Вгляделся пристально, отыскивая взглядом помост. Розенмуллен милостиво помахал ему ручкой.
- Мои добрые подданные, - умилился он. - Верите ли, господа: они мне вроде как дети. Смотрю - и козу из пальцев состроить хочется. Сю-сю-сю! Ути-пути!
«Ребеночек» фамильярно кивнул герцогу и вразвалку побрел прочь. Розенмуллен нахмурился: за спиной зеваки болтался лук.
- Вероятно, шествие… аллегорическая фигура. Карнавал какой-нибудь, - неуверенно пробормотал герцог, - Наш доннельфамский бургомистр такой затейник.
Завтрак продолжался. Не раз еще дюжинцы подняли стаканчики с анисовым бальзамом. Пили за просвещенную тиранию, за детскую слезинку, которой не должно быть, за традиции. Площадь перед Каменией быстро запруживалась народом. В толпе засновали торговки пирожками и сосисками, замелькали красные камзолы стражи. Странное дело: увидев своих гвардейцев, герцог не успокоился. Наоборот, томительное предчувствие скрутило живот. Заставило его бурлить и жаловаться на жизнь. Откуда-то пришла мысль о подвохе.
- Скорей бы уж все началось, - пробормотал он. - Сил нет терпеть.
Наконец затрубили трубы. Смех, шум, разговоры - все стихло, словно площадь накрыли войлочным одеялом. Доннельфамцы смотрели на помост, ожидая, что скажет правитель. И герцог не подкачал.
- Дорогие доннельфамцы, - деловито начал он, выходя на помост. Камергер передал ему свиток, но Розенмуллен даже не заглянул туда. - Не скрою, не скрою. Мы переживаем тяжкие времена. Герцогство наше издавна славилось благоразумными, трезвыми людьми. Крепость и постоянство - вот наш девиз! Имя «доннельфамец» во всем мире стало нарицательным. Нас сравнивают со всем стойким, неколебимым - и это воистину так. О нас слагают пословицы и поговорки. К примеру, говорят: «доннельфамец-человек», «под лежащего доннельфамца вода не течет», «доннельфамца на доннельфамце не оставлю»…
Народу идея пришлась по вкусу:
- Нашла коса на доннельфамца? - донеслось из-за ограды. Герцог благосклонно кивнул и дважды легонько хлопнул ладонью о ладонь.
Площадь взорвалась аплодисментами. И началось:
- …Мала капля, а доннельфамца долбит!…
- …Пустить доннельфамца в огород!…
- …Доннельфамец за пазухой!…
Герцог подождал, пока гвардейцы успокоят народ, и продолжил:
- Святые книги - за нас. К примеру, сказано: «Ты, Петер, и на сем доннельфамце я созижду церковь свою…»
Его преосвященство забеспокоился. Стал подавать тайные знаки герцогу, но тот словно бы ничего не замечал. Фью саркастически усмехнулся:
- Умоляю, ваше преосвященство! Пусть говорит. Он великолепно излагает. Весьма любопытственно, к чему он придет.
Розенмуллен разошелся не на шутку. Мокрая прядь прилипла ко лбу, усики под носом яростно топорщились:
- …Ну а соседи наши, тримегистийцы? Исстари заняты поиском философского доннельфамца. И? Реторты их, перегонные кубы, мензурки и атаноры - к чему? Ну?! Ну?! Смелее! К вящей славе нашего народа, но я вам скажу!
Теперь уж Фероче сидел красный как рак, а великий жрец потирал руки в восхищении.
- Точность в формулировках! Изысканные эпитеты! «Дурак в воду доннельфамца закинет, десятеро умных не вытащат». Учитесь, Фью. Пригодится.
Герцог же витийствовал вовсю:
- …но находятся порой мерзавцы, ставящие под сомнение доннельфамскую твердость духа. Скажем им твердое «нет»! Ибо стоит на страже могучий Базилиск. Враз покажет он мягкотелым либералишкам их истинную природу!
Рука Розенмуллена патетично вытянулась в сторону статуи:
- Вот! Вот судьба тех, кто не разделяет! Тех, кто истекает слюной на нашу монолитность! Смотрите же! Базилиск бдит!
