Ты ведь знаешь, за тобой по-прежнему закреплено место в "Таимо. Держись, по крайней мере, на расстоянии от всего этого. Ты первоклассный репортер, но ты на грани… Одним словом, ты можешь потерять все.
Единственное, что подумал Маршалл в эту минуту: «Почему я?»
* * *
Бернис медленно, постоянно наталкиваясь на невероятные трудности, терпеливо продолжала расспрашивать несчастных Ангелину и Джо. По мере того как она задавала новые вопросы, муж и жена Карлуччи все больше путались в своих ответах, теряя последние остатки мужества и начиная впадать в настоящую панику.
– Это, наверное, неумно с нашей стороны, – сказал под конец Джо, – но если они узнают, что мы с вами разговаривали…
Бернис готова была в который раз заорать, слыша это слово.
– Джо! Кто такие «они»? Вы все время говорите: «они», «их», но ни разу не объяснили, кто они такие!
– Этого я объяснить не могу, – с трудом выговорил Джо.
– Давайте, по крайней мере, выясним одно: «они» – люди? Я имею в виду
– настоящие люди? – Супруги немного подумали, и Джо ответил:
Да, они настоящие люди.
– Значит, это настоящие люди из плоти и крови?
– Может быть, и духи тоже.
– Сейчас я говорю о настоящих людях, – оборвала его Бернис. – Настоящие, живые люди проверяли ваши налоги?
Оба растерянно кивнули.
– И реальный человек приклеил объявление об аукционе на вашей двери?
– Мы его не видели, – ответила Ангелина.
– Но это была самая обыкновенная, настоящая бумага?
– Но ведь нам никто не говорил, что должно произойти! – запротестовал Джо. – Мы всегда платили налоги и я могу доказать это, у меня есть все копии счетов, но в финансовом управлении нас и слушать не захотели!
Теперь разозлилась и Ангелина:
– У нас не было денег, чтобы выплатить сумму, которую они требовали, потому что мы уже уплатили этот налог. Мы не могли платить еще раз!
– Они сказали… они сказали, что заберут магазин и все товары, и дела наши шли плохо, очень плохо. Половина наших постоянных покупателей ушла и больше не возвращалась.
– И я знаю, что заставило их уйти! – упрямо сказала Ангелина. – Мы их всех знали. Окно не разбивается само собой, скажу я вам, и банки с пряностями сами не слетают с полок! Сам дьявол побывал в нашем магазине.
Бернис вынуждена была снова их осадить:
– Ладно, ладно, я не возражаю – вы видели, что вы видели, я в вас не сомневаюсь…
– Но разве вы не понимаете, мисс Крюгер? – спросил Джо со слезами на глазах. – Вы не понимаете, что мы не могли больше оставаться? Что бы они сделали в следующий раз? Наше дело не шло, наш дом был продан у нас на глазах, наших детей мучили злые люди, духи, я не знаю, кто. Вы понимаете, что лучше было не сопротивляться. Это была Божья воля. Мы продали магазин. Они нам хорошо заплатили…
Бернис знала, что это не так.
– Вам не дали и половины того, что он стоил. Джо прорвало, и он залился слезами:
– Но зато мы свободны… Мы свободны!
Однако Бернис в этом сильно сомневалась.
* * *
Потом началась настоящая лихорадка: «Один за всех, и все за одного». В погоне за новой информацией и доказательствами Маршалл и Бернис испытывали то решимость, впадали в уныние, то бесстрашно продолжали расследование, то предавались трезвым размышлениям. Как всегда в последнее время, «Аштон Кларион» и в эти две недели по вторникам и пятницам вовремя поступала на прилавки киосков и без опоздания опускалась в почтовые ящики подписчиков, но ее главного редактора и ведущего репортера трудно было увидеть в редакции даже мельком.
Записки с телефонными сообщениями Маршаллу просто сваливали в кучу на его стол. Бернис, само собой разумеется, никогда не было дома. Несколько ночей Маршалл вовсе не приходил домой, а спал то там, то сям. Иногда прямо в редакции, в ожидании какого-нибудь особого телефонного разговора или между попытками самому дозвониться куда-нибудь. Стараясь одной рукой поддерживать выпуск газеты, другой он листал бесконечные списки адресов, налоговые счета, деловые отчеты, записи разговоров, разбираясь в хитросплетении фактов.
