Это было неприятно. Я закрыл их руками и прижал к голове. Уши сложились на макушке крест-накрест.
За дверью послышались шаги, и в комнату заглянула мама.
— Леша, ты, кажется, спрашивал меня, что поесть? В холодильнике котлеты куриные и гречка…
— Сериал точно кончился? Или это снова рекламная пауза? — спросил я с опаской.
— Кончился.
— Тогда мне надо с тобой поговорить. Мама, это очень важно!
— Что-то случилось? — Лицо мамы сделалось настороженным.
— Ничего не случилось. Почти.
— У тебя голова болит? — спросила мама, озабоченно меня разглядывая. — Что ты за голову держишься?
— Не болит у меня голова… — сказал я. — Просто… В общем, смотри сама!
Я опустил руки, чтобы уши расправились над головой, но они остались лежать крестом на затылке. Я осторожно расправил их вверх. Левое опять свернулось в трубочку.
— Ой, — сказала мама. — Что это?
— Это уши.
— Это… у тебя давно? — Мама осторожно подошла и потрогала ухо.
— Я их могу вырастить, а могу обратно.
— Ой! А что это у тебя с рукой?! — крикнула мама.
— Где? А, это… — Я протянул руку с длиннющими узловатыми пальцами, из которых тянулись когти.
— Я вызову неотложку! — твердо сказала мама и пошла к телефону.
— Не надо неотложку! — крикнул я, но мама уже набирала номер.
Я тоскливо подождал, пока она закончит диктовать адрес и вернется в комнату. Но она отправилась на кухню, долго хлопала шкафчиками и переставляла посуду. Наконец вернулась в комнату. В одной руке она несла дымящуюся чашку, в другой — градусник.
— Ну-ка ложись в постель, Леша! Нечего с голыми ногами сидеть.
— Мама! — сказал я с тоской. — Почему ты не хочешь со мной поговорить?
— Сейчас, — сказала мама. — На вот, выпей. Она сунула мне под нос дымящуюся чашку. Чашка пахла сеном.
— Что это?
— Это травки. Багульничек я заварила.
— Зачем мне багульничек?
— Пей, пей. Это мне тетя Лена с шестого этажа принесла, она на даче сама выращивает.
— Зачем мне?
— Он шлаки выводит.
— У меня нет шлаков! Мама, я оборотень!
— Багульничек от всего помогает.
Мама сделала строгое лицо, несколько раз встряхнула градусник и протянула мне.
— Мама, зачем мне градусник? — Я уже жалел, что начал с ней разговор.
— Надо, — сказала мама уверенно. — Приедет неотложка, спросят — какая температура? Что я им скажу?
Я понял, что спорить бесполезно, сунул градусник под мышку, накинул плед и залез под одеяло. Мама села рядом, озабоченно глядя на мои уши.
— Мама, выслушай меня, пожалуйста.
— Сынок, я тебя слушаю.
— Мама, я — оборотень. Я могу выращивать клыки, волчью морду, шерсть. Могу удлинять уши, когти. Вот! — Я вынул из-под одеяла руку с когтями.
— Я никогда ничего подобного не видела, — сказала мама. — Давай я позову тетю Лену с шестого?
— Не надо тетю Лену, — сказал я. — Просто посоветуй — что мне делать.
— Нужен врач, — ответила мама.
— При чем тут врач? — вздохнул я, — Может быть, тут нужен священник?
Мама задумалась.
— Может быть, священник, — сказала она наконец. — Но такого телефона у нас пока нет. Скорая медицинская помощь есть, скорая пожарная или милиционерская помощь есть, а вот скорой… этой… нет.
Я вздохнул.
— Давно ты это заметил? — спросила мама.
— Что — это?
— Ну, уши и пальцы.
— При чем тут — заметил? Я могу их выращивать и убирать, когда захочу!
Мама ошарашенно помолчала и посмотрела на меня:
— Так, значит, ты можешь их убрать?
— Могу, конечно!
— Так убери!
Я взял зеркальце и начал убирать уши. Это оказалось еще более щекотным занятием, но наконец уши пришли в порядок.
— Ну вот видишь! — сказала мама с облегчением. — Давай-ка я тебе еще багульничка налью.
