Я услышал тихий щелчок, часть боковой стенки сдвинулась внутрь и вверх, после чего замерла, словно поднятое птичье крыло. Толстячок ловко скользнул в нутро машины, а я быстро подошел к ней с другой стороны, чтобы видеть последовательность его действий. Кресло оказалось удобным, даже несколько чересчур, видимость — прекрасной. Приборная панель была неброской, но изящной. На потолке телевизионный экран, напротив места водителя — радио и холодильник, может быть, чуть меньших размеров, чем хотелось бы. Джонатас слегка приподнял свое кресло и придвинул его ближе к рулевой колонке. — Зажигание… — сказал он и ткнул пальцем в сенсор. — Задний ход… — Он щелкнул маленькой клавишей и посмотрел на меня, вероятнее всего, принимая за полного новичка, который решил произвести впечатление на девушку или знакомых из родной деревни. Собственно, он не так уж и ошибался.
Спинка кресла надавила мне на спину, толкнула меня вперед, и машина плавно выехала за уже поднявшиеся к потолку ворота. Я одобрительно кивнул. Толстячок усмехнулся, словно говоря: «Погоди, братец, это только начало!» Две минуты спустя мы были за городом.
— Естественно, стандартная связь с дорожным компом, а также, там, где это возможно, ручное управление. Сейчас покажу вам, как работает пневматика… — Он потянулся к приборам. Я почувствовал, что поднимаюсь в воздух, словно в кабине чертова колеса, и сразу же резко опустился обратно. — Можно регулировать высоту и жесткость подвески во время езды и на стоянке. А теперь… Смотрите, как он разгоняется!
Он вдавил ногой широкую педаль газа. Я приготовился к резкому ускорению, но все равно мне показалось, будто я ударился головой о мягкую губчатую стену. Показания спидометра сменились с восьмидесяти до двухсот сорока. Я напряг мышцы шеи, вернул голову на место и восхищенно присвистнул:
— Беру. Возвращаемся.
Толстячок снова хихикнул, мягко затормозил и посмотрел на меня.
— Разворачивается на месте, — сообщил он.
Он не лгал. Впрочем, он был похож на маньяка. Ему можно было верить. Таким людям можно верить, только если не стоишь у них на пути. Судя по всему, я у него на пути не стоял. Я проследил, чтобы он остановил машину в месте, откуда я мог бы уехать так, чтобы он меня не видел.
— Решаем формальности, и я еду, — сказал я.
— Абонемент на все автострады страны?
— На все возможные.
— Цвет оставляем?
— Да.
— Ну, тогда идем подписывать бумаги. На сколько?
— Пока две недели. Потом…
— Достаточно банковского перевода. Идем. Четыре минуты спустя я ехал по той же дороге. За городом я проверил машину, разделив восхищение Джонатаса Апнэма. Но все же это был не «бастаад»… Пользуясь тем, что на шоссе было пусто, я осторожно поиграл с подвеской, потом несколько раз развернулся и в конце концов направился в сторону города. В отель я вернулся, похоже, в последний момент, несколько минут спустя я уже не поместился бы в комнате. Три часа я потратил на изучение километровой бумажной ленты. Оторвав просмотренный кусок, я вколотил его кулаками в жерло мусоропровода и, ругаясь про себя, пошел обедать.
* * *
На следующее утро, после трех часов сна и знакомства с очередным километром распечатки, когда мне в конце концов удалось запихать большую часть бумаги в мусоропровод и добраться до кресел и бара, я пришел к выводу, что в просмотре прессы не больше смысла, чем в созерцании презентаций местных девушек по вызову. Мне требовалась идея. Четверть идеи. Одна восьмая. Мне требовались сон и движение, а лучше всего и то и другое. Проблему эту я решил, сперва сходив купить себе новую одежду, а по возвращении начав вспоминать упражнения, занятия которыми забросил несколько лет назад. В конце концов я выполнил полный комплекс мато-соэ, а затем удовлетворил потребность в сне, продремав почти час в ванне.
