Но с нее станется и овацию устроить.
— Ларт, уходить надо.
— Зачем?
— Мы слишком близко к Долм-И. Я не знаю, что это за место и…
— Нормальное место. Тихое, спокойное. И совсем рядом с дорогой. Странно.
— До пожара его видно не было. И теперь не всякий увидит. И не всех оно примет.
— Ну, меня оно приняло. И тебя, похоже, не гонит. Так что ложись, расслабься. Глядишь, и хромота твоя пройдет.
Машка подумала немного, и устроилась рядом.
— Ларт, — дохнула мне в ухо.
— Чего?
— А как там? Внутри?
— Странно там. В одни словно тянет. А вот в другие и за деньги лезть не хочется.
— Деньги? А зачем они тебе?
— Ну, блин, ты спросила!… Чего-нибудь полегче спроси.
Что Машка и сделала.
— Последний хозяин Долм-И был целителем, да?
— А мне откуда знать? Может, и был.
— Ты тоже был целителем.
— Почему был? Я и сейчас…
— Сейчас ты ларт. Без хозяина.
Надоел мне этот базар. Про хозяина. И вообще…
— Знаешь, что, Машка! «Спать» была команда!
Машка затихла.
А я еще раз глянул на каменный «скворечник». Здорово он напоминал крымский дольмен. Вообще-то, все эти домики похожи друг на друга. Как по одному проекту деланные. Или как дети одной матери и одного отца. А эти — прям близнецы братья.
Солнце светило на стену, ту, что со входом. Но заходить внутрь мне не хотелось. Может, потом. Как-нибудь. Когда пробки в нем не будет.
ЧАСТЬ 2
22
— Легкого пути, мин.
— И тебе легкого пути, миной, — отозвалась Машка на приветствие.
Это я так думаю, что приветствие. Надеюсь. Не хочется, чтоб после ее слов началась крутая кабацкая разборка. Не то у меня настроение, как для разборки. Да и запахи в кабаке очень уж аппетитные. Я невольно сглотнул, и брюхо тут же громко заурчало, напоминая, что последние дни я кормил его всякой дрянью. Подножным кормом, можно сказать. В другое время я бы и не глянул на этот корм, но когда в пузе пусто, то и горелый прошлогодний орех жратвой покажется. Другие пункты нашего походного меню лучше не вспоминать.
Сытый человек отличается большей брезгливостью и переборчивостью. Но пара недель строгого поста и он сжует что угодно, не заморачиваясь вопросами: Кого это я ем? И почему без соуса?
Машка за эти дни превратилась в ходячие мощи. Я тоже не оброс жиром.
И доказывать сейчас, что я круче крутых яиц, не было ни малейшего желания.
Наверно, кто-то наверху очень любит меня: ничего и никому доказывать не пришлось. Даже когда хозяин кабака обратил на меня самое пристальное внимание.
— Легкого пути, миной. Рад тебя видеть.
Я промолчал. Только кивнул. А чего тут говорить? Мол, я тоже рад и все такое?… Так это по моим голодным глазам видно. Похоже, кабатчик разглядел в них чего-то еще.
— Ты сильно изменился, миной Рид. Я не сразу узнал тебя.
А я не сразу сообразил, что миной Рид — это я. Бывает. Иногда я соображаю быстро, а иногда так, будто пью по утрам тормозную жидкость. Завместо кофе.
Здоровяк-кабатчик радовался моему появлению. Очень активно. А я молча улыбался. Сказать ему, что он обознался? Ага, счаз … Вот только завещание напишу.
Шути с равными себе или с умными.
Слышал я как-то этот совет. Очень неглупый мужик сказал. Вот я смотрел на хозяина кабака и понять пытался: умный он или как. То, что мы разных весовых категорий, — это я сообразил сразу.
Роста я с ним одинакового, но в плечах он шире раза в два, в толщину же — в три с половиной, а то и в четыре. Центнера два в нем. Как минимум. Но назвать мужика жирным, язык не поворачивается. Таким точно жиром обрастают борцы сумо. А какими неповоротливыми и медлительными бывают толстяки, я уже видел. В Японии. В стране, не в кабаке. А как тот кабак обзывался, не помню. По-английски чего-то. Там один из таких вот сумистов — сумоистов с места, без разбега, вспрыгнул на стойку бара. А она мне по грудь была. И тут же рухнул вниз. На того придурка, что был по другую сторону стойки.