— Не надо, — сказал я.
— Ну хорошо. — Мама послушно села рядом, лицо у нее прояснилось. — Скажи, а зачем ты это делаешь?
— Что?
— Уши выращиваешь?
— Мама!!! — закричал я. — Ты что, не понимаешь?! Я могу их вырастить!
— Не кричи на мать! — сказала мама строго. — Ты сам сказал — могу вырастить. А можешь невыращивать?
— Могу.
— Ну и не выращивай! Я тоже могу руку в печку сунуть. А смысл?
— Ну вот ты можешь вырастить уши?
— Господи, ну почему у нас все не как у людей? — Мама вздохнула и озабоченно посмотрела на часы. — Что ж они не едут-то?
— Неотложка? Да пятнадцать минут прошло, ты чего? Помнишь, прошлым летом у тебя было подозрение на аппендицит, и они четыре часа…
И в этот момент в дверь позвонили. Мама вскочила, поправила фартук и пошла открывать. В прихожей раздались шаги, и баритон спросил: “Где руки помыть можно?” Долго хлопали двери ванной, шуршали тапки. Затем дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился абсолютно лысый дядька в зеленом халате и с саквояжем в руке. Из-за его плеча выглядывала встревоженная мама.
Дядька хмуро и деловито оглядел комнату, стол, заваленный компьютерными железяками, плакаты на стене. Затем его взгляд остановился на мне. Он подошел к дивану и поставил саквояж на пол.
— Ну? — сказал он бодро. — Что у нас стряслось?
— Леша, покажи уши доктору, — сказала мама.
— Уши я уже убрал, — сказал я хмуро. — Руку могу показать.
Я высунул из-под одеяла руку и протянул вперед.
— У-У-У — сказал доктор, брезгливо взял ее в свою ладонь и пощупал. — Так не больно?
— Не больно, — сказал я мрачно.
— А так? — Он нажал в центр ладони,
— И так не больно.
— Как это началось?
— Никак не началось, — ответил я мрачно. — Взял и отрастил себе такую.
Доктор сел за стол, отодвинул мои компьютерные железяки, достал блокнот и начал писать. Мама подошла и заглянула через его плечо.
— Ну что? — бодро сказал доктор, оторвавшись от листка. — В больницу поедем?
— В какую еще больницу? — спросил я.
— На обследование. В инфекционную надо бы по-хорошему. Или в травматологию. Но тут уж где места будут, это звонить надо.
— Доктор, а что это? — спросила мама.
— Откуда я знаю, что я, врач, что ли?
— А кто?! — сказали мы хором с мамой.. — Я фельдшер “Скорой помощи”, — заявил он. — Здесь нужно обследование. Руку на рентген, анализ крови.
— У него еще уши, — сказала мама.
— Что с ушами?
Доктор подошел ко мне, положил руки на голову и ощупал уши. Затем ощупал лимфоузлы на затылке.
— Болят уши? — спросил он.
— Не болят, — сказал я. — Вот что у меня с ушами. Я сосредоточился, и стало дико щекотно. Уши поползли вверх и заколыхались над макушкой
— Вы видели? — сказала мама.
— Я тринадцать лет на “скорой”, — сказал фельдшер, небрежно щупая мое левое ухо. — Еще не то видел. Давайте в больницу. Если хотите…
— А если не хотим? — спросил я.
— Тогда завтра — в районную поликлинику.
— В районную, — быстро сказал я.
— И правильно. Ты же ходить можешь? Можешь ходить?
— Могу, конечно.
— Вот и пойдешь к своему участковому.
— Спасибо вам большое, доктор, — сказала мама.
— Ну, значит, всего доброго. — Фельдшер поднял с пола свой саквояж и подмигнул мне. — Выздоравливай.
Он вышел из комнаты. Было слышно, как мама проводила его до двери, как щелкнула за ним дверь. Мама вернулась в комнату.
— Ну что ж, — сказала она. — Я завтра с утра позвоню в поликлинику и узнаю, когда наша Кукарекина принимает. А ты… Ты сейчас можешь убрать это?
Я сосредоточился и вернул уши и руку в нормальное состояние.
