– Мне кажется, люди не обнюхивают своих сестер. Они находят себе других женщин. И они не будут сначала говорить о смерти, будто это плевое дело, а потом хныкать, когда им чуть-чуть сделают больно.
– Ладно… Ладно… Я понял… Хватит! Отпусти! Яфф убрал руку, и Томми-Рэй упал на землю.
– Это была тяжелая ночь для нас обоих, – сказал его отец. – Мы оба что-то потеряли. Ты лишился сестры, я – удовольствия уничтожить Флетчера. Но придут лучшие времена. Поверь мне.
Он нагнулся, чтобы помочь Томми-Рэю подняться. Увидев тянущиеся к нему пальцы, юноша в ужасе отшатнулся. Но в этот раз прикосновение было мягким, почти ласковым.
– Я хочу, чтобы ты съездил в одно место, – сказал Яфф. – Оно называется миссия Санта-Катрина.
II
Пока Флетчер не ушел из жизни, Хови не осознавал, сколько у него вопросов, на которые может ответить только отец. Ночью они его не беспокоили, он спал беспробудным сном. Но утром он начал жалеть, что не выслушал Флетчера. Теперь Хови и Джо-Бет оставалось одно: из его отрывочных впечатлений и рассказов ее матери восстанавливать по кусочкам историю, где они играли важную роль, хотя не имели понятия, что происходит на самом деле.
Вчерашние события изменили Джойс Макгуайр. Многолетние попытки отвратить от своего дома неизбежное зло закончились неудачей, но в итоге она освободилась. Худшее уже случилось, чего же теперь бояться? Она видела, как перед ней разверзся ад, и выжила. Бог в лице пастора оказался бессилен. Зато Хови бросился на поиски ее дочери и смог вернуть Джо-Бет домой. Одежда детей была разорвана и испачкана в крови. Джойс пригласила его в дом и настояла, чтобы он переночевал. Наутро она чувствовала себя как человек, которому сообщили, что его опухоль доброкачественная и в запасе есть несколько лет жизни.
Около полудня они втроем сели побеседовать, и ее пришлось уговаривать рассказать о прошлом. Но потом Джойс словно прорвало. Порой, особенно когда речь заходила о Кэролин, Арлин и Труди, она плакала. Но по мере того как события оборачивались все более трагически, ее речь становилась бесстрастной. Иногда она отвлекалась, вспоминая какую-то упущенную подробность или благословляя тех, кто помогал ей, когда она осталась одна с двумя детьми и ее называли шлюхой.
– Много раз мне хотелось уехать из Гроува, – сказала она. – Как Труди.
– Не думаю, что это спасло ее от боли, – сказал Хови. – Она была несчастна.
– А я помню ее иной. Вечно влюбленной то в одного, то в другого.
– Вы помните… в кого она была влюблена перед моим рождением?
– Хочешь спросить, не знаю ли я, кто твой отец? – Да.
– Мне пришла в голову одна мысль. Может, твое второе имя – это его первое? Ральф Контрерас. Он был садовником при лютеранской церкви. Когда мы возвращались из школы, он всегда на нас смотрел. Каждый день. Твоя мать была очень красивой. Не по-киношному, как Арлин, но у нее были такие темные глаза и такой ясный взгляд… У тебя такой же… Думаю, Ральф ее любил. Правда, он ничего не говорил. Он жутко заикался.
Хови улыбнулся.
– Тогда это точно он. Я ведь это унаследовал.
– А я и не заметила.
– Да, это странно. Все прошло. Как будто Флетчер забрал мое заикание. А не знаете, Ральф до сих пор живет в Гроуве?
– Нет. Он уехал еще до твоего рождения. Наверное, боялся суда Линча. Твоя мать была белой и не из бедных, а он…
Она прервалась, увидев выражение лица Хови.
– А он?
– … он был испанец.
Хови кивнул.
– Каждый день узнаешь что-то новое, верно? – Он старался говорить непринужденно.
– Во всяком случае, он уехал, – продолжала Джойс. – Если бы твоя мать указала на него, его наверняка обвинили бы в изнасиловании. Но это неправда. Мы сами хотели этого, нами двигал дьявол.
– Он был не дьявол, мама, – сказала Джо-Бет.
– Это вы так думаете. – Джойс вздохнула. Ее бодрость вдруг улетучилась, словно знакомое слово вернуло ее в прежнее состояние. – Может, вы и правы, но я слишком стара, чтобы менять свои взгляды.
– Стара? – переспросил Хови. – О чем вы говорите? Прошлой ночью вы были неподражаемы.
Джойс протянула руку и погладила его по щеке.
– Позвольте мне верить в то, во что я верю. Это лишь слова. Для тебя он Яфф, для меня – дьявол.
– А что же делать мне и Томми-Рэю, мама? – спросила Джо-Бет. – Ведь нас создал Яфф.