Найдя в кармане конверт, который положил туда накануне, я выбросил его и написал тот же текст на новом листке, поменяв только дату. Заклеенный конверт я снова спрятал в карман, надел тонкую пижаму и понизил температуру в помещении на шесть градусов. Человек, которому угрожает смерть от холода, должен думать быстрее. Первые полчаса казалось, что я вполне устойчив к низким температурам, затем, почувствовав, что замерзаю слишком медленно, понизил температуру еще на шесть градусов. До нуля их оставалось всего семь, озабоченный комп пытался самостоятельно предпринять защитные меры, но я настоял на своем. Становилось по-настоящему холодно. Некоторое время, вместо того чтобы размышлять о том, как справиться с чрезмерным количеством информации и отсутствием той, что нужнее всего, я подумывал, не развести ли костер из распечаток. Потом что-то робко постучалось в двери моего разума. Разум заинтересовался.
— Кто там?
— Идея.
— Не надо, — буркнул разочарованный Разум.
— Надо, надо, — заверила его Идея. — Всем надо.
— Зачем?
— Как это? Ты уже два дня болтаешься в чужом времени, тратишь деньги на выпивку и машины…
— На одну! Напрокат! — пискнул Разум.
— …и до сих пор не знаешь, что делать.
— А ты знаешь?
— Впусти меня, и убедишься, — соблазнительно промурлыкала Идея. — Меня зовут Как Ты Только Захочешь… — шепнула она в замочную скважину.
— Ах вот как?! Так ты вовсе не Идея, а просто шлюха!
— Ну и что? «Идея» и «шлюха» — понятия взаимозаменяемые. И ты в этом убедишься, если немного подумаешь.
— Не собираюсь думать. Я не нуждаюсь ни в той ни в другой.
— Врешь. Ты нуждаешься во мне, поскольку не знаешь, что делать, — громко рассмеялась она. — Ив женщине ты тоже нуждаешься. Посмотри вниз…
Я вздрогнул и проснулся, дрожа от холода. Посмотрев вниз, я выругался, подскочил к компу и восстановил в комнате нормальную температуру. И тут же меня осенило. Налив себе в награду стаканчик виски, я сел за клавиатуру. Вызвав на экран карту Штатов, я ткнул в Канзас, увеличил изображение, очертил место ограбления и увеличил еще раз. Некоторое время я разглядывал шоссе, на котором было совершено преступление, а затем очертил участок, закрытый ЦБР под предлогом ремонта. К шоссе я добавил пятнадцатикилометровый пояс прилегающей к ней территории. Затем дал команду найти в местной прессе информацию, касающуюся этого места. Я откинулся на спинку кресла и успел сделать один глоток, прежде чем заработал принтер. Из него бесшумно выполз короткий отрезок бумажной ленты, затем, после полусекундной паузы, бумага поползла дальше и снова замерла. Комп моргнул экраном, сообщая мне: «Поиск закончен». Я закурил «Мальборо». С этого расстояния текст было не прочитать, а встать я боялся, чтобы не спугнуть единственную возникшую у меня идею. Я докурил сигарету, отпил полстакана и, не выдержав, встал. Выдернув бумагу из принтера, я вернулся в кресло. Объем заметки составлял две тысячи знаков. Корпорация ЭТВИКС намеревается выкупить у властей штата почти полторы тысячи квадратных километров бесплодной, полупустынной территории. В беседе с журналистом пресс-секретарь корпорации пояснил, что вопрос уже решен. Корпорация, во-первых, тщательно обследует приобретенную территорию, извлечет из нее все, что удастся извлечь, после чего приступит к ее освоению. «Через четыре года, — амбициозно заявлял пресс-секретарь, — здесь будут расти самые крупные в этой части страны арбузы и дыни, кроме того, мы также планируем выращивать хмель и виноград».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31