Прям, экспонаты с выставки стеклодувов, а не бутылки.
Короче, на стол Асс поставил весьма дорогую вещицу.
И это все для меня?!
Чего это с ним? Внезапный приступ щедрости или перепутал меня с кем-то?
— Чего праздновать будем? спрашиваю, а сам бутылку рассматриваю.
Черная, непрозрачная, красными и фиолетовыми камушками украшенная. А пробка проволокой обмотана. Золотой, похоже.
— Когда два мужа расстаются навсегда, они открывают вино забвения, — важно изрекает гость.
— Расстаются? А-а… Спасибо.
Спасибо, рыжий, что напомнил, чего ради я тут сижу и над чем мыслить изволю. Я ведь сюда не расслабиться зашел, да на девочек посмотреть. Хотя девочки тут высший класс. Глянул на них, и будто коктейль Ностальгия заказал. Сестричек Гадюкиных они мне напомнили. Только раз я со Снежаной был в цирке, и очень ей эти малышки понравились. Гутаперчивыми двойняшками она их назвала. Ну, в девять лет суставы и позвонки еще гибкие, но ведь любой гибкости есть предел. А эти сестрички гнулись так, что полный улет! Наверно, змеями их предки были. Или позвоночника не имелось у девчонок. Вместе с прочим ливером, обычному человеку положенным.
Не, знаю, как зовут этих гимнасток-экстремалок, но они постарше сестричек будут. Лет сорок им. На троих. А номер почти тот же работают. Только на столе. Среди тарелок, да торчащих вверх ножей и вилок. Двух— и трезубых. Первый раз я такой прибор увидел. Глянуть бы еще на гения, что додумался вилку с ножом к одной рукояти приделать. Орудуешь вилкой лезвие кверху, а нужен нож, тогда вилка в потолок смотрит.
Ну, и как этот кухонный шедевр с собой носят? А о технике безопасности тут кто-нибудь чего-нибудь слышал? Или столовский инвентарь хранится на кухне, и подается вместе со жратвой? Тогда, почему мне не подали? Устроить, что ли, скандал по такому поводу? Хотя… Может, и хорошо, что не подали. Без длительных и упорных тренировок, такой опасной штукой можно здорово попортить себе физиономию. Или непрошеному гостю, что приперся распить бутылку на прощание. Ну, в крайнем случае, гостя можно и этой самой бутылкой… Попрощаться ему, видишь ли, приспичило! Вчера не мог. Или сегодня утром. Когда мне тоже хотелось. Пока я с Марлой еще не говорил.
После обеда провел я Лапушку до Среднего города. Мог бы и до Нижнего, но мне сказали, что нечего совать свой любопытный нос в чужие дела. Ну, я и не стал. Решил своими заняться. Вот хотя бы новую родину внимательно осмотреть… Если угораздило здесь жильем обзавестись. Тут-то Марла и намекнула, что новая родина стояла и еще постоит, а вот караван без меня уйдет, но вернется ли обратно, это еще как сказать. Лапушка у двух гадальщиков уже побывала. Так один сказал да, другой нет.
— К третьему надо идти! предложил я.
Ну, мы и пошли. Любопытно мне стало на местных смотрящих посмотреть. Коллеги, как ни как. Гадалки, предсказатели, ясновидящие… а от них до Видящих один шаг. Видящие, как и колдуны, бывают ночными и дневными. Одни спят днем, другие ночью. Здесь почему-то считают, что все самые важные дела делаются во сне. Ну, про колдунов замнем для безопасности. А насчет Видящих забавные вещи я узнал. Предсказания Дневных не сбываются! Или сбываются крайне редко. Вроде как, силой своего слова они разрушают грядущие беды и несчастья. Очень уважаемые люди, эти Дневные. И хорошо оплачиваемые. Ночные тоже не голодают. Но их предсказания сбываются чаще. Или всегда. Ничего радостного и приятного они не видят и, естественно, горячей народной любовью не пользуются. Но сказать что-то плохое о Ночном… ага, как же! О таком опасном человеке даже думать стараются шепотом.
