Горгид приготовился выслушать еще одну высокопарную речь. Но Аргун произнес две лаконичные фразы и замолчал.
Его сын перевел:
– Приношу свою благодарность за подарки. Я приму окончательное решение после того, как выслушаю слова, присланные мне из Иезда.
Гуделин разинул рот.
– И это все? – пискнул он. Чиновник растерялся до такой степени, что разом позабыл и манеры, и риторику, и красивые слова. Он выглядел так, словно его пырнули ножом. Затем, опомнившись, Гуделин медленно, с поклонами, отступил в сторону.
– «Приношу свою благодарность за подарки». И все! – Бюрократ выругался так сочно, словно всю жизнь провел в казарме.
– Ты говорил очень хорошо. Аргун ответил тебе так кратко, потому что стиль кочевников отличается от имперского, – сказал Гуделину Горгид. – Кочевники умеют наслаждаться видессианским красноречием не хуже имперцев. Вспомни Олбиопа! Аргун, как мне кажется, умный и хитрый вождь. А ты что, ждал, что он сразу скажет тебе «да» или «нет», не выслушав предварительно обе стороны?
Гуделин, немного утешенный, покачал головой.
– Я бы очень хотел этого, – сказал Скилицез.
Боргаз, посол из Иезда, уже сходил в юрту кагана. Скилицез провожал его таким гневным взглядом, будто они встретились на поле битвы.
Как и Гуделин, посол Иезда преклонил перед Аргуном колено, но величие момента немного нарушила мелкая неприятность: черная шелковая шапочка упала с головы Боргаза. Однако йезд быстро пришел в себя и заговорил с каганом на языке аршаумов.
– Чума! – одновременно произнесли Горгид и Гуделин. Затем грек сказал:
– Но одного этого недостаточно, чтобы заставить Аргуна склониться на его сторону.
– Ш-ш!.. – Скилицеэ послушал немного и добавил: – Все не так уж плохо. У негодяя довольно жесткий хаморский акцент. Этого вполне достаточно, чтобы заставить любого аршаума смотреть на него сверху вниз.
– О чем он говорит? – спросил Гуделнн.
– Та же чушь, что молол ты, Пикридий. Дружба, приязнь… А, нет, подожди-ка. Что-то новенькое. Он говорит, что Вулгхаш – чтоб его заморозил Скотос! – знает, какой великий воин – вождь Аргун, и посылает ему дар, достойный воина.
Повинуясь властному, отточенному жесту Боргаза, один из йездов положил перед каганом ножны из полированной бронзы, украшенной разноцветной эмалью. Бросив взгляд на лучников-аршаумов, посол Иезда вытащил из ножен кривой меч и показал его Аргуну.
Это было прекрасное, смертоносное оружие, великолепное изделие искусного мастера. Рукоять меча была обвита золотым шнуром, оканчивающимся у самого основания сверкающей стали.
После долгой цветистой речи Боргаз снова вложил меч в ножны и протянул его кагану. Аргун вынул меч, посмотрел, удобно ли он лежит в руке, хорошо ли сбалансирован, а затем улыбнулся и пристегнул ножны к поясу.
Боргаз улыбнулся в ответ и с поклоном подал такие же мечи сыновьям кагана. Они отличались от первого только тем, что шнур, обвивающий рукоять, был не золотым, а серебряным.
Принимая оружие от иезда, Дизабул облизал сухие губы. Даже Ариг взял меч, не колеблясь. На мгновение все забыли о видессианах. Имперцы ревниво наблюдали за реакцией семьи кагана на дары Вулгхаша. Скилицез скрежетал зубами от злости.
– Мы должны были подумать об этом.
– Да, – горестно согласился Гуделин. – Эти простые степные варвары – суровый народ. Они с большей радостью видят оружие, нежели парадные одежды.
Горгид, как всегда, пустился в рассуждения.
– Не следует судить других по себе. Например, мы, греки, обыкновенно сжигаем своих умерших, в то время как в Индии…
Он умолк на полуслове и покраснел: Индия, Греция – в этом мире их имена были пустым звуком.
Боргаз продолжал выкладывать перед каганом дорогое оружие: кинжалы с позолотой на лезвии, украшенные чеканкой, изображающей охотничьи сценки; двойные луки, укрепленные рогом, отполированные и покрытые сверкающим лаком; стрелы из кленовой древесины, украшенные перьями фазана и вложенные в колчаны из змеиной кожи; высокие остроконечные шлемы, усыпанные драгоценностями.
Днзабул надевал на себя все доспехи и оружие, предложенное ему. К тому времени как Боргаз откланивался, младший сын кагана был похож на ходячий оружейный склад. Нежно поглаживая рукоять нового меча, Дизабул горячо заговорил с отцом. Его голос звучал высоко и возбужденно: он явно пытался в чем-то убедить Аргуна.
