Тиран уже пытался покончить со мной при помощи магии.
Эринакий пренебрежительно махнул рукой, всем своим видом выразив глубочайшее презрение:
— Я флотоводец и никогда не позволял замусоривать себе голову всей этой ерундой, связанной с колдовством.
— Поступай как знаешь, — не стал спорить Маниакис, хотя не разделял, да после той ночи в Опсикионе и не мог разделять столь пренебрежительного отношения к магии. Да, колдовское искусство — непростая штука, его трудно применить так, чтобы достичь нужного результата, а во время сражений от него мало проку. Но, несмотря на это, оно вполне реально и может оказаться смертельно опасным.
— Неужели ты доверяешь ему? — прошептал Маниакису на ухо настырный Фракс. — Даже без кораблей Тиберия флот Ключа не уступает по силе нашему. А если они в сговоре, то перетопят нас всех, как котят.
— Если бы Эринакий действительно хотел с нами разделаться, он мог прекрасно обойтись без давешней пантомимы, — устало ответил Маниакис. — Достаточно было выстроить флот сразу за мысом — и дело сделано. Ведь нам необходимо привлечь как можно больше людей под свои знамена, Фракс; мы с самого начала только на это и могли рассчитывать. И если бы вышло иначе, разве мы продвинулись бы так далеко?
— Понимаю. — Фракс упрямо выпятил подбородок. — Целиком и полностью согласен с тобой. Одно маленькое “но”: мы продвинулись так далеко с теми людьми, которым можно доверять. Во всяком случае большинству из них. Но если мы пойдем вместе с этим флотом на Видесс, а Эринакий в последний момент передумает, мы уподобимся человеку, который шел на двух ногах и вдруг обнаружил, что одна из них отвалилась.
— Очень живописно, — заметил Маниакис. — Беда в том, что, двинувшись на Видесс без флота с Ключа, мы уподобимся одноногому с самого начала.
Фракс досадливо поморщился, но кивнул:
— В общем-то верно. Согласен. Но будь осторожен, величайший!
— Постараюсь, — пообещал Маниакис и, повысив голос, обратился к Эринакию:
— У твоих пирсов найдется место для моих кораблей?
— Да. Мы разместим их в Гавдосе или в Сикеоте, на северной оконечности острова, — ответил друнгарий. — Думаю, ты захочешь держать основную часть моих кораблей в одной гавани, а основную часть своих в другой. Чтобы постоянно находиться в окружении вооруженных людей, которым полностью доверяешь.
Вряд ли он мог слышать тихий разговор Маниакиса с Фраксом. Да, не мог. Один взгляд, брошенный на широкую полосу воды, разделявшую два флагмана, убедил Маниакиса в этом. Он вовсе не собирался устраивать друнгарию проверку на сообразительность, но тот, похоже, устроил себе такую проверку сам. И прошел ее с блеском.
— Если ты полагаешь, что я упущу случай поймать тебя на слове, высокочтимый Эринакий, то ты ошибаешься, — сказал Маниакис.
В ответ друнгарий засмеялся своим лающим смехом.
— С твоей стороны было бы непростительной глупостью отказаться, пока я на деле не докажу, чего стою. Так как? Гавдос или Сикеота? Северный порт немного просторнее, зато к южному проще подходы. Но я полагаю, ты в любом случае захочешь иметь меня в заложниках? — Друнгарий сформулировал свое предположение в виде вопроса, но голос его звучал утвердительно.
— Ну, раз уж ты сам упомянул об этом, то да! — дипломатично отозвался Маниакис, вызвав своим ответом новый взрыв волчьего хохота. — Какой порт выберем? — повернулся он к Фраксу.
— Гавдос, — без колебаний ответил тот. — Друнгарий прав: туда легче подойти, а ведь далеко не все наши капитаны прежде бывали на Ключе.
В Каставале был хороший порт, в Опсикионе тоже; столица имела три великолепные гавани — северную, южную и западную. И только западный порт Видесса мог выдержать сравнение с гаванью в бухте на южном побережье Ключа. Казалось, сам Фос аккуратно вырезал идеальный круг из практически прямой береговой линии, оставив относительно узкий проход из моря в обширную, безопасную бухту. Даже самые свирепые штормы теряли здесь свою силу; они не могли добраться до стоящих в гавани судов, напоминая о себе лишь порывами ветра да легким волнением.