* * *
Утром мама разбудила меня в семь и отправила в поликлинику. Я честно отстоял очередь к нашей Кукарекиной. Стояли к ней в основном старики-старушки, а чтобы не было скучно, вели суровые степенные беседы о политике, ценах и нравах. Им не было скучно, мне было. Почему все старики говорят одинаковыми голосами одно и то же? Во все времена во всех странах послушаешь стариков — нравы падают, цены растут, а главный политик всегда хуже, чем предыдущий.
Подходит моя очередь, и захожу я к Кукарекиной. Тетка она хорошая, не злобная. А работа у нее тяжелая. По сути, она болезни не лечит, а так, администрирует. В кабинете у нее филиал регистратуры. Вот и сейчас — не поднимая головы, заполняет карточку на предыдущего больного. Особым таким медицинским почерком, который больной разобрать не сможет. Сажусь я на стул перед ней и жду. И понимаю, что зря я сюда пришел, ничего мне тут нового не скажут.
— Ну? — Кукарекина поднимает на меня круглые глаза, усталые, добродушные и глупые. — Что у нас случилось?
Рассказывать ей, что со мной теперь происходят странные вещи? Что я могу трансформировать тело? Молча кладу руку на стол и начинаю вытягивать пальцы с когтями. Почему-то, кроме когтистой лапы, ничего в голову не приходит. Палец, что ли, шестой вырастить? Сосредоточиваюсь и начинаю представлять, что у меня растет шестой палец. Как раз для него на руке место есть свободное — между большим и указательным. Палец действительно вырастает. И с виду он совсем как настоящий, только не сгибается. Не представляю, как сделать его сгибающимся. А Кукарекина не видит ничего этого, заполняет карточку нервными медицинскими буквами. И тут до карточки доползают мои когти. Кукарекина вздрагивает и прекращает писанину. Смотрит на когти, а затем медленно поднимает на меня взгляд.
— Ой-е-ей… — говорит она. — Давно это? Это в травмопункт надо.
— Не надо в травмопункт, — говорю. — Это теперь мое нормальное состояние. Хочу — выращиваю когти, хочу — убираю.
Но Кукарекина уже и сама отошла от шока, пришла в себя и тянется к пластиковой вазочке посреди стола. Там у нее пучки карандашей, авторучек и прочей ерунды. Даже циркуль “козья ножка” торчит. Зачем он ей, интересно? Кукарекина крутит вазочку по кругу, наконец находит небольшую металлическую линейку и начинает измерять длину моих пальцев.
— Я могу дальше вырастить, — говорю ей и вытягиваю пальцы еще сантиметров на десять.
— Да уже вижу, вижу… — бормочет Кукарекина. Она берет мою карточку, слюнявит палец и листает желтые страницы. Затем аккуратно записывает цифры.
— Так что это со мной? — спрашиваю.
— Обследоваться надо. Кровь сдать. Рентгенчик. Вот пишу тебе… Флюорографию в этом году делал?
— Нет.
— Вот видишь. Заодно и флюорографию сделаешь. Постой. — Кукарекина отрывается от карточки. — Я не поняла, ты ногти свои обратно убрать можешь?
— Могу. — Я привожу руку в нормальный вид, когти исчезают, пальцы уменьшаются, и шестой палец втягивается внутрь без следа.
— Первый раз такое вижу, — говорит Кукарекина искренне. — Ну и теперь как?
— Что — как?
— Рука не беспокоит?
— Не беспокоит меня рука.
— А чего ты тогда от меня хочешь? — Кукарекина откидывается на спинку стула.
— Я хочу узнать, что со мной происходит.
— Ну все же в порядке? — Кукарекина округляет глаза и кивает на мою руку.
— Что в порядке? Если я в любой момент могу отрастить клыки и когти?
— Ну! Милый мой! — фыркает Кукарекина. — Я тоже могу из окошка прыгнуть! И по врачам потом ходить, голову морочить!
— Это я уже слышал, — говорю. — Почему все мне говорят одно и то же одинаковыми словами? Вот и мать. И врач “скорой”. Вы издеваетесь надо мной? К вам что, каждый день приходят вампиры и оборотни?