Не знаю уж, из-за чего у них вышел спор, но сила удара получилась такой, что меня на полметра подбросило. Вместе со стулом и чашкой. Не пьют японцы свою водку из нормальных стаканов. И приезжим в пиалки наливают. Пока я спасал свою выпивку, обидчик и обиженный на полу кряхтели. Будь один из них нормальной комплекции, получился бы несчастный случай с летальным исходом. В смысле, летала бы душа над плоским телом и удивлялась: под какой это каток оно угодило. А так, помяли немного колобки друг друга, встали, отряхнулись и разошлись в разные стороны. Каждый к своим почитателям.
Такое вот жирные и ленивые могут отчебучить. В нашем мире. А чего могут в этом, проверять как-то не тянет. Да и хозяина не хочется нервировать. До обеда. Выгонит еще не жрамши, а под такие запахи я и жареные гвозди сжевал бы. Те, что в Пекине подавали. Веселый такой кабак. Не для бедных. А где эти гвозди жили и чем питались, когда сырыми червями были, мне по барабану. Это Ларка закатила потом истерику: вроде, отравить ее кто-то хотел. Не поймешь этих баб: то ей экзотику подавай, то чтоб все понятно и привычно было. Сами не знают, чего хотят.
Вот Машка знает. Сразу обед и комнату заказала. А здоровяк ей:
— Как пожелаешь, мин.
Потом ко мне:
— А тебе, миной, нужна комната, еда или то и другое?
— Сначала еда. А потом я хочу помыться.
Мужик хлопнул себя по животу и широко улыбнулся.
Н-да, а зубки у него не совсем человеческие. Такими кости хорошо дробить. Мозговые.
— Все тот же миной Рид! В прошлый раз ты один извел больше воды, чем все остальные мои гости.
Я составил компанию кабатчику, хотя смеяться на голодный желудок мало радости.
— Знаешь, миной, твоя комната сейчас свободна. И в ней стоит новая джакка . Самая большая, какую я только видел. Ты должен на нее посмотреть.
Спорить я не стал.
— Разумеется, посмотрю. Если ты покажешь.
— Вот так сразу? А как же еда?
— Потом. Надеюсь, все не съедят, пока я буду ходить с тобой.
Не мог же я сказать, что не знаю, куда идти, и даже не представляю на чего смотреть надо.
— Чтоб у толстого Ранула все съели?! — возмутился хозяин кабака. — Ты забыл, как тебя здесь кормили?
— А зачем бы еще я сюда вернулся? Поглазеть на тебя, да узнать, на сколько ты потолстел?
Я рискнул и пошутил. К счастью, не ошибся. Ранул оглушительно захохотал и хлопнул здоровенной — куда там моей! — ладонью по перилам. Хорошо, что не по моему плечу. От его шлепка вся лестница затряслась.
— Идем, миной Рид. А потом я накормлю тебя самыми вкусными чибо . Слышишь, бездельник? Остаешься за меня!
От стены отделился Ранул-номер-два. Только выше, тоньше, моложе и мрачнее. А вот с таким я шутить не рискнул бы. У пацана лицо прирожденного омоновца. Страдающего от несварения желудка
Рядом с настоящим Ранулом пацан смотрелся несчастным заморышем. А вот рядом со мной — очень даже наоборот. «Бездельник» взял в руки дубинку, чуть больше бейсбольной биты, и стал напротив двери. Не знаю, зачем ему при таких кулаках еще и дубинка понадобилась. Для милосердия, разве что.
Лестница застонала под ногами Ранула. Пожалуй, идти рядом с ним смог бы кто-то совсем уж тощий. Вроде Машки, что осталась внизу. Разговорилась она там с парочкой в синих плащах, пока я общался с кабатчиком. Мешать я ей не стал. В последние дни она была неприступней Марианской впадины и холоднее арктической ночи. Кажется, Машка злилась на меня из-за чего-то. Знать бы еще, из-за чего. Я кивнул на прощание. Она не ответила. Прикинулась очень занятой. Или думала, что я вернусь и устрою сцену ревности? Так за красавцем в синем есть кому присмотреть. И она куда аппетитнее Машки будет.