– Я часто думала об этом. Когда вы еще были совсем маленькие, я смотрела на вас и ждала, когда в вас проявится зло. И вот это случилось с Томми-Рэем. Его создатель забрал его. Может, тебя спасли мои молитвы. Ты ходила со мной в церковь, Джо-Бет. Ты училась добру.
– Ты думаешь, Томми-Рэй потерян для нас? – спросила Джо-Бет.
Мать секунду помедлила с ответом, но и так было ясно.
– Да, – сказала она. – Потерян.
– Я не верю, – сказала Джо-Бет.
– Даже после того, до чего он дошел прошлой ночью? – сказал Хови.
– Он не ведал, что творит. Яфф его контролировал. Я его знаю, он же мне не просто брат…
– В смысле? – сказал Хови.
– Мы же близнецы. Я чувствую то же, что и он.
– В нем зло, – сказала мать.
– Тогда оно и во мне. – Джо-Бет встала. – Еще три дня назад ты говорила, что любишь его. А теперь утверждаешь, что он для нас потерян. Ты отдала его Яффу. Я – не отдам.
С этими словами девушка вышла из комнаты.
– Может, она и права, – тихо сказала Джойс.
– Томми-Рэя удастся спасти?
– Нет. Может, в ней тоже сидит дьявол.
Хови нашел Джо-Бет во дворе. Она сидела, подняв лицо к небу и закрыв глаза. Она услышала его шаги и оглянулась.
– Думаешь, мама права? Томми-Рэю нельзя помочь?
– Нет, можно – если ты веришь, что мы сумеем до него достучаться и вернуть назад.
– Не говори только для того, чтобы что-то сказать, Хови. Если ты со мной не согласен, говори как есть.
Он положил руку ей на плечо.
– Послушай, если бы я верил тому, что говорит твоя мать, я бы не вернулся сюда. Это ведь я. Мистер Настойчивость. Если ты думаешь, что мы сможем ослабить влияние Яффа на него, то мы пойдем и сделаем это. Только не проси меня любить его.
Джо-Бет повернулась к нему всем телом, убирая с лица растрепанные ветром волосы.
– Никогда не думал, что буду сидеть на заднем дворе дома твоей матери и держать тебя за руку, – сказал Хови.
– Чудеса случаются.
– Нет, – ответил он. – Чудеса творятся.
III
Первым, кому позвонил Грилло после отъезда Теслы, был Абернети. Рассказывать или не рассказывать о случившемся – это лишь одна из проблем. Другая – как об этом рассказать? Грилло никогда не был романистом. Его работа требовала максимально точного изложения фактов. Никакого полета мысли, никаких возвышенностей. И научился он этому не у какого-нибудь журналиста, а у самого Джонатана Свифта, автора «Путешествия Гулливера». Свифт так ратовал за ясность изложения своей сатиры, что регулярно читал отрывки вслух своим слугам, дабы убедиться в том, что стиль изложения не затмил содержания. Эта история была для Грилло образцом, и когда он писал о бездомных Лос-Анджелеса или о наркотиках, он всегда излагал факты просто и ясно.
Но здесь, от событий в пещерах и до самопожертвования Флетчера, все было гораздо сложнее. Как описать то, что произошло вчерашней ночью, не упоминая о своих ощущениях?
Во всяком случае, Абернети он объяснить этого не мог. Притворяться, будто в Гроуве ничего не случилось, было бессмысленно. Абернети уже видел телерепортаж о ночном вандализме.
– Грилло, ты там был?
– Когда все кончилось. Услышал сигнализацию…
– Ну и?..
– Да не о чем говорить. Несколько разбитых витрин.
– «Ангелы ада» повеселились.
– У тебя есть информация?
– У меня? А у тебя? Это ты, блин, репортер, а не я. Чего тебе не хватает? Выпивки? Наркотиков? Чтоб пришла твоя гребаная Муда?
– Муза.
– Муда, Муза – какая разница? Мне нужна история, которую люди захотят читать. Там, наверное, были жертвы…
– Не думаю.
– Так придумай что-нибудь.
– У меня есть кое-что…
– Что? Что?
– Готов спорить, об этом еще никто не сообщал.
– Хорошо, если ты прав, Грилло. Твоя работа – давать мне материал.
– Скоро в доме Вэнса состоится большое сборище. Будут его поминать.
– Чудесно. Ты должен попасть туда. Мне нужна информация о нем и его друзьях. Он был плохим парнем, а друзья плохих парней – тоже плохие парни. Мне нужны имена и подробности.
– Абернети, иногда мне кажется, что ты смотрел слишком много фильмов.
– В смысле?
– А, забудь.
Когда Грилло повесил трубку, перед глазами у него еще долго стоял образ Абернети, который ночью изучает газетные заголовки, оттачивая свой имидж бывалого редактора. Но Грилло думал не только о нем.