Люди, оставившие свою работу и покинувшие Аштон, и люди, их заменившие, были совершенно разными, полные противоположности. Вскоре Маршалл и Бернис научились предвидеть заранее, чего можно ожидать от того или другого расследования.
Бернис позвонила Адаму Джарреду, тому самому члену университетского правления, чья дочь была якобы изнасилована Тэдом Хармелем.
– Нет, – сказал Джарред, – я действительно никогда не слышал об этом особом… как вы сказали?
– Обществе. «Обществе Вселенского сознания».
– Нет, увы, не знаю такого. Маршалл взял на себя Эжена Байлора.
– Нет, – отвечал Байлор несколько смущенно, – я даже никогда не слышал имени «Касеф». Я, право, не понимаю, чего вы добиваетесь.
– Я пытаюсь расследовать целый ряд фактов, говорящих о том, что университет договаривается о продаже своей собственности некоему Александру Касефу из «Омни корпорейшн».
Байлор рассмеялся:
– Наверное, речь шла о каком-нибудь другом университете. Мы ничего не собираемся продавать.
– А как насчет полученной нами информации о том, что университет находится в тяжелом финансовом положении?
Байлору этот вопрос тоже пришелся не по вкусу.
– Послушайте, предыдущий издатель «Кларион» тоже пытался вмешиваться не в свое дело, и это была самая большая глупость с его стороны. Лучше позаботьтесь-ка о своей газете и предоставьте нам заниматься делами университета.
Те же, кто раньше состоял в правлении, говорили совсем иное.
У Мориса Джеймса, сейчас он был экономическим консультантом в Чикаго, о последнем годе пребывания в университете остались только дурные воспоминания.
– Я на себе испытал, что значит быть прокаженным, – рассказал он Бернис. – Я считал, что могу внести положительный вклад в работу правления, быть, так сказать, стабилизирующим фактором. Но они не терпели никаких расхождений во мнениях. Я считал, что это явно непрофессионально.
– А как заботится о благосостоянии университета Эжен Байлор?
– Я ушел еще до того, как возникли настоящие, серьезные проблемы, те, о которых вы мне рассказали, но я их предвидел. Я пытался помешать целому ряду необдуманных решений правления. Например, тому, чтобы предоставить Байлору особую власть, особые полномочия. Я считал, что это значило бы дать одному человеку больше привилегий, чем всем остальным членам правления. Конечно, мое замечание проигнорировали.
Бернис задала ему очень щекотливый вопрос:
– Мистер Джеймс, что вынудило вас выйти из правления и покинуть Аштон?
– Вы знаете… на это мне трудно ответить, – начал он неохотно. Весь ответ занял у него пятнадцать минут. Самым главным в нем было следующее:
– На мою фирму оптовой торговли начались такие нападки… невидимых гангстеров, как я бы их назвал… мое дело подверглось большому риску. Отчеты невозможно было заполнить, покупатели исчезали, и я просто-напросто перестал сводить концы с концами. Фирма пошла ко дну, и я понял, что лучшее – убраться подальше. После этого все шло хорошо. Способный человек всегда выплывет, понимаете.
Маршаллу удалось разыскать Риту Якобсен, жившую теперь в Нью-Орлеане.
Она и слышать не желала об Аштоне.
– Пусть этот город достанется дьяволу!
– сказала она горечью.
– Если ему так охота, пусть забирает его. Маршалл спросил ее о Джулин Лангстрат.
– Это ведьма. Я имею в виду, настоящая ведьма, в прямом смысле.
Он спросил ее об Александре Касефе.
– Колдун и гангстер, одновременно. Держитесь от него подальше. Он вас похоронит раньше, чем вы успеете об этом догадаться. – Маршалл пытался задать ей еще несколько вопросов, но она сказала:
– Будьте так добры, никогда больше не звоните по этому номеру! – и бросила трубку.