Кстати, все, чего я напредсказывал, пока сбывалось. И довольно скоро. Вот только для чужих я все время работаю. А в свое будущее заглянуть, так ни-ни. Пусть другой посмотрит. Если сможет.
К трем смотрящим мы подходили. Так все трое нас послали. Как только узнавали, кто клиентом будет. Да еще и лавочки свои позакрывали. Типа, притомились сильно, длительный отдых требуется. А мне уже интересно. Азарт разобрал. Решил всю улицу пройти, если надо, но услышать-таки про дорогу дальнюю и даму трефовую…
Только четвертый согласился со мной поработать. На вид старику сто лет в обед. А глянешь в глаза тысячу сто можно дать. Если все, чего дед предсказывает, он еще и видит, то мама дорогая, я лучше в дворники пойду!
Знал бы, чем все закончится, я б отказался от сеанса.
Началось с того, что дед приказал малявке-помощнице выйти на улицу. А кувшин и миску белого металла взять с собой. Потом старик начал прятать хрустальный шар. Сначала под платок, потом в шкатулку. Резную. И, вроде как, из кости сделанную. Шкатулку убрал в деревянную коробку, коробку сунул в руки Мальку, и того тоже отправил за дверь. Потом настала очередь белой вороны. Ее запихнули в клетку, накрыли огромным платком и дед лично Лапушке или Кранту не доверил! унес куда-то свою животину. Ходил он так долго, что я подумал, может, старик и себя решил эвакуировать. От греха подальше. Но дед вернулся. И посмотрел на нас так, будто надеялся, что мы исчезнем до его прихода. Но мы намек не поняли.
Как гадают на картах, я себе представлял, а вот на палочках…
Оказалось, очень даже просто.
Берется высокий резной стакан, тоже вроде как костяной. В стакане тонкие ошкуренные прутики торчат. На краях прутиков насечки и полоски разного цвета. Стакан берется в руку, над ним произносится какая-то заумная ерундень, какую я не повторю, даже если б очень захотел. Потом вторая рука хлопает по дну стакана… То, чего вылетело из него, над тем и работают.
Прутики еще падали, а я вдруг понял, что все это уже было. И старик, и клубок тонких палочек на голой земле, и мужик слева от меня. Но тогда это был не нортор. Капитан. Для команды. А для меня капитан Крант. И на месте Лапушки стоял его племяш. Чего-то жевал. Был еще ветер. Что пах морем, жарой и песком. Песок скрипел на зубах.
Старик-прорицатель бросил прутики на землю, и долго вглядывался в полученный узор. Я-другой тоже смотрел вниз. Будто видел и понимал увиденное. Только капитан заметил это, как привык замечать все вокруг. Остальные глазели по сторонам, жевали или подмигивали проходящим девкам. Команда две луны обходилась без девок. Прорицатель кашлянул, прочищая горло, но я-другой не дал ему заговорить. Так мы и сидели, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Слезы покатились по щекам старика, затерялись в глубоких морщинах, его губы дрогнули, и капли утонули в теплой пыли. Ямки получились глубокие, ровные. Словно не слезы сотворили их, а расплавленный металл, что прольется однажды на землю и…
Старик вскрикнул, как от боли и я вернулся.
Крант, Лапушка, древняя лавка, помнящая три поколения провидцев. Всё на месте, всё знакомо. А ее нынешний хозяин сидел напротив меня и покачивался, плотно закрыв глаза. По его щекам бежали слезы, терялись в лабиринте морщин.
В лавке пахло пылью, травами и почему-то дымом. На зубах скрипел песок.
Лежащие между нами палочки дымились.
— Как ты будешь жить с этим?
Блин, какой знакомый вопрос! Прям, до боли.
И такой же привычный ответ.
— День за днем, старик. День за днем.
Сколько раз я отвечал так? Точно больше двух. В скольких мирах или снах?.. Вряд ли только в одном.
Усталость наваливается, как после тяжелой операции.
С трудом шевельнулся распухший язык:
— Заплати ему.
И нортор, как когда-то капитан Крант, бросает предсказателю монету. Золотой шлепается на землю, рядом с кучкой пепла.
— Забудь, если сможешь, — предлагаю старику.