— Милый мой! Да не то слово! — говорит Кукарекина. — С восьми до двух по четным, с двух до семи по нечетным. И каждый — кровушки норовит попить. С каждым поговори, каждому бюллетень выпиши!
— А если я уши отращу? Морду волчью? Вам это совершенно неудивительно?
— Молодой человек… э-э-э… — Кукарекина заглядывает на обложку моей карточки. — Матвеев? Матвеев, что ты от меня хочешь? Бюллетень хочешь — я тебе выпишу. Лечиться хочешь — дам тебе талончик на анализы, пойдешь по врачам. У меня вон очередь, я не могу с тобой полдня сидеть, слушать глупости.
— Понятно. — Я встаю. — Спасибо вам. Извините. Всего доброго.
— Что, и бюллетень не надо? — недоверчиво спрашивает Кукарекина.
— Нет, спасибо. Я здоров.
— Ну и слава богу, — пожимает плечами Кукарекина. — Позови там следующего…
* * *
Неделя прошла спокойно. Конечно, ни на какие анализы я не пошел, а с руками и ушами больше не экспериментировал. В институт ходить перестал — у нас шла дипломная практика, чего там делать? На вычислительном центре тоже перестал появляться — там все было в порядке, я хорошо проинструктировал своих лаборантов из младших студентов. Мама тоже как-то успокоилась. Не то чтобы она забыла эту историю, но предпочитала не думать об этом. И я ее прекрасно понимаю. Действительно, чего тут думать? Все нормально. Я и сам старался не думать. Единственное, что мне хотелось, — это съездить к Нику и поговорить с ним. Просто как с умным человеком, посоветоваться. Но времени не было. Не было времени даже встречаться с Аленкой, она обижалась. Каждый день я ходил на работу в “ЕМ-софт”, Деньги мне платили очень даже неплохие, но нравилось там все меньше. Знаешь, бывает такое — вроде бы все нормально, жизнь катится в нужную сторону по крепким стальным рельсам, а ты нет-нет да и думаешь — чего-то не хватает, надо что-то менять. И я решил для начала менять работу. Подошел я к этому делу ответственно — составил список престижных фирм, в которых мне хотелось бы работать. Разослал резюме и стал ждать ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
За дверью послышались шаги, и в комнату заглянула мама.
— Леша, ты, кажется, спрашивал меня, что поесть? В холодильнике котлеты куриные и гречка…
— Сериал точно кончился? Или это снова рекламная пауза? — спросил я с опаской.
— Кончился.
— Тогда мне надо с тобой поговорить. Мама, это очень важно!
— Что-то случилось? — Лицо мамы сделалось настороженным.
— Ничего не случилось. Почти.
— У тебя голова болит? — спросила мама, озабоченно меня разглядывая. — Что ты за голову держишься?
— Не болит у меня голова… — сказал я. — Просто… В общем, смотри сама!
Я опустил руки, чтобы уши расправились над головой, но они остались лежать крестом на затылке. Я осторожно расправил их вверх. Левое опять свернулось в трубочку.
— Ой, — сказала мама. — Что это?
— Это уши.
— Это… у тебя давно? — Мама осторожно подошла и потрогала ухо.
— Я их могу вырастить, а могу обратно.
— Ой! А что это у тебя с рукой?! — крикнула мама.
— Где? А, это… — Я протянул руку с длиннющими узловатыми пальцами, из которых тянулись когти.
— Я вызову неотложку! — твердо сказала мама и пошла к телефону.
— Не надо неотложку! — крикнул я, но мама уже набирала номер.
Я тоскливо подождал, пока она закончит диктовать адрес и вернется в комнату. Но она отправилась на кухню, долго хлопала шкафчиками и переставляла посуду. Наконец вернулась в комнату. В одной руке она несла дымящуюся чашку, в другой — градусник.
— Ну-ка ложись в постель, Леша! Нечего с голыми ногами сидеть.
— Мама! — сказал я с тоской. — Почему ты не хочешь со мной поговорить?
— Сейчас, — сказала мама. — На вот, выпей. Она сунула мне под нос дымящуюся чашку. Чашка пахла сеном.
— Что это?
— Это травки. Багульничек я заварила.
— Зачем мне багульничек?