Боргаз ухмыльнулся видессианам. Он был доволен. Скилицез стиснул зубы так, что на скулах у него выступили белые пятна. Он едва сдерживался, чтобы не броситься на йезда.
– Этот щенок хочет выкинуть нас из земли своего отца, а еще лучше – бросить в яму. Он ужасно доволен своими новыми игрушками. Он именует нас самыми бесполезными дураками, каких только сумел откопать в Видессе бездельник и неженка Ариг.
Старший сын Аргуна в ответ на это оскорбление вспыхнул. Каган рявкнул на обоих сыновей. Дизабул пытался что-то говорить еще и замолчал, лишь когда Аргун привстал на троне. Боргаз сделал вид, что ничего не заметил. Однако самоуверенность йезда поутихла, когда Аргун отпустил его с таким же кратким «напутствием», что и Гуделина.
– Подарки великолепны, говорит он, – доложил Скилицез, – но для b.#., чтобы заключить союз, нужно некоторое время. Он хочет все серьезно обдумать.
Видессианский офицер, казалось, едва верил собственным ушам.
– Он действительно умный вождь, – сказал Горгид.
– Да уж. Доит двух коровок, не отдавая предпочтения ни одной из них, – заметил Гуделин. В его тоне звучало облегчение. – Тем лучше. Игра пока что идет на равных.
Издав громкий стон, Виридовикс неуклюже спрыгнул с коня. Три дня, проведенных в седле, утомили его так, что он готов был взорваться по любому пустяку. Как и прежде, он искренне восхищался выносливостью кочевников. Едва они вскакивали в седло, как, казалось, превращались в этих… Как там называл их Горгид?.. Которые наполовину лошадь, наполовину человек?.. Не сумев вспомнить мудреное греческое слово, кельт пробормотал ругательство.
Впрочем, то, что они увидели, мало располагало к размышлениям. Ветер доносил тошнотворно-сладкий густой запах тления. Смерть смердела. Таргитай мрачно смотрел по сторонам, пока кельт прыгал, стараясь восстановить кровообращение в онемевших ногах.
– Еще один такой поход, и я стану кривоногим, как ваши хаморские дамы.
Шутка не слишком позабавила вождя кочевников.
– Побереги остроты для женщин. Тут не место смеяться.
Виридовикс густо покраснел. Но Таргитай не заметил этого. Его взгляд был прикован к побоищу.
Неделю назад, когда пастухи нашли это в степи, все здесь, должно быть, выглядело куда ужасней. Но даже теперь, когда вороны, грифы и гиены вдоволь насытились падалью, того, что еще оставалось, было достаточно, чтобы кровь заледенела в жилах. «Бойня» – слишком мягкое слово для обозначения той резни, что произошла здесь. Пятьдесят коров. Пятьдесят. Земля была все еще темной от крови, вытекшей из перерезанных жил.
Что-то зловещее, необъяснимое чудилось в этом бандитском налете на стадо. Зачем убивать? Убивать так бессмысленно? Стада существуют для того, чтобы давать пищу и одежду. Их крали, но никогда не резали попусту. Жизнь в степи слишком скудна и сурова, чтобы убивать ради убийства. Даже во время войны победители лишь отбирали стада у побежденных врагов. Коровы и овцы – не мишень, а цель войны. Богатство. Так было всегда.
Но не здесь и не сейчас. Несчастные животные, лежавшие там, где застигла их смерть, были зрелищем даже более горестным, чем павшие на поле боя воины. У животных нет выбора. Они не имеют ни одного шанса уйти от злой судьбы. А судьба их оказалась жестокой, невероятно жестокой. Трупы изрезаны, в большие раны втерта грязь, чтобы испортить мясо. Шкуры облиты каким-то вонючим маслом, чтобы и их нельзя было использовать. Клан Таргитая не сумел бы найти применения заколотым животным даже в том случае, если бы обнаружил их через час после бойни.
Сын вождя, Батбайян, переходил от туши к туше, качая головой и дергая себя за бородку. Он безуспешно пытался осознать увиденное. Наконец он беспомощно повернулся к отцу.
– Должно быть, они сошли с ума или заболели бешенством, как собаки! – вырвалось у него.
Вождь ответил печально:
– Хотел бы я, чтобы ты был прав, сынок. Это работа Варатеша. Он хочет запугать меня. Чтобы я пожалел, что мы взяли к себе чужеземца.
Он мотнул головой в сторону Виридовикса. Этот жест был общим у отца и сына.
