— Копают они хорошо, так что, может быть, собираются подрыться под замок.
Опустошители явно пришли в Каррис с какой-то Целью.
Но замок, похоже, их совершенно не интересовал. Возможно, они считали, что со стороны людей опасность им не грозит. Радж Ахтену казалось даже, что они забыли про замок — ведь эти странные существа, в конце концов, руководствовались своими соображениями, совершенно недоступными человеку.
Он посмотрел на Холм костей. Горная колдунья что-то делала там на вершине, сверкая вытатуированными на панцире рунами. Словно отвечая на его взгляд, она повернула на миг голову в сторону замка, но работы не прекратила.
Видимо, чувствовала себя в полной безопасности среди своих приближенных, заполонивших равнину. Вся местность была уже испещрена зевами нор, окружена рвами и увенчана источавшей зловоние руной на Холме костей. Радж Ахтен всмотрелся в холм, обнесенный коконом из затвердевшей клейкой массы.
Черви-липучки все еще надстраивали стены кокона. Но Радж Ахтен подозревал, что приготовления колдуньи близятся к концу.
Он размышлял над тем, было ли это простым совпадением, что опустошители явились именно туда, где он рассчитывал встретиться с Габорном. Или они тоже собирались вступить в бой с Королем Земли?
Скорее всего, их замыслы не имели отношения ни к Габорну, ни к Радж Ахтену. И Радж Ахтен с его войском был попросту недостоин их внимания.
Он в беспокойстве покачал головой. Вот уже час, как его одолевали странные, тревожные предчувствия, природы которых он не мог понять.
«Мне не о чем тревожиться, — убеждал он себя. — Я — самый могущественный Властитель Рун на свете. Мои Способствующие в Индопале передают мне дары силы и жизнестойкости, ловкости и ума от многих тысяч людей. Даже удар мечом в сердце не сможет меня убить. О чем же мне беспокоиться?»
Но спокойствия он не ощущал. Совсем недавно он начал верить, что уже стал непобедимым и вот-вот станет легендарным существом, Суммой Всех Людей — столь великим Властителем Рун, что ему не нужны будут даже форсибли, чтобы принимать от Посвященных дары. Он надеялся стать Силой, подобной природным Силам Земли, Огня и Воды.
Ведь, если верить легендам, Дэйлан-Молот сумел этого добиться.
И Радж Ахтену оставалось так немного; еще десять дней назад казалось, что ничто не может ему помешать. Но тут старый король Менделлас Ордин украл его форсибли.
«Конечно, — думал Радж Ахтен, — знай опустошители, что им противостоит такой человек, как я, они бы испугались».
Он вновь посмотрел на руну, сооруженную опустошителями на Холме костей. От нее начал струиться коричневый дым, и вонь сделалась просто ужасающей.
От руны словно исходило дыхание самой смерти. Радж Ахтен почувствовал себя больным и дряхлым. При одном взгляде на нее глазные яблоки сводило судорогой, хотелось отвернуться. Сквозь дым просвечивали тусклые огоньки, похожие на болотные призраки. Казалось, вся руна вот-вот займется пламенем.
Радж Ахтен ощущал тревогу. И тревожила его эта руна.
Ее строительству опустошители уделяли слишком много внимания. Маги терпеливо рыли глубокие траншеи, возводили целый барельеф и каждый выступ ее опрыскивали своими зловонными выделениями.
Радж Ахтен имел тысячи даров чутья. Он глубоко втянул носом воздух. От руны несло гнилью, разлагающейся плотью, дымом, смертью, человеческим потом — запах включал в себя целый букет, множество оттенков, перебивающих друг друга. И ему казалось, что еще немного — и он поймет, в чем дело, догадается о значении этого запаха.
Опустошители пришли к Каррису с одной-единственной целью — соорудить эту руну.
Одно чудовище из тех, что сновали вокруг нее, поскользнулось и упало, учинив оползень. Часть руны обвалилась, к радости Радж Ахтена. Маги бросились отстраивать ее заново, укреплять и опрыскивать.
Руна находилась дразняще близко. Разрушить ее несколькими ударами молота смог бы даже ребенок.
Радж Ахтен, повинуясь внезапному импульсу, вдруг ударил кулаком в латной рукавице в оконное стекло, разбил его и замер, принюхиваясь к смеси запахов.
Чтобы лучше сосредоточиться, он закрыл глаза. И вскоре понял, что некоторые запахи воспринимаются скорее не как запахи, но как чувства. То, чем он дышал, и вызывало в нем тревогу.
Прежде он не знал, что запах способен породить чувство.
