Чеченцы приносят не цветы, они приносят и бросают на могильный холмик отрезанную голову убийцы. Чему душа усопшего должна возрадоваться куда больше, чем букетику десятирублевых гвоздик!
Не испорченные цивилизацией, приехавшие из чеченской глубинки родственники подходили к сыновьям покойного, поддерживали их в их горе и предлагали свою помощь и посредничество в очевидном для них деле. Они не требовали немедленных действий, но своим деятельным участием подразумевали хоть какие-нибудь действия. Потому что это для них само собой разумелось. Ведь себя они тоже считали потерпевшей стороной.
Их предки никогда не бегали жаловаться на обидчиков властям, а брали кинжал и котомку с лепешками, прыгали на горячего скакуна и уносились в горы, где не ели и не спали, пока не находили обидчика и не убивали его в честном поединке, отомстив за своего родственника и смыв позор с себя! И невозможно было себе представить, чтобы убийца безнаказанно жил рядом с ними!
— Слушай, может, тебе автомат нужен, а? — прямо спрашивали, отозвав в сторону, родственники старшего сына покойного.
— Какой автомат? — не понимал поначалу тот.
— Хороший автомат. Новый. Сам на базаре купил! Скажи — сразу твой будет!
— Ну что вы, какой автомат? — вяло отнекивался старший сын, на которого, в первую очередь, легла кровь его родителя.
— А-а, понял, у тебя свой есть... — понимающе кивал родственник, предлагавший оружие. — Но если тебе еще один нужен — ты только скажи!
Ну как им объяснить, что Москва не горы, что здесь другие порядки? Что здесь запросто можно жить рядом со своим обидчиком и даже служить под его началом и дружить с ним семьями. Что здесь все эти “дикие” обычаи не проходят, потому что тогда каждый день придется резать по пять-шесть постовых милиционеров, которые надумают проверить твой паспорт, минимум раз в неделю — начальника жэка и без счету прохожих, которые вспомнили походя твою нерусскую мать или косо посмотрели на твою женщину! Это ж пол-Москвы придется вырезать!..
Родственники отходили. Но чуть позже подходили снова.
— Если ты не можешь, если тебе нельзя — мы сами можем их убить. Ты только скажи “да”!
— Нет! Бога ради, не надо никого убивать! — умолял обрусевший сын чеченского народа, не зная уже, как спровадить назад в Чечню загостившихся у него и жаждущих крови родственников. — Я сам разберусь с этим делом! Я обязательно их убью, всех, только попозже, когда освобожусь, сейчас у меня много срочной работы.
Как будто в жизни может быть что-то важней мести!
Две сошедшиеся по нерадостному поводу цивилизации никак не могли понять друг друга и столковаться.
Столковались их дети...
Родителям бы вовремя прислушаться к их разговорам и присмотреться к возникшей между внуками погибшего профессора и их “деревенскими” ровесниками дружбе. Но им было не до того. Не до них.
А зря!
Ведь законы детского общежития очень созвучны “законам гор” — они так же непосредственны и наивны и точно так же жестоки, потому что не приемлют полутонов. Если тебя обидели — то нужно дать сдачи; если задели кого-то из своих — бросайся в драку, чтобы его защитить; если “их” много, то собирай “наших”, сходясь стенка на стенку! И там, и там геройство трактуется одинаково, а обвинение в трусости считается худшим из обвинений!
При этом у мальчишек были свои застарелые обиды: у московских — за “наезды” русских на “кавказцев” и жесткие дворовые стычки, у “деревенских” — за бомбежки и обстрелы их сел, за убитых русскими солдатами отцов и братьев.
Пацаны решили разобраться с обидчиками по-свойски. По-пацански. Это была игра, но эта игра была отображением той, взрослой, чеченской войны. Дети всегда играют во взрослые игры: девочки — в матерей и семьи, мальчики — в войнушку!
Они подкараулили тех самых “хулиганов”...
К сожалению, это оказались совсем не те хулиганы, которые избили профессора, тех, кого родители, боясь мести “кавказцев”, прятали на дачах и у дальних родственников в маленьких провинциальных городах. Это были другие парни, но эти парни знали тех парней, потому что были с ними в одной компании и, значит, должны были ответить за нанесенные ими обиду.
Если по законам гор. И по дворовым законам тоже!