Барабанная дробь наполнила сад Камении. Люди за оградой затаили дыхание. Профос, вполголоса чертыхаясь, рванул черное полотно.
Ткань не поддавалась. Еще, еще! Послышался треск.
- А-а-ах!
Ограда выгнулась под напором тел. Доннельфамцы вцепились в прутья решетки и смотрели, смотрели, смотрели. Их молчание становилось невыносимым.
Розенмуллен обернулся. За его спиной высилось загадочное сооружение из кубов, углов, мерцающих на солнце сахарных граней.
- Ч-ч-то такое? - от удивления он начал заикаться. - Стра… Стра-а-ажу ко мне!
- Га-а-а! - понеслось над толпой. - Га-а-а-а!
Тальберт Ойлен подходил к искусству нетрадиционно.
Он оказался кубистом.
Глава 10
РАЗБОЙНИКОМАНИЯ
Далеко-далеко…
Нет, не так.
На краю света - это правильнее и честнее. Потому что за Алариком нет ничего, кроме снега и льда. Мертвой воды да опасных троллей-ухохотней.
Итак, край, света. Край, которому не досталось зверей великих. Среди льдов прячется столица Аларика, хмурый, простуженный Арминиус - рассадник махрового готтентотства, сарматства и лангобардщины. Цитадель варваров, сердце мрачной бессолнечной страны. Здесь не сыскать других красок, кроме черной и белой, быть может, оттого местная речь так образна и цветиста?
Что же говорит о варварах «Путеводитель д-ра Живокамня»?
«…Обитатели Аларика мускулисты, бородаты и краснолицы. По последним данным, в стране проживает девять тысяч сто пятьдесят пять кряжистых здоровяков, одетых в медвежьи шкуры. Женщины Аларика грудасты и белокуры, обожают нордические арии.
Стихия аларикцев - аккредитивы и пени, дебеты и кредиты. Основное занятие - торговля.
До самого совершеннолетия аларикцы уверены, что вода бывает в двух состояниях:
1) в замерзшем виде;
2) в котле.
Однако же треть всемирных морских перевозок сосредоточена в руках варваров. Колесо и верховую езду аларикцы освоили с огромным опозданием: в горах верхом не очень-то разъездишься. Тем не менее лучшие форейторы все родом из Аларика. Они обожают блатной фольклор, но ужасно боятся слов «жизнь или кошелек». Славятся оригинальными пословицами и поговорками. Способны с ходу подобрать сотню синонимов к любому слову».
- Эйли Носок Дублонов, подойди к своему папочке. Так, хорошо, сынуля. Молодец. А теперь скажи еще раз - кто я такой?
- Ты - могущественнейший король Аларика, о Филдир Золотой Чек. Водитель першеронов и сокрушитель просроченных долговых обязательств. Слово твое - закон на всех землях от океана до захода солнца.
- Тогда войди в тронный зал и зажги факелы, я приказываю.
- Не могу, папочка.
- Но почему?
- Там темно. И под троном кто-то скребется. Вероятно, пожиратель сырных корок.
Эйли понурился и втянул голову в плечи. Мускулистая Сильгия вздохнула:
- О возлюбленный муж мой, неплательщиков погибель, Финдир Золотой Чек. Дозволь мне войти в тронный зал с тьмы изгнателем в руке. Не могу смотреть, как мучается родная кровинушка.
- Балуешь ты ребенка, Сильгия. Я в его годы…
- Ты? - Королева подбоченилась. - И что же ты в его годы? А? Ты даже меня за косу дернуть боялся.
- По крайней мере, я крал на кухне пирожки с брусникой.
Эйли спрятался за юбку матери.
- Ему только семь. Посмотри на него: что ты хочешь от младенца?
Король поморщился:
- Младенца… Эйли давно уже не слюней пускатель и не гроза пеленок. Ладно. Возжигай же факелы, Сильгия Тучебедрая, да поторопись. Время брани близится. А ты, - он оборотился к сыну, - со всех ног дуй к советникам. К дяде Оки и могучему Харметтиру. Скажи, что я их на совет зову. На Дум Буран.
- Получишь пирожок, - добавила Сильгия.
Ребенок умчался, словно вихрь. Только пятки засверкали.
