Если бы он донес матушке, даже не знаю, что бы мне тогда осталось делать. Сам знаешь, она человек верующий, старой закалки, современную молодежь совсем не понимает.
– Значит, веди себя так, чтобы матери не было за тебя стыдно, – нашел я самое правильное в такой ситуации решение. – А если тебе так понравилось быть с женщинами, то возьми и женись.
– Ну да, пока я женюсь, меня уже свергнут. Ты же сам говорил, что скоро... Да и как сразу на двух женишься, а они мне обе нравятся! Я не знаю, какую выбрать.
После сегодняшней ночи мне только и было дела, что разбираться в чувственных пристрастиях малолетнего эротомана.
– Ты ведь любишь читать Петрарку? – спросил я.
– Да, очень, – с нежной улыбкой ответил он.
– А он свою Лауру любил не плотской любовью, а платонически, и не занимался с ней черт-те чем, да еще в компании с подругой. Вот и ты, если не хочешь спасать свою семью и престол от Самозванца, осмысляй сущность любви и читай сонеты.
– Я не знал, что ты такой жестокий, – уныло протянул Федор. – Неужели тебе трудно...
– Извини, но мне сейчас не до твоих девушек, меня сегодня чуть не убили, – серьезно сказал я. – Ты это понимаешь? Если не удастся найти второго убийцу, то он найдет меня сам, и я не уверен, что останусь в живых.
– Это что, так срочно? Может быть, он сегодня на тебя и не нападет. Завтра или как-нибудь в другой раз его поищешь. А сегодня давай еще туда сходим, ну, пожалуйста, в последний раз!
Честно скажу, от такого примитивного эгоизма у меня глаза полезли на лоб. Я даже не понял, чего в царе больше, пороков воспитания или собственного эгоцентризма.
– Федор! – сурово сказал я. – Лучше ты ко мне но приставай, а не то я сам тебя свергну! Я понимаю, что вы все средневековые уроды, но и этому должен быть предел!
Царя моя не оправданная с его точки зрения резкость так обидела, что у него на глаза навернулись слезы.
Может быть, я был и не прав, но после недавних событий нервы были взвинчены, и быть корректным но получалось. Федор посмотрел на меня, как обиженный ребенок, глубоко, со всхлипом вдохнул, хотел что-то ответить, но я не стал слушать, круто повернулся и вышел из его покоев.
Теперь первым делом мне нужно было успокоиться. Как это сделать в данных обстоятельствах, было непонятно. За водкой нужно было идти в город, найти тихое место, чтобы просто выспаться, я не мог, еще не обзавелся хорошими знакомыми среди местных жителей. Пришлось-таки отправиться в Москву. Когда я проходил мимо резиденции патриарха Иова, меня окликнул меня знакомый голос:
– Алеша! Вот так встреча!
– Здравствуй, отче, – без особой радости ответил я, однако обнял приятеля за плечи и похлопал по спине. – Ты что, все по начальству ходишь, сана добиваешься?
– Эх, грехи наши тяжкие, нигде нет правды, – посетовал отец Алексий. – Не хотят сан давать, ироды. Предлагают в диаконы идти. Ну, как тебе это нравится! Мне – и в дьячки! Вот пришел к патриарху, может быть, хоть он за правду постоит.
Отец Алексий в священники назначил себя сам, по обету, который дал, когда спасался из восточного плена. Читать и писать он не умел, из всех молитв знал только «Отче наш». Я его предупреждал, что с получением сана на этой почве могут возникнуть трудности, но он видел свое предназначение не в чтении перед паствой славянских текстов, а в истинной вере и беззаветному служении Господу. Точка зрения достойная, но, видимо, не в рамках определенной церкви.
– А если и патриарх откажет, тогда что будешь делать?
– В пустыню уйду, стану старцем и святым! – безо всякого сомнения в голосе сообщил он. – Все равно буду служить Господу!
– Слушай, Алексий, пойдем со мной, посидим, выпьем, мне сегодня очень не хватает пастырского наставления, – попросил я.
