И снова.
Наконец все кончилось. Три этажа наполнились водой. Сквозь герметичные уплотнители противопожарных дверей лифтовых шахт пробились кое-где слабые фонтанчики, но в целом двери сдерживали давление, как и лестничные двери-сфинктеры на пятьдесят втором этаже, не позволяя воде затопить нижнюю половину звездоскреба. Прижатые к потолку перемолотые тела медленно опускались вниз, оставляя за собой кровавый след.
В пищеводе звездоскреба была какая-то странная акустика. Бульканье воды далеко внизу отзывалось аккордами великанского органа, от которых у Татьяны кости ныли. Когда звук начал стихать, она обрадовалась. Дариат слабо стонал в ее объятиях, точно от великой муки. Огонек в его ладонях погас, и беглецы остались в кромешной тьме. Хотя Татьяна ничего не могла разглядеть, она чувствовала, что уровень воды больше не падает и водоворот пропал. От холода у нее заломило в висках.
Дариат раскашлялся.
— Черт побери!
— Ты живой? — спросила она.
— Живой.
— Что случилось?
— Нас больше… не будут преследовать, — маловразумительно ответил он.
— И что дальше?
— Дальше Рубра продолжит закачивать воду в колодец. Будем наверху через четверть часа. — Он снова зажег огонек в поднятой ладони. — Как думаешь, ты продержишься столько?
— Продержусь.
Бонни медленно проковыляла через двери вестибюля. Ее все еще трясло, хотя теплый ветерок едва теребил ее защитного цвета куртку. На траве, собравшись кучками и тревожно переговариваясь вполголоса, загорали десять-двенадцать одержимых. При появлении Бонни разговоры смолкли. Все уставились на нее. Одержимых переполняла обида, лица их были суровы. То был зародыш революции.
Бонни смотрела на них с холодным вызовом, но она понимала — никто из них больше не станет ей подчиняться. Власть советников Киры утонула в звездоскребе. Если она хочет сейчас выступить против Рубры и Дариата, ей придется делать это самой. Один на один. Самая лучшая охота. Она подняла руку, облизнула ссадины на костяшках и улыбнулась так, что одержимые шарахнулись.
Близ входа в вестибюль стояли несколько машин. Бонни прыгнула в ближайшую и так надавила на акселератор, что из-под колес полетела вырванная с корнем трава. Машина ринулась прочь от звездоскреба, направляясь к северной оконечности.
Переговорник пискнул.
— И что теперь? — спросил Рубра. — Кончай. Охота была славная, но ты проиграла. Найди приличный бар, выпей. Я плачу.
— Я еще не проиграла, — ответила она. — Дариат еще там. А значит, я могу победить.
— Ты потеряла все. Твои так называемые товарищи выматываются из звездоскребов. Ваш совет развалился. Когда эта свора окончательно разбежится, от маленькой империи Киры ничего не останется.
— Ты прав. Не осталось ничего. Только я и этот парень. И я поймаю его прежде, чем он сбежит. Это я уже поняла — ты помогаешь ему попасть в космопорт. Один Бог знает, зачем, но я испорчу тебе игру, как ты испортил мою. Это называется «справедливость». А еще — кайф.
— Сумасшедшая, — прокомментировал Дариат.
— Но проблем от нее изрядно, — парировал Рубра. — Было и остается.
— И еще будет немало, судя по всему. Особенно если она доберется до шпинделя раньше нас, а это вполне вероятно.
Вода поднялась до уровня второго этажа. Дариат уже видел над головой в смутном розовом мерцании край пищевода.
Еще полторы минуты — и вода выплеснулась в цистерну-хранилище. Дариат очутился в центре полусферической пещеры, стены которой пронизывали шесть колоссальных водоводов. К краю колодца по наклонному полу все еще стекали ручьи.
Дариат на боку поплыл к кромке, придерживая одной рукой Татьяну. Та почти лишилась сознания от холода, проморозившего ее до костей. Несмотря на энергистические способности, Дариат с трудом выволок ее из воды и рухнул рядом, мечтая оказаться в тепле и сухости. И, словно по его приказу, от одежды беглецов пошел пар.
Татьяна замотала головой, со стоном пробормотав что-то, словно ей привиделся кошмар, и вдруг села. Задребезжали немногие оставшиеся на ней побрякушки. Ее кудряшки и платье все еще исходили паром.
— Тепло, — с изумлением произнесла она. — Я думала, что уже никогда не согреюсь.
— Помогаю чем могу.
— Все уже кончилось?