— Пей, пей. Это мне тетя Лена с шестого этажа принесла, она на даче сама выращивает.
— Зачем мне?
— Он шлаки выводит.
— У меня нет шлаков! Мама, я оборотень!
— Багульничек от всего помогает.
Мама сделала строгое лицо, несколько раз встряхнула градусник и протянула мне.
— Мама, зачем мне градусник? — Я уже жалел, что начал с ней разговор.
— Надо, — сказала мама уверенно. — Приедет неотложка, спросят — какая температура? Что я им скажу?
Я понял, что спорить бесполезно, сунул градусник под мышку, накинул плед и залез под одеяло. Мама села рядом, озабоченно глядя на мои уши.
— Мама, выслушай меня, пожалуйста.
— Сынок, я тебя слушаю.
— Мама, я — оборотень. Я могу выращивать клыки, волчью морду, шерсть. Могу удлинять уши, когти. Вот! — Я вынул из-под одеяла руку с когтями.
— Я никогда ничего подобного не видела, — сказала мама. — Давай я позову тетю Лену с шестого?
— Не надо тетю Лену, — сказал я. — Просто посоветуй — что мне делать.
— Нужен врач, — ответила мама.
— При чем тут врач? — вздохнул я, — Может быть, тут нужен священник?
Мама задумалась.
— Может быть, священник, — сказала она наконец. — Но такого телефона у нас пока нет. Скорая медицинская помощь есть, скорая пожарная или милиционерская помощь есть, а вот скорой… этой… нет.
Я вздохнул.
— Давно ты это заметил? — спросила мама.
— Что — это?
— Ну, уши и пальцы.
— При чем тут — заметил? Я могу их выращивать и убирать, когда захочу!
Мама ошарашенно помолчала и посмотрела на меня:
— Так, значит, ты можешь их убрать?
— Могу, конечно!
— Так убери!
Я взял зеркальце и начал убирать уши. Это оказалось еще более щекотным занятием, но наконец уши пришли в порядок.
— Ну вот видишь! — сказала мама с облегчением. — Давай-ка я тебе еще багульничка налью.
— Не надо, — сказал я.
— Ну хорошо. — Мама послушно села рядом, лицо у нее прояснилось. — Скажи, а зачем ты это делаешь?
— Что?
— Уши выращиваешь?
— Мама!!! — закричал я. — Ты что, не понимаешь?! Я могу их вырастить!
— Не кричи на мать! — сказала мама строго. — Ты сам сказал — могу вырастить. А можешь невыращивать?
— Могу.
— Ну и не выращивай! Я тоже могу руку в печку сунуть. А смысл?
— Ну вот ты можешь вырастить уши?
— Господи, ну почему у нас все не как у людей? — Мама вздохнула и озабоченно посмотрела на часы. — Что ж они не едут-то?
— Неотложка? Да пятнадцать минут прошло, ты чего? Помнишь, прошлым летом у тебя было подозрение на аппендицит, и они четыре часа…
И в этот момент в дверь позвонили. Мама вскочила, поправила фартук и пошла открывать. В прихожей раздались шаги, и баритон спросил: “Где руки помыть можно?” Долго хлопали двери ванной, шуршали тапки. Затем дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился абсолютно лысый дядька в зеленом халате и с саквояжем в руке. Из-за его плеча выглядывала встревоженная мама.
Дядька хмуро и деловито оглядел комнату, стол, заваленный компьютерными железяками, плакаты на стене. Затем его взгляд остановился на мне. Он подошел к дивану и поставил саквояж на пол.
— Ну? — сказал он бодро. — Что у нас стряслось?
— Леша, покажи уши доктору, — сказала мама.
— Уши я уже убрал, — сказал я хмуро. — Руку могу показать.
Я высунул из-под одеяла руку и протянул вперед.
— У-У-У — сказал доктор, брезгливо взял ее в свою ладонь и пощупал. — Так не больно?
— Не больно, — сказал я мрачно.
— А так? — Он нажал в центр ладони,
— И так не больно.
— Как это началось?
— Никак не началось, — ответил я мрачно. — Взял и отрастил себе такую.
Доктор сел за стол, отодвинул мои компьютерные железяки, достал блокнот и начал писать. Мама подошла и заглянула через его плечо.