Холодная жестокость, которую увидел здесь кельт, вызвала у него иное воспоминание: тело убитого часового у стен Видесса во время осады столицы. Тогда легионеры вместе с Туризином Гавром пытались выбить из города узурпаторов Сфранцезов. Изуродованное тело Дукицеза, кроме прочих увечий, несло на себе еще одну примету. Имя, вырезанное на лбу ножом: «Ршава». Потребовалась простая перестановка букв, чтобы прочитать имя c!()fk…
– Авшар. Это дело рук Авшара, – сказал кельт. – Я пытался рассказать тебе о нем раньше, но ты не слушал меня. Свидетели боги, не могу винить тебя за это! Ты еще не встречался с ним. Выслушай меня теперь!
Путая хаморские и видессианские слова, кельт поведал Таргитаю обо всем, что знал: о Дукицезе, о поединке князя-колдуна со Скавром в первые дни жизни римлян в столице, о битве под Марагхой, о том, что случилось после битвы, о голове Маврикия, о Тронной Палате и колдовстве Авшара, сделавшем бандитов неуязвимыми для стали…
Грязь и жестокость последнего поступка потрясли кочевников.
– Он сотворил чары, изувечив и убив женщину? – переспросил Таргитай, как бы сомневаясь в том, что понял правильно. Казалось, вождь не верит своим ушам.
– И ее нерожденное дитя, вырванное из чрева матери, – подтвердил кельт.
Кочевник содрогнулся. Резня скота вызвала у него холодную ненависть. Но теперь он понял, что столкнулся со злодеянием, хуже которого помыслить было невозможно.
Батбайян закричал:
– Так избавимся же от него! Спалим его в шатре, а заодно и всех его прихвостней!
Глядя на павшее стадо и думая о словах Виридовикса, которые все еще звучали в ушах, хаморы согласно зашумели:
– Смерть ублюдку!
Наконец Таргитай тоже сказал «да», но очень тихо. Там, где его люди видели только ужас, он увидел могущество.
– Да, – сказал вождь и добавил: – Если сумеем. – Он мрачно поглядел на Виридовикса. – Вижу, настало время поднимать кланы на Варатеша и этого твоего Авшара.
– Давно пора, – тут же согласился Виридовикс.
Батбайян яростно кивнул.
Но, несмотря на громовые обещания Таргитая выступить в поход против бандитского вожака, неделя проходила за неделей, а никаких изменений не происходило.
– Ты – из Видесса, чужеземец, там каган… э-э… император, он говорит людям: «Делайте так» – и они делают так. Иначе – теряют голову. В степях все не так. Хорошо. Я пойду к Ариапиту из клана Реки Огл, я пойду к Анакару из клана Пятнистых Котов, я пойду к Кробузу из клана Прыгающих Козлов. Я скажу им: надо подстричь шерсть у Варатеша. Сделаем вместе! Они спросят сразу: «Кто поведет людей?» Я скажу: «Я поведу людей». Они скажут: «Вот Таргитай, он хочет бросить волчью шкуру своего клана до Королевского Клана!» Никто не станет со мной разговаривать больше.
– До Королевского Клана? – переспросил кельт.
– А, не знаешь… Иногда один клан становится сильнее всех. Правит всей степью – иногда долго, иногда целую человеческую жизнь. Потом другие кланы сбрасывают иго его власти. – В глазах Таргитая затеплился жадный огонь. – Каждый каган мечтает основать Королевский Клан. Страшно, если сосед опередит тебя. Все следят друг за другом, чтобы никто не стал слишком сильным.
– Вот оно что…
Виридовикс ступил на знакомую почву. В Галлии, до прихода римлян, племена постоянно враждовали из-за главенства, вступая в схватки и плетя заговоры друг против друга. Клан эдуи прочно удерживал главенствующее положение в Галин, пока племена секванов и юбов с Рейна не объединились…
Глаза кельта засияли зеленым огнем, он хлопнул в ладоши и громко вскрикнул от радости.
От неожиданности Таргитай резко повернулся к нему, хватаясь за меч.
– Ну а если ты скажешь этому старому Карабузу и его Пятнистым Хомякам, что Варатеш хочет основать Королевский Клак? Посадить над степью своих бандитов? Ведь это, кстати, правда. Карабуз скорее из кожи "k"%`-%bao, чем допустит такое!
Кельт почти слышал, как мысли лихорадочно затопотали в голове у вождя. Наконец Таргитай взглянул на своего сына. Батбайян уставился на Виридовикса со смешанным выражением изумления и восхищения. Этого юношу еще можно удивить вещами, до которых он сам бы никогда не додумался.
– Хм, – сказал наконец Таргитай.
Кельт понял, что победил.
– Поведи людей, отец, – воскликнул Батбайян, – и ты сам станешь великим королевским каганом!
– Я? Чепуха! – ворчливо ответил Таргитай. Но Виридовикс видел, как эта мысль уже мелькнула в глазах вождя – прежде чем сын выразил ее словами. Кельт только усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76