Маршаллу удалось разыскать по телефону некоторых бывших служащих мэрии. Он узнал, что часть из них просто ушла на пенсию, а остальных постигли всевозможные беды и несчастья: Аллан Вэйтс заболел раком, Ширли Давидсон развелась с мужем и уехала из города с новым возлюбленным, Карла Фрума «убрали», какой выразился, за неуплату налогов, фирму Юла Беннингтона выжила из города банда гангстеров, о которой он, само собой разумеется, не хотел распространяться. Маршалл выяснил, что каждый уволившийся член правления городской коммуны был заменен человеком, так или иначе связанным либо с Обществом, либо с «Омни», а то и с ними обоими. Во всех случаях уволившиеся думали, что они были единственными, попавшими в беду. Теперь все они, гонимые страхом, очутились вдали от Аштона. Они изо всех сил стремились отстоять свои интересы, но естественное желание не хлебнуть еще худшего оставило их без связей, без работы. Они сделались безмолвными и безропотными. Некоторые из них охотно отвечали на вопросы Маршалла. Другие – со страхом, чувствуя, что им грозит постоянная опасность. Но во всех случаях Маршалл находил то, что искал.
Что касается прежних владельцев предприятий и фирм, ныне принадлежавших таинственной корпорации, то никто из них и думать не думал продавать свою собственность и навсегда покидать мирный Аштон. Причиной их бегства всегда было нечто сходное: ложные обвинения в махинациях с налогами, угрозы, бойкоты, личные проблемы, разводы, иногда болезни или нервные расстройства, сопровождаемые жуткими рассказами несчастных о странных, может быть, сверхъестественных происшествиях.
Рассказ бывшего судьи Антони С. Джефферсона был типичным по своей трагичности:
– В суде и в юридических кругах стали распространяться слухи о том, что я беру взятки, чтобы влиять на решения суда. Несколько лжесвидетелей предъявили мне обвинение. Но я никогда не брал взяток, я могу поклясться в этом всем, что есть во мне святого!
– Можете ли вы тогда сказать мне правду, почему вы уехали из Аштона?
– По разным причинам: и по личным, и по деловым. О некоторых я не хочу говорить, они по-прежнему существуют. Могу только сказать, что нам с женой нужно было срочно сменить обстановку. Мы оба чувствовали давление, причем она еще большее, чем я. Мое здоровье начало меня подводить. В конце концов мы решили, что самое лучшее – уехать из Аштона куда подальше.
– Могу ли я спросить, были ли какие-нибудь неблагоприятные внешние обстоятельства… повлиявшие на ваше решение оставить кресло судьи?
Он на минуту задумался и с горечью произнес:
– Я не могу вам раскрыть, что это было за давление, у меня на это есть свои причины. Но я отвечу – да, весьма и весьма неблагоприятные.
Маршалл задал последний вопрос:
– И вы не можете мне сказать, с чьей стороны?
Джефферсон иронически засмеялся:
– Продолжайте в том же духе и скоро узнаете сами с чьей стороны!
Слова Джефферсона мучили и Маршалла, и Бернис. За время этой работы им уже пришлось выслушать множество подобных предупреждений. Оба со все большей ясностью сознавали, что «нечто» вокруг них сгущалось и становилось все более угрожающим. Бернис пыталась избавиться от дурных мыслей, Маршалл заметил, что он все чаще произносит короткие, стремительные молитвы, но «оно» не отступало. Он уподоблял себя песочному замку на берегу который огромная волна вот-вот смоет, не оставив и следа.
И сверх того, Маршалл с удивлением осознал, что Кэт постепенно настолько отдалилась от него, что он не представляет себе, каким образом сумеет наладить их отношения снова, когда все, наконец, останется позади. Она опять называла себя вдовой, «газетной вдовой», и, кроме того сделала несколько очень неприятных намеков в отношении Бернис. Тут необходимо было что-то предпринять, иначе от их брака вскоре не останется и следа.
И потом, конечно, Санди, которую теперь Маршалл не видел неделями. Но что касается дочери, он надеялся, что когда все будет кончено, их отношения сложатся совершенно иначе.