Желанное дитя Финдира и красавицы Сильгии не оправдывало родительских надежд. Маленький Эйли боялся темноты. Он страшился лающих песцов, воя ветра в печной трубе, нянюшкиных сказок и пожирателя сырных корок. С этим еще можно было смириться.
Варвары боязливы от природы, ведь страх - оборотная сторона осторожности.
Но Эйли оказался совершенно не способен к математике. Он не умел складывать пирожки с брусникой и перемножать песцовые шкурки. Деревянные лошадки не прельщали варварского принца. Море вызывало у него отвращение.
О печаль, о злой рок! Что чувствует несчастный отец, узнав, что дело его некому продолжить?
Горе тебе, властитель. Страна твоя волею рока лишена зверя великого. Умрешь ты - что станется с Алариком? Пингвиний грай раздастся над ледяными полями. Знамение судьбы, клич раздора.
Горе! Горе!
Когда явились могучие таны - Оки Длинная Подпись и Харметтир Большой Процент, - король ждал их в тронном зале. Варвары вошли бесшумно, словно передвигаясь в меховых тапочках… да так оно в общем-то и было.
Оки кутался в шкуру белого медведя, только усы торчали из-под белого меха. Харметтир щеголял в кольчуге и песцовом килте; чудовищный гроссбух за его поясом пестрел закладками, что означало гибель многих и многих прославленных воинов.
Властитель вздохнул. Сильны, опасны советники…
И своевольны.
Факелы на стенах освещали неверным светом лица могучих властителей прошлого. Увы! Увы тебе, Финлир! Не висеть твоему портрету средь бесчисленных Фьоки, Хренриров и Брюквильдов. Упрячут его в чулан неведомые потомки, на радость пожирателю сырных корок. Укроют рядком сереньким, если не сумеешь обуздать алчность Большого Процента и честолюбие Длинной Подписи. Если малыш Эйли так и окажется ничтожеством.
- С чем звал нас, о великий носитель сапог?
Поклонился Оки.
- Благодать да пребудет с тобой, выгодный оценщик. Что случилось? - поддержал Харметтир.
Вместо короля ответила Сильгия. Встряхнула белой гривой, возвестила зычно:
- Муж мой, Финдир Золотой Чек, призвал вас чтобы получить ответ на один вопрос.
Таны встрепенулись. Глянули заинтересованно.
- Мужчины вы или не мужчины? - спросила королева.
- В каком смысле?
- Э-э… правильно ли я понял ваши слова?
Финдир вскочил с трона. Боевые счеты на его бедре громыхнули костяшками.
- Вы еще спрашиваете! Вы - кропатели балансов, написатели отчетов! Знаете ли вы, что фортуна повернулась к нам лицом? Ко всему варварскому народу?
- Нет, о повелитель. Не знаем.
- Слушайте же! В мир явился охотник на зверей великих.
Оки повертел шеей так, словно ожерелье из медвежьих зубов стало ему тесным.
- Это что - фигура речи?
- Нет. Он - настоящий Ланселот. Водители зверей, те, что называют себя Дюжиной, уже недосчитались Бахамота Тримегистийского и Базилиска из Доннельфама.
- О-хо-хо. - Харметтир хлопнул себя по брюху. - Славные времена близятся. Добрые времена!
Он встряхнул немытой гривой и выхватил боевые счеты:
- Скоро грай пингвиний грянет! Черепа врагов отважных превратятся в дивны чаши…
- …в гребешки, запонки, ложки, - подхватил Оки. - Все это скальдическая лирика. Как же мы воспользуемся ситуацией, о Финдир-стоящий-на-моем-плаще-из-шкуры-белого-медведя?
Финдир неторопливо сошел с плаща.
- Ни в одной стране Террокса нет армии, - объявил ой. - Есть лишь стражники - пожиратели паштетов и бочонков винных прорвы. Короли слишком надеются на своих чудищ. Вы понимаете меня, таны?
- Понимаем, о властитель.
Не в силах сдержать чувств, Золотой Чек широко зашагал по тронной зале.
- В заблуждениях погрязнув, спеси бурдюки жируют, - нараспев выкрикивал он. - Нас они в расчет не примут. Осторожность - вот наш козырь!
- Скажи уж прямо, - процедила сквозь зубы Сильгия, - трусы вы все. Одно оправдание, что вина в том не ваша.