— Если смогу.
Тот, по-прежнему, не открывает глаза.
Из лавки выходим, не дожидаясь просьбы хозяина. Даже мне ясно, что больше здесь мы ничего не узнаем.
За дверью нас ждет Малек. Вид у него донельзя любопытствующий. И слегка пришибленный, после созерцания наших рож.
— Господин, а…
Мне только допроса с пристрастием сейчас не хватает.
— Верни добро провидцу, — озадачиваю пацана.
Тот кивает. Миг и у Малька уже свободные руки. Он что, сквозь закрытые двери ходить научился?
— Господин, а…
— Чего это с ней?
Девчонка стоит у двери и мелко дрожит. Миска и кувшин брякают друг о друга.
— С этой? Так боится она.
И Малек замолкает. Типа, все остальное я должен понять без слов. Ага, счаз!
— Чего боится?
— Так наставник ее скоро умрет. После такого гадания. Она теперь вместо него предсказывать будет. А ей рано еще. Ей учиться надо.
— Ага, учиться. А с чего ты взял, что старик помирать собрался?
— Она сказала. Когда увидела, с чем я вышел. Говорит, так всегда перед последним гаданием делают. Чтоб Око дальше служить могло. Другому зрящему.
А девчонка молча плачет. Слезы выкатываются из-под закрытых век, бегут по щекам. И ни одна морщинка пока не мешает им.
— Не реви, дуреха. Поживет еще твой дед. Говорить ему не пришлось. А то, чего он видел… на двоих мы это разделили. Думаю, с половиной он как-нибудь управится.
На меня глянули сине-фиолетовые, как у породистой кошки, глаза. В таких легко можно заблудиться и утонуть.
А ведь из нее настоящая Зрящая получится. Если дать ей время и учителя.
Я этого не говорил. Честно! Но ответ услышал.
— Спасибо, Многомудрый. За предсказание. И за… учителя. Девчонка опять начала покачиваться. Глазищи закрылись. Голос стал низким и вибрирующим. Ты носишь много плащей, странник. Один из них дала тебе Удача. Если пожелаешь, ты сможешь прикрыть им других…
Дверь лавки распахнулась. Звякнули маленькие колокольчики. Гадалка-недоучка вздрогнула, поклонилась старику и юркнула внутрь.
А мы пошли по улице. К Нижнему Городу. Молча. Нам было о чем помолчать. Всем. Кроме Малька.
— Господин, это было настоящее предсказание, да? Значит, нам надо идти к Храму, да?
— Это значит, мне надо подумать.
— А чего тут думать?!
— Во-первых, хватит мельтешить. Я резко остановился, и пацан почти столкнулся со мной. Крант слегка дернулся, но хватать его руками не стал. Привык к сдержанности и осторожности. Все-таки ипша без гиборы, что зверь без намордника.
— А во-вторых?
— Во-вторых, если тебе так неймется, можешь пойти сам. Без меня.
— Почему без тебя?
— Да не охота мне куда-то переться. И чтоб всякие многорыжие держались за мой плащ.
— А если я подержусь, можно?
Это Лапушка пошутить решила. Вид грозный и серьезный, хоть окапывайся, а глаза смеются.
— И ты еще спрашиваешь? Знаешь же, что не могу тебе отказать…
— Даже, если я попрошу пойти к Храму Многоликого? Со мной. Не с Великим и Мудрым.
Если женщина просит, трижды подумай, прежде чем сказать да. Или нет. И все равно потом будешь жалеть.
Хорошо Пал Нилычу, изрек наставление, а ты, Леха, думай, как жить дальше. Мучай свою башку и брюхо. Вот сколько ты в него впихнул и влил за сегодняшний вечер?.. Как там Малек говорил: чего тут думать? Правильно, хватит мыслить. Если женщина зовет, надо идти, пока другого ни позвала. Это уже не Пал Нилыча, это мое. Пережитое и выстраданное. Так что…
— Мы тут посоветовались, и я решил: порадую тебя, Асс, еще немного. Прогуляюсь к Храму Асгара. Надеюсь, ты не против? Наоборот? Рад душевно? Вот и ладушки. Тогда забивай свою отраву… Блин, что ж ты косорукий такой?!