В настоящую же минуту расследование, проводимое им и Бернис, приняло необычайно спешный характер. Ему отдавалось предпочтение перед всеми делами, особенно по мере того, как при каждом шаге вперед положение их становилось все более угрожающим.
Глава 23
Когда после очередного безумного вторника в редакции наступило долгожданное затишье, Маршалл попросил Кармен раздобыть вместительную картонную коробку и несколько папок. Пора было разобраться с кучей бумаг, записок, документов, каких-то листочков с адресами, телефонами и всякой всячиной, собранной им и Бернис за время расследования. Просматривая этот замысловатый архив, Маршалл одновременно составлял в своем блокноте список вопросов для беседы с одной из главных фигур заговора – Альфом Бруммелем.
После обеда, когда Кармен отправилась к зубному врачу, Маршалл позвонил в контору Бруммеля.
– Полицейское управление, – послышался в ответ голос Сары.
– Привет, Сара, это Маршалл Хоган. Можно поговорить с шерифом?
– Его сейчас нет на месте, – Сара глубоко вздохнула и Добавила чужим, но спокойным голосом:
– Маршалл, Бруммель не хочет с тобой разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Единственное, что подумал Маршалл в эту минуту: «Почему я?»
* * *
Бернис медленно, постоянно наталкиваясь на невероятные трудности, терпеливо продолжала расспрашивать несчастных Ангелину и Джо. По мере того как она задавала новые вопросы, муж и жена Карлуччи все больше путались в своих ответах, теряя последние остатки мужества и начиная впадать в настоящую панику.
– Это, наверное, неумно с нашей стороны, – сказал под конец Джо, – но если они узнают, что мы с вами разговаривали…
Бернис готова была в который раз заорать, слыша это слово.
– Джо! Кто такие «они»? Вы все время говорите: «они», «их», но ни разу не объяснили, кто они такие!
– Этого я объяснить не могу, – с трудом выговорил Джо.
– Давайте, по крайней мере, выясним одно: «они» – люди? Я имею в виду
– настоящие люди? – Супруги немного подумали, и Джо ответил:
Да, они настоящие люди.
– Значит, это настоящие люди из плоти и крови?
– Может быть, и духи тоже.
– Сейчас я говорю о настоящих людях, – оборвала его Бернис. – Настоящие, живые люди проверяли ваши налоги?
Оба растерянно кивнули.
– И реальный человек приклеил объявление об аукционе на вашей двери?
– Мы его не видели, – ответила Ангелина.
– Но это была самая обыкновенная, настоящая бумага?
– Но ведь нам никто не говорил, что должно произойти! – запротестовал Джо. – Мы всегда платили налоги и я могу доказать это, у меня есть все копии счетов, но в финансовом управлении нас и слушать не захотели!
Теперь разозлилась и Ангелина:
– У нас не было денег, чтобы выплатить сумму, которую они требовали, потому что мы уже уплатили этот налог. Мы не могли платить еще раз!
– Они сказали… они сказали, что заберут магазин и все товары, и дела наши шли плохо, очень плохо. Половина наших постоянных покупателей ушла и больше не возвращалась.
– И я знаю, что заставило их уйти! – упрямо сказала Ангелина. – Мы их всех знали. Окно не разбивается само собой, скажу я вам, и банки с пряностями сами не слетают с полок! Сам дьявол побывал в нашем магазине.
Бернис вынуждена была снова их осадить:
– Ладно, ладно, я не возражаю – вы видели, что вы видели, я в вас не сомневаюсь…
– Но разве вы не понимаете, мисс Крюгер? – спросил Джо со слезами на глазах. – Вы не понимаете, что мы не могли больше оставаться? Что бы они сделали в следующий раз? Наше дело не шло, наш дом был продан у нас на глазах, наших детей мучили злые люди, духи, я не знаю, кто. Вы понимаете, что лучше было не сопротивляться. Это была Божья воля. Мы продали магазин. Они нам хорошо заплатили…
Бернис знала, что это не так.