— Ну что? — бодро сказал доктор, оторвавшись от листка. — В больницу поедем?
— В какую еще больницу? — спросил я.
— На обследование. В инфекционную надо бы по-хорошему. Или в травматологию. Но тут уж где места будут, это звонить надо.
— Доктор, а что это? — спросила мама.
— Откуда я знаю, что я, врач, что ли?
— А кто?! — сказали мы хором с мамой.. — Я фельдшер “Скорой помощи”, — заявил он. — Здесь нужно обследование. Руку на рентген, анализ крови.
— У него еще уши, — сказала мама.
— Что с ушами?
Доктор подошел ко мне, положил руки на голову и ощупал уши. Затем ощупал лимфоузлы на затылке.
— Болят уши? — спросил он.
— Не болят, — сказал я. — Вот что у меня с ушами. Я сосредоточился, и стало дико щекотно. Уши поползли вверх и заколыхались над макушкой
— Вы видели? — сказала мама.
— Я тринадцать лет на “скорой”, — сказал фельдшер, небрежно щупая мое левое ухо. — Еще не то видел. Давайте в больницу. Если хотите…
— А если не хотим? — спросил я.
— Тогда завтра — в районную поликлинику.
— В районную, — быстро сказал я.
— И правильно. Ты же ходить можешь? Можешь ходить?
— Могу, конечно.
— Вот и пойдешь к своему участковому.
— Спасибо вам большое, доктор, — сказала мама.
— Ну, значит, всего доброго. — Фельдшер поднял с пола свой саквояж и подмигнул мне. — Выздоравливай.
Он вышел из комнаты. Было слышно, как мама проводила его до двери, как щелкнула за ним дверь. Мама вернулась в комнату.
— Ну что ж, — сказала она. — Я завтра с утра позвоню в поликлинику и узнаю, когда наша Кукарекина принимает. А ты… Ты сейчас можешь убрать это?
Я сосредоточился и вернул уши и руку в нормальное состояние.
* * *
Утром мама разбудила меня в семь и отправила в поликлинику. Я честно отстоял очередь к нашей Кукарекиной. Стояли к ней в основном старики-старушки, а чтобы не было скучно, вели суровые степенные беседы о политике, ценах и нравах. Им не было скучно, мне было. Почему все старики говорят одинаковыми голосами одно и то же? Во все времена во всех странах послушаешь стариков — нравы падают, цены растут, а главный политик всегда хуже, чем предыдущий.
Подходит моя очередь, и захожу я к Кукарекиной. Тетка она хорошая, не злобная. А работа у нее тяжелая. По сути, она болезни не лечит, а так, администрирует. В кабинете у нее филиал регистратуры. Вот и сейчас — не поднимая головы, заполняет карточку на предыдущего больного. Особым таким медицинским почерком, который больной разобрать не сможет. Сажусь я на стул перед ней и жду. И понимаю, что зря я сюда пришел, ничего мне тут нового не скажут.
— Ну? — Кукарекина поднимает на меня круглые глаза, усталые, добродушные и глупые. — Что у нас случилось?
Рассказывать ей, что со мной теперь происходят странные вещи? Что я могу трансформировать тело? Молча кладу руку на стол и начинаю вытягивать пальцы с когтями. Почему-то, кроме когтистой лапы, ничего в голову не приходит. Палец, что ли, шестой вырастить? Сосредоточиваюсь и начинаю представлять, что у меня растет шестой палец. Как раз для него на руке место есть свободное — между большим и указательным. Палец действительно вырастает. И с виду он совсем как настоящий, только не сгибается. Не представляю, как сделать его сгибающимся. А Кукарекина не видит ничего этого, заполняет карточку нервными медицинскими буквами. И тут до карточки доползают мои когти. Кукарекина вздрагивает и прекращает писанину. Смотрит на когти, а затем медленно поднимает на меня взгляд.
— Ой-е-ей… — говорит она. — Давно это? Это в травмопункт надо.
— Не надо в травмопункт, — говорю. — Это теперь мое нормальное состояние. Хочу — выращиваю когти, хочу — убираю.
