Командиром была Вольева. Хотя в ее беседах с Хоури и проскакивали намеки, что она родилась в космосе, Вольева нередко высаживалась на различные планеты и приобрела нужные, почти инстинктивные рефлексы, увеличивавшие шансы выживания на поверхности. Среди этих рефлексов было и глубочайшее уважение к законам тяготения. То же самое можно было сказать и о Суджике. Она родилась либо на обитаемой станции, либо в суперсветовике, но посетила достаточно миров, чтобы обрести легкость движений на суше. Ее хрупкость, подобная обманчивой хрупкости клинка, придававшая ей такой вид, будто на большой планете она и шагу не ступит, не поломав себе все кости, ничуть не обманывала Хоури. Суджика была как здание, сооруженное отличным архитектором, прекрасно знающим, какие напряжения надлежит перенести его творению, и испытавшим высокое наслаждение, придавая этому зданию изысканную легкость и красоту. Кжарваль — женщина, всегда сопровождавшая Суджику, — была совершенно иной. В отличие от подруги в ней, казалось, было мало чего от химерийцев. Все ее члены были натуральными, но в тоже время в ней не чувствовалось ничего человеческого. Лицо — плоское и гладкое, будто оптимизированное для пребывания в водной среде неизвестной планеты. Кошачьи глаза походили на красные шарики, лишенные зрачков. Ноздри напоминали жаберные отверстия, а рот — невыразительный прямой разрез. Он почти не двигался, когда женщина говорила, но частенько кривился, придавая лицу выражение некоторой экзальтации. Она не носила одежды, но даже в прохладе склада не казалась Хоури нагой. Скорее это была голая женщина, облаченная в какой-то гибкий и быстро сохнущий полимер. Настоящая Ультра, другими словами, продукт неизвестного, но явно не дарвиновского происхождения. Хоури слышала истории о результатах биоинженерных работ по выведению особых человеческих линий, полученных где-то подо льдами таких планет, как Европа, или о водяных людях, биологически приспособленных к жизни в космических кораблях, заполненных водой. Сула казалась ей живым гибридом этих сказок и мифов. Но вообще-то она с тем же успехом могла быть и чем-то совершенно иным. Может быть, все эти трансформации она произвела из прихоти. Может быть, в них не было никакого смысла, а может, они служили прикрытием для какой-то более глубокой цели, например, чтобы замаскировать совершенно другое существо. Но как бы там ни было, она знавала другие миры, и сейчас это имело существенное значение.
Саджаки тоже знал уйму миров, но сейчас он находился на Ресургеме, и было неясно, какую же роль он должен будет сыграть в освобождении Силвеста, когда (или если) оно произойдет. О Триумвире Хегази Хоури знала мало, но по отдельным репликам составила впечатление, что этот человек никогда не ставил ногу ни на что, что не было бы не искусственным. Неудивительно, что Саджаки и Вольева отвели Триумвиру Хегази преимущественно обязанности тылового обеспечения. Ему не надо было — да он и не хотел — спускаться на почву Ресургема, даже если бы это стало возможным.
Оставалась сама Хоури. Ее опыт не вызывал сомнений. В отличие от других членов команды, она родилась и воспитывалась на планете и, что еще важнее, вела на ней боевые действия. Вполне вероятно, ничто не вызывало в этом сомнений, что войны на Краю Неба ставили Хоури в ситуации куда более сложные, чем те, в которые случалось попадать другим членам команды. Их походы сводились к закупкам товаров, заключению торговых сделок или просто туризму, если не к наблюдениям за жизнью людей-эфемерид. Хоури же выглядела бывалым солдатом, попадавшим в переделки, где не трудно было и жизнь потерять. И все же ей везло — она вышла из всех сражений практически без царапин.
С этим никто на корабле не спорил.
— Но это не то, к чему я тебя готовила, — сказала ей Вольева спустя некоторое время после инцидента с орудием из Тайника. — Совсем не то. Я не сомневаюсь, что ты справишься со скафандром не хуже любой из нас, что ты вряд ли струсишь под огнем противника.
— Хорошо, но тогда…
— Я не могу снова рисковать жизнью моего артиллериста. — Они разговаривали в Паучнике, но Вольева все равно понижала голос. — Чтобы идти на поверхность Ресургема, нужны лишь три человека, а это значит, что в тебе необходимости нет. Не только я, но и Суджика, и Кжарваль умеют обращаться со скафандрами. Фактически мы уже приступили к тренировкам.
— Тогда разреши мне хоть в них участвовать.
Вольева подняла руку, явно намереваясь отказать и в этой просьбе, но тут же передумала.
— Ладно, Хоури. Будешь тренироваться с нами. Только это ничего не меняет.
О да, это она понимала. Между Вольевой и Хоури теперь сложились совсем другие отношения — такие, какими они стали после того, как Хоури выдала ей басню, что она — Хоури — подсадная утка другой команды. Мадемуазель уже давно подготовила ее к той миленькой беседе, и это сработало отлично, вплоть до намека на «Галатею», которая, будучи совершенно ни при чем, была расчетливо даже не названа по имени, чтобы Вольева могла сделать вывод сама и получить от этого процесса определенное удовлетворение. Это была хитрая приманка, но важно было одно — Вольева ее заглотала. Вольева приняла и сказочку насчет Похитителя Солнц — что он часть разработанной людьми программы проникновения в тыл противника, — так что на данный момент ее любопытство было вполне удовлетворено. Теперь они с Вольевой равны, у обеих есть что прятать от остальных членов команды, хотя то, что Вольева думает о Хоури, весьма далеко от истины.
— Я поняла, — сказала Хоури.
— Хотя оно и обидно, — усмехнулась Вольева. — У меня ведь такое впечатление, что тебе всегда хотелось встретиться с Силвестом. Конечно, у тебя будет такой шанс, когда мы вернемся на борт…
Хоури улыбнулась.
— Ну, до этого нам еще идти и идти, верно?
Зал №2 был двойником того зала, где стояли орудия из Тайника, но в отличие от него, не содержал ничего, кроме пустоты. Давление в нем поддерживалось выше одной стандартной атмосферы. В этом не было ничего особенного — он представлял собой самый большой резервуар годного для дыхания воздуха на борту корабля, и по этой причине использовался для подачи воздуха в те отсеки, где обычно был вакуум, когда в них почему-либо требовалось войти без скафандров.
Обычно здесь поддерживалась сила тяжести, соответствующая одному g, которая обеспечивалась тягой корабля или вращением цилиндрического зала вокруг своей продольной оси. Сейчас тяга отсутствовала — корабль крутился на орбите вокруг Ресургема, так что сила тяжести вырабатывалась только вращением зала и была направлена в направлении от продольной оси к стенам этого огромного цилиндра. В центре зала сила тяжести отсутствовала, предметы свободно зависали в воздухе на несколько минут, пока какой-либо толчок не уводил их в сторону. А потом их уносило все дальше и дальше, все ниже и ниже. При этом ничто в зале не падало по прямой, во всяком случае, с точки зрения наблюдателя, стоящего на вращающейся стенке барабана.
Они вошли в зал через стальную дверь, вделанную в торцевую стену. Дверь в то же мгновение захлопнулась. Ее
внутренняя поверхность была покрыта ожогами и вмятинами от действия различных видов оружия. Точно такие же следы обнаружились и на всех стенах зала. Насколько могла видеть Хоури (а видеть она могла на любое расстояние, благодаря видеосистемам скафандра), на оболочке зала не было ни одного квадратного метра, который не был бы не обожжен, исцарапан, измочален, истыкан, измолочен, оплавлен или корродирован каким-нибудь видом оружия. Вероятно, некогда стены были серебристыми, теперь же стали почти красными, что тоже указывало на огромное количество полученных ими ранений. Освещение зала исходило не от стационарных источников света, а от свободно плавающих управляемых устройств, каждое из которых выбирало какой-то участок стены и заливало его ярким безжизненным светом. Устройства непрерывно перемещались подобно рою испуганных светляков. В результате ни одна тень в зале не оставалась неподвижной более нескольких секунд, и было невозможно смотреть в каком-либо направлении без того, чтобы через мгновение не оказаться залитым ослепительным светом, смазывавшим все детали и тени.
— Ты уверена, что справишься? — спросила Суджика, когда дверь плотно захлопнулась за ними. — Остерегайся нанести скафандру ущерб. Слыхала поговорку: испортишь один, купишь другой. Таково правило.
— Ты лучше заботься о собственном, — огрызнулась Хоури. Затем она переключилась на личный канал, чтобы ее могла слышать одна Суджика. — Возможно, мне только кажется, но у меня сложилось впечатление, что ты не слишком меня любишь?
— Это почему же ты вообразила такое?
— Думаю, что это дело каким-то образом упирается в Нагорного, — сказала Хоури и замолкла. Ей пришло в голову, что личные каналы фактически таковыми не являются, но с другой стороны, она ведь не собиралась говорить ничего такого, что не было известно любому возможному слушателю. Особенно Вольевой.
— Не знаю, что с ним случилось, за исключением того, что ты с ним была очень близка.
— Близка — не то слово, Хоури.
— Ладно, пусть вы были любовниками. Я не хотела так говорить, боялась обидеть тебя.
— А ты не бойся меня обидеть, девочка. Все было так давно.
Их прервал голос Вольевой:
— Оттолкнуться и спуститься к стене зала, всем троим!
Они повиновались, используя свои скафандры в режиме небольшого усиления, чтобы оттолкнуться от плит, образующих заднюю стенку цилиндра. С того момента, как они вошли в зал, они находились в состоянии невесомости, но чем ближе было к полупотолку, тем больше росла центробежная сила, и появилось ощущение веса. Изменение было небольшим — гель-воздух сглаживал его, — но все же создалось ощущение верха и низа.
— Я поняла, за что ты меня терпеть не можешь, — продолжила разговор Хоури.
— Уж это точно.
— Я заняла его место. Выполняю его роль. После… того что с ним случилось, тебе приходится иметь дело со мной. — Хоури старалась, чтобы ее голос звучал убедительно, как будто все сказанное она не принимает близко к сердцу. — Если бы я была на твоем месте, думаю, что чувствовала бы то же самое. Я тебе вовсе не враг, Суджика.
— Не следует обманываться.
— В чем?
— В том, что ты понимаешь хоть одну десятую того, что здесь происходит. — Теперь скафандр Суджики находился почти рядом со скафандром Хоури. Их белая бесшовная броня должна была вот-вот врезаться в израненную стену зала. Хоури видела когда-то изображения сказочных белых китов, которые живут или жили в далеком прошлом на Земле. — Слушай, — сказала Суджика, — ты думаешь, я такая дура, что ненавижу тебя за то, что ты заняла пустующее место Бориса? Не унижай меня, Хоури.
— Поверь, это совсем не входит в мои намерения.
— Если я ненавижу тебя, то по очень веской причине. Потому, что ты принадлежишь ей! — Она выплюнула последнее слово, как сгусток чистой ненависти. — Вольевой! Ты ее игрушка. Я ненавижу ее, а поэтому, естественно, мне отвратительно все, что с ней связано. Особенно то, что она ценит. И конечно, если бы мне удалось нанести ущерб какой-нибудь ее собственности, уж не думаешь ли ты, что я бы этим не воспользовалась?
— Я никому не принадлежу, — ответила Хоури. — Ни Вольевой, ни кому другому. — Тут же она обозлилась на себя, что так активно оправдывается, и вспыхнула неприязнь к Суджике, которая ее на это спровоцировала. — И вообше это не твое дело! Знаешь что, Суджика?
— Умираю от желания узнать.
— Из того, что я слышала, Борис был не самым здравомыслящим из обитателей вселенной. И еще я думаю, что Вольева не столько довела его до безумия, сколько просто попыталась использовать его психическую неустойчивость в своих целях. — Она позволила своему скафандру слегка замедлить полет и первой мягко коснулась ногой шероховатой стены. — Но это дело у нее не получилось. А задумано было здорово. Может быть, вы с Нагорным стоите друг друга?
— Может оно и так, но…
— Что?
— Я не обязана притворяться, будто мне нравится все, что ты мне говоришь, Хоури. Факт, что если бы мы не входили в одну команду и не таскали на себе скафандры, то я с удовольствием показала бы тебе, как я умею ломать шеи. Впрочем, такая возможность мне еще может представиться в самом недалеком будущем. Однако должна тебе кое в чем признаться. У тебя есть мужество. Обычно ее куколки теряют его быстро. Впрочем, иногда она сама поджаривает их себе на обед еще раньше.
— Ты хочешь сказать, что судила обо мне несправедливо? Извини, если не услышишь от меня слов благодарности.
— Я хочу сказать, что ты, может быть, не настолько ей принадлежишь, как она думает. — Суджика рассмеялась. — Это не комплимент, девочка, а всего лишь констатация. И тебе может не поздоровиться, когда она это поймет. Кстати, это вовсе не значит, что я вычеркнула тебя из своего списка сволочей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103