Еще пара ступеней, поворот и тех, кто внизу, закрыли высокие перила. Ранул целеустремленно топал впереди. И дышал размеренно и мощно. Сердце и дыхалка у него в норме. Это и без рентгена видно. И с давлением, похоже, никаких проблем. Такие нагрузки, а цвет затылка не изменился. Могучий мужик. Я вот поднялся на второй этаж всего, а в глазах уже темно. Надеюсь, от недоедания, только. Мне бы поесть и отоспаться по-человечески. Отдых и нормальное питание творят чудеса. Не со всеми и не всегда. Но в моем случае должно сработать.
Дверь у моего «люкса» оказалась такой же добротной, как и все в этом кабаке.
— Трудный Путь был? — спросил Ранул, когда мы вошли в комнату и я привалился к стене. Чтоб не рухнула, вроде как.
— Трудный, — не стал отнекиваться. — А по мне не видно?
— Трудный Путь, вкусная еда, теплая грелка и спокойный сон — а что еще нужно настоящему мужчине?
Я согласился со всем, кроме грелки. Ранул захохотал. Мощно, раскатисто. И голос у него такой же. Низкий и густой. Отрастить бороду, крест на пузо — и от попа не отличишь. Ряса в наличии имеется. Или как там эта хламида обзывается?
Хатума .
— Даже подумать боюсь, какой Путь ты прошел, если от грелки отказываешься.
— Правильно делаешь, миной Ранул. Твое дело — кормить уставших гостей, а не думать. Или хочешь поменяться со мной?
Хозяин кабака покачал головой.
— Стар я для дальнего Пути. Силы уже не те. Да и хорошую еду я люблю больше, чем хорошую дорогу.
— Это видно, миной. Это очень даже заметно. И насколько ты стал… тяжелее, с нашей последней встречи?
Ранул огладил грудь и живот, изобразил на лице задумчивость.
— Стобов девять, думаю.
— Да?…
— Или десять, — еще один проход по груди и животу.
— Сколько же в тебе всего?
— Сто двадцать два.
— Всего лишь?!
Сначала удивился, а потом сообразил, не о килограммах мужик говорит.
— А что?
— Я думал, больше. Думал, лестница не выдержит.
Пошутил это я так, а Ранул на полном серьезе все принял. Обиделся за родные пенаты.
— Ее еще мой отец топтал. А в нем сто шестьдесят девять стобов было!
Ни фига себе! Если в этом за двести, то его папочка за триста кило весил. И он ходил еще при этом?! Могучая однако семейка. Интересно, а лестницу с тех пор чинили?
Спросил.
Оказалось, ни разу.
М-да. Больше я с Ранулом ходить по ней не буду. Мне еще не настолько жить надоело.
23
Заходить в комнату без приглашения здесь не принято.
У нас вообще-то тоже не любят, когда дверь открывают в самый неподходящий момент. Могут и послать. По известному адресу. А здесь с незваными гостями поступают еще радикальнее. Это я на собственном опыте выяснил.
Поболтали мы с Ранулом, душевно так, и он на кухню свалил. Обед мне готовить. Как особо дорогому гостю. А я в номере остался. Решил не откладывать мытье. Жратва через час будет готова, а воду горячую мне сразу принести обещали. Ну и… чем-то время надо занять. Спать? Грязным и голодным — мне уже надоело. А тут все удобства в номере. С экзотическим, понятно, уклоном.
Джакка нашлась за ширмой. Широкая бочка, вместо сидячей ванны приспособленная. Странная такая емкость — легкая, прочная и без единого шва.
Джакку из джаккасы делают. Трава здесь такая растет. Вроде нашего бамбука. Только размерами больше. Если траву правильно порезать, бочки получаются. И дно вставлять не надо: внутри джаккасы толстые перемычки. Все это я во время обеда выяснил. Ранул мне компанию составил. А под вино и чибо я много чего узнал. Интересного.