Ее по-детски жалобный голос едва не заставил Дариата неодобрительно поджать губы.
— Не совсем. Нам все еще надо пробраться в космопорт. Этими трубопроводами можно доползти до станции метро, не выходя на поверхность. Но Бонни уцелела. И она попытается нас остановить.
Татьяна оперлась подбородком о ладони.
— Господь Тоале испытывает нас более многих. Я уверена, что у него есть для этого причина.
— А я — нет. — Дариат поднялся на ноги и снял подушки. — Прости, но нам пора.
Татьяна с несчастным видом кивнула.
— Иду.
Поисковые команды, направленные Бонни на поиски Дариата, выползали из звездоскребов Валиска после потопа. Случившееся потрясло людей — это видно было по их шаркающей походке, по отчаянию в глазах. Они выходили из вестибюлей, утешая друг друга по мере сил.
«Этого не должно было случиться», — такова была мысль, объединявшая их наподобие эденистского Согласия. Они вернулись к благословенной реальности. Они были избранниками, счастливчиками, блаженными. Им стоило лишь протянуть руку, чтобы достичь жизни вечной и сопутствующего ей изобилия ощущений. А теперь Рубра показал им, насколько жалкими были их потуги.
Но он был способен на это лишь потому, что они оставались во Вселенной, где его сила могла сравняться с их собственной. А так быть не должно! Целые планеты избегали бездны небес и возмездия Конфедерации, покуда обитатели Валиска оставались в этом мире, чтобы заполучить новые тела. То была идея Киры — и хорошая идея, смелая и правильная, ведь недаром все они согласились с ней. Вечность, проведенная в пределах единственного небольшого обиталища, была бы безмерно скучна, а Кира нашла выход.
Потому они согласились на ее правление, ее и совета, — потому что она была права. Поначалу. Но теперь число их приросло, Кира улетела, чтобы вести переговоры об участии в опасной войне, а Бонни бросила их в бой ради утоления собственной мстительности.
Хватит. Незачем больше рисковать. Хватит безумных приключений. Хватит жестокой охоты. Пора отринуть старый мир.
Машина мчалась по наезженной множеством колес колее посреди сухой равнины, окружавшей северную оконечность Валиска. Бонни выжимала из осевых моторов всю мощность, подгоняя их своей энергистической силой. На мелких плоских булыжниках и колдобинах машину здорово подбрасывало.
Но Бонни даже не замечала толчков, которые переломали бы кости любому неодержанному. Все внимание ее было сосредоточено на основании оконечности, маячившем в пяти километрах впереди. Перед ее мысленным взором старенький внедорожник обгонял чистенький вагон метро, скользящий где-то внизу по магнитным рельсам. Тот вагон, в котором ехала ее добыча.
Вдалеке уже можно было разглядеть темную черту подъездной дороги, ведущей к небольшому плато в двух километрах над равниной. Если только она доберется до входа раньше, чем Дариат выползет из своей канализации и пересядет в метро, она еще может успеть прежде него занять место в осевой камере.
Мысли ее наполнило довольство, из глубин сознания взывая откликнуться, породить в ответ собственное сонное удовлетворение, слиться с единством.
— Ублюдки!
Она со злостью хлопнула ладонями по баранке. Гнев отсек ее от сгущавшегося облака любви и приязни. Они начали, они собирают силы, делятся ими, они объединяют свою волю. Они поддались, сдались своему трусливому страху. Скоро Валиск покойно отбудет из этой Вселенной, охраняя своих насельников от любой опасности и обрекая на жизнь в вечной скуке.
Нет, это не для нее. Любой из адовых соколов унесет ее отсюда, туда, где война и веселье. Но вначале она должна разделаться с Дариатом. У нее будет время. Найдется.
Машина набирала скорость. Несгибаемое упрямство Бонни отводило часть мощнейшей дисфункции реальности, поглощавшей обиталище. Невозможное воплощалось в жизнь.
Бонни торжествующе расхохоталась. Машина мчалась по колее, вздымая за собой густые клубы охристой пыли, в то время как жалкие кочки сухой травы, кактусы и лишайники вокруг расцветали огромными цветочными почками. Голая пустыня беззвучно и невероятно превращалась в многокрасочный сад. Новые повелители Валиска готовились воплотить свое представление о рае.
Когистанское Согласие готово было задать тысячу и один вопрос о природе одержания и бездны. Дариат молча сидел в вагоне метро, направляющемся к осевой камере, и пытался ответить по возможности на все. Он даже позволил им услышать страшные мольбы пропащих, сопровождавшие его на каждом шагу, — чтобы они знали, чтобы поняли мучительную тягу, определявшую все поступки одержимых.