Она повернулась к. танам:
- Вы! Отправитесь в путь. Любой ценой - повторяю, любой! - захватите Ланселота. Приведете в Арминиус, и пусть мир содрогнется. Ясен ли вам мой приказ?'
- Да, госпожа.
- Отправляйтесь. Слава найдет вас, лучшие из сынов снежного края.
Варвары поклонились, но уходить не спешили.
- Каково же будет в деле поощрение финансом? - Спросил Харметтир. - Сколько изумрудов дивных, сколько яхонтов цветистых в закрома мои придется?
Финдир поморщился.
- Я отдам тебе Октанайт и Берег Альфиньей Кости. Надеюсь, этого хватит?
Большой Процент затрепетал. Он никогда не думал о возможности стать землевладельцем. Открывавшиеся перед ним перспективы завораживали.
- …Ты же, Оки, получишь возможность сразиться с самим королем Лиром. Говорят, он лучший игрок в шахматы во всем мире.
- Мы удовлетворены, господин. Немедленно отправляемся.
Когда таны ушли, Золотой Чек озабоченно заметил:
- Надо собрать лучших из лучших. Мою личную гвардию - Балансоспособных Бухгалтеров.
- …нет, Старших Бухгалтеров! - перебила Сильгия. Подобно многим женам, она не доверяла способности мужа принимать важные решения.
- И послать их на поиски. Мне кое-что открылось в ночных бдениях на стене. У Аларика нет зверя великого, а значит, короли Дюжины собираются где-то на нашей территории. Дюжинцы не верят, что мы способны открыть место их сходок…
- …их гнусных сборищ…
- …и перехватить тепленькими…
- …с пылу с жару…
- …но это не так. Пусть варвары обыщут горы. Уверен, где-нибудь в Урболке найдется что-то интересненькое, и тогда…
- Так и сделай, муж мой.
Финдир страдальчески посмотрел на жену. Он не помнил случая, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Как думаешь, Маггара, стоит анису добавить?
- Лучше базилика. Хоакин обожает базилик, особенно после чихания.
Ветерок разносил в лесу запахи иван-чая и подгорелой каши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Мои добрые подданные, - умилился он. - Верите ли, господа: они мне вроде как дети. Смотрю - и козу из пальцев состроить хочется. Сю-сю-сю! Ути-пути!
«Ребеночек» фамильярно кивнул герцогу и вразвалку побрел прочь. Розенмуллен нахмурился: за спиной зеваки болтался лук.
- Вероятно, шествие… аллегорическая фигура. Карнавал какой-нибудь, - неуверенно пробормотал герцог, - Наш доннельфамский бургомистр такой затейник.
Завтрак продолжался. Не раз еще дюжинцы подняли стаканчики с анисовым бальзамом. Пили за просвещенную тиранию, за детскую слезинку, которой не должно быть, за традиции. Площадь перед Каменией быстро запруживалась народом. В толпе засновали торговки пирожками и сосисками, замелькали красные камзолы стражи. Странное дело: увидев своих гвардейцев, герцог не успокоился. Наоборот, томительное предчувствие скрутило живот. Заставило его бурлить и жаловаться на жизнь. Откуда-то пришла мысль о подвохе.
- Скорей бы уж все началось, - пробормотал он. - Сил нет терпеть.
Наконец затрубили трубы. Смех, шум, разговоры - все стихло, словно площадь накрыли войлочным одеялом. Доннельфамцы смотрели на помост, ожидая, что скажет правитель. И герцог не подкачал.
- Дорогие доннельфамцы, - деловито начал он, выходя на помост. Камергер передал ему свиток, но Розенмуллен даже не заглянул туда. - Не скрою, не скрою. Мы переживаем тяжкие времена. Герцогство наше издавна славилось благоразумными, трезвыми людьми. Крепость и постоянство - вот наш девиз! Имя «доннельфамец» во всем мире стало нарицательным. Нас сравнивают со всем стойким, неколебимым - и это воистину так. О нас слагают пословицы и поговорки. К примеру, говорят: «доннельфамец-человек», «под лежащего доннельфамца вода не течет», «доннельфамца на доннельфамце не оставлю»…
Народу идея пришлась по вкусу:
- Нашла коса на доннельфамца? - донеслось из-за ограды. Герцог благосклонно кивнул и дважды легонько хлопнул ладонью о ладонь.