Ремонт в этом номере делали. Гости в нем небольшую разборку устроили — …немножко поспорили, поколдовали и… — пришлось, короче, перестилать полы, красить стены и ставить новую мебель… пожар совсем небольшим был… Ранул, понятное дело, в убытке не остался. Вот только во время ремонта нашелся «мой» тайник. Никто его специально не искал. Так уж получилось. И меня убедительно просили не обижаться и принять все обратно.
Вместе с обедом, Ранул принес и «мои» вещи.
Небольшую коробку, перемотанную шнуром и запечатанную печатью. И сверток. Побольше. На нем два шнурка оказалось. И две печати. Полустертая — на старом и красная, с крылатой кошкой, — поверх нового шнура. Я повертел, вроде как, свои вещицы и рядом положил. А хозяин кабака вздохнул. Глубоко и громко.
Похоже, Ранул спал и мечтал быстрее избавиться от них. Чего ж не загнал тогда их, а меня дожидался? Чем это я-другой так впечатлил его? Прям, до дрожи в руках. Вряд ли теперь узнаешь.
А вот куда здесь ходят по надобности, я узнал. За ширму. Не ту, что джакку прикрывает. Я, наверно, минуту пялился на стул с крышкой и высокий кувшин под ним. Видел я похожее сооружение. В магазине для ползунковых. Не думал, что такое же устройство для взрослых делают. Для вполне здоровых, что и во дворе удобства поискать могут.
Ранул удивился не меньше моего:
— Зачем тебе усул в кустах, если есть куст?
— Чтоб нюхать цветы, а не дерьмо!
— Дорога научила тебя шутить, миной, — сказал здоровяк, отдышавшись.
Ну, научила, так научила. Интересно только, чего смешного я сказал.
Еще выпили-поели, еще поговорили.
Идею передвижного туалета Ранул встретил таким хохотом, я даже испугался за его здоровье. Так же внезапно мужик успокоился и сказал, мол в этом новшестве чего-то есть и, если в других странах…
Короче, расстались мы лучшими друзьями, и до лестницы шли в обнимку. Потом я обратно повернул. Машку решил проведать, да и за жизнь поговорить. Не очень-то мы ладили последние дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ларт, уходить надо.
— Зачем?
— Мы слишком близко к Долм-И. Я не знаю, что это за место и…
— Нормальное место. Тихое, спокойное. И совсем рядом с дорогой. Странно.
— До пожара его видно не было. И теперь не всякий увидит. И не всех оно примет.
— Ну, меня оно приняло. И тебя, похоже, не гонит. Так что ложись, расслабься. Глядишь, и хромота твоя пройдет.
Машка подумала немного, и устроилась рядом.
— Ларт, — дохнула мне в ухо.
— Чего?
— А как там? Внутри?
— Странно там. В одни словно тянет. А вот в другие и за деньги лезть не хочется.
— Деньги? А зачем они тебе?
— Ну, блин, ты спросила!… Чего-нибудь полегче спроси.
Что Машка и сделала.
— Последний хозяин Долм-И был целителем, да?
— А мне откуда знать? Может, и был.
— Ты тоже был целителем.
— Почему был? Я и сейчас…
— Сейчас ты ларт. Без хозяина.
Надоел мне этот базар. Про хозяина. И вообще…
— Знаешь, что, Машка! «Спать» была команда!
Машка затихла.
А я еще раз глянул на каменный «скворечник». Здорово он напоминал крымский дольмен. Вообще-то, все эти домики похожи друг на друга. Как по одному проекту деланные. Или как дети одной матери и одного отца. А эти — прям близнецы братья.
Солнце светило на стену, ту, что со входом. Но заходить внутрь мне не хотелось. Может, потом. Как-нибудь. Когда пробки в нем не будет.
ЧАСТЬ 2
22
— Легкого пути, мин.
— И тебе легкого пути, миной, — отозвалась Машка на приветствие.
Это я так думаю, что приветствие. Надеюсь. Не хочется, чтоб после ее слов началась крутая кабацкая разборка. Не то у меня настроение, как для разборки. Да и запахи в кабаке очень уж аппетитные. Я невольно сглотнул, и брюхо тут же громко заурчало, напоминая, что последние дни я кормил его всякой дрянью. Подножным кормом, можно сказать. В другое время я бы и не глянул на этот корм, но когда в пузе пусто, то и горелый прошлогодний орех жратвой покажется. Другие пункты нашего походного меню лучше не вспоминать.