Чеченские мальчики, собрав побольше “своих”, напали на компанию русских ребят, отмутузив их по первое число. И все бы было нормально — мальчишки всегда дерутся, и никто из этого трагедий не делает, но в “чеченской стенке” были не только московские мальчики, а были вполне закаленные, которые участвовали в боевых действиях, хоть и на подхвате, бойцы. Которые видели смерть — видели застреленных, зарезанных, разорванных, раздавленных людей, неважно, чеченцев или федералов, и поэтому относились к смерти немного иначе, чем их московские сверстники. Проще — относились!
В пылу драки, когда русские, отступая, схватились за какие-то палки и кому-то врезали по голове, один из чеченцев, рассвирепев, выдернул из-за пояса нож и пырнул им ближайшего противника в живот. И пырнул еще раз!
Тот ахнул и упал на колени.
И сразу, мгновенно, драка закончилась. Все — и русские, и чеченцы — стояли и, тяжело дыша, смотрели на корчившегося на асфальте от боли и страха мальчишку, между пальцами которого ползла, быстро заливая асфальт, черная кровь.
Они стояли так, наверное, с полминуты, после чего, разом сорвавшись с места, разбежались в проулки и проходные дворы.
Мальчик остался.
И умер.
Чеченских подростков тут же отправили домой, где никакая милиция их достать не могла. Московским чеченцам бежать было некуда.
— Вы что, вы с ума все посходили! — хватались за головы их родители.
Они представить не могли, что их ухоженные, посещающие кружки и музыкальные школы дети способны на такое! Конечно, случалось и раньше, что они заявлялись домой в рваной одежде и с синяками на физиономиях, но все это списывалось на “детские забавы”. В то, что их дети давно, на кулачках, враждуют с обзывающими их “обезьянами” русскими, они не знали. Или, что вернее, не хотели знать.
У детей был свой мир, в котором шли свои маленькие национальные войны, в которые они взрослых не пускали. Русские защищали свою территорию и свое право быть полноправными хозяевами этих улиц. “Кавказцы” доказывали кулаками свое с ними равенство. Все улицы и дворы давно были поделены на “свои” и “чужие”, и тот, кто нарушал границы, был бит. “Черных” территорий было гораздо меньше, но тем отчаянней “кавказцы” их отстаивали.
В стороне от этих, незаметных для глаз родителей, битв остаться было практически невозможно. Нейтралитет враждующими сторонами не признавался. Если ты “черный”, значит, ты — их. Если ты прошел по “нашей” улице, значит, ты хочешь получить. Ну так получай! И целая ватага ребятни издевалась и била кулаками по лицу нарушителя границ, после чего он действительно становился “чужим”, волей-неволей прибиваясь к “черной” стае.
Это была игра, но это была не просто игра, это была игра в будущее. Делясь на “черных” и “белых” и сходясь лоб в лоб в полутемных подворотнях, мальчики копили злобу, которая станет их философией в будущих войнах, где они сойдутся уже не в подворотнях, а на полях сражений с автоматами и гранатометами наперевес, свято веря, что делают добро, убивая “чужих”. Потому что будут исходить из своего опыта, помня и рассказывая всем, как их унижали, как били во дворах и скверах те, другие. И никто их ни в чем переубедить не сможет!
Так, незаметно для страны, в детских, подпитанных телевизионными репортажами и кухонными разговорами взрослых драках, вырастало новое, совсем иное, с другим представлением об устройстве этого мира поколение.
И первый петушок уже прокукарекал!
А их родители продолжали считать, что все то, что произошло, лишь случайность — дурное влияние деревенских, которые одичали там, в своих горах, родственников...
На этот раз милиция взялась за дело рьяно. Наверное, потому, что расследование дела “подстегивали” не на шутку напуганные родители “хулиганов”, которые считали, что это месть и начало обещанной резни. Хотя чеченцы считали иначе — считали, что если расследование гибели русского мальчика будут вести русские следователи, то виноватыми всегда будут чеченцы. И что их, в отличие от убийц Руслана Салиховича, обязательно посадят!
Положение усложнялось еще и тем, что двум из московских участников драки исполнилось по пятнадцать лет и формально их могли привлечь к ответственности за соучастие в убийстве.
Но если бы дело было только в следователях!..