Если бы Видесс не стоял на скрещении сухопутных и морских торговых путей; если бы столица империи не должна была поддерживать свое богатство, ввергая в бедность возможных соперников, то империей вполне можно было бы управлять с Ключа. Интересно, подумал Маниакис, как бы выглядел мир, в котором островитяне, далеко распространив свою власть, заправляют делами на материке, а не наоборот?
Если бы. В действительности городок Гавдос был куда меньше Каставалы, не говоря уже об Опсикионе. А о сравнении с Видессом не могло быть речи. Казалось, все поселение почти целиком состоит из пакгаузов, флотских казарм, таверн, борделей и тому подобных заведений. Если флот вдруг уйдет отсюда навсегда, жизнь в местечке вскоре замрет.
— На севере, в Сикеоте, то же самое? — спросил Маниакис.
Фраксу не надо было объяснять, что он имел в виду.
— В точности то же самое, величайший, — последовал ответ. — Этот остров с незапамятных времен служит лишь базой для военно-морского флота. Выращиваемого здесь зерна не хватает даже на то, чтобы прокормить всех моряков, а ни один город не может прожить только на рыбе.
— Значит, вот оно как, — задумчиво пробормотал Маниакис. — Даже если друнгарий флота решится на мятеж, его люди обречены на голод. Разве что им удастся одержать молниеносную победу. Понятно.
Появился Трифиллий, осматривавший окрестности весьма недовольным взглядом.
— Жуткая дыра! — сообщил он с содроганием в голосе. — Невозможно выразить словами, насколько велико будет мое счастье, когда наконец закончится эта кампания и я вернусь на свою виллу в столице. Боюсь, что жизнь во всех остальных местах, где я побывал, на поверку оказалась невыносимо тоскливой.
— А я боюсь, что было бы куда тоскливее оставаться в Видессе после того, как твоей голове вздумалось одной прогуляться до Столпа, — с каменным лицом заметил Маниакис.
— Оно конечно, но даже в этом случае… — начал было Трифиллий и осекся, сообразив, что его высмеяли.
Возмущенно пыхтя, вельможа поспешно испарился. Фракс чуть не пополам согнулся от внезапно одолевшего его сильнейшего приступа кашля, но героическим усилием воли сумел-таки сдержаться и не расхохотался вслед ретировавшемуся ноблю.
Флагман Эринакия пришвартовался по соседству с “Возрождающим”. Маниакис поднялся по трапу на пристань. После долгой череды дней, проведенных в море, земная твердь зыбко покачивалась под ногами. Вместе с ним на пристань поднялись моряки, вооруженные мечами и щитами, — на случай, если Эринакий все же решится на предательство.
Но друнгарий, хоть и запыхался, спеша подняться на пристань, и хотя его качало из стороны в сторону даже сильней, чем Маниакиса, сразу распростерся на землю перед тем, кого сам назвал своим сувереном.
— Поднимайся, поднимайся! — нетерпеливо проговорил Маниакис. — Нам надо многое обсудить, спланировать, а времени осталось.., всего ничего.
Эринакий встал. Вблизи он выглядел еще более решительным и жестким, еще более упрямым и опасным человеком, чем казался, находясь на палубе своего дромона. Маниакис был двадцатью годами моложе, но ему не хотелось бы скрестить мечи с таким противником или померяться с ним силами в рукопашной схватке.
Но вот свирепое лицо вдруг осветилось улыбкой — так луч солнца, пробившийся сквозь тяжелые грозовые тучи, волшебным образом оживляет самое хмурое утро.
— Я снова получаю подтверждение, что сделал правильный выбор, — сказал друнгарий. — Генесий даже понятия не имеет о том, что такое планирование. А когда случается нечто неожиданное с ним самим или со всей империей, он хватается за что попало и осуществляет первую же идею, втемяшившуюся в его дурную башку. Так стоит ли удивляться, что мы пришли к нынешнему состоянию дел?
— Удивляться действительно нечему, — согласился Маниакис. — Но выбраться из нынешней ситуации будет очень нелегко. Свалиться в глубокую яму всегда гораздо проще и быстрее, чем выкарабкаться из нее. А у прямолинейной злобной тупости тирана есть одно несомненное преимущество: однажды вставший на его пути уже никогда не вернется, чтобы повторить свой неосторожный поступок.
— Это единственная причина, по которой Генесию удалось до сих пор усидеть на троне, — сказал Эринакий. — Но если он не исхитрится каким-либо образом убить тебя, ты его одолеешь. Ты можешь мыслить, в чем я уже убедился. А те, кто пытался поднять восстание прежде, в большинстве своем умели только действовать.