Площадь взорвалась аплодисментами. И началось:
- …Мала капля, а доннельфамца долбит!…
- …Пустить доннельфамца в огород!…
- …Доннельфамец за пазухой!…
Герцог подождал, пока гвардейцы успокоят народ, и продолжил:
- Святые книги - за нас. К примеру, сказано: «Ты, Петер, и на сем доннельфамце я созижду церковь свою…»
Его преосвященство забеспокоился. Стал подавать тайные знаки герцогу, но тот словно бы ничего не замечал. Фью саркастически усмехнулся:
- Умоляю, ваше преосвященство! Пусть говорит. Он великолепно излагает. Весьма любопытственно, к чему он придет.
Розенмуллен разошелся не на шутку. Мокрая прядь прилипла ко лбу, усики под носом яростно топорщились:
- …Ну а соседи наши, тримегистийцы? Исстари заняты поиском философского доннельфамца. И? Реторты их, перегонные кубы, мензурки и атаноры - к чему? Ну?! Ну?! Смелее! К вящей славе нашего народа, но я вам скажу!
Теперь уж Фероче сидел красный как рак, а великий жрец потирал руки в восхищении.
- Точность в формулировках! Изысканные эпитеты! «Дурак в воду доннельфамца закинет, десятеро умных не вытащат». Учитесь, Фью. Пригодится.
Герцог же витийствовал вовсю:
- …но находятся порой мерзавцы, ставящие под сомнение доннельфамскую твердость духа. Скажем им твердое «нет»! Ибо стоит на страже могучий Базилиск. Враз покажет он мягкотелым либералишкам их истинную природу!
Рука Розенмуллена патетично вытянулась в сторону статуи:
- Вот! Вот судьба тех, кто не разделяет! Тех, кто истекает слюной на нашу монолитность! Смотрите же! Базилиск бдит!
Барабанная дробь наполнила сад Камении. Люди за оградой затаили дыхание. Профос, вполголоса чертыхаясь, рванул черное полотно.
Ткань не поддавалась. Еще, еще! Послышался треск.
- А-а-ах!
Ограда выгнулась под напором тел. Доннельфамцы вцепились в прутья решетки и смотрели, смотрели, смотрели. Их молчание становилось невыносимым.
Розенмуллен обернулся. За его спиной высилось загадочное сооружение из кубов, углов, мерцающих на солнце сахарных граней.
- Ч-ч-то такое? - от удивления он начал заикаться. - Стра… Стра-а-ажу ко мне!
- Га-а-а! - понеслось над толпой. - Га-а-а-а!
Тальберт Ойлен подходил к искусству нетрадиционно.
Он оказался кубистом.
Глава 10
РАЗБОЙНИКОМАНИЯ
Далеко-далеко…
Нет, не так.
На краю света - это правильнее и честнее. Потому что за Алариком нет ничего, кроме снега и льда. Мертвой воды да опасных троллей-ухохотней.
Итак, край, света. Край, которому не досталось зверей великих. Среди льдов прячется столица Аларика, хмурый, простуженный Арминиус - рассадник махрового готтентотства, сарматства и лангобардщины. Цитадель варваров, сердце мрачной бессолнечной страны. Здесь не сыскать других красок, кроме черной и белой, быть может, оттого местная речь так образна и цветиста?
Что же говорит о варварах «Путеводитель д-ра Живокамня»?
«…Обитатели Аларика мускулисты, бородаты и краснолицы. По последним данным, в стране проживает девять тысяч сто пятьдесят пять кряжистых здоровяков, одетых в медвежьи шкуры. Женщины Аларика грудасты и белокуры, обожают нордические арии.
Стихия аларикцев - аккредитивы и пени, дебеты и кредиты. Основное занятие - торговля.
До самого совершеннолетия аларикцы уверены, что вода бывает в двух состояниях:
1) в замерзшем виде;
2) в котле.