Но Кукарекина уже и сама отошла от шока, пришла в себя и тянется к пластиковой вазочке посреди стола. Там у нее пучки карандашей, авторучек и прочей ерунды. Даже циркуль “козья ножка” торчит. Зачем он ей, интересно? Кукарекина крутит вазочку по кругу, наконец находит небольшую металлическую линейку и начинает измерять длину моих пальцев.
— Я могу дальше вырастить, — говорю ей и вытягиваю пальцы еще сантиметров на десять.
— Да уже вижу, вижу… — бормочет Кукарекина. Она берет мою карточку, слюнявит палец и листает желтые страницы. Затем аккуратно записывает цифры.
— Так что это со мной? — спрашиваю.
— Обследоваться надо. Кровь сдать. Рентгенчик. Вот пишу тебе… Флюорографию в этом году делал?
— Нет.
— Вот видишь. Заодно и флюорографию сделаешь. Постой. — Кукарекина отрывается от карточки. — Я не поняла, ты ногти свои обратно убрать можешь?
— Могу. — Я привожу руку в нормальный вид, когти исчезают, пальцы уменьшаются, и шестой палец втягивается внутрь без следа.
— Первый раз такое вижу, — говорит Кукарекина искренне. — Ну и теперь как?
— Что — как?
— Рука не беспокоит?
— Не беспокоит меня рука.
— А чего ты тогда от меня хочешь? — Кукарекина откидывается на спинку стула.
— Я хочу узнать, что со мной происходит.
— Ну все же в порядке? — Кукарекина округляет глаза и кивает на мою руку.
— Что в порядке? Если я в любой момент могу отрастить клыки и когти?
— Ну! Милый мой! — фыркает Кукарекина. — Я тоже могу из окошка прыгнуть! И по врачам потом ходить, голову морочить!
— Это я уже слышал, — говорю. — Почему все мне говорят одно и то же одинаковыми словами? Вот и мать. И врач “скорой”. Вы издеваетесь надо мной? К вам что, каждый день приходят вампиры и оборотни?
— Милый мой! Да не то слово! — говорит Кукарекина. — С восьми до двух по четным, с двух до семи по нечетным. И каждый — кровушки норовит попить. С каждым поговори, каждому бюллетень выпиши!
— А если я уши отращу? Морду волчью? Вам это совершенно неудивительно?
— Молодой человек… э-э-э… — Кукарекина заглядывает на обложку моей карточки. — Матвеев? Матвеев, что ты от меня хочешь? Бюллетень хочешь — я тебе выпишу. Лечиться хочешь — дам тебе талончик на анализы, пойдешь по врачам. У меня вон очередь, я не могу с тобой полдня сидеть, слушать глупости.
— Понятно. — Я встаю. — Спасибо вам. Извините. Всего доброго.
— Что, и бюллетень не надо? — недоверчиво спрашивает Кукарекина.
— Нет, спасибо. Я здоров.
— Ну и слава богу, — пожимает плечами Кукарекина. — Позови там следующего…
* * *
Неделя прошла спокойно. Конечно, ни на какие анализы я не пошел, а с руками и ушами больше не экспериментировал. В институт ходить перестал — у нас шла дипломная практика, чего там делать? На вычислительном центре тоже перестал появляться — там все было в порядке, я хорошо проинструктировал своих лаборантов из младших студентов. Мама тоже как-то успокоилась. Не то чтобы она забыла эту историю, но предпочитала не думать об этом. И я ее прекрасно понимаю. Действительно, чего тут думать? Все нормально. Я и сам старался не думать. Единственное, что мне хотелось, — это съездить к Нику и поговорить с ним. Просто как с умным человеком, посоветоваться. Но времени не было. Не было времени даже встречаться с Аленкой, она обижалась. Каждый день я ходил на работу в “ЕМ-софт”, Деньги мне платили очень даже неплохие, но нравилось там все меньше. Знаешь, бывает такое — вроде бы все нормально, жизнь катится в нужную сторону по крепким стальным рельсам, а ты нет-нет да и думаешь — чего-то не хватает, надо что-то менять. И я решил для начала менять работу. Подошел я к этому делу ответственно — составил список престижных фирм, в которых мне хотелось бы работать. Разослал резюме и стал ждать ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51