Тиран легко справился с ними, ибо его голова устроена точно так же. К тому же он уже натянул алые сапоги и сидел в столице подобно пауку, притаившемуся в центре паутины, что давало ему огромное преимущество. Но ты — орешек не по его зубам.
— Могу я задать тебе один личный вопрос? — Друнгарий неохотно кивнул, после чего Маниакис поставил вопрос ребром:
— Отчего ты сам не отправился в Видесс за короной и сапогами?
— Я думал об этом, — последовал опасный в своей честности и прямоте ответ. — Клянусь, я думал об этом не раз. Но, имея в своем распоряжении лишь флот с Ключа, я, скорее всего, потерпел бы неудачу, а рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось. За долгую жизнь я нажил слишком много врагов. Как по-твоему, почему Генесий держал меня на острове? Он близорук, это верно. Но не слеп.
Маниакис поджал губы. Комментарии Эринакия давали пищу для размышлений. Генесий оставил старшего Маниакиса губернатором Калаврии, понимая, что смещение этого генерала принесет ему куда больше вреда, чем пользы. И он удерживал способного, но непопулярного флотоводца здесь, на Ключе, ибо, получив назначение в другое место, тот мог бы постепенно наладить отношения с остальными военачальниками. Нет, глупостью здесь не пахло. Если бы Генесий использовал свои способности еще и во благо империи!
— Тебе придется разместиться во флотской казарме. — Друнгарий указал на выбеленное ветрами и дождями деревянное строение. — Надеюсь, ты не будешь в претензии. Я и сам там всегда ночую.
— Это мне вполне подходит, — заверил его Маниакис. — По сравнению с лачугами, где мне приходилось ночевать во время военных кампаний, твоя казарма выглядит не хуже императорского дворца. — Он обернулся и посмотрел на пристань, где был пришвартован “Возрождающий”. — Хотя досточтимый Трифиллий с высокочтимым Курикием воспринимают окружающее несколько иначе. А на других моих кораблях находятся еще человек десять столичных ноблей.
— Ну, если они действительно хотят избавиться от Генесия, им придется немного потерпеть, — заметил Эринакий. — Таковы превратности судьбы. А ежели им так сильно не по нутру жесткие постели и соленая рыба, пусть проваливают в ледяную преисподнюю к Скотосу.
Маниакис не выразился бы так прямо, но в целом его мысли совпадали с грубоватой оценкой друнгария. Хотя некоторые вельможи, попав в казарму, постарались мужественно перенести непривычные для них неудобства, большинство предпочли ворчать и жаловаться.
Немного понаблюдав за этой картиной, Эринакий презрительно сплюнул:
— Сборище сосунков, которых только что отняли от груди. Тычутся повсюду и хнычут. Требуют, чтобы мамка снова сунула им титьку.
— Пусть их, — отмахнулся Маниакис, заслужив неодобрительный взгляд друнгария.
Столичные нобли его не особенно раздражали. Пускай себе скулят и стенают по поводу отведенных им помещений; зато они наконец-то начали действовать именно так, как он рассчитывал. Он с удовлетворением наблюдал, как вельможи слоняются по казарме, подсаживаются с кружками терпкого вина то к одному капитану Эринакия, то к другому, ведут с ними разговоры. Чья-то женитьба, родство или кумовство, шапочное знакомство, денежный интерес… Казалось, они знают почти каждого старшего флотского офицера. И чем больше они разговорят моряков, тем крепче сплетут узы, которыми Маниакис надеялся привязать к себе флот Ключа.
— Завтра Генесию станет известно, что ты находишься здесь, а я перешел на твою сторону, — сказал Эринакий. — Вряд ли он обрадуется таким новостям.
— Значит, надо выступить в поход на столицу именно завтра, — ответил Маниакис. — Чем быстрее мы будем двигаться, тем меньше шансов, что он успеет сообразить, где именно мы находимся и что собираемся делать.
Эринакий приветственным жестом поднял свой кубок.
— Ты говоришь как опытный военачальник, величайший! — Он отпил из кубка, изучающе глядя на Маниакиса. — Чем больше я тебя слушаю, величайший, тем больше мне нравится то, что я слышу. Видессии не видать процветания — да что там. Боже правый! — Видессии просто не выжить при нынешних обстоятельствах, если алые сапоги вдруг окажутся на ногах лежебоки!