Сытый человек отличается большей брезгливостью и переборчивостью. Но пара недель строгого поста и он сжует что угодно, не заморачиваясь вопросами: Кого это я ем? И почему без соуса?
Машка за эти дни превратилась в ходячие мощи. Я тоже не оброс жиром.
И доказывать сейчас, что я круче крутых яиц, не было ни малейшего желания.
Наверно, кто-то наверху очень любит меня: ничего и никому доказывать не пришлось. Даже когда хозяин кабака обратил на меня самое пристальное внимание.
— Легкого пути, миной. Рад тебя видеть.
Я промолчал. Только кивнул. А чего тут говорить? Мол, я тоже рад и все такое?… Так это по моим голодным глазам видно. Похоже, кабатчик разглядел в них чего-то еще.
— Ты сильно изменился, миной Рид. Я не сразу узнал тебя.
А я не сразу сообразил, что миной Рид — это я. Бывает. Иногда я соображаю быстро, а иногда так, будто пью по утрам тормозную жидкость. Завместо кофе.
Здоровяк-кабатчик радовался моему появлению. Очень активно. А я молча улыбался. Сказать ему, что он обознался? Ага, счаз … Вот только завещание напишу.
Шути с равными себе или с умными.
Слышал я как-то этот совет. Очень неглупый мужик сказал. Вот я смотрел на хозяина кабака и понять пытался: умный он или как. То, что мы разных весовых категорий, — это я сообразил сразу.
Роста я с ним одинакового, но в плечах он шире раза в два, в толщину же — в три с половиной, а то и в четыре. Центнера два в нем. Как минимум. Но назвать мужика жирным, язык не поворачивается. Таким точно жиром обрастают борцы сумо. А какими неповоротливыми и медлительными бывают толстяки, я уже видел. В Японии. В стране, не в кабаке. А как тот кабак обзывался, не помню. По-английски чего-то. Там один из таких вот сумистов — сумоистов с места, без разбега, вспрыгнул на стойку бара. А она мне по грудь была. И тут же рухнул вниз. На того придурка, что был по другую сторону стойки.
Не знаю уж, из-за чего у них вышел спор, но сила удара получилась такой, что меня на полметра подбросило. Вместе со стулом и чашкой. Не пьют японцы свою водку из нормальных стаканов. И приезжим в пиалки наливают. Пока я спасал свою выпивку, обидчик и обиженный на полу кряхтели. Будь один из них нормальной комплекции, получился бы несчастный случай с летальным исходом. В смысле, летала бы душа над плоским телом и удивлялась: под какой это каток оно угодило. А так, помяли немного колобки друг друга, встали, отряхнулись и разошлись в разные стороны. Каждый к своим почитателям.
Такое вот жирные и ленивые могут отчебучить. В нашем мире. А чего могут в этом, проверять как-то не тянет. Да и хозяина не хочется нервировать. До обеда. Выгонит еще не жрамши, а под такие запахи я и жареные гвозди сжевал бы. Те, что в Пекине подавали. Веселый такой кабак. Не для бедных. А где эти гвозди жили и чем питались, когда сырыми червями были, мне по барабану. Это Ларка закатила потом истерику: вроде, отравить ее кто-то хотел. Не поймешь этих баб: то ей экзотику подавай, то чтоб все понятно и привычно было. Сами не знают, чего хотят.
Вот Машка знает. Сразу обед и комнату заказала. А здоровяк ей:
— Как пожелаешь, мин.
Потом ко мне:
— А тебе, миной, нужна комната, еда или то и другое?
— Сначала еда. А потом я хочу помыться.
Мужик хлопнул себя по животу и широко улыбнулся.
Н-да, а зубки у него не совсем человеческие. Такими кости хорошо дробить. Мозговые.
— Все тот же миной Рид! В прошлый раз ты один извел больше воды, чем все остальные мои гости.
Я составил компанию кабатчику, хотя смеяться на голодный желудок мало радости.