– А как же патриарх? – с сомнением спросил он. – Вдруг соблаговолит? Конечно, дело у меня к нему не спешное, может и подождать. Тогда почему бы и не выпить, если можно помочь заблудшей душе... Ты заблудшая душа?
– Еще какая, меня сегодня чуть не убили без покаяния.
– Ну, это ерунда, чуть не считается. Если бы я по каждому такому поводу горевал, то давно бы спился. Ладно, пойду я с тобой, только исповедоваться не проси, пока сана не получу – не смогу простить тебе грехи.
– Вот и хорошо, – обрадовался я нежданному компаньону, – хоть посидим по-человечески. А насчет сана, может быть, ты его напрасно добиваешься, послужил бы лучше господу воином. Скоро в этом будет большая нужда.
– А как же обет? Ты же знаешь, я, когда в янычарах был, обет дал.
– Раньше ты говорил, что в мамелюках?
– Разве? Нет, кажется, все-таки в янычарах, когда я был мамелюком, с христианами не воевал. Ну, а ты-то сам как живешь?
– Пытаюсь спасти Годуновых, их собираются свергать. Жалко их, люди они неплохие, только в цари не подходят.
– Мне дела мирские неинтересны, – нравоучительно сказал Алексий, потом поинтересовался. – Куда ты меня ведешь?
– На Сенную площадь, там у меня в кабаке есть знакомый половой, достанет водки.
– Я знаю место, где дешево, и водка чистая, да и поговорить не помешают.
Мне было все равно куда идти, и я согласился. Вскоре мы свернули в какой-то кривой переулок, упиравшийся в стену Белого города, и поп уверенно вошел в обычную по виду избу, безо всяких опознавательных знаков. Там оказался самый обычный кабак с небольшим, на три стола, залом. Столы здесь были длинными и широкими, рассчитанными на большие компании, но в этот момент во всем заведении было всего человек пять посетителей.
Алексия узнали, к нам сразу же подошел половой, поздоровался и без заказа сразу поставил на стол керамический горшок с запретным зельем и пару пустых кружек.
– Ну, давай выпьем за встречу, – предложил поп, щедро наливая в кружки жидкость с характерным запахом.
– Давай, – поддержал я тост, и мы, не ожидая закуски, выпили.
– Так кто тебя чуть не убил? – спросил самозваный поп после того, как заглушил природную жажду вполне приличным курным вином.
Я рассказал о происшествиях последнего времени, начиная с первого покушения, кончая событиями прошедшей ночи.
– Думаешь, это дьяк тебе мстит? – спросил он.
– Из самострела стреляли по приказу дьяка, а вот сегодняшний случай совсем непонятный. Разбойники были настоящие воины. Я еще не встречал человека, который бы так быстро двигался.
– Ну, если такой человек существует, то о нем что-то должно быть известно, – сказал Алексий, наливая по второй.
– Может быть, но в Разбойном приказе о нем ничего не знают.
– Тогда нужно спросить не у подьячих, а у самих разбойников, поди, они-то всех своих знают наперечет, – подал он вполне разумный совет.
– Твоя, правда, только мои знакомые разбойники его не знают, а других связей в этих кругах у меня нет.
– Ну, это не беда, такого добра в Москве хватает. Давай еще выпьем, а потом позовем вон хоть того, – он указал взглядом на сидящего перед миской ухи невысокого человека, по виду напоминающего обычного коробейника.
– А кто он такой? – спросил я.
– Сам что ли не видишь, разбойник.
Почему он решил, что этот человек разбойник, я не понял. Ничего кровожадного ни в его лице, ни во внешности, ни в поведении не было.
Мы опять опорожнили кружки. Алексий крякнул, утер губы рукавом, зацепил из принесенной половым миски щепотку квашеной капусты и небрежно бросил ее в рот. Я тоже закусил и, наконец, почувствовал хоть какое-то расслабление.
– Эй ты, – неожиданно рявкнул поп, указывая перстом на фальшивого коробейника, – хочешь выпить?
Тот, не раздумывая, подхватил свою миску с едой и быстро пересел за наш стол.
– А то! – насмешливо сказал он. – Кто же на дармовщину не хочет!
– Тогда подставляй кружку.
Гость, продолжая снисходительно улыбаться, кружку подставил. Поп щедро налил в нее напиток, не забыв, естественно, и наши сосуды.
– Ну, давайте, во имя Отца, Сына и Святого Духа, – произнес он вполне соответствующей его сутане тост.
Мы дружно выпили.
– Хороша, – похвалил гость, занюхивая пустой деревянной ложкой.
– У меня к тебе, земляк, есть вопрос, – сказал Алексий, разливая из горшка по кружкам остатки водки, – не знаешь ли ты такого небольшого человечка с длинным узким ножом? Морда у него тряпкой замотана и шустрый он, как веник.
Наш собутыльник внимательно осмотрел нас, и улыбка на его лице полиняла.
– Не знаю я никаких человечков с ножами. А тебе что до него за дело?
– Есть, значит, дело, коли спрашиваю.
– А это кто таков? – посмотрел на меня коробейник. – Что-то я его вроде раньше здесь не видел.
– Это друг мой, свой человек. Его тот малый сегодня ночью пытался зарезать. Надо бы нам с ним парой слов перекинуться.
– Нет, про такое дело я не слышал. Есть в Москве один, вот такого роста, – он показал примерный рост моего ночного знакомого, – его Верстой кличут, так тот если б за дело взялся, то твой друг здесь бы сейчас не сидел.
– Как видишь, сижу, – сказал я.
– Нет, ты с кем-то другим встретился. Верста один на дело не ходит. Он и сам никого не отпустит, к тому же у него такой напарник, что тебя на одну руку положит, другой прихлопнет, мокрое место останется!
Кажется, нам сразу же удалось напасть на верный след.
– А какой из себя напарник? – спросил я. Коробейник подозрительно посмотрел и отрицательно покачал головой:
– Что попусту болтать, не наше это дело. Знаешь, как говорят: слова серебро, молчание золото. Эти люди ни нам, ни вам не по зубам.
– А если золотом заплачу, расскажешь?
– Что золото, своя жизнь дороже. Если они узнают, что я про них языком трепал, то мне никакое золото не поможет, на дне моря-океана сыщут.
– Ну, здоровый больше никого не сыщет, ему черти на том свете уже пятки поджаривают, – сказал я.
– Ты, парень, говори, да не заговаривайся! Ишь, какой смелый выискался! Жить, что ли, надоело. За такое хвастовство, знаешь, что они с тобой сделают!
– Я тебе правду говорю, не веришь, у людей спроси. Сегодня ночью я этого здоровяка в Кремле как свинью зарезал.
– Ты – Филиппа?! – воскликнул он, впервые назвав убитого по имени. – Не врешь?
– Чего мне врать? Мне бы еще Версту найти. Подумай, может, поможешь? От нас о тебе никто не узнает, а я за ценой не постою.
– В Кремле, говоришь, его зарезал? Сейчас пойду, узнаю, правду ли говоришь.
Коробейник допил остаток водки и отошел пошептаться с сидящими возле самой двери парнями, так же, как и он, охотнорядского обличия. Мне было интересно узнать, с какой скоростью в Москве распространяются слухи, и я с нетерпением ждал его возвращения. Однако разговор у них затягивался. Осторожный коробейник, скорее всего, не решился спрашивать в лоб, подходил к теме обиняками. Во всяком случае, разговор нас с Алексием не касался, в нашу сторону никто из парней не смотрел.
Поп воспользовался паузой в разговоре, повторил заказ, усугубив его малой толикой мясной и рыбной закуски. Такое расточительство объяснил, немного смущаясь:
– За хлопотами пожрать некогда. Который день голодным хожу.
Пока половой не принес водку и закуску, коробейник беседовал со знакомыми, вернулся обескураженным.
– Твоя правда, говорят, Фильку-то ночью зарезал царев дружок. Не ты ли?
Я кивнул. Он недоверчиво меня осмотрел, вероятно, его смущала моя скромная одежда.
– Что-то ты на боярина не больно-то не смахиваешь.
– А я и не боярин.
– Люди говорят, тот человек царев друг, значит боярин. Станет царь с кем ни попадя якшаться!
– А я и не друг царю, так, немного знаком. Услужил ему кое в чем. Так сможешь помочь с Верстой? – попытался я перевести разговор на интересующую тему.
Коробейник задумался, одним глазом наблюдая, как Алексий разливает водку. Потом взял в руку кружку и отрицательно покачал головой:
– Не будет в том моего согласия. Не стану я с Верстой из-за тебя ссориться.
– Ну, как знаешь, – теряя к нему интерес, сказал я, – не хочешь помочь, другой найдется. Ты что, один во всей Москве знаешь, где Версту найти.
Коробейник растеряно глянул на Алексия. Тот ухмыльнулся и развел руками:
– Не хочешь, брат, ефимку заработать, твое дело.
Коробейник понял, что разговор идет о приличном вознаграждении, и посмотрел на меня по-другому. Однако тут же состроил пренебрежительную мину:
– Про одну ефимку – и говорить нечего, себе дороже!
– А если три? – спросил я.
– Пять, – твердо сказал коробейник. – Меньше никак нельзя. Дело слишком опасное.
– Хорошо, пусть пять, если твое слово будет того стоить. Может, ты сам ничего не знаешь и пошлешь туда, куда Макар телят не гонял, а там ищи, свищи ветра в поле.
– За пять ефимок-то я тебе дом, где они живут, предоставлю, а там уж как хочешь, твое дело. Только берегись, Верста, он такой, он так просто спуску не даст!
– Ладно, говори, где его искать, – согласился я.
– Сначала деньги покажи, а то потом скажешь, что нету.
– Хорошо, – сказал я и передал ему монеты.
Коробейник воровато, чтобы не видели другие посетители, сунул их за пазуху. Только после этого начал объяснять, где найти Версту.
– Как выйдете отсюда на Яузу, то пойдете против течения, там увидите церковь Двенадцати Апостолов, от нее по левую руку будет третья изба, ее никак не пропустишь, она с печной трубой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Значит, веди себя так, чтобы матери не было за тебя стыдно, – нашел я самое правильное в такой ситуации решение. – А если тебе так понравилось быть с женщинами, то возьми и женись.
– Ну да, пока я женюсь, меня уже свергнут. Ты же сам говорил, что скоро... Да и как сразу на двух женишься, а они мне обе нравятся! Я не знаю, какую выбрать.
После сегодняшней ночи мне только и было дела, что разбираться в чувственных пристрастиях малолетнего эротомана.
– Ты ведь любишь читать Петрарку? – спросил я.
– Да, очень, – с нежной улыбкой ответил он.
– А он свою Лауру любил не плотской любовью, а платонически, и не занимался с ней черт-те чем, да еще в компании с подругой. Вот и ты, если не хочешь спасать свою семью и престол от Самозванца, осмысляй сущность любви и читай сонеты.
– Я не знал, что ты такой жестокий, – уныло протянул Федор. – Неужели тебе трудно...
– Извини, но мне сейчас не до твоих девушек, меня сегодня чуть не убили, – серьезно сказал я. – Ты это понимаешь? Если не удастся найти второго убийцу, то он найдет меня сам, и я не уверен, что останусь в живых.
– Это что, так срочно? Может быть, он сегодня на тебя и не нападет. Завтра или как-нибудь в другой раз его поищешь. А сегодня давай еще туда сходим, ну, пожалуйста, в последний раз!
Честно скажу, от такого примитивного эгоизма у меня глаза полезли на лоб. Я даже не понял, чего в царе больше, пороков воспитания или собственного эгоцентризма.
– Федор! – сурово сказал я. – Лучше ты ко мне но приставай, а не то я сам тебя свергну! Я понимаю, что вы все средневековые уроды, но и этому должен быть предел!
Царя моя не оправданная с его точки зрения резкость так обидела, что у него на глаза навернулись слезы.
Может быть, я был и не прав, но после недавних событий нервы были взвинчены, и быть корректным но получалось. Федор посмотрел на меня, как обиженный ребенок, глубоко, со всхлипом вдохнул, хотел что-то ответить, но я не стал слушать, круто повернулся и вышел из его покоев.
Теперь первым делом мне нужно было успокоиться. Как это сделать в данных обстоятельствах, было непонятно. За водкой нужно было идти в город, найти тихое место, чтобы просто выспаться, я не мог, еще не обзавелся хорошими знакомыми среди местных жителей. Пришлось-таки отправиться в Москву. Когда я проходил мимо резиденции патриарха Иова, меня окликнул меня знакомый голос:
– Алеша! Вот так встреча!
– Здравствуй, отче, – без особой радости ответил я, однако обнял приятеля за плечи и похлопал по спине. – Ты что, все по начальству ходишь, сана добиваешься?
– Эх, грехи наши тяжкие, нигде нет правды, – посетовал отец Алексий. – Не хотят сан давать, ироды. Предлагают в диаконы идти. Ну, как тебе это нравится! Мне – и в дьячки! Вот пришел к патриарху, может быть, хоть он за правду постоит.
Отец Алексий в священники назначил себя сам, по обету, который дал, когда спасался из восточного плена. Читать и писать он не умел, из всех молитв знал только «Отче наш». Я его предупреждал, что с получением сана на этой почве могут возникнуть трудности, но он видел свое предназначение не в чтении перед паствой славянских текстов, а в истинной вере и беззаветному служении Господу. Точка зрения достойная, но, видимо, не в рамках определенной церкви.
– А если и патриарх откажет, тогда что будешь делать?
– В пустыню уйду, стану старцем и святым! – безо всякого сомнения в голосе сообщил он. – Все равно буду служить Господу!
– Слушай, Алексий, пойдем со мной, посидим, выпьем, мне сегодня очень не хватает пастырского наставления, – попросил я.
– А как же патриарх? – с сомнением спросил он. – Вдруг соблаговолит? Конечно, дело у меня к нему не спешное, может и подождать. Тогда почему бы и не выпить, если можно помочь заблудшей душе... Ты заблудшая душа?
– Еще какая, меня сегодня чуть не убили без покаяния.
– Ну, это ерунда, чуть не считается. Если бы я по каждому такому поводу горевал, то давно бы спился. Ладно, пойду я с тобой, только исповедоваться не проси, пока сана не получу – не смогу простить тебе грехи.
– Вот и хорошо, – обрадовался я нежданному компаньону, – хоть посидим по-человечески. А насчет сана, может быть, ты его напрасно добиваешься, послужил бы лучше господу воином. Скоро в этом будет большая нужда.
– А как же обет? Ты же знаешь, я, когда в янычарах был, обет дал.
– Раньше ты говорил, что в мамелюках?
– Разве? Нет, кажется, все-таки в янычарах, когда я был мамелюком, с христианами не воевал. Ну, а ты-то сам как живешь?
– Пытаюсь спасти Годуновых, их собираются свергать. Жалко их, люди они неплохие, только в цари не подходят.
– Мне дела мирские неинтересны, – нравоучительно сказал Алексий, потом поинтересовался. – Куда ты меня ведешь?
– На Сенную площадь, там у меня в кабаке есть знакомый половой, достанет водки.
– Я знаю место, где дешево, и водка чистая, да и поговорить не помешают.
Мне было все равно куда идти, и я согласился. Вскоре мы свернули в какой-то кривой переулок, упиравшийся в стену Белого города, и поп уверенно вошел в обычную по виду избу, безо всяких опознавательных знаков. Там оказался самый обычный кабак с небольшим, на три стола, залом. Столы здесь были длинными и широкими, рассчитанными на большие компании, но в этот момент во всем заведении было всего человек пять посетителей.
Алексия узнали, к нам сразу же подошел половой, поздоровался и без заказа сразу поставил на стол керамический горшок с запретным зельем и пару пустых кружек.
– Ну, давай выпьем за встречу, – предложил поп, щедро наливая в кружки жидкость с характерным запахом.
– Давай, – поддержал я тост, и мы, не ожидая закуски, выпили.
– Так кто тебя чуть не убил? – спросил самозваный поп после того, как заглушил природную жажду вполне приличным курным вином.
Я рассказал о происшествиях последнего времени, начиная с первого покушения, кончая событиями прошедшей ночи.
– Думаешь, это дьяк тебе мстит? – спросил он.
– Из самострела стреляли по приказу дьяка, а вот сегодняшний случай совсем непонятный. Разбойники были настоящие воины. Я еще не встречал человека, который бы так быстро двигался.
– Ну, если такой человек существует, то о нем что-то должно быть известно, – сказал Алексий, наливая по второй.
– Может быть, но в Разбойном приказе о нем ничего не знают.
– Тогда нужно спросить не у подьячих, а у самих разбойников, поди, они-то всех своих знают наперечет, – подал он вполне разумный совет.
– Твоя, правда, только мои знакомые разбойники его не знают, а других связей в этих кругах у меня нет.
– Ну, это не беда, такого добра в Москве хватает. Давай еще выпьем, а потом позовем вон хоть того, – он указал взглядом на сидящего перед миской ухи невысокого человека, по виду напоминающего обычного коробейника.
– А кто он такой? – спросил я.
– Сам что ли не видишь, разбойник.
Почему он решил, что этот человек разбойник, я не понял. Ничего кровожадного ни в его лице, ни во внешности, ни в поведении не было.
Мы опять опорожнили кружки. Алексий крякнул, утер губы рукавом, зацепил из принесенной половым миски щепотку квашеной капусты и небрежно бросил ее в рот. Я тоже закусил и, наконец, почувствовал хоть какое-то расслабление.
– Эй ты, – неожиданно рявкнул поп, указывая перстом на фальшивого коробейника, – хочешь выпить?
Тот, не раздумывая, подхватил свою миску с едой и быстро пересел за наш стол.
– А то! – насмешливо сказал он. – Кто же на дармовщину не хочет!
– Тогда подставляй кружку.
Гость, продолжая снисходительно улыбаться, кружку подставил. Поп щедро налил в нее напиток, не забыв, естественно, и наши сосуды.
– Ну, давайте, во имя Отца, Сына и Святого Духа, – произнес он вполне соответствующей его сутане тост.
Мы дружно выпили.
– Хороша, – похвалил гость, занюхивая пустой деревянной ложкой.
– У меня к тебе, земляк, есть вопрос, – сказал Алексий, разливая из горшка по кружкам остатки водки, – не знаешь ли ты такого небольшого человечка с длинным узким ножом? Морда у него тряпкой замотана и шустрый он, как веник.
Наш собутыльник внимательно осмотрел нас, и улыбка на его лице полиняла.
– Не знаю я никаких человечков с ножами. А тебе что до него за дело?
– Есть, значит, дело, коли спрашиваю.
– А это кто таков? – посмотрел на меня коробейник. – Что-то я его вроде раньше здесь не видел.
– Это друг мой, свой человек. Его тот малый сегодня ночью пытался зарезать. Надо бы нам с ним парой слов перекинуться.
– Нет, про такое дело я не слышал. Есть в Москве один, вот такого роста, – он показал примерный рост моего ночного знакомого, – его Верстой кличут, так тот если б за дело взялся, то твой друг здесь бы сейчас не сидел.
– Как видишь, сижу, – сказал я.
– Нет, ты с кем-то другим встретился. Верста один на дело не ходит. Он и сам никого не отпустит, к тому же у него такой напарник, что тебя на одну руку положит, другой прихлопнет, мокрое место останется!
Кажется, нам сразу же удалось напасть на верный след.
– А какой из себя напарник? – спросил я. Коробейник подозрительно посмотрел и отрицательно покачал головой:
– Что попусту болтать, не наше это дело. Знаешь, как говорят: слова серебро, молчание золото. Эти люди ни нам, ни вам не по зубам.
– А если золотом заплачу, расскажешь?
– Что золото, своя жизнь дороже. Если они узнают, что я про них языком трепал, то мне никакое золото не поможет, на дне моря-океана сыщут.
– Ну, здоровый больше никого не сыщет, ему черти на том свете уже пятки поджаривают, – сказал я.
– Ты, парень, говори, да не заговаривайся! Ишь, какой смелый выискался! Жить, что ли, надоело. За такое хвастовство, знаешь, что они с тобой сделают!
– Я тебе правду говорю, не веришь, у людей спроси. Сегодня ночью я этого здоровяка в Кремле как свинью зарезал.
– Ты – Филиппа?! – воскликнул он, впервые назвав убитого по имени. – Не врешь?
– Чего мне врать? Мне бы еще Версту найти. Подумай, может, поможешь? От нас о тебе никто не узнает, а я за ценой не постою.
– В Кремле, говоришь, его зарезал? Сейчас пойду, узнаю, правду ли говоришь.
Коробейник допил остаток водки и отошел пошептаться с сидящими возле самой двери парнями, так же, как и он, охотнорядского обличия. Мне было интересно узнать, с какой скоростью в Москве распространяются слухи, и я с нетерпением ждал его возвращения. Однако разговор у них затягивался. Осторожный коробейник, скорее всего, не решился спрашивать в лоб, подходил к теме обиняками. Во всяком случае, разговор нас с Алексием не касался, в нашу сторону никто из парней не смотрел.
Поп воспользовался паузой в разговоре, повторил заказ, усугубив его малой толикой мясной и рыбной закуски. Такое расточительство объяснил, немного смущаясь:
– За хлопотами пожрать некогда. Который день голодным хожу.
Пока половой не принес водку и закуску, коробейник беседовал со знакомыми, вернулся обескураженным.
– Твоя правда, говорят, Фильку-то ночью зарезал царев дружок. Не ты ли?
Я кивнул. Он недоверчиво меня осмотрел, вероятно, его смущала моя скромная одежда.
– Что-то ты на боярина не больно-то не смахиваешь.
– А я и не боярин.
– Люди говорят, тот человек царев друг, значит боярин. Станет царь с кем ни попадя якшаться!
– А я и не друг царю, так, немного знаком. Услужил ему кое в чем. Так сможешь помочь с Верстой? – попытался я перевести разговор на интересующую тему.
Коробейник задумался, одним глазом наблюдая, как Алексий разливает водку. Потом взял в руку кружку и отрицательно покачал головой:
– Не будет в том моего согласия. Не стану я с Верстой из-за тебя ссориться.
– Ну, как знаешь, – теряя к нему интерес, сказал я, – не хочешь помочь, другой найдется. Ты что, один во всей Москве знаешь, где Версту найти.
Коробейник растеряно глянул на Алексия. Тот ухмыльнулся и развел руками:
– Не хочешь, брат, ефимку заработать, твое дело.
Коробейник понял, что разговор идет о приличном вознаграждении, и посмотрел на меня по-другому. Однако тут же состроил пренебрежительную мину:
– Про одну ефимку – и говорить нечего, себе дороже!
– А если три? – спросил я.
– Пять, – твердо сказал коробейник. – Меньше никак нельзя. Дело слишком опасное.
– Хорошо, пусть пять, если твое слово будет того стоить. Может, ты сам ничего не знаешь и пошлешь туда, куда Макар телят не гонял, а там ищи, свищи ветра в поле.
– За пять ефимок-то я тебе дом, где они живут, предоставлю, а там уж как хочешь, твое дело. Только берегись, Верста, он такой, он так просто спуску не даст!
– Ладно, говори, где его искать, – согласился я.
– Сначала деньги покажи, а то потом скажешь, что нету.
– Хорошо, – сказал я и передал ему монеты.
Коробейник воровато, чтобы не видели другие посетители, сунул их за пазуху. Только после этого начал объяснять, где найти Версту.
– Как выйдете отсюда на Яузу, то пойдете против течения, там увидите церковь Двенадцати Апостолов, от нее по левую руку будет третья изба, ее никак не пропустишь, она с печной трубой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42