— Если я не буду все время двигаться, то весьма вероятно, что выжить не удастся именно мне, — заметил Маниакис. — Как я тебе говорил, Генесий уже пытался устранить меня при помощи колдовства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Эринакий пренебрежительно махнул рукой, всем своим видом выразив глубочайшее презрение:
— Я флотоводец и никогда не позволял замусоривать себе голову всей этой ерундой, связанной с колдовством.
— Поступай как знаешь, — не стал спорить Маниакис, хотя не разделял, да после той ночи в Опсикионе и не мог разделять столь пренебрежительного отношения к магии. Да, колдовское искусство — непростая штука, его трудно применить так, чтобы достичь нужного результата, а во время сражений от него мало проку. Но, несмотря на это, оно вполне реально и может оказаться смертельно опасным.
— Неужели ты доверяешь ему? — прошептал Маниакису на ухо настырный Фракс. — Даже без кораблей Тиберия флот Ключа не уступает по силе нашему. А если они в сговоре, то перетопят нас всех, как котят.
— Если бы Эринакий действительно хотел с нами разделаться, он мог прекрасно обойтись без давешней пантомимы, — устало ответил Маниакис. — Достаточно было выстроить флот сразу за мысом — и дело сделано. Ведь нам необходимо привлечь как можно больше людей под свои знамена, Фракс; мы с самого начала только на это и могли рассчитывать. И если бы вышло иначе, разве мы продвинулись бы так далеко?
— Понимаю. — Фракс упрямо выпятил подбородок. — Целиком и полностью согласен с тобой. Одно маленькое “но”: мы продвинулись так далеко с теми людьми, которым можно доверять. Во всяком случае большинству из них. Но если мы пойдем вместе с этим флотом на Видесс, а Эринакий в последний момент передумает, мы уподобимся человеку, который шел на двух ногах и вдруг обнаружил, что одна из них отвалилась.
— Очень живописно, — заметил Маниакис. — Беда в том, что, двинувшись на Видесс без флота с Ключа, мы уподобимся одноногому с самого начала.
Фракс досадливо поморщился, но кивнул:
— В общем-то верно. Согласен. Но будь осторожен, величайший!
— Постараюсь, — пообещал Маниакис и, повысив голос, обратился к Эринакию:
— У твоих пирсов найдется место для моих кораблей?
— Да. Мы разместим их в Гавдосе или в Сикеоте, на северной оконечности острова, — ответил друнгарий. — Думаю, ты захочешь держать основную часть моих кораблей в одной гавани, а основную часть своих в другой. Чтобы постоянно находиться в окружении вооруженных людей, которым полностью доверяешь.
Вряд ли он мог слышать тихий разговор Маниакиса с Фраксом. Да, не мог. Один взгляд, брошенный на широкую полосу воды, разделявшую два флагмана, убедил Маниакиса в этом. Он вовсе не собирался устраивать друнгарию проверку на сообразительность, но тот, похоже, устроил себе такую проверку сам. И прошел ее с блеском.
— Если ты полагаешь, что я упущу случай поймать тебя на слове, высокочтимый Эринакий, то ты ошибаешься, — сказал Маниакис.
В ответ друнгарий засмеялся своим лающим смехом.
— С твоей стороны было бы непростительной глупостью отказаться, пока я на деле не докажу, чего стою. Так как? Гавдос или Сикеота? Северный порт немного просторнее, зато к южному проще подходы. Но я полагаю, ты в любом случае захочешь иметь меня в заложниках? — Друнгарий сформулировал свое предположение в виде вопроса, но голос его звучал утвердительно.
— Ну, раз уж ты сам упомянул об этом, то да! — дипломатично отозвался Маниакис, вызвав своим ответом новый взрыв волчьего хохота. — Какой порт выберем? — повернулся он к Фраксу.
— Гавдос, — без колебаний ответил тот. — Друнгарий прав: туда легче подойти, а ведь далеко не все наши капитаны прежде бывали на Ключе.
В Каставале был хороший порт, в Опсикионе тоже; столица имела три великолепные гавани — северную, южную и западную. И только западный порт Видесса мог выдержать сравнение с гаванью в бухте на южном побережье Ключа. Казалось, сам Фос аккуратно вырезал идеальный круг из практически прямой береговой линии, оставив относительно узкий проход из моря в обширную, безопасную бухту. Даже самые свирепые штормы теряли здесь свою силу; они не могли добраться до стоящих в гавани судов, напоминая о себе лишь порывами ветра да легким волнением.
Если бы Видесс не стоял на скрещении сухопутных и морских торговых путей; если бы столица империи не должна была поддерживать свое богатство, ввергая в бедность возможных соперников, то империей вполне можно было бы управлять с Ключа. Интересно, подумал Маниакис, как бы выглядел мир, в котором островитяне, далеко распространив свою власть, заправляют делами на материке, а не наоборот?
Если бы. В действительности городок Гавдос был куда меньше Каставалы, не говоря уже об Опсикионе. А о сравнении с Видессом не могло быть речи. Казалось, все поселение почти целиком состоит из пакгаузов, флотских казарм, таверн, борделей и тому подобных заведений. Если флот вдруг уйдет отсюда навсегда, жизнь в местечке вскоре замрет.
— На севере, в Сикеоте, то же самое? — спросил Маниакис.
Фраксу не надо было объяснять, что он имел в виду.
— В точности то же самое, величайший, — последовал ответ. — Этот остров с незапамятных времен служит лишь базой для военно-морского флота. Выращиваемого здесь зерна не хватает даже на то, чтобы прокормить всех моряков, а ни один город не может прожить только на рыбе.
— Значит, вот оно как, — задумчиво пробормотал Маниакис. — Даже если друнгарий флота решится на мятеж, его люди обречены на голод. Разве что им удастся одержать молниеносную победу. Понятно.
Появился Трифиллий, осматривавший окрестности весьма недовольным взглядом.
— Жуткая дыра! — сообщил он с содроганием в голосе. — Невозможно выразить словами, насколько велико будет мое счастье, когда наконец закончится эта кампания и я вернусь на свою виллу в столице. Боюсь, что жизнь во всех остальных местах, где я побывал, на поверку оказалась невыносимо тоскливой.
— А я боюсь, что было бы куда тоскливее оставаться в Видессе после того, как твоей голове вздумалось одной прогуляться до Столпа, — с каменным лицом заметил Маниакис.
— Оно конечно, но даже в этом случае… — начал было Трифиллий и осекся, сообразив, что его высмеяли.
Возмущенно пыхтя, вельможа поспешно испарился. Фракс чуть не пополам согнулся от внезапно одолевшего его сильнейшего приступа кашля, но героическим усилием воли сумел-таки сдержаться и не расхохотался вслед ретировавшемуся ноблю.
Флагман Эринакия пришвартовался по соседству с “Возрождающим”. Маниакис поднялся по трапу на пристань. После долгой череды дней, проведенных в море, земная твердь зыбко покачивалась под ногами. Вместе с ним на пристань поднялись моряки, вооруженные мечами и щитами, — на случай, если Эринакий все же решится на предательство.
Но друнгарий, хоть и запыхался, спеша подняться на пристань, и хотя его качало из стороны в сторону даже сильней, чем Маниакиса, сразу распростерся на землю перед тем, кого сам назвал своим сувереном.
— Поднимайся, поднимайся! — нетерпеливо проговорил Маниакис. — Нам надо многое обсудить, спланировать, а времени осталось.., всего ничего.
Эринакий встал. Вблизи он выглядел еще более решительным и жестким, еще более упрямым и опасным человеком, чем казался, находясь на палубе своего дромона. Маниакис был двадцатью годами моложе, но ему не хотелось бы скрестить мечи с таким противником или померяться с ним силами в рукопашной схватке.
Но вот свирепое лицо вдруг осветилось улыбкой — так луч солнца, пробившийся сквозь тяжелые грозовые тучи, волшебным образом оживляет самое хмурое утро.
— Я снова получаю подтверждение, что сделал правильный выбор, — сказал друнгарий. — Генесий даже понятия не имеет о том, что такое планирование. А когда случается нечто неожиданное с ним самим или со всей империей, он хватается за что попало и осуществляет первую же идею, втемяшившуюся в его дурную башку. Так стоит ли удивляться, что мы пришли к нынешнему состоянию дел?
— Удивляться действительно нечему, — согласился Маниакис. — Но выбраться из нынешней ситуации будет очень нелегко. Свалиться в глубокую яму всегда гораздо проще и быстрее, чем выкарабкаться из нее. А у прямолинейной злобной тупости тирана есть одно несомненное преимущество: однажды вставший на его пути уже никогда не вернется, чтобы повторить свой неосторожный поступок.
— Это единственная причина, по которой Генесию удалось до сих пор усидеть на троне, — сказал Эринакий. — Но если он не исхитрится каким-либо образом убить тебя, ты его одолеешь. Ты можешь мыслить, в чем я уже убедился. А те, кто пытался поднять восстание прежде, в большинстве своем умели только действовать.
