Она заявила, что ей трудно реализовывать свой потенциал, находясь в одном классе с нарушителями дисциплины, такими как Меркуцио, Тайлер, Фантазия и я. Она боролась и победила. После этого маленький красный домик превратился в пережиток, иногда с него стряхивали пыль, но очень редко.
Теперь это было подходящее место для секретов.
Здесь я что-то спрятал. Но где?
Ага.
Потянувшись рукой под парту, туда, где веснушчатый Габриель однажды прилепил кусок мятной жвачки, я нашел то, что искал, поскреб нашлепку. Пальцы натолкнулись на точку доступа к каталогу. Гладкая и теплая на ощупь. Я заполучил этот каталог однажды в рождественские каникулы: залез в школьную лабораторию и стащил запасной, спрятав его здесь, в ГВР, и замел следы. Даже тогда я не доверял персоналу. Моя рука толчками и рывками по самое запястье погрузилась в изумрудный свет прямоугольного голографического дисплея, кисть потеряла плотность, вместо нее я видел теперь только папки и иконки.
Сначала я отыскал свои старые бумаги. Письменные работы, тесты, контрольные. Тут же были стихи, надо сказать, очень плохие, в них я сравнивал свое сердце с увядающей розой. Хуже того, я рифмовал «старый мол» и димедрол, а также Венеру Милосскую. Мне даже стало как-то неловко за самого себя. К тому же эти вирши совершенно не соответствовали заданной теме. Красным цветом был приписан только один комментарий от Маэстро: «Какое отношение все это имеет к Томасу Джефферсону?»
Думаю, я был из тех детей, что всегда выбирают непроторенную дорожку.
Я листал свои школьные работы, и ностальгия отступала, приходило знание, отпущение грехов и смерть. Знание явилось в виде инструментов дешифровки. Просто сногсшибательный набор файлов, мечта хакера. Я сам его программировал, плод растраченной впустую молодости. Мне всегда казалось важным знать, как далеко можно заходить в той или иной ситуации, причем не только с людьми, но и с различными конфигурациями. Сначала мне пришлось потратить время, чтобы снова научиться управляться с файлом. Прекрасно. Теперь я могу перенести эти файлы к мосту Чинват и протестировать паука. Я мог взломать Пейса незаметно для системы, все, что мне нужно, – это доступ, время и немного везения.
Я повертел иконки и выбрал один из файлов, названный «Убойным файлом». Он казался знакомым. Я щелкнул по нему, и в руках у меня материализовался пистолет. Небольшой, но мощный, такие называют карманными ракетами. Он удобно лег в руке, хотя я держал его левой. Он появился с уже взведенным курком – очень разумно. Я посмотрел в прицел – белая точка в центре и две по бокам. Я нацелил оружие прямо в…
Что за чертовщина! В Лазаря!
Он стоял в дверях, пистолет висел у него на поясе в кобуре. Рассматривая меня, он постукивал костяшками пальцев в ожидании.
– Жми, – сказал он. Я выстрелил в него. Он исчез.
И сразу же возник в другом месте. Я развернулся, прицелился прямо в голову.
– Жми, партнер, – сказал он. И пошел на меня.
Я снова выстрелил. Два из двух. Я еще пострелял, и у меня получилось девять из десяти. Наконец я от него освободился.
«Убойный файл» – программа-стрелялка. Мой способ справляться с романтическими неудачами – снова и снова стрелять в своего соперника. Я убивал Лазаря раз сто, не настоящего Лаза, а его клон в ГВР. Он был моей боксерской грушей.
Я невиновен! Мне казалось, это я убил его, а на самом деле не я!
Какое облегчение, слава богу. В ГВР одна реальность заменяет другую, выброс Каллиопы все спутал в моей голове. Меня окатила волна облегчения, я непроизвольно улыбался. Я не был убийцей, я не сгубил свою жизнь, у меня еще есть будущее.