— Знаешь, миной, твоя комната сейчас свободна. И в ней стоит новая джакка . Самая большая, какую я только видел. Ты должен на нее посмотреть.
Спорить я не стал.
— Разумеется, посмотрю. Если ты покажешь.
— Вот так сразу? А как же еда?
— Потом. Надеюсь, все не съедят, пока я буду ходить с тобой.
Не мог же я сказать, что не знаю, куда идти, и даже не представляю на чего смотреть надо.
— Чтоб у толстого Ранула все съели?! — возмутился хозяин кабака. — Ты забыл, как тебя здесь кормили?
— А зачем бы еще я сюда вернулся? Поглазеть на тебя, да узнать, на сколько ты потолстел?
Я рискнул и пошутил. К счастью, не ошибся. Ранул оглушительно захохотал и хлопнул здоровенной — куда там моей! — ладонью по перилам. Хорошо, что не по моему плечу. От его шлепка вся лестница затряслась.
— Идем, миной Рид. А потом я накормлю тебя самыми вкусными чибо . Слышишь, бездельник? Остаешься за меня!
От стены отделился Ранул-номер-два. Только выше, тоньше, моложе и мрачнее. А вот с таким я шутить не рискнул бы. У пацана лицо прирожденного омоновца. Страдающего от несварения желудка
Рядом с настоящим Ранулом пацан смотрелся несчастным заморышем. А вот рядом со мной — очень даже наоборот. «Бездельник» взял в руки дубинку, чуть больше бейсбольной биты, и стал напротив двери. Не знаю, зачем ему при таких кулаках еще и дубинка понадобилась. Для милосердия, разве что.
Лестница застонала под ногами Ранула. Пожалуй, идти рядом с ним смог бы кто-то совсем уж тощий. Вроде Машки, что осталась внизу. Разговорилась она там с парочкой в синих плащах, пока я общался с кабатчиком. Мешать я ей не стал. В последние дни она была неприступней Марианской впадины и холоднее арктической ночи. Кажется, Машка злилась на меня из-за чего-то. Знать бы еще, из-за чего. Я кивнул на прощание. Она не ответила. Прикинулась очень занятой. Или думала, что я вернусь и устрою сцену ревности? Так за красавцем в синем есть кому присмотреть. И она куда аппетитнее Машки будет.
Еще пара ступеней, поворот и тех, кто внизу, закрыли высокие перила. Ранул целеустремленно топал впереди. И дышал размеренно и мощно. Сердце и дыхалка у него в норме. Это и без рентгена видно. И с давлением, похоже, никаких проблем. Такие нагрузки, а цвет затылка не изменился. Могучий мужик. Я вот поднялся на второй этаж всего, а в глазах уже темно. Надеюсь, от недоедания, только. Мне бы поесть и отоспаться по-человечески. Отдых и нормальное питание творят чудеса. Не со всеми и не всегда. Но в моем случае должно сработать.
Дверь у моего «люкса» оказалась такой же добротной, как и все в этом кабаке.
— Трудный Путь был? — спросил Ранул, когда мы вошли в комнату и я привалился к стене. Чтоб не рухнула, вроде как.
— Трудный, — не стал отнекиваться. — А по мне не видно?
— Трудный Путь, вкусная еда, теплая грелка и спокойный сон — а что еще нужно настоящему мужчине?
Я согласился со всем, кроме грелки. Ранул захохотал. Мощно, раскатисто. И голос у него такой же. Низкий и густой. Отрастить бороду, крест на пузо — и от попа не отличишь. Ряса в наличии имеется. Или как там эта хламида обзывается?
Хатума .
— Даже подумать боюсь, какой Путь ты прошел, если от грелки отказываешься.
— Правильно делаешь, миной Ранул. Твое дело — кормить уставших гостей, а не думать. Или хочешь поменяться со мной?
Хозяин кабака покачал головой.
— Стар я для дальнего Пути. Силы уже не те. Да и хорошую еду я люблю больше, чем хорошую дорогу.
— Это видно, миной. Это очень даже заметно. И насколько ты стал… тяжелее, с нашей последней встречи?
Ранул огладил грудь и живот, изобразил на лице задумчивость.
— Стобов девять, думаю.