Однако же треть всемирных морских перевозок сосредоточена в руках варваров. Колесо и верховую езду аларикцы освоили с огромным опозданием: в горах верхом не очень-то разъездишься. Тем не менее лучшие форейторы все родом из Аларика. Они обожают блатной фольклор, но ужасно боятся слов «жизнь или кошелек». Славятся оригинальными пословицами и поговорками. Способны с ходу подобрать сотню синонимов к любому слову».
- Эйли Носок Дублонов, подойди к своему папочке. Так, хорошо, сынуля. Молодец. А теперь скажи еще раз - кто я такой?
- Ты - могущественнейший король Аларика, о Филдир Золотой Чек. Водитель першеронов и сокрушитель просроченных долговых обязательств. Слово твое - закон на всех землях от океана до захода солнца.
- Тогда войди в тронный зал и зажги факелы, я приказываю.
- Не могу, папочка.
- Но почему?
- Там темно. И под троном кто-то скребется. Вероятно, пожиратель сырных корок.
Эйли понурился и втянул голову в плечи. Мускулистая Сильгия вздохнула:
- О возлюбленный муж мой, неплательщиков погибель, Финдир Золотой Чек. Дозволь мне войти в тронный зал с тьмы изгнателем в руке. Не могу смотреть, как мучается родная кровинушка.
- Балуешь ты ребенка, Сильгия. Я в его годы…
- Ты? - Королева подбоченилась. - И что же ты в его годы? А? Ты даже меня за косу дернуть боялся.
- По крайней мере, я крал на кухне пирожки с брусникой.
Эйли спрятался за юбку матери.
- Ему только семь. Посмотри на него: что ты хочешь от младенца?
Король поморщился:
- Младенца… Эйли давно уже не слюней пускатель и не гроза пеленок. Ладно. Возжигай же факелы, Сильгия Тучебедрая, да поторопись. Время брани близится. А ты, - он оборотился к сыну, - со всех ног дуй к советникам. К дяде Оки и могучему Харметтиру. Скажи, что я их на совет зову. На Дум Буран.
- Получишь пирожок, - добавила Сильгия.
Ребенок умчался, словно вихрь. Только пятки засверкали.
Желанное дитя Финдира и красавицы Сильгии не оправдывало родительских надежд. Маленький Эйли боялся темноты. Он страшился лающих песцов, воя ветра в печной трубе, нянюшкиных сказок и пожирателя сырных корок. С этим еще можно было смириться.
Варвары боязливы от природы, ведь страх - оборотная сторона осторожности.
Но Эйли оказался совершенно не способен к математике. Он не умел складывать пирожки с брусникой и перемножать песцовые шкурки. Деревянные лошадки не прельщали варварского принца. Море вызывало у него отвращение.
О печаль, о злой рок! Что чувствует несчастный отец, узнав, что дело его некому продолжить?
Горе тебе, властитель. Страна твоя волею рока лишена зверя великого. Умрешь ты - что станется с Алариком? Пингвиний грай раздастся над ледяными полями. Знамение судьбы, клич раздора.
Горе! Горе!
Когда явились могучие таны - Оки Длинная Подпись и Харметтир Большой Процент, - король ждал их в тронном зале. Варвары вошли бесшумно, словно передвигаясь в меховых тапочках… да так оно в общем-то и было.
Оки кутался в шкуру белого медведя, только усы торчали из-под белого меха. Харметтир щеголял в кольчуге и песцовом килте; чудовищный гроссбух за его поясом пестрел закладками, что означало гибель многих и многих прославленных воинов.
Властитель вздохнул. Сильны, опасны советники…
И своевольны.
Факелы на стенах освещали неверным светом лица могучих властителей прошлого. Увы! Увы тебе, Финлир! Не висеть твоему портрету средь бесчисленных Фьоки, Хренриров и Брюквильдов. Упрячут его в чулан неведомые потомки, на радость пожирателю сырных корок. Укроют рядком сереньким, если не сумеешь обуздать алчность Большого Процента и честолюбие Длинной Подписи. Если малыш Эйли так и окажется ничтожеством.
- С чем звал нас, о великий носитель сапог?
Поклонился Оки.
- Благодать да пребудет с тобой, выгодный оценщик. Что случилось? - поддержал Харметтир.
Вместо короля ответила Сильгия. Встряхнула белой гривой, возвестила зычно:
- Муж мой, Финдир Золотой Чек, призвал вас чтобы получить ответ на один вопрос.