Я прошептал «спасибо» каким-то высшим силам – не знаю, что это за силы, но я так им благодарен, – а может, я прошептал это самому себе, той части меня, которая верила, не допускала мысли, что я могу оказаться настолько плохим. Теперь я стал лучше относиться к себе.
Но – и это было критическое «но», которое портило мое эйфорическое состояние, – если не я убил Лазаря, то кто же это сделал?
Кто-то вытащил его из ГВР. Я знал, что он мертв, сердцем чувствовал. Так кто же его убил?
Вероятно, тот же гад, что пытался убить меня.
* * *
Не исключено, что у Пейса есть ответы. Я вернул программу-стрелялку на место (карманная ракета и Лазарь исчезли). Я уже начал вытаскивать руку из прямоугольника, когда увидел надпись «Дум», запрятанную внутри. Еще одна игра? Навряд ли. Открывая ее безымянным пальцем, я чувствовал, как меня все сильнее охватывает любопытство.
Сначала это было похоже на чернильную кляксу: расползаясь в разные стороны, оно выглядело, как ошибка при печати, – затем пятно стало превращаться в мужчину футов триста весом. Иссиня-черный пышный воротник. Иссиня-черная одежда. Иссиня-черные очки от солнца. Не меньше трехсот фунтов весом, бледный, как все они бывают.
Он обрел форму и уверенно шагнул в комнату. Сразу же отшатнулся и осел на пол, пытаясь прикрыть лицо, сотрясаясь всем своим могучим телом, кожа заблестела под льющимися из окна лучами солнца.
– Господь всемогущий, – завопил он, – закрой же занавески!
Как только я должным образом затемнил комнату, он поднялся на ноги, прокашлялся и стряхнул пыль с одежды.
– Что ты делаешь? – нахмурился он. – Хочешь оставить моих детей сиротами?
– Ты – вампир, – заявил я.
– Ну и что?
– Ты толстый.
– Очень тонкое замечание, – усмехнулся он. – Я толстый вампир, потому что я вампир способный! – Широко улыбаясь, он похлопал себя по животу, при этом обнажились его острые клыки.
То был мой старый вассал Элоисий Рок, болотный вампир.
Он – мое первое творение в ГВР. Мой друг, товарищ, мажордом. Хороший человек. Когда я подрос, я заменил его на Жасмин. Не скажу, что я об этом жалею: на нее намного приятнее смотреть. Все равно Рок хорошо ко мне относился. Ни разу меня не ударил.
– Вот теперь я тебя вспомнил.
– Давно пора! – рявкнул он, потирая волдыри, вскочившие на руках. – Есть для меня работенка, сквайр? Ты же знаешь, я всегда хочу пить.
Ну что ж, пора готовить вечеринку, раз я ее назначил.
– Как насчет раздачи спиртного?
– У-у-у… – Он был разочарован. – Бармен. Ммм… И никаких убийств?
– Нет.
– Ну надо же, без убийств. И никого не надо покалечить?
– Никого.
– И даже кровь нельзя пустить?
– Потом, – пообещал я. – Если будешь хорошо себя вести.
– Я и так лучше всех, – похвастался он.
Он вытащил из кармана черно-оранжевую брошку. Бабочка-монарх, мой символ. Он перекатывал ее пальцами, как серебряный доллар, потом приколол на грудь.
– Я снова на часах, – сказал он.
«Монстр» на старофранцузском означает «божественное предупреждение, чудесный знак от Бога». Какая ирония, разве может чудовище быть послано Богом?
Я считаю, что о человеке можно судить по тому, какие чудовища ему больше нравятся. Мне нравятся вампиры. Традиционные монстры, сосущие кровь. Они отказываются от своей души, чтобы жить вечно. Жестокая сделка, но если вы боитесь смерти, это выход.
Как гласит легенда, вампиры взаимодействуют и с миром живых, и с миром мертвых. Между двумя царствами существует преграда, и чем короче становятся дни, тем тоньше преграда. Интересно, когда она тоньше всего? В Хэллоуин!
Значит, как только я выбрал себе имя, я стал окружать себя вампирами – многие годы они сосали кровь у киборгов Тайлера, костный мозг у страшилищ Меркуцио, ядовитую сукровицу у Смайликов Фантазии. А потом они просто пили кровь. Значит, они больше не удивляли меня, я их перерос.
«Есть три страха», – подумал я, вспоминая свою старую теорию.
Традиционные чудовища базируются на трех видах страха.
Первый. Чудовища похожи на тех хищников, которые преследовали наших предков. Вы боитесь клыков вампира, как наши предки боялись клыков волка. Это внешний страх, страх перед хищным зверем.
Второй отражает человеческую агрессивность, извращенность. Вампир похож на человека, но он ест людей. Намек на каннибализм – древнее табу. Это страх внутренний, страх перед зверем внутри нас.
Третий. Мы боимся превратиться в зверя – укус волка может превратить вас в чудовище-кровососа, доктор Франкенштейн может оживить вас после смерти с помощью грома и молнии, правильно подобранные химикаты могут сделать доброго доктора Джекила злобным мистером Хайдом. Мы боимся зла, которое творят чудовища, потому что чувствуем его в человеческих сердцах.
Чудовища Лавкрафта совсем иные. Они чужеродны. Их мотив по большей части неясен. Мы боимся их – я их боюсь, – в них отражаются наши параноидальные страхи чего-то темного, загадочного, чего-то, что хочет нас разрушить без всякой на то причины. Мы не в состоянии понять эту причину, потому что, поняв ее, мы просто сойдем с ума.
Когда я это понял, я заменил своих вампиров чудищами Лавкрафта. Теперь я вспомнил, что сделал я это сразу после поездки на Фиджи. Я выставил себя дураком в глазах Симоны и, когда вернулся в школу, перечитал Лавкрафта, а после этого сделал своих монстров чужеродными. Тогда я еще не знал, зачем это делаю. Когда теряешь память, а потом восстанавливаешь ее но частям, получается прекрасная ретроспектива. Узнаешь сам себя по маленьким кусочкам, словно ты сам персонаж какой-нибудь книги. Очень медленно разворачивается психологический пейзаж, и то, что формировало твой характер, кажется уже его неотъемлемой частью.
Я вырезал Дума из вспомогательных файлов и вписал в основной каталог. Он начнет вечеринку, пока я работаю над Пейсом.
* * *
На пустынном, продуваемом всеми ветрами мосту Чинват Пейс строит планы. Программа совсем не хотела, чтобы в нее вмешивались. Как только мне удавалось раскодировать его, он создавал новый код. Тоскливо, все равно что отрубать головы Гидры, когда вместо погибшей головы вырастают две новых. К тому же виртуальный паук не стоял на месте, он продолжал ползти все дальше по раскачивающемуся мосту, и мне приходилось ползти за ним на четвереньках, словно пьяному в стельку до туалета.
Пейс желал сохранить в неприкосновенности все свои секреты.
Тогда я решил его обмануть. Должен быть способ как-то подстроить программу, пройти сквозь эти стены, но понадобится очень много времени. А через час я принимаю гостей. К тому же нужно подготовить капкан.
* * *
Первой прибыла Пандора: переливающееся сияние желтого и черного осветило моих горгулий – и вот она стоит перед моей дверью с девятью запорами. Я установил спрайт на автоматический режим, мои гости могут входить и выходить, когда им заблагорассудится, когда они войдут, он закроет их домены.
Она оглядела меня с ног до головы.
– А я думала, что это костюмированная вечеринка.
На мне был официальный черный костюм.
– Так оно и есть.
– Значит, ты гробовщик.
– Да, мэм. К вашим услугам, – поклонился я. На ней был изобретательный костюм вольфрамовой нити, загоравшийся, если ей этого хотелось.
– А ты – лампа накаливания? – спросил я.
– Тепло! – радостно заулыбалась она. – Я удачная мысль!
Пандора была из состоятельной бразильской семьи, у ее деда была сеть косметических клиник. «Принцесса Сан-Паоло». Так называл Пандору Мерк. Она ненавидела это имя, потому что всегда хотела быть как все.
Я взял ее за руку и провел в гостиную. Один из мороков, одетых в гавайские юбочки, предложил ей закуску: ананас и орех макадамия, другой надел на шею ожерелье.
– Класс! – сказала она. – Забавно.
– Это Панди? – поинтересовался мой бармен.
– Ну конечно! – воскликнула Пандора.
Она подбежала к Року, вцепилась в него, обхватив руками. Он кашлянул.
– Только не кусай меня, старина вампир.
– Даже чуточку нельзя?
– Ну, может быть, позже. Хэл, ты вернул Рока! Где ты его прятал все это время?
– Кровавую Мэри? – предложил Рок.
– Но она у тебя в кокосе, – поморщилась Пандора.
– Тропическая тема, – объяснил он, – но…
– Но твоя Кровавая Мэри отвратительна, – закончила за него Пандора. – Я помню.
Она вернула ему напиток, тряхнув копной черных вьющихся волос.
Будь это настоящий алкоголь, Гедехтнис бы возражал, но виртуальная выпивка не может навредить. Если, конечно, сам ты не считаешь иначе. Тогда вступает в силу воображение или что-то вроде того.
Однако вкус абсолютно тот же. Вероятно, по этой причине Эллисон не возражал против алкоголя, столь неуместного в школе, думаю, он считал, что небольшое озорство понарошку не навредит, возможно, даже наоборот, поднимет моральный облик учеников.
Правда, есть одна деталь: я взломал систему с помощью одного вспомогательного файла. Небольшой сдвиг в структуре поддержания жизни, и она начинает производить химический эффект, неотличимо похожий на интоксикацию. Я сделал все напитки достаточно крепкими, возился с ними всю ночь. Это и был мой план: пусть все расслабятся и покажут свое истинное лицо.
Я вытащил две сигареты с ароматом гвоздики и дал одну Пандоре. Она отпустила Рока и повернулась ко мне, чтобы прикурить.
– Все лучше и лучше, – сказала она, затянувшись.
– Я вам не помешала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Теперь это было подходящее место для секретов.
Здесь я что-то спрятал. Но где?
Ага.
Потянувшись рукой под парту, туда, где веснушчатый Габриель однажды прилепил кусок мятной жвачки, я нашел то, что искал, поскреб нашлепку. Пальцы натолкнулись на точку доступа к каталогу. Гладкая и теплая на ощупь. Я заполучил этот каталог однажды в рождественские каникулы: залез в школьную лабораторию и стащил запасной, спрятав его здесь, в ГВР, и замел следы. Даже тогда я не доверял персоналу. Моя рука толчками и рывками по самое запястье погрузилась в изумрудный свет прямоугольного голографического дисплея, кисть потеряла плотность, вместо нее я видел теперь только папки и иконки.
Сначала я отыскал свои старые бумаги. Письменные работы, тесты, контрольные. Тут же были стихи, надо сказать, очень плохие, в них я сравнивал свое сердце с увядающей розой. Хуже того, я рифмовал «старый мол» и димедрол, а также Венеру Милосскую. Мне даже стало как-то неловко за самого себя. К тому же эти вирши совершенно не соответствовали заданной теме. Красным цветом был приписан только один комментарий от Маэстро: «Какое отношение все это имеет к Томасу Джефферсону?»
Думаю, я был из тех детей, что всегда выбирают непроторенную дорожку.
Я листал свои школьные работы, и ностальгия отступала, приходило знание, отпущение грехов и смерть. Знание явилось в виде инструментов дешифровки. Просто сногсшибательный набор файлов, мечта хакера. Я сам его программировал, плод растраченной впустую молодости. Мне всегда казалось важным знать, как далеко можно заходить в той или иной ситуации, причем не только с людьми, но и с различными конфигурациями. Сначала мне пришлось потратить время, чтобы снова научиться управляться с файлом. Прекрасно. Теперь я могу перенести эти файлы к мосту Чинват и протестировать паука. Я мог взломать Пейса незаметно для системы, все, что мне нужно, – это доступ, время и немного везения.
Я повертел иконки и выбрал один из файлов, названный «Убойным файлом». Он казался знакомым. Я щелкнул по нему, и в руках у меня материализовался пистолет. Небольшой, но мощный, такие называют карманными ракетами. Он удобно лег в руке, хотя я держал его левой. Он появился с уже взведенным курком – очень разумно. Я посмотрел в прицел – белая точка в центре и две по бокам. Я нацелил оружие прямо в…
Что за чертовщина! В Лазаря!
Он стоял в дверях, пистолет висел у него на поясе в кобуре. Рассматривая меня, он постукивал костяшками пальцев в ожидании.
– Жми, – сказал он. Я выстрелил в него. Он исчез.
И сразу же возник в другом месте. Я развернулся, прицелился прямо в голову.
– Жми, партнер, – сказал он. И пошел на меня.
Я снова выстрелил. Два из двух. Я еще пострелял, и у меня получилось девять из десяти. Наконец я от него освободился.
«Убойный файл» – программа-стрелялка. Мой способ справляться с романтическими неудачами – снова и снова стрелять в своего соперника. Я убивал Лазаря раз сто, не настоящего Лаза, а его клон в ГВР. Он был моей боксерской грушей.
Я невиновен! Мне казалось, это я убил его, а на самом деле не я!
Какое облегчение, слава богу. В ГВР одна реальность заменяет другую, выброс Каллиопы все спутал в моей голове. Меня окатила волна облегчения, я непроизвольно улыбался. Я не был убийцей, я не сгубил свою жизнь, у меня еще есть будущее.
Я прошептал «спасибо» каким-то высшим силам – не знаю, что это за силы, но я так им благодарен, – а может, я прошептал это самому себе, той части меня, которая верила, не допускала мысли, что я могу оказаться настолько плохим. Теперь я стал лучше относиться к себе.
Но – и это было критическое «но», которое портило мое эйфорическое состояние, – если не я убил Лазаря, то кто же это сделал?
Кто-то вытащил его из ГВР. Я знал, что он мертв, сердцем чувствовал. Так кто же его убил?
Вероятно, тот же гад, что пытался убить меня.
* * *
Не исключено, что у Пейса есть ответы. Я вернул программу-стрелялку на место (карманная ракета и Лазарь исчезли). Я уже начал вытаскивать руку из прямоугольника, когда увидел надпись «Дум», запрятанную внутри. Еще одна игра? Навряд ли. Открывая ее безымянным пальцем, я чувствовал, как меня все сильнее охватывает любопытство.
Сначала это было похоже на чернильную кляксу: расползаясь в разные стороны, оно выглядело, как ошибка при печати, – затем пятно стало превращаться в мужчину футов триста весом. Иссиня-черный пышный воротник. Иссиня-черная одежда. Иссиня-черные очки от солнца. Не меньше трехсот фунтов весом, бледный, как все они бывают.
Он обрел форму и уверенно шагнул в комнату. Сразу же отшатнулся и осел на пол, пытаясь прикрыть лицо, сотрясаясь всем своим могучим телом, кожа заблестела под льющимися из окна лучами солнца.
– Господь всемогущий, – завопил он, – закрой же занавески!
Как только я должным образом затемнил комнату, он поднялся на ноги, прокашлялся и стряхнул пыль с одежды.
– Что ты делаешь? – нахмурился он. – Хочешь оставить моих детей сиротами?
– Ты – вампир, – заявил я.
– Ну и что?
– Ты толстый.
– Очень тонкое замечание, – усмехнулся он. – Я толстый вампир, потому что я вампир способный! – Широко улыбаясь, он похлопал себя по животу, при этом обнажились его острые клыки.
То был мой старый вассал Элоисий Рок, болотный вампир.
Он – мое первое творение в ГВР. Мой друг, товарищ, мажордом. Хороший человек. Когда я подрос, я заменил его на Жасмин. Не скажу, что я об этом жалею: на нее намного приятнее смотреть. Все равно Рок хорошо ко мне относился. Ни разу меня не ударил.
– Вот теперь я тебя вспомнил.
– Давно пора! – рявкнул он, потирая волдыри, вскочившие на руках. – Есть для меня работенка, сквайр? Ты же знаешь, я всегда хочу пить.
Ну что ж, пора готовить вечеринку, раз я ее назначил.
– Как насчет раздачи спиртного?
– У-у-у… – Он был разочарован. – Бармен. Ммм… И никаких убийств?
– Нет.
– Ну надо же, без убийств. И никого не надо покалечить?
– Никого.
– И даже кровь нельзя пустить?
– Потом, – пообещал я. – Если будешь хорошо себя вести.
– Я и так лучше всех, – похвастался он.
Он вытащил из кармана черно-оранжевую брошку. Бабочка-монарх, мой символ. Он перекатывал ее пальцами, как серебряный доллар, потом приколол на грудь.
– Я снова на часах, – сказал он.
«Монстр» на старофранцузском означает «божественное предупреждение, чудесный знак от Бога». Какая ирония, разве может чудовище быть послано Богом?
Я считаю, что о человеке можно судить по тому, какие чудовища ему больше нравятся. Мне нравятся вампиры. Традиционные монстры, сосущие кровь. Они отказываются от своей души, чтобы жить вечно. Жестокая сделка, но если вы боитесь смерти, это выход.
Как гласит легенда, вампиры взаимодействуют и с миром живых, и с миром мертвых. Между двумя царствами существует преграда, и чем короче становятся дни, тем тоньше преграда. Интересно, когда она тоньше всего? В Хэллоуин!
Значит, как только я выбрал себе имя, я стал окружать себя вампирами – многие годы они сосали кровь у киборгов Тайлера, костный мозг у страшилищ Меркуцио, ядовитую сукровицу у Смайликов Фантазии. А потом они просто пили кровь. Значит, они больше не удивляли меня, я их перерос.
«Есть три страха», – подумал я, вспоминая свою старую теорию.
Традиционные чудовища базируются на трех видах страха.
Первый. Чудовища похожи на тех хищников, которые преследовали наших предков. Вы боитесь клыков вампира, как наши предки боялись клыков волка. Это внешний страх, страх перед хищным зверем.
Второй отражает человеческую агрессивность, извращенность. Вампир похож на человека, но он ест людей. Намек на каннибализм – древнее табу. Это страх внутренний, страх перед зверем внутри нас.
Третий. Мы боимся превратиться в зверя – укус волка может превратить вас в чудовище-кровососа, доктор Франкенштейн может оживить вас после смерти с помощью грома и молнии, правильно подобранные химикаты могут сделать доброго доктора Джекила злобным мистером Хайдом. Мы боимся зла, которое творят чудовища, потому что чувствуем его в человеческих сердцах.
Чудовища Лавкрафта совсем иные. Они чужеродны. Их мотив по большей части неясен. Мы боимся их – я их боюсь, – в них отражаются наши параноидальные страхи чего-то темного, загадочного, чего-то, что хочет нас разрушить без всякой на то причины. Мы не в состоянии понять эту причину, потому что, поняв ее, мы просто сойдем с ума.
Когда я это понял, я заменил своих вампиров чудищами Лавкрафта. Теперь я вспомнил, что сделал я это сразу после поездки на Фиджи. Я выставил себя дураком в глазах Симоны и, когда вернулся в школу, перечитал Лавкрафта, а после этого сделал своих монстров чужеродными. Тогда я еще не знал, зачем это делаю. Когда теряешь память, а потом восстанавливаешь ее но частям, получается прекрасная ретроспектива. Узнаешь сам себя по маленьким кусочкам, словно ты сам персонаж какой-нибудь книги. Очень медленно разворачивается психологический пейзаж, и то, что формировало твой характер, кажется уже его неотъемлемой частью.
Я вырезал Дума из вспомогательных файлов и вписал в основной каталог. Он начнет вечеринку, пока я работаю над Пейсом.
* * *
На пустынном, продуваемом всеми ветрами мосту Чинват Пейс строит планы. Программа совсем не хотела, чтобы в нее вмешивались. Как только мне удавалось раскодировать его, он создавал новый код. Тоскливо, все равно что отрубать головы Гидры, когда вместо погибшей головы вырастают две новых. К тому же виртуальный паук не стоял на месте, он продолжал ползти все дальше по раскачивающемуся мосту, и мне приходилось ползти за ним на четвереньках, словно пьяному в стельку до туалета.
Пейс желал сохранить в неприкосновенности все свои секреты.
Тогда я решил его обмануть. Должен быть способ как-то подстроить программу, пройти сквозь эти стены, но понадобится очень много времени. А через час я принимаю гостей. К тому же нужно подготовить капкан.
* * *
Первой прибыла Пандора: переливающееся сияние желтого и черного осветило моих горгулий – и вот она стоит перед моей дверью с девятью запорами. Я установил спрайт на автоматический режим, мои гости могут входить и выходить, когда им заблагорассудится, когда они войдут, он закроет их домены.
Она оглядела меня с ног до головы.
– А я думала, что это костюмированная вечеринка.
На мне был официальный черный костюм.
– Так оно и есть.
– Значит, ты гробовщик.
– Да, мэм. К вашим услугам, – поклонился я. На ней был изобретательный костюм вольфрамовой нити, загоравшийся, если ей этого хотелось.
– А ты – лампа накаливания? – спросил я.
– Тепло! – радостно заулыбалась она. – Я удачная мысль!
Пандора была из состоятельной бразильской семьи, у ее деда была сеть косметических клиник. «Принцесса Сан-Паоло». Так называл Пандору Мерк. Она ненавидела это имя, потому что всегда хотела быть как все.
Я взял ее за руку и провел в гостиную. Один из мороков, одетых в гавайские юбочки, предложил ей закуску: ананас и орех макадамия, другой надел на шею ожерелье.
– Класс! – сказала она. – Забавно.
– Это Панди? – поинтересовался мой бармен.
– Ну конечно! – воскликнула Пандора.
Она подбежала к Року, вцепилась в него, обхватив руками. Он кашлянул.
– Только не кусай меня, старина вампир.
– Даже чуточку нельзя?
– Ну, может быть, позже. Хэл, ты вернул Рока! Где ты его прятал все это время?
– Кровавую Мэри? – предложил Рок.
– Но она у тебя в кокосе, – поморщилась Пандора.
– Тропическая тема, – объяснил он, – но…
– Но твоя Кровавая Мэри отвратительна, – закончила за него Пандора. – Я помню.
Она вернула ему напиток, тряхнув копной черных вьющихся волос.
Будь это настоящий алкоголь, Гедехтнис бы возражал, но виртуальная выпивка не может навредить. Если, конечно, сам ты не считаешь иначе. Тогда вступает в силу воображение или что-то вроде того.
Однако вкус абсолютно тот же. Вероятно, по этой причине Эллисон не возражал против алкоголя, столь неуместного в школе, думаю, он считал, что небольшое озорство понарошку не навредит, возможно, даже наоборот, поднимет моральный облик учеников.
Правда, есть одна деталь: я взломал систему с помощью одного вспомогательного файла. Небольшой сдвиг в структуре поддержания жизни, и она начинает производить химический эффект, неотличимо похожий на интоксикацию. Я сделал все напитки достаточно крепкими, возился с ними всю ночь. Это и был мой план: пусть все расслабятся и покажут свое истинное лицо.
Я вытащил две сигареты с ароматом гвоздики и дал одну Пандоре. Она отпустила Рока и повернулась ко мне, чтобы прикурить.
– Все лучше и лучше, – сказала она, затянувшись.
– Я вам не помешала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33