В голове у каждого человека крутится свое кино со знакомыми именами в титрах. Эллен – жертва, ей пришлось хранить ужасные тайны. Тесла – дикарка из западного Голливуда, заблудившаяся в чужом мире. А он? Сам-то он кто?
Репортер-новичок, которому попался стоящий сюжет? Или человек чести, которого преследуют за то, что он выступил против коррумпированной системы? Когда он впервые появился в этом городе, чтобы сделать репортаж о смерти Бадди Вэнса, ему не подошла бы ни одна из этих ролей. Но события сместили его на второй план. Главные роли достались другим, в частности Тесле.
Глядя на себя в зеркало, он размышлял о том, что значит быть звездой без своего неба. Может, это дает свободу выбрать новую роль? Ученый, фокусник, любовник? Да, как насчет любовника? Как насчет того, чтобы стать любовником Эллен Нгуен? Это было бы неплохо.
Она долго не подходила к двери. Потом ей потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Грилло. Только после того как он ободряюще улыбнулся, она сказала:
– Да-да… входите. Вы уже выздоровели?
– Немного знобит.
– Мне кажется, я тоже заразилась, – сказала она, запирая дверь. – Я встала с таким ощущением., даже не знаю…
Занавески были задернуты. Комната от этого казалась меньше.
– Вы не откажетесь от кофе? – сказала она.
– Да, спасибо.
Эллен скрылась на кухне, оставив Грилло в одиночестве посреди комнаты, заполненной журналами, детскими игрушками и стопками выстиранного белья. Он стал искать место, чтобы сесть, и понял – он не один. У двери в спальню стоял Филип. Он выглядел все еще больным. Вчерашний поход к моллу был явно преждевременным.
– Привет! – сказал Грилло. – Как дела?
К его удивлению, мальчик широко улыбнулся.
– А ты видел? – спросил он.
– Что?
– Там, в молле. Ты видел, я знаю. Эти прекрасные огоньки.
– Да, видел.
– Я рассказал про это Человеку-шару. Поэтому я знаю, что мне не приснилось.
Он подошел к Грилло, не переставая улыбаться.
– Я получил твой рисунок, – сказал Грилло. – Спасибо.
– Рисунки мне больше не нужны.
– Почему?
– Филип! – Эллен принесла кофе. – Не приставай к мистеру Грилло.
– Он не пристает. Филип, может, мы поговорим с тобой о Человеке-шаре попозже?
– Может быть, – ответил мальчик так, будто это зависело от поведения Грилло.
– Я пойду, – сказал он матери.
– Иди, дорогой.
– Передать ему привет? – спросил он Грилло.
– Конечно. – Грилло не очень понимал, что это все значит. – Передай.
Удовлетворенный, Филип направился к себе.
Эллен расчищала место, где они могли бы сесть. Она повернулась к Грилло спиной. Когда она нагнулась, простой домашний халат покроя кимоно плотно обтянул ее тело. Для женщины такого роста ягодицы у нее были полноваты. Она выпрямилась, пояс халата чуть ослаб, глубже открыв вырез на груди. Кожа Эллен была смуглой и гладкой. Она поймала взгляд Грилло, передавая ему чашку с кофе, но запахиваться не стала. При каждом ее движении глаза Грилло невольно устремлялись на этот вырез.
– Я рада, что вы пришли, – сказала она. – Я очень расстроилась, когда ваша подруга…
– Тесла.
– Когда Тесла сказала, что вы заболели. Я чувствовала себя виноватой.
Она сделала маленький глоток кофе и вздрогнула от его жара.
– Горячий, – сказала она.
– Филип мне сказал, что ночью вы были в молле.
– Вы тоже там были. Не знаете, никто не пострадал? Там столько битого стекла.
– Только Флетчер, – ответил Грилло.
– Кажется, я его не знаю.
– Это человек, который сгорел.
– А разве кто-то сгорел? Господи, какой ужас!
– Вы должны были это видеть.
– Нет. Мы видели лишь разбитые стекла.
– И огни. Филип говорил про огни.
– Да. – Она, казалось, была растеряна. – И мне говорил. Но я ничего такого не помню. А это важно?
– Важно, что вы оба в порядке, – попытался он скрыть растерянность за банальностью.
– Да, мы в порядке, – сказала она, и лицо ее прояснилось. – Я устала, но я в порядке.
Она потянулась, чтобы поставить чашку, платье снова распахнулось на мгновение, и Грилло увидел ее грудь. Он не сомневался, что она сделала это специально.
– Есть новости из дома Вэнса? – Грилло получал удовольствие, разговаривая о делах и думая о сексе.
– Меня там ждут.
– А когда прием?
– Завтра. Времени было мало, но я думаю, приедет много друзей Бадди.
– Я хочу туда попасть.
– Чтобы написать об этом?
– Конечно. Надеюсь, там будет много интересного.
– Вполне вероятно.
– Это ведь часть единого целого. Мы оба знаем, что в Гро-уве происходит что-то экстраординарное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79