Таны встрепенулись. Глянули заинтересованно.
- Мужчины вы или не мужчины? - спросила королева.
- В каком смысле?
- Э-э… правильно ли я понял ваши слова?
Финдир вскочил с трона. Боевые счеты на его бедре громыхнули костяшками.
- Вы еще спрашиваете! Вы - кропатели балансов, написатели отчетов! Знаете ли вы, что фортуна повернулась к нам лицом? Ко всему варварскому народу?
- Нет, о повелитель. Не знаем.
- Слушайте же! В мир явился охотник на зверей великих.
Оки повертел шеей так, словно ожерелье из медвежьих зубов стало ему тесным.
- Это что - фигура речи?
- Нет. Он - настоящий Ланселот. Водители зверей, те, что называют себя Дюжиной, уже недосчитались Бахамота Тримегистийского и Базилиска из Доннельфама.
- О-хо-хо. - Харметтир хлопнул себя по брюху. - Славные времена близятся. Добрые времена!
Он встряхнул немытой гривой и выхватил боевые счеты:
- Скоро грай пингвиний грянет! Черепа врагов отважных превратятся в дивны чаши…
- …в гребешки, запонки, ложки, - подхватил Оки. - Все это скальдическая лирика. Как же мы воспользуемся ситуацией, о Финдир-стоящий-на-моем-плаще-из-шкуры-белого-медведя?
Финдир неторопливо сошел с плаща.
- Ни в одной стране Террокса нет армии, - объявил ой. - Есть лишь стражники - пожиратели паштетов и бочонков винных прорвы. Короли слишком надеются на своих чудищ. Вы понимаете меня, таны?
- Понимаем, о властитель.
Не в силах сдержать чувств, Золотой Чек широко зашагал по тронной зале.
- В заблуждениях погрязнув, спеси бурдюки жируют, - нараспев выкрикивал он. - Нас они в расчет не примут. Осторожность - вот наш козырь!
- Скажи уж прямо, - процедила сквозь зубы Сильгия, - трусы вы все. Одно оправдание, что вина в том не ваша.
Она повернулась к. танам:
- Вы! Отправитесь в путь. Любой ценой - повторяю, любой! - захватите Ланселота. Приведете в Арминиус, и пусть мир содрогнется. Ясен ли вам мой приказ?'
- Да, госпожа.
- Отправляйтесь. Слава найдет вас, лучшие из сынов снежного края.
Варвары поклонились, но уходить не спешили.
- Каково же будет в деле поощрение финансом? - Спросил Харметтир. - Сколько изумрудов дивных, сколько яхонтов цветистых в закрома мои придется?
Финдир поморщился.
- Я отдам тебе Октанайт и Берег Альфиньей Кости. Надеюсь, этого хватит?
Большой Процент затрепетал. Он никогда не думал о возможности стать землевладельцем. Открывавшиеся перед ним перспективы завораживали.
- …Ты же, Оки, получишь возможность сразиться с самим королем Лиром. Говорят, он лучший игрок в шахматы во всем мире.
- Мы удовлетворены, господин. Немедленно отправляемся.
Когда таны ушли, Золотой Чек озабоченно заметил:
- Надо собрать лучших из лучших. Мою личную гвардию - Балансоспособных Бухгалтеров.
- …нет, Старших Бухгалтеров! - перебила Сильгия. Подобно многим женам, она не доверяла способности мужа принимать важные решения.
- И послать их на поиски. Мне кое-что открылось в ночных бдениях на стене. У Аларика нет зверя великого, а значит, короли Дюжины собираются где-то на нашей территории. Дюжинцы не верят, что мы способны открыть место их сходок…
- …их гнусных сборищ…
- …и перехватить тепленькими…
- …с пылу с жару…
- …но это не так. Пусть варвары обыщут горы. Уверен, где-нибудь в Урболке найдется что-то интересненькое, и тогда…
- Так и сделай, муж мой.
Финдир страдальчески посмотрел на жену. Он не помнил случая, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Как думаешь, Маггара, стоит анису добавить?
- Лучше базилика. Хоакин обожает базилик, особенно после чихания.
Ветерок разносил в лесу запахи иван-чая и подгорелой каши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44