— Я как-то странно себя чувствую, — объявил Рубра. — Точно напился или по голове получил. Кажется, они начали проникать в мои основные программы.
— Нет, — возразил Дариат. Он и сам ощущал, как дисфункция реальности захватывает коралловую броню. Вдали хор разумов пел радостный псалом вознесения. — Они готовятся покинуть Вселенную. У нас мало времени.
— Подтверждаем, — заявило Согласие. — Наши космоястребы-часовые передают, что по твоей, Рубра, оболочке расползается красное свечение. Адовы ястребы, по-видимому, возбуждены, они покидают причальные уступы.
— Не дай этому случиться, мальчик, - попросил Рубра. — Приди ко мне, прошу, перенесись сейчас. Мы можем победить, мы не позволим им увести Валиск в их гребаный рай. Мы им еще надерем задницу.
— Пока Татьяна здесь — не могу. Я не стану обрекать ее на это. Время еще есть.
— Бонни почти добралась до плато.
— А мы уже в основании оконечности. Вагон может подняться в осевую камеру напрямую, а ей придется пешком пройти три километра по лестнице. Времени уйма.
Когда Бонни остановила машину у темного входа в туннель, шины тлели, испуская клубы сизого дыма. Охотница перемахнула через борт. Острые ее клыки выступали из-под верхней губы, создавая впечатление вечной хищной ухмылки. Она оглядела крутой склон серого коралла, словно озадаченная его видом. Покрасневшие глаза сонно прищурились. Движения обрели ленивую медлительность. Дыхание со свистом вылетало из ноздрей.
Отвернувшись от туннеля, она застыла, прикрывая пах ладонями. Голова ее низко опустилась, и глаза закрылись.
— Какого черта она делает? — спросил Дариат. — Она так торопилась сюда добраться…
— Похоже, она молится.
— Почему-то сомневаюсь.
Вагон метро достиг основания оконечности и двинулся вверх, к оси вращения. Внутрь проник натужный визг тормозов, Дариат ощутил, как вагончик замедлил ход, потом двинулся снова.
— Проклятие, по всему обиталищу отключается энергия. Это в тех частях меня, которые я еще чувствую. Я уменьшаюсь, мальчик, во многих местах мои мысли погасли вовсе. Помоги мне!
— Дисфункция реальности усиливается. Пять минут. Продержись еще пять минут.
Камуфляжный костюм Бонни темнел, приобретая блеск шерсти. Спина ее сгорбилась, ноги искривились и стали тоньше. Из-под коротких волос высунулись заостренные уши. Одежды больше не было — вместо нее черная шкура. Бонни подняла клыкастую морду и издала пронзительный, душераздирающий вопль. Сверкающие глазки стали багровыми. Она распростерла бывшие руки, и крылья развернулись во всей своей красе. Кожистая мембрана была тонка до прозрачности, и в темно-янтарной пленке виднелись тонкие черные прожилки вен.
— Блин! - взвыл Рубра. — Не верю! Пусть хоть как выглядит, не может она летать при такой массе!
— Это уже неважно, — ответил Дариат. — Ее поддерживает дисфункция реальности. Мы попали во вселенную фантазий. Если она захочет лететь — полетит.
Бонни пробежала несколько шагов и, резко взмахнув крыльями, поднялась в воздух. Крылья ее мерно взбивали воздух, она быстро поднималась, оглашая все вокруг торжествующим писком. Она набирала высоту по тугой спирали, все скорее — по мере того, как чаще и мощнее взмахивали крылья.
— Она меня возьмет, — промыслил потрясенный Дариат. — Она раньше нас попадет в осевую камеру. Я не смогу вытащить Татьяну.
- Анастасия! — воскликнул он. — Любовь моя, это не может кончиться вот так! Только не снова! Я не могу опять тебя подвести!
Татьяна испуганно уставилась на него. Она ничего не понимала.
— Сделай что-нибудь! — взмолился он.
— Например? — без особого участия поинтересовался Рубра слабеющим голосом.
— Вспомни классику, — вмешалось когистанское Согласие. — До нынешнего дня лишь два человека смогли взлететь на собственных крыльях — Икар и Дедал. Но уцелел только один. Вспомни, что случилось с Икаром.
Бонни поднялась над плато уже на добрые три сотни метров, взмывая на бурных восходящих потоках воздуха, когда вдруг заметила перемену. Менялось освещение — но в обиталище такого не случалось никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89