В школе собравшиеся на собрание родители единогласно решили потребовать от администрации, чтобы “малолетних убийц” и заодно всех остальных “черных” убрали из класса, а лучше из школы. Родители беспокоились за жизнь своих детишек. Хотя их “детишки” уже несколько раз подкарауливали и грозили прибить чеченцев, если только они не уберутся из Москвы. Дети были даже более радикальны, чем их родители, которые готовы были удовлетвориться выдворением “кавказцев” из стен школы.
Учителя, мямля и пряча глаза, намекали, что их детям лучше было бы перевестись куда-нибудь от греха подальше, в другую школу, и даже называли адреса.
Как-то незаметно, но споро и катастрофически их уютный и прочный, в котором они жили всю свою жизнь, мир стал рушиться. Только что они были детьми и внуками уважаемого московского профессора, а стали “кавказцами”, от которых, как от чумных, шарахались все.
Поначалу они пытались понять и оправдать горячность родительских комитетов и соседей, которые запретили своим детям играть с их детьми. Но понять и простить им мешала еще одна жертва — затоптанный хулиганами до смерти профессор, чеченец по национальности, Руслан Салихович — их отец и дед.
Уж так все сошлось!..
Потом их детей забрали в милицию, где, в нарушение всех правил, продержали чуть не три месяца, “выдавливая” из них признательные показания. Кавказские дела были тогда в большой моде, и следователь надеялся с его помощью пробить себе внеочередное повышение по службе. И малость переусердствовал.
Нет, мальчишек не били и не пытали, но каждый день напоминали, кто они такие есть. Когда они вышли из тюряги домой, они твердо усвоили, что они никакие не москвичи, а “чехи”. И что их друзья не одноклассники и дворовые пацаны, а “лица кавказской” национальности. Такие же, как они.
Их маленький, многоцветный, как радуга, детский мирок поляризовался, распавшись на два цвета — черный и белый. Без оттенков. Где “черные” были свои, а “белые” — чужие.
Их жизненная позиция определилась.
По национальному признаку.
Глава 29
Почему-то считается, что в службе внешней разведки работают исключительно джеймсы бонды, которые стреляют через плечо отравленными пулями, прыгают на полном ходу с самолетов и подпоясываются исключительно черными поясами.
Хотя на самом деле там в большинстве своем трудятся “белые воротнички”. Потому что разведка — дело сугубо канцелярское и скучное до зевоты: день-деньской за письменными столами сидят госслужащие, которые перебирают бумажки. Уворованные в чужих генштабах...
Поэтому некоторые отличия от просто рядовой госконторы все-таки есть.
Например, через бюро по трудоустройству или по блату сюда на работу не устроиться.
И так просто не уволиться.
Слоняться из кабинета в кабинет, стреляя сигареты и рассказывая бородатые анекдоты, вряд ли удастся хотя бы потому, что далеко не во все кабинеты и даже на целые этажи можно попасть без предъявления спецпропуска.
Выносить что-либо с работы — хоть даже скрепку или мятую бумажку — ни-ни!
Делиться за вечерним чаем с женой и детьми тем, что делал днем, жалуясь на начальство, нежелательно.
Равно как интересоваться у соседа по кабинету — как у него дела, чем он занят и что будет делать послезавтра.
И вообще задавать лишние, не имеющие отношения к порученному делу вопросы.
Дружить придется с узко ограниченным кругом лиц, и то с разрешения начальства.
И с его же разрешения и одобрения заводить любовниц, адреса и биографии которых будут подшиты в личное дело.
Не факт, что в отпуск удастся съездить с семьей на Канары или даже в Турцию. Более вероятно — в ведомственный пансионат в Подмосковье.
Вряд ли получится купить новый “Мерседес”, объяснив счастливое приобретение деньгами, которые вам ни с того ни с сего ссудила проживающая в Улан-Удэ любимая теща.
Пить придется мало и не теряя человеческий облик.
С наркотиками, женщинами и прочими нехорошими излишествами придется завязать.
Сексуальную ориентацию иметь самую что ни на есть традиционную, воровать и заниматься бизнесом в рамках дозволенного, в партии и прочие преступные сообщества, кроме одобренных властью, не вступать, в сектах не состоять, хобби, кроме безобидных копки грядок на приусадебном участке и собирания марок, не иметь и вообще вести здоровый и прозрачный образ жизни, достойный высокого звания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44