– Вам не дали и половины того, что он стоил. Джо прорвало, и он залился слезами:
– Но зато мы свободны… Мы свободны!
Однако Бернис в этом сильно сомневалась.
* * *
Потом началась настоящая лихорадка: «Один за всех, и все за одного». В погоне за новой информацией и доказательствами Маршалл и Бернис испытывали то решимость, впадали в уныние, то бесстрашно продолжали расследование, то предавались трезвым размышлениям. Как всегда в последнее время, «Аштон Кларион» и в эти две недели по вторникам и пятницам вовремя поступала на прилавки киосков и без опоздания опускалась в почтовые ящики подписчиков, но ее главного редактора и ведущего репортера трудно было увидеть в редакции даже мельком.
Записки с телефонными сообщениями Маршаллу просто сваливали в кучу на его стол. Бернис, само собой разумеется, никогда не было дома. Несколько ночей Маршалл вовсе не приходил домой, а спал то там, то сям. Иногда прямо в редакции, в ожидании какого-нибудь особого телефонного разговора или между попытками самому дозвониться куда-нибудь. Стараясь одной рукой поддерживать выпуск газеты, другой он листал бесконечные списки адресов, налоговые счета, деловые отчеты, записи разговоров, разбираясь в хитросплетении фактов.
Люди, оставившие свою работу и покинувшие Аштон, и люди, их заменившие, были совершенно разными, полные противоположности. Вскоре Маршалл и Бернис научились предвидеть заранее, чего можно ожидать от того или другого расследования.
Бернис позвонила Адаму Джарреду, тому самому члену университетского правления, чья дочь была якобы изнасилована Тэдом Хармелем.
– Нет, – сказал Джарред, – я действительно никогда не слышал об этом особом… как вы сказали?
– Обществе. «Обществе Вселенского сознания».
– Нет, увы, не знаю такого. Маршалл взял на себя Эжена Байлора.
– Нет, – отвечал Байлор несколько смущенно, – я даже никогда не слышал имени «Касеф». Я, право, не понимаю, чего вы добиваетесь.
– Я пытаюсь расследовать целый ряд фактов, говорящих о том, что университет договаривается о продаже своей собственности некоему Александру Касефу из «Омни корпорейшн».
Байлор рассмеялся:
– Наверное, речь шла о каком-нибудь другом университете. Мы ничего не собираемся продавать.
– А как насчет полученной нами информации о том, что университет находится в тяжелом финансовом положении?
Байлору этот вопрос тоже пришелся не по вкусу.
– Послушайте, предыдущий издатель «Кларион» тоже пытался вмешиваться не в свое дело, и это была самая большая глупость с его стороны. Лучше позаботьтесь-ка о своей газете и предоставьте нам заниматься делами университета.
Те же, кто раньше состоял в правлении, говорили совсем иное.
У Мориса Джеймса, сейчас он был экономическим консультантом в Чикаго, о последнем годе пребывания в университете остались только дурные воспоминания.
– Я на себе испытал, что значит быть прокаженным, – рассказал он Бернис. – Я считал, что могу внести положительный вклад в работу правления, быть, так сказать, стабилизирующим фактором. Но они не терпели никаких расхождений во мнениях. Я считал, что это явно непрофессионально.
– А как заботится о благосостоянии университета Эжен Байлор?
– Я ушел еще до того, как возникли настоящие, серьезные проблемы, те, о которых вы мне рассказали, но я их предвидел. Я пытался помешать целому ряду необдуманных решений правления. Например, тому, чтобы предоставить Байлору особую власть, особые полномочия. Я считал, что это значило бы дать одному человеку больше привилегий, чем всем остальным членам правления. Конечно, мое замечание проигнорировали.
Бернис задала ему очень щекотливый вопрос:
– Мистер Джеймс, что вынудило вас выйти из правления и покинуть Аштон?