Тиран легко справился с ними, ибо его голова устроена точно так же. К тому же он уже натянул алые сапоги и сидел в столице подобно пауку, притаившемуся в центре паутины, что давало ему огромное преимущество. Но ты — орешек не по его зубам.
— Могу я задать тебе один личный вопрос? — Друнгарий неохотно кивнул, после чего Маниакис поставил вопрос ребром:
— Отчего ты сам не отправился в Видесс за короной и сапогами?
— Я думал об этом, — последовал опасный в своей честности и прямоте ответ. — Клянусь, я думал об этом не раз. Но, имея в своем распоряжении лишь флот с Ключа, я, скорее всего, потерпел бы неудачу, а рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось. За долгую жизнь я нажил слишком много врагов. Как по-твоему, почему Генесий держал меня на острове? Он близорук, это верно. Но не слеп.
Маниакис поджал губы. Комментарии Эринакия давали пищу для размышлений. Генесий оставил старшего Маниакиса губернатором Калаврии, понимая, что смещение этого генерала принесет ему куда больше вреда, чем пользы. И он удерживал способного, но непопулярного флотоводца здесь, на Ключе, ибо, получив назначение в другое место, тот мог бы постепенно наладить отношения с остальными военачальниками. Нет, глупостью здесь не пахло. Если бы Генесий использовал свои способности еще и во благо империи!
— Тебе придется разместиться во флотской казарме. — Друнгарий указал на выбеленное ветрами и дождями деревянное строение. — Надеюсь, ты не будешь в претензии. Я и сам там всегда ночую.
— Это мне вполне подходит, — заверил его Маниакис. — По сравнению с лачугами, где мне приходилось ночевать во время военных кампаний, твоя казарма выглядит не хуже императорского дворца. — Он обернулся и посмотрел на пристань, где был пришвартован “Возрождающий”. — Хотя досточтимый Трифиллий с высокочтимым Курикием воспринимают окружающее несколько иначе. А на других моих кораблях находятся еще человек десять столичных ноблей.
— Ну, если они действительно хотят избавиться от Генесия, им придется немного потерпеть, — заметил Эринакий. — Таковы превратности судьбы. А ежели им так сильно не по нутру жесткие постели и соленая рыба, пусть проваливают в ледяную преисподнюю к Скотосу.
Маниакис не выразился бы так прямо, но в целом его мысли совпадали с грубоватой оценкой друнгария. Хотя некоторые вельможи, попав в казарму, постарались мужественно перенести непривычные для них неудобства, большинство предпочли ворчать и жаловаться.
Немного понаблюдав за этой картиной, Эринакий презрительно сплюнул:
— Сборище сосунков, которых только что отняли от груди. Тычутся повсюду и хнычут. Требуют, чтобы мамка снова сунула им титьку.
— Пусть их, — отмахнулся Маниакис, заслужив неодобрительный взгляд друнгария.
Столичные нобли его не особенно раздражали. Пускай себе скулят и стенают по поводу отведенных им помещений; зато они наконец-то начали действовать именно так, как он рассчитывал. Он с удовлетворением наблюдал, как вельможи слоняются по казарме, подсаживаются с кружками терпкого вина то к одному капитану Эринакия, то к другому, ведут с ними разговоры. Чья-то женитьба, родство или кумовство, шапочное знакомство, денежный интерес… Казалось, они знают почти каждого старшего флотского офицера. И чем больше они разговорят моряков, тем крепче сплетут узы, которыми Маниакис надеялся привязать к себе флот Ключа.
— Завтра Генесию станет известно, что ты находишься здесь, а я перешел на твою сторону, — сказал Эринакий. — Вряд ли он обрадуется таким новостям.
— Значит, надо выступить в поход на столицу именно завтра, — ответил Маниакис. — Чем быстрее мы будем двигаться, тем меньше шансов, что он успеет сообразить, где именно мы находимся и что собираемся делать.
Эринакий приветственным жестом поднял свой кубок.
— Ты говоришь как опытный военачальник, величайший! — Он отпил из кубка, изучающе глядя на Маниакиса. — Чем больше я тебя слушаю, величайший, тем больше мне нравится то, что я слышу. Видессии не видать процветания — да что там. Боже правый! — Видессии просто не выжить при нынешних обстоятельствах, если алые сапоги вдруг окажутся на ногах лежебоки!
— Если я не буду все время двигаться, то весьма вероятно, что выжить не удастся именно мне, — заметил Маниакис. — Как я тебе говорил, Генесий уже пытался устранить меня при помощи колдовства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78