Кислый запах человеческого пота — ожидание неминуемой смерти. Вдохнув его, Радж Ахтен ощутил отчаяние приговоренного.
Дым, агония. Соленый привкус слез. Жирный запах горелой плоти, гнилостный дух пораженного болезнью пшеничного поля.
Гниение. Раздувшийся труп.
Отчаяние и ужас. Металлический запах крови, запах отходящих вод, разложения — женщина рожает мертвого ребенка. Усталость.
Душный запах старческой кожи. Глубочайшее одиночество.
И вдруг Радж Ахтен улыбнулся, невзирая на испытываемую муку. Он понял — это запах страдания, квинтэссенция всех человеческих несчастий.
— Чары, — он вздрогнул, поняв, что заговорил вслух.
— Что? — спросил герцог Палдан, хмуро глядя на него.
— Руна, — сказал Радж Ахтен. — Ее запах — это чары, проклятие для всего человечества.
Ему вдруг отчаянно захотелось стереть с лица земли и руну, и ее создателей и отмыть дочиста то место, где она находилась.
Но как это сделать? Опустошители слишком умны, чтобы дать ему подойти к ней, и их слишком много, чтобы надеяться с ними справиться. К тому же со всех сторон руну защищает кокон, лишь для работающих над ней оставлена дорожка.
Однако попытаться надо.
— Они, конечно, могут строить, — сказал Радж Ахтен, — но мы не дадим им строить спокойно. Может, я этот холм и не возьму, но веселье я им испорчу.
Глава 47
В ожидании Саффиры
Мел снег в горах Хест, лошади осторожно ступали по узкой горной тропе, ведущей вниз. Боринсон, Саффира и ее охранники спускались с крутого перевала.
В небольшой ложбине Боринсон заметил вдруг стадо заметенных снегом слонов. Почти все они уже окоченели и походили на обледеневшие валуны. Лишь двое при виде людей приподняли хоботы и затрубили.
Слоны были ручные — в медных наголовниках, с подпиленными бивнями. И так истощены, что сами уже не выбрались бы из этой ложбины. Погонщики же бросили их.
По всей вероятности, Лорд Волк пытался провести через Хест боевых слонов — но ничего не вышло. За ночь отряду Боринсона трижды приходилось обходить войска Радж Ахтена. То были обычные солдаты, сотни тысяч пехотинцев и лучников, с обозами. Боринсону и в страшном сне не приснилось бы, что можно вести поздней осенью через горы столь многочисленную армию. На такой высоте в горах для лошадей практически не было корма — вдоль узких троп лишь изредка встречались трава и низкорослый кустарник, и жажду утолить можно было только снегом. Топлива тоже не было, и людям приходилось жечь в кострах навоз вместо дров.
Расстояние, которое Боринсон проезжал на сильной лошади за час, для этих солдат означало целый день пути. Дорога, которую он одолевал за ночь, у них отняла бы не меньше недели. Лошади их были в ужасном состоянии — просто живые скелеты. Еще немного, и они застрянут в снегу, и Всадникам их останется только умереть, как умерли эти слоны.
Авантюра Радж Ахтена грозила гибелью и людям, и животным.
«Но ему все равно», — сказал себе Боринсон. Он ведь не своей жизнью рискует.
Воздух на такой высоте был разреженным. Ледяной ветер продувал насквозь. Боринсон плотнее запахнулся в плащ, поджидая отставшую Саффиру. Может, при виде мертвых слонов она осознает наконец, сколь глуп ее лорд. Это же просто бросается в глаза. По слухам, у Радж Ахтена даров ума было больше тысячи. Каждый момент своей жизни он должен был помнить до мельчайших подробностей. Но дары ума не прибавляют человеку ума как такового, они всего лишь улучшают память.
«И со своей тысячей даров, — подумал Боринсон, — он глупее моей задницы».
Услышав накануне вечером от Саффиры, что Радж Ахтен — величайший человек на свете и обязательно спасет человечество от опустошителей, Боринсон ей поверил. Но сейчас он ее не видел, и сила ее Голоса не соблазняла его.
Нет уж, умом Радж Ахтен не отличается. Только дурак мог отправить в горы столько простых солдат.
«Или дурак или безрассудный, отчаянный человек», — уточнил он для себя.
Может быть, Радж Ахтен слишком долго был Властителем Рун. И забыл, как слабы обыкновенные люди. Строй из таких солдат воин с дарами силы и метаболизма мог прорвать без труда, опрокинул бы их как огородные чучела.
Их так легко убить! Снег шел, не переставая, всю ночь и все утро. Если он не прекратится, войска застрянут в горах. Скот и лошади умрут через две недели, и люди, оставшись без топлива для костров, попросту замерзнут.