– Вы знаете… на это мне трудно ответить, – начал он неохотно. Весь ответ занял у него пятнадцать минут. Самым главным в нем было следующее:
– На мою фирму оптовой торговли начались такие нападки… невидимых гангстеров, как я бы их назвал… мое дело подверглось большому риску. Отчеты невозможно было заполнить, покупатели исчезали, и я просто-напросто перестал сводить концы с концами. Фирма пошла ко дну, и я понял, что лучшее – убраться подальше. После этого все шло хорошо. Способный человек всегда выплывет, понимаете.
Маршаллу удалось разыскать Риту Якобсен, жившую теперь в Нью-Орлеане.
Она и слышать не желала об Аштоне.
– Пусть этот город достанется дьяволу!
– сказала она горечью.
– Если ему так охота, пусть забирает его. Маршалл спросил ее о Джулин Лангстрат.
– Это ведьма. Я имею в виду, настоящая ведьма, в прямом смысле.
Он спросил ее об Александре Касефе.
– Колдун и гангстер, одновременно. Держитесь от него подальше. Он вас похоронит раньше, чем вы успеете об этом догадаться. – Маршалл пытался задать ей еще несколько вопросов, но она сказала:
– Будьте так добры, никогда больше не звоните по этому номеру! – и бросила трубку.
Маршаллу удалось разыскать по телефону некоторых бывших служащих мэрии. Он узнал, что часть из них просто ушла на пенсию, а остальных постигли всевозможные беды и несчастья: Аллан Вэйтс заболел раком, Ширли Давидсон развелась с мужем и уехала из города с новым возлюбленным, Карла Фрума «убрали», какой выразился, за неуплату налогов, фирму Юла Беннингтона выжила из города банда гангстеров, о которой он, само собой разумеется, не хотел распространяться. Маршалл выяснил, что каждый уволившийся член правления городской коммуны был заменен человеком, так или иначе связанным либо с Обществом, либо с «Омни», а то и с ними обоими. Во всех случаях уволившиеся думали, что они были единственными, попавшими в беду. Теперь все они, гонимые страхом, очутились вдали от Аштона. Они изо всех сил стремились отстоять свои интересы, но естественное желание не хлебнуть еще худшего оставило их без связей, без работы. Они сделались безмолвными и безропотными. Некоторые из них охотно отвечали на вопросы Маршалла. Другие – со страхом, чувствуя, что им грозит постоянная опасность. Но во всех случаях Маршалл находил то, что искал.
Что касается прежних владельцев предприятий и фирм, ныне принадлежавших таинственной корпорации, то никто из них и думать не думал продавать свою собственность и навсегда покидать мирный Аштон. Причиной их бегства всегда было нечто сходное: ложные обвинения в махинациях с налогами, угрозы, бойкоты, личные проблемы, разводы, иногда болезни или нервные расстройства, сопровождаемые жуткими рассказами несчастных о странных, может быть, сверхъестественных происшествиях.
Рассказ бывшего судьи Антони С. Джефферсона был типичным по своей трагичности:
– В суде и в юридических кругах стали распространяться слухи о том, что я беру взятки, чтобы влиять на решения суда. Несколько лжесвидетелей предъявили мне обвинение. Но я никогда не брал взяток, я могу поклясться в этом всем, что есть во мне святого!
– Можете ли вы тогда сказать мне правду, почему вы уехали из Аштона?
– По разным причинам: и по личным, и по деловым. О некоторых я не хочу говорить, они по-прежнему существуют. Могу только сказать, что нам с женой нужно было срочно сменить обстановку. Мы оба чувствовали давление, причем она еще большее, чем я. Мое здоровье начало меня подводить. В конце концов мы решили, что самое лучшее – уехать из Аштона куда подальше.
– Могу ли я спросить, были ли какие-нибудь неблагоприятные внешние обстоятельства… повлиявшие на ваше решение оставить кресло судьи?
Он на минуту задумался и с горечью произнес:
– Я не могу вам раскрыть, что это было за давление, у меня на это есть свои причины. Но я отвечу – да, весьма и весьма неблагоприятные.
Маршалл задал последний вопрос:
– И вы не можете мне сказать, с чьей стороны?
Джефферсон иронически засмеялся:
– Продолжайте в том же духе и скоро узнаете сами с чьей стороны!
Слова Джефферсона мучили и Маршалