ВНИМАНИЕ – КРАСЯЩЕЕ ВЕЩЕСТВО! ВОЗМОЖНО ИЗМЕНЕНИЕ ОКРАСКИ КОЖИ». Ну и пусть, лишь бы проникло в процессорный слой.
– Вот видишь, нормально.
– Да-а… а я боялся. Извиняйте, капитан.
– Сам-то как? тебя сильно исклевали…
– Чхать. Нам перед вбросом на Хэйру такую микстуру впороли – ой-ой! Спец-военный препарат, во. Блокирует от всех зараз, кроме любви…
– …или почти от всех, – поправился он, изучая свои ноги. – Надо же, и у меня гриб вырос. Придётся смазать!
Вечером (ещё час возились под дождём, устраиваясь на ветвях) документы стали выдавливаться из папки на манер зубной пасты, и Форт, осмотрев дряблую однородную массу, выкинул её из гнезда во тьму. Отрава впитывалась не спеша, грибковый очаг на плече её не дождался. Прогнившую и лопнувшую кожу Форт стянул и заклеил с помощью грузчика – автоматическое восстановление покрова не успевало за разрушительной работой грибов.
6 плювиоза. Джифаренге исчерпал запас ругательств на линго и латине, и перешёл на родной биндерам, прибавляя к матерным раскатам слова из каких-то неведомых языков – видимо, хэйранских. В лайтинге осталось шестнадцать выстрелов. За путниками увязалась стая крылаток, смекнувших, что по следу этих двух странных ящеров то и дело остаётся вкусный корм. Слава кормильцев оказалась скверной – галдёж крылаток означал, что где-то лежит туша, и можно даром подхарчиться. На сытый стрёкот трупоедок потянулись твари покрупнее. И больше выстрела на каждую тратить нельзя!
– Дубины вырежем, – сипло проговорил Джифаренге, удерживаясь за толстенную лиану. Его бодрость уступила место ярой злобе; он бы, не задумываясь, кинулся на мортиферу с дубиной. Мортиферы ходят лёжа, им проще вмазать по глазам, а до башки лепидозавра не дотянешься.
Патентованные, с гарантией, ботинки на обоих расквасились и осклизли; одежда, просушить которую было нечем и негде, облепила тела грузной и грязной тканью. Ноги выдирались из илистого месива размокших листьев с плотоядным чмоканьем, словно почва сожалела, что пока – пока! – не может приобщить бредущих сквозь гилей безумцев к всеобщему празднеству гниения. Рубчатые подошвы ещё цеплялись за неровности стволов, лежащих под водой, но пройти залитое место, не поскользнувшись, никому не удавалось. На дерево для отдыха всползали тяжко; кора под руками слезала с ветвей. Залезть и не сорваться Форту помогала сила, а Джифаренге – врождённая ловкость. Треск и гулкое падение истлевших сучьев под весом наросших лиан уже не заставляли осматриваться – оба привыкли.
– Капитан, по вам муравей ползёт.
– По тебе вон – целый выводок амёб. – Форт сбил с рукава насекомое длиной в полпальца. – Не в ухо ли?
– Ах, они… – следовала безобразная тирада, порочившая весь род амёб по нисходящей, до комка слизи, который первым выбрался из океана на заре времён.
Начав с промежутков между пальцами ног, грибы расширились на тыл стоп и отчасти на подошвы Джифаренге. Досталось и паховым складкам. До приличий ли тут? Экономя жидкость для шпал по капле, голый Джифаренге исступлённо втирал её в себя, во всю пасть проклиная гилей от корней до вершин, затем мастеров-кривые-руки с Иносенты, потом предприятие G-120 и кое-кого на G-120 персонально. Форт побурел от пропитки, но яд скопился в биопроцессорах, проникая в кожу долго и помалу. Кожа страдала от грибкового нашествия, лопаясь на сгибах и не желая срастаться. Подержав ладони над пламенем, Форт измельчал таблетку сухого топлива, сыпал порошок в раны и поджигал; даже бинджи было не по себе от этих процедур – сидит человек и хладнокровно наблюдает, как прогорает язва на руке…
Забравшись к самой кроне, Джифаренге спустился с колючими шишками в сумке.
– Если не врали, это от плесени. Вскипятить в скорлупе и натираться.
Разжижившаяся на огне мякоть шишек смотрелась намного гаже ржавого снадобья, но ситуация была не та, чтобы брезговать. В гнезде под балдахином из ветвей сидели два грязных чучела, намазанные химикатом для шпал и плодовым пюре.
– Ну и вид у вас, капитан.
– Думаешь, ты лучше?
– Сейчас бы к девкам в гости.
– Нет, к Мийо.
– Не надо Мийо. У меня выдержка не выдержит.
– Ты трезвый; как-нибудь обойдётся без рук.
– Ногами задушу. Умею.
Из-за стекла, из тёмной мутно-зелёной бездны, в прямоугольный и прозрачный мир воды смотрели выпуклые глаза колосса. Песчаное дно затмевала тень великанской головы, и что-то толкало выйти из тени, блеснуть золотом чешуй в пронизывающем воду свете.
Рыбы, асинхронно шевеля плавниками и изгибая гладкие, совершенной формы тела, вплыли в день; ночь царила в воде позади их роскошных полупрозрачных хвостов, похожих на карнавальные флаги в звёздах блёсток поверх многоцветных шелков. Их глаза выпирали из голов-шлемов, подобно вздутым объективам; жаберные крышки едва заметно отслонялись, выпуская незримые волны.
Зеркальное небо встрепенулось, в середине его вспух чёрный вырост, расширяясь, вытягивая уродливые и изменчивые щупальца. Мелькнул огонь; вслед за чёрным полипом ко дну мира заспешили, рассыпаясь, серые хлопья.
– Ты мог бы не стряхивать пепел мне в аквариум, Леон?
– Но ты же капаешь туда чернила?..
– Я ставлю опыт, а ты мешаешь.
– А вдруг они примут пепел за корм?
– Нет, они прекрасно отличают корм от несъедобных предметов.
– Мийо, покажи, как они выпрыгивают.
– Хорошо; нагнись к воде.
– Мне страшно.
– Чего ты боишься? они такие маленькие…
Старшая, самая большая рыба приоткрыла рот – в луче лампы сверкнули пластины зубов.
– А если вцепится?.. Лучше пусть дерутся друг с другом.
– Рыбка стоит двести сорок пять экю. Ты платишь.
Старшая и стальная принялись перед схваткой ходить вокруг воображаемого центра. Всё быстрей. Остальные отстранились от бойцов. Чернила растворялись, придавая воде синеватый оттенок тайны. Бойцы слились в сверкающее кольцо; даже поверхность воды заволновалась.
– Автосхватка, – объяснил Мийо, нажимая соответствующий сенсор.
Рыбки сцепились в бешеный клубок; на дно стали опадать клочья плавников.
– На кого ставишь?
– На стальную.
Как ни странно, Леон поставил верно. Мелкая стальная оказалась проворнее крупной старшей и смогла вгрызться той между телом и шлемом. Вопрос в том, скоро ли она сможет перекусить проводки.
– Я переоценил возможности старшей, – вздохнул Мийо. – В её паспорте говорилось, что она зверь-рыба, настоящая убийца. А оказалось – немочь бледная. Рохля. Достань её, Леон, она твоя.
Отключенные рыбки потеряли плавучесть и тихо опускались ко дну на ровномкиле. Закатав рукав, Леон погрузил руку в аквариум – и не успел отдёрнуть её, когда стальная ринулась к его пальцам, разинув пасть.
Мийо негромко рассмеялся.
13 плювиоза. Двухтактные дни сомкнулись в колесо. Ночь и проливень – утро и духота – вода и грязь – пиявки и бестиолы – в тине по колени – упал едва не рылом в тину – встали и пошли – верещат крылатки – сиеста и удушье – вверх по дереву – провал сна – подъём и сборы – ноги вязнут в гниющей жиже – зелёная тьма сгущается – опять на дерево? Вода сверху, вода снизу, вода всюду, ручьи по стволу, водопады из листьев-воронок, сопливые сочные стебли бромелий, колючки впиваются в кожу, кусает муравей. Хлещет проливень. Утро. Это вчерашнее утро! Капитан, вы заблудились, мы идём по кругу!..
– Загинем тут… – простонал Джифаренге, обнимая ствол и оползая на колени. – Капитан, гу?..
Капитан – уже совсем нечеловеческого цвета, весь потрескавшийся, как несвежий вздутый труп, на лице мокрые язвы с вывернутыми краями. В язвах, под слоем прозрачно-коричневых бусин, тускло проступают детали черепа, тяги-черви, синеватые жилы.
– Идём, Джифаренге. Трасса рядом.
– Да где ж она, роди её мать поперёк'?!
– Недалеко. Вставай. Пошли.
Форт был уверен – азимут взят верно 333°. Это не кратчайший путь к трассе, но по дороге, идущей прямо от G-120, двигаться опасней. По крайней мере, мортифера или копьехвост просто жрут людей, а не заставляют их работать на руднике. Тем более на таком, который не отмечен на карте и откуда подневольных работяг освобождают только по увечью.
– Надо было остаться, – хрипел Джифаренге. – Четыреста экю. В конце концов… чем вот так подыхать…
Страшный урод с полопавшейся кожей отрицательно покачал головой.
– Знаешь, парень, меня учили, что биндэйю – лютые враги. Что они хорошо умеют драться и бьются до последнего. Но это, наверное, не о тебе. Мне придётся тебя тащить.
– Ннну нет, – Джифаренге зарычал, поднимаясь, – ваш учитель не обманывал. Ещё посмотрим, кто кого потащит.
Ночью Форт опять тайком подменил глот-патроны в маске грузчика своими. Упрёк подстегнул гордость бинджи – он может и не показать, что голова кружится, и будет брести, пока не упадёт. Выдохшиеся патроны Форт прокалил, как советовали бывалые звероловы – нагрев огнём восстанавливает треть ресурса поглощения.
16 плювиоза. Джифаренге впервые за время пути встал на четвереньки. Биндэйю это могут легко, и на ЛаБинде – дома, в сугубо приватной обстановке или по пьяному делу – позволяют себе ходить по-зверски, но не при чужих, никогда! «Четвероногий» – оскорбление, особенно от разумных тварей иных видов. А вот Джифаренге дошёл, потеряв стыд. Куда уж там стыдиться, если ноги не держат. Он двигался слепо, молча, автоматически, забыв про облик цивилизации, который он – отставной, но всё-таки солдат – обязан поддерживать. Не упасть плашмя, не влипнуть в грязь лицом – единственное, что держало его на ходу. Мерные всхлипы шагов капитана были ориентиром. На привале в сиесту Форт втягивал его наверх, прицепив шнур к поясному ремню, а Джифаренге вяло перебирал конечностями.
Форт, поднявшись по стволу повыше, вслушивался. За необъятным шелестом гилея пробивались неясные звуки моторов – голос трассы.
– Идём. Осталось мало.
– Сколько? – Губы Джифаренге обметало белёсым грибным налётом, они болезненно, синюшно отекли. Кажется, и язык затронут грибами. Завтра переползут на горло.
– Километров десять-двенадцать.
Возможно, то была попытка установить рекорд ходьбы на четвереньках по сильно пересечённой местности. Даже Форт изумился – откуда в вымотавшемся до предела бинджи взялось столько прыти? Будто резервный источник питания открылся.
Гилей впереди поредел, и Джифаренге встал на ноги, крича что-то бессмысленное, потом побежал.
От опушки насыпь отделяла полоса зачистки – отравленная, выжженная дефолиантами зона, где не могли прижиться даже самые стойкие сорняки. Пару раз Джифаренге навернулся, растягиваясь навзничь и вздымая фонтаны брызг из луж, подёрнутых радужной плёнкой. Ноги утопали в полужидкой почве, но грузчик стремился к дороге, как влюблённый к предмету своей страсти. Форт догнал его, когда Джифаренге в бешенстве рубил тесаком колючую паутину ограждения.
– Отойди.
– Гу?! чего?
– В сторону, говорю. – Форт взялся и без усилия порвал проволоку руками.
18 плювиоза водители фур и автопоездов, проезжавшие в 37.00 восточной трассой по 492~му километру от Купер-Порта, могли видеть любопытное, но жуткое зрелище.
На обочине бетонки, с той стороны, где параллельно трассе шла железная дорога, плясал на задних ногах горбатый и бесхвостый ящер, вскидывая длинные передние лапы. В экране заднего обзора водилы и сменщики могли разглядеть, как ящер хватает камни с насыпи и бросает им вслед.
Компанию ящеру составлял покойник, утопившийся в грязи, а через неделю выбравшийся на обочину просохнуть. Грязь на мертвеце захрясла неровной коростой. Как и положено умершему, он вёл себя смирно, руками не размахивал, а только глядел и наводил ужас. И что ему не лежалось в сырой земле?..
– Почему они не останавливаются?! – орал Джифаренге, запуская камнем в зад очередной фуре.
– Никто не мечтает о таких попутчиках, – рассудительно промолвил Форт. Сиеста была в разгаре, солнце палило, как открытая топка, над полосой зачистки зыбился жар испарений.
– Капитан, прострелите им колёса!
– Думаешь, это поможет наладить отношения? Вряд ли. Фура сломается – если не под откос слетит, – а у шофёров часто есть оружие. Начнётся перестрелка… потом явятся жандармы и арестуют нас за разбой на большой дороге. Ты этого хочешь?
– Тогда дайте предупредительный в воздух! или по бетону!
– Они только быстрей поедут. И сообщат в город по рации.
– И пусть! хоть жандармы нас вывезут. Ууу, расисты! – запулил он каменюкой в следующий грузовик, что свистнул мимо, обдав их порывом горячих выхлопных газов. – Если я чужой, так значит – пропадай?!
– Шумишь ты много, Джифаренге. Говорю же – пойдём по шпалам до станции. Тут рядом, километров пятьдесят. И путейцы на автомотрисах проезжают – глядишь, подберут.
– А глядишь, и задавят!.. Нет, что за подлые отродья – ни один не тормозит!
– Да мы с тобой – как зомбаки из болота. Не остановятся, кончай руками трепыхать.
Но Джифаренге не смирялся; он горланил и жестикулировал с видом бесноватого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69