— Да?…
— Или десять, — еще один проход по груди и животу.
— Сколько же в тебе всего?
— Сто двадцать два.
— Всего лишь?!
Сначала удивился, а потом сообразил, не о килограммах мужик говорит.
— А что?
— Я думал, больше. Думал, лестница не выдержит.
Пошутил это я так, а Ранул на полном серьезе все принял. Обиделся за родные пенаты.
— Ее еще мой отец топтал. А в нем сто шестьдесят девять стобов было!
Ни фига себе! Если в этом за двести, то его папочка за триста кило весил. И он ходил еще при этом?! Могучая однако семейка. Интересно, а лестницу с тех пор чинили?
Спросил.
Оказалось, ни разу.
М-да. Больше я с Ранулом ходить по ней не буду. Мне еще не настолько жить надоело.
23
Заходить в комнату без приглашения здесь не принято.
У нас вообще-то тоже не любят, когда дверь открывают в самый неподходящий момент. Могут и послать. По известному адресу. А здесь с незваными гостями поступают еще радикальнее. Это я на собственном опыте выяснил.
Поболтали мы с Ранулом, душевно так, и он на кухню свалил. Обед мне готовить. Как особо дорогому гостю. А я в номере остался. Решил не откладывать мытье. Жратва через час будет готова, а воду горячую мне сразу принести обещали. Ну и… чем-то время надо занять. Спать? Грязным и голодным — мне уже надоело. А тут все удобства в номере. С экзотическим, понятно, уклоном.
Джакка нашлась за ширмой. Широкая бочка, вместо сидячей ванны приспособленная. Странная такая емкость — легкая, прочная и без единого шва.
Джакку из джаккасы делают. Трава здесь такая растет. Вроде нашего бамбука. Только размерами больше. Если траву правильно порезать, бочки получаются. И дно вставлять не надо: внутри джаккасы толстые перемычки. Все это я во время обеда выяснил. Ранул мне компанию составил. А под вино и чибо я много чего узнал. Интересного.
Ремонт в этом номере делали. Гости в нем небольшую разборку устроили — …немножко поспорили, поколдовали и… — пришлось, короче, перестилать полы, красить стены и ставить новую мебель… пожар совсем небольшим был… Ранул, понятное дело, в убытке не остался. Вот только во время ремонта нашелся «мой» тайник. Никто его специально не искал. Так уж получилось. И меня убедительно просили не обижаться и принять все обратно.
Вместе с обедом, Ранул принес и «мои» вещи.
Небольшую коробку, перемотанную шнуром и запечатанную печатью. И сверток. Побольше. На нем два шнурка оказалось. И две печати. Полустертая — на старом и красная, с крылатой кошкой, — поверх нового шнура. Я повертел, вроде как, свои вещицы и рядом положил. А хозяин кабака вздохнул. Глубоко и громко.
Похоже, Ранул спал и мечтал быстрее избавиться от них. Чего ж не загнал тогда их, а меня дожидался? Чем это я-другой так впечатлил его? Прям, до дрожи в руках. Вряд ли теперь узнаешь.
А вот куда здесь ходят по надобности, я узнал. За ширму. Не ту, что джакку прикрывает. Я, наверно, минуту пялился на стул с крышкой и высокий кувшин под ним. Видел я похожее сооружение. В магазине для ползунковых. Не думал, что такое же устройство для взрослых делают. Для вполне здоровых, что и во дворе удобства поискать могут.
Ранул удивился не меньше моего:
— Зачем тебе усул в кустах, если есть куст?
— Чтоб нюхать цветы, а не дерьмо!
— Дорога научила тебя шутить, миной, — сказал здоровяк, отдышавшись.
Ну, научила, так научила. Интересно только, чего смешного я сказал.
Еще выпили-поели, еще поговорили.
Идею передвижного туалета Ранул встретил таким хохотом, я даже испугался за его здоровье. Так же внезапно мужик успокоился и сказал, мол в этом новшестве чего-то есть и, если в других странах…
Короче, расстались мы лучшими друзьями, и до лестницы шли в обнимку. Потом я обратно повернул. Машку решил проведать, да и за жизнь поговорить. Не очень-то мы ладили последние дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31