Бутылка раскололась на много маленьких осколков.
Талант, однако, у мужика. Вот у меня бутылки почему-то розочками бьются.
Смотреть на колдуна было жалко.
— Да ладно, не расстраивайся так. Ну, хочешь, новую купим и разопьем?
Не получилось у меня успокоить его. Мужик, оказывается, четыре сезона готовил это пойло. Из сотни редчайших компонентов. И вдруг одним махом все пошло прахом.
Всё, чего нажито непосильным трудом…
— Ну, еще приготовишь. Я подожду. Ты ведь не завтра умирать собрался.
На меня глянули так, будто в натуре, отравить хотели. Или удавить.
Ну, не повезло, рыжему. Поганый из меня утешитель сегодня.
29.
Как там, в детской дурацкой считалке?.. Море волнуется раз, потом два… а на счет три это самое море выхлюпывается на берег. И поднимается по улицам города. А Леха Серый, весь из себя счастливый и почти трезвый, спускается по одной из улиц. Где-то там, в Нижнем Городе, имеется Солнечный поал, где привык останавливаться знакомый караванщик. В этом же кабаке могут найтись еще знакомые люди. И вещи. Которые Леха Серый привык считать своими.
Короче, найти этот кабак просто необходимо. Вот если б добраться до него было так же просто.
Сначала носильщики довольно бодро топали из Верхнего города в Средний, а потом вдруг забастовали. Остановились перед лужей и дальше ни с места. Это мне из носилок показалось, что лужа, а пригляделся вся улица блестит, как мокрая кожанка. На ширину дороги блестит. И ни одного прохожего на ней! Ни в паланкине, ни на своих двоих. А паланкидер вежливо так любопытствует, куда Многодобрый, то есть я, желает отправиться. Еще раз озвучиваю свое желание: кабак Солнечный поал. Многословные извинения, а в итоге нет! Типа, та часть города уже затоплена, надо ждать. Совсем недолго. День. Или два. Ну, может, три. Вот отец отца паланкидера видел, как вода добралась до Верхнего Города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Короче, на стол Асс поставил весьма дорогую вещицу.
И это все для меня?!
Чего это с ним? Внезапный приступ щедрости или перепутал меня с кем-то?
— Чего праздновать будем? спрашиваю, а сам бутылку рассматриваю.
Черная, непрозрачная, красными и фиолетовыми камушками украшенная. А пробка проволокой обмотана. Золотой, похоже.
— Когда два мужа расстаются навсегда, они открывают вино забвения, — важно изрекает гость.
— Расстаются? А-а… Спасибо.
Спасибо, рыжий, что напомнил, чего ради я тут сижу и над чем мыслить изволю. Я ведь сюда не расслабиться зашел, да на девочек посмотреть. Хотя девочки тут высший класс. Глянул на них, и будто коктейль Ностальгия заказал. Сестричек Гадюкиных они мне напомнили. Только раз я со Снежаной был в цирке, и очень ей эти малышки понравились. Гутаперчивыми двойняшками она их назвала. Ну, в девять лет суставы и позвонки еще гибкие, но ведь любой гибкости есть предел. А эти сестрички гнулись так, что полный улет! Наверно, змеями их предки были. Или позвоночника не имелось у девчонок. Вместе с прочим ливером, обычному человеку положенным.
Не, знаю, как зовут этих гимнасток-экстремалок, но они постарше сестричек будут. Лет сорок им. На троих. А номер почти тот же работают. Только на столе. Среди тарелок, да торчащих вверх ножей и вилок. Двух— и трезубых. Первый раз я такой прибор увидел. Глянуть бы еще на гения, что додумался вилку с ножом к одной рукояти приделать. Орудуешь вилкой лезвие кверху, а нужен нож, тогда вилка в потолок смотрит.
Ну, и как этот кухонный шедевр с собой носят? А о технике безопасности тут кто-нибудь чего-нибудь слышал? Или столовский инвентарь хранится на кухне, и подается вместе со жратвой? Тогда, почему мне не подали? Устроить, что ли, скандал по такому поводу? Хотя… Может, и хорошо, что не подали. Без длительных и упорных тренировок, такой опасной штукой можно здорово попортить себе физиономию. Или непрошеному гостю, что приперся распить бутылку на прощание. Ну, в крайнем случае, гостя можно и этой самой бутылкой… Попрощаться ему, видишь ли, приспичило! Вчера не мог. Или сегодня утром. Когда мне тоже хотелось. Пока я с Марлой еще не говорил.
После обеда провел я Лапушку до Среднего города. Мог бы и до Нижнего, но мне сказали, что нечего совать свой любопытный нос в чужие дела. Ну, я и не стал. Решил своими заняться. Вот хотя бы новую родину внимательно осмотреть… Если угораздило здесь жильем обзавестись. Тут-то Марла и намекнула, что новая родина стояла и еще постоит, а вот караван без меня уйдет, но вернется ли обратно, это еще как сказать. Лапушка у двух гадальщиков уже побывала. Так один сказал да, другой нет.
— К третьему надо идти! предложил я.
Ну, мы и пошли. Любопытно мне стало на местных смотрящих посмотреть. Коллеги, как ни как. Гадалки, предсказатели, ясновидящие… а от них до Видящих один шаг. Видящие, как и колдуны, бывают ночными и дневными. Одни спят днем, другие ночью. Здесь почему-то считают, что все самые важные дела делаются во сне. Ну, про колдунов замнем для безопасности. А насчет Видящих забавные вещи я узнал. Предсказания Дневных не сбываются! Или сбываются крайне редко. Вроде как, силой своего слова они разрушают грядущие беды и несчастья. Очень уважаемые люди, эти Дневные. И хорошо оплачиваемые. Ночные тоже не голодают. Но их предсказания сбываются чаще. Или всегда. Ничего радостного и приятного они не видят и, естественно, горячей народной любовью не пользуются. Но сказать что-то плохое о Ночном… ага, как же! О таком опасном человеке даже думать стараются шепотом.
Кстати, все, чего я напредсказывал, пока сбывалось. И довольно скоро. Вот только для чужих я все время работаю. А в свое будущее заглянуть, так ни-ни. Пусть другой посмотрит. Если сможет.
К трем смотрящим мы подходили. Так все трое нас послали. Как только узнавали, кто клиентом будет. Да еще и лавочки свои позакрывали. Типа, притомились сильно, длительный отдых требуется. А мне уже интересно. Азарт разобрал. Решил всю улицу пройти, если надо, но услышать-таки про дорогу дальнюю и даму трефовую…
Только четвертый согласился со мной поработать. На вид старику сто лет в обед. А глянешь в глаза тысячу сто можно дать. Если все, чего дед предсказывает, он еще и видит, то мама дорогая, я лучше в дворники пойду!
Знал бы, чем все закончится, я б отказался от сеанса.
Началось с того, что дед приказал малявке-помощнице выйти на улицу. А кувшин и миску белого металла взять с собой. Потом старик начал прятать хрустальный шар. Сначала под платок, потом в шкатулку. Резную. И, вроде как, из кости сделанную. Шкатулку убрал в деревянную коробку, коробку сунул в руки Мальку, и того тоже отправил за дверь. Потом настала очередь белой вороны. Ее запихнули в клетку, накрыли огромным платком и дед лично Лапушке или Кранту не доверил! унес куда-то свою животину. Ходил он так долго, что я подумал, может, старик и себя решил эвакуировать. От греха подальше. Но дед вернулся. И посмотрел на нас так, будто надеялся, что мы исчезнем до его прихода. Но мы намек не поняли.
Как гадают на картах, я себе представлял, а вот на палочках…
Оказалось, очень даже просто.
Берется высокий резной стакан, тоже вроде как костяной. В стакане тонкие ошкуренные прутики торчат. На краях прутиков насечки и полоски разного цвета. Стакан берется в руку, над ним произносится какая-то заумная ерундень, какую я не повторю, даже если б очень захотел. Потом вторая рука хлопает по дну стакана… То, чего вылетело из него, над тем и работают.
Прутики еще падали, а я вдруг понял, что все это уже было. И старик, и клубок тонких палочек на голой земле, и мужик слева от меня. Но тогда это был не нортор. Капитан. Для команды. А для меня капитан Крант. И на месте Лапушки стоял его племяш. Чего-то жевал. Был еще ветер. Что пах морем, жарой и песком. Песок скрипел на зубах.
Старик-прорицатель бросил прутики на землю, и долго вглядывался в полученный узор. Я-другой тоже смотрел вниз. Будто видел и понимал увиденное. Только капитан заметил это, как привык замечать все вокруг. Остальные глазели по сторонам, жевали или подмигивали проходящим девкам. Команда две луны обходилась без девок. Прорицатель кашлянул, прочищая горло, но я-другой не дал ему заговорить. Так мы и сидели, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Слезы покатились по щекам старика, затерялись в глубоких морщинах, его губы дрогнули, и капли утонули в теплой пыли. Ямки получились глубокие, ровные. Словно не слезы сотворили их, а расплавленный металл, что прольется однажды на землю и…
Старик вскрикнул, как от боли и я вернулся.
Крант, Лапушка, древняя лавка, помнящая три поколения провидцев. Всё на месте, всё знакомо. А ее нынешний хозяин сидел напротив меня и покачивался, плотно закрыв глаза. По его щекам бежали слезы, терялись в лабиринте морщин.
В лавке пахло пылью, травами и почему-то дымом. На зубах скрипел песок.
Лежащие между нами палочки дымились.
— Как ты будешь жить с этим?
Блин, какой знакомый вопрос! Прям, до боли.
И такой же привычный ответ.
— День за днем, старик. День за днем.
Сколько раз я отвечал так? Точно больше двух. В скольких мирах или снах?.. Вряд ли только в одном.
Усталость наваливается, как после тяжелой операции.
С трудом шевельнулся распухший язык:
— Заплати ему.
И нортор, как когда-то капитан Крант, бросает предсказателю монету. Золотой шлепается на землю, рядом с кучкой пепла.
— Забудь, если сможешь, — предлагаю старику.
— Если смогу.
Тот, по-прежнему, не открывает глаза.
Из лавки выходим, не дожидаясь просьбы хозяина. Даже мне ясно, что больше здесь мы ничего не узнаем.
За дверью нас ждет Малек. Вид у него донельзя любопытствующий. И слегка пришибленный, после созерцания наших рож.
— Господин, а…
Мне только допроса с пристрастием сейчас не хватает.
— Верни добро провидцу, — озадачиваю пацана.
Тот кивает. Миг и у Малька уже свободные руки. Он что, сквозь закрытые двери ходить научился?
— Господин, а…
— Чего это с ней?
Девчонка стоит у двери и мелко дрожит. Миска и кувшин брякают друг о друга.
— С этой? Так боится она.
И Малек замолкает. Типа, все остальное я должен понять без слов. Ага, счаз!
— Чего боится?
— Так наставник ее скоро умрет. После такого гадания. Она теперь вместо него предсказывать будет. А ей рано еще. Ей учиться надо.
— Ага, учиться. А с чего ты взял, что старик помирать собрался?
— Она сказала. Когда увидела, с чем я вышел. Говорит, так всегда перед последним гаданием делают. Чтоб Око дальше служить могло. Другому зрящему.
А девчонка молча плачет. Слезы выкатываются из-под закрытых век, бегут по щекам. И ни одна морщинка пока не мешает им.
— Не реви, дуреха. Поживет еще твой дед. Говорить ему не пришлось. А то, чего он видел… на двоих мы это разделили. Думаю, с половиной он как-нибудь управится.
На меня глянули сине-фиолетовые, как у породистой кошки, глаза. В таких легко можно заблудиться и утонуть.
А ведь из нее настоящая Зрящая получится. Если дать ей время и учителя.
Я этого не говорил. Честно! Но ответ услышал.
— Спасибо, Многомудрый. За предсказание. И за… учителя. Девчонка опять начала покачиваться. Глазищи закрылись. Голос стал низким и вибрирующим. Ты носишь много плащей, странник. Один из них дала тебе Удача. Если пожелаешь, ты сможешь прикрыть им других…
Дверь лавки распахнулась. Звякнули маленькие колокольчики. Гадалка-недоучка вздрогнула, поклонилась старику и юркнула внутрь.
А мы пошли по улице. К Нижнему Городу. Молча. Нам было о чем помолчать. Всем. Кроме Малька.
— Господин, это было настоящее предсказание, да? Значит, нам надо идти к Храму, да?
— Это значит, мне надо подумать.
— А чего тут думать?!
— Во-первых, хватит мельтешить. Я резко остановился, и пацан почти столкнулся со мной. Крант слегка дернулся, но хватать его руками не стал. Привык к сдержанности и осторожности. Все-таки ипша без гиборы, что зверь без намордника.
— А во-вторых?
— Во-вторых, если тебе так неймется, можешь пойти сам. Без меня.
— Почему без тебя?
— Да не охота мне куда-то переться. И чтоб всякие многорыжие держались за мой плащ.
— А если я подержусь, можно?
Это Лапушка пошутить решила. Вид грозный и серьезный, хоть окапывайся, а глаза смеются.
— И ты еще спрашиваешь? Знаешь же, что не могу тебе отказать…
— Даже, если я попрошу пойти к Храму Многоликого? Со мной. Не с Великим и Мудрым.
Если женщина просит, трижды подумай, прежде чем сказать да. Или нет. И все равно потом будешь жалеть.
Хорошо Пал Нилычу, изрек наставление, а ты, Леха, думай, как жить дальше. Мучай свою башку и брюхо. Вот сколько ты в него впихнул и влил за сегодняшний вечер?.. Как там Малек говорил: чего тут думать? Правильно, хватит мыслить. Если женщина зовет, надо идти, пока другого ни позвала. Это уже не Пал Нилыча, это мое. Пережитое и выстраданное. Так что…
— Мы тут посоветовались, и я решил: порадую тебя, Асс, еще немного. Прогуляюсь к Храму Асгара. Надеюсь, ты не против? Наоборот? Рад душевно? Вот и ладушки. Тогда забивай свою отраву… Блин, что ж ты косорукий такой?!
Бутылка раскололась на много маленьких осколков.
Талант, однако, у мужика. Вот у меня бутылки почему-то розочками бьются.
Смотреть на колдуна было жалко.
— Да ладно, не расстраивайся так. Ну, хочешь, новую купим и разопьем?
Не получилось у меня успокоить его. Мужик, оказывается, четыре сезона готовил это пойло. Из сотни редчайших компонентов. И вдруг одним махом все пошло прахом.
Всё, чего нажито непосильным трудом…
— Ну, еще приготовишь. Я подожду. Ты ведь не завтра умирать собрался.
На меня глянули так, будто в натуре, отравить хотели. Или удавить.
Ну, не повезло, рыжему. Поганый из меня утешитель сегодня.
29.
Как там, в детской дурацкой считалке?.. Море волнуется раз, потом два… а на счет три это самое море выхлюпывается на берег. И поднимается по улицам города. А Леха Серый, весь из себя счастливый и почти трезвый, спускается по одной из улиц. Где-то там, в Нижнем Городе, имеется Солнечный поал, где привык останавливаться знакомый караванщик. В этом же кабаке могут найтись еще знакомые люди. И вещи. Которые Леха Серый привык считать своими.
Короче, найти этот кабак просто необходимо. Вот если б добраться до него было так же просто.
Сначала носильщики довольно бодро топали из Верхнего города в Средний, а потом вдруг забастовали. Остановились перед лужей и дальше ни с места. Это мне из носилок показалось, что лужа, а пригляделся вся улица блестит, как мокрая кожанка. На ширину дороги блестит. И ни одного прохожего на ней! Ни в паланкине, ни на своих двоих. А паланкидер вежливо так любопытствует, куда Многодобрый, то есть я, желает отправиться. Еще раз озвучиваю свое желание: кабак Солнечный поал. Многословные извинения, а в итоге нет! Типа, та часть города уже затоплена, надо ждать. Совсем недолго. День. Или два. Ну, может, три. Вот отец отца паланкидера видел, как вода добралась до Верхнего Города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42