Неужели Радж Ахтен рассчитывал на теплую погоду? Ведь, зная климат Рофехавана, он должен был понимать, на какой риск идет.
«Он дурак, — думал Боринсон, — а Саффира этого не видит».
В состав государства Индопал входило ныне много королевств. Боринсон побывал только в Дейаззе и Муйатте, он не углублялся на юг, не видел бескрайних просторов Картиша и старого Индопала. А в одном только старом Индопале, еще до того, как Радж Ахтен завоевал всех своих соседей, в Индопале с его буйными джунглями и бескрайними полями проживало около ста восьмидесяти миллионов человек. Теперь же подданных у Радж Ахтена было раза в три больше. Но даже он не мог позволить себе выбросить просто так полмиллиона обученных пехотинцев и лучников.
Конечно же, он дурак. Или безумец, которого околдовала собственная красота, сила собственного Голоса.
И, как это ни ужасно, Саффира в наивности своей не замечает ни безрассудства Радж Ахтена, ни его недостатков.
Она — орудие в его руках, и если ей не удастся подчинить его своей воле, он, без сомнения, подчинит ее своей.
Боринсон ждал Саффиру несколько минут. Когда она подъехала, он постарался встать так, чтобы загородить ее своим телом от пронизывающего ветра.
— Ах, смотрите, слоны моего лорда, — сказала Саффира, остановившись, чтобы дать передохнуть лошади. Та принялась жадно хватать губами снег. — Мы должны их как-то спасти.
Боринсон безнадежно посмотрел на полумертвых слонов. При свете дня красота Саффиры внушала страх, при одном взгляде на нее перехватывало дыхание. Способствующие в Обране, должно быть, трудились всю ночь, передавая ее векторам дары красоты и голоса остальных наложниц. Их было у Саффиры уже больше тысячи. Она была так невозможно хороша, что Боринсона обдало жаром, когда он взглянул на се, он чувствовал себя недостойным даже стоять рядом с нею.
С туши мертвого слона взлетели два грифа.
— Что вы предлагаете, о Звезда Индопала? — спросил Боринсон. Она не ответила, и он перевел взгляд на Пэштака и охранников. Самому ему в голову ничего не пришло, кроме того, что можно съездить за сеном в Мистаррию и обратно, потратив на это целый день.
Попроси его Саффира об этом — он, конечно, поедет, но при мысли о такой задержке ему сделалось не по себе. Ведь им нужно поскорее добраться до Радж Ахтена, чтобы убедить его отказаться от этой самоубийственной войны.
— Я… я не знаю, что делать, — сказала Саффира.
— Они паслись здесь, пока не съели всю траву, о Величайшая из Звезд, — сказал Пэштак. — Если мы сумеем перевести их в какую-нибудь ложбину пониже, где есть трава, они, может, и выживут.
— Замечательно! — с восторгом воскликнула Саффира.
Боринсон хмуро посмотрел на Пэштака, надеясь дать ему понять своим видом, что идея совсем не хороша. Но по лицу его понял сам, что Неодолимый — такой же раб Саффиры, как и он. Все, чего хотел Пэштак — это ей угодить.
— О, Светлая Леди, — сказал Боринсон, — ваш лорд повел этих слонов в горы слишком поздно, перед самой зимой. Нам их не спасти.
— Мой лорд не виноват, — ответила Саффира. — В это время года еще должно быть тепло. Ведь обычно бывает гораздо теплее, не правда ли?
— Да, — согласился Боринсон, ибо голос ее звучал столь убедительно, что устоять было невозможно. Разумеется, она права. В это время года обычно гораздо теплее.
— И все-таки, — добавил он, — слонов он повел поздновато.
— Не вините моего лорда, — сказала Саффира. — Упрекать легко, но стоит ли? Он делает только то, что необходимо, чтобы прекратить бесчинства Рыцарей Справедливости. Если кого и упрекать, так это ваш народ.
Слова эти хлестнули его, словно плеть. Боринсон только поежился, не зная, что возразить. Он пытался вспомнить, о чем только что думал, но Саффира запретила винить Радж Ахтена, и ее приказа было достаточно, чтобы все его недобрые мысли улетучились.
Поэтому Боринсон и Пэштак, оставив Саффиру с телохранителями, спустились к слонам. Всего их было пятьдесят, но в живых осталось лишь пятеро. Остальные погибли, видимо, не только от голода, но и от жажды, ибо в этой ложбине не было воды.
Пришлось потратить полдня, перегоняя слонов в безопасное место десятью милями ниже. Собрав их там, они прошли еще две мили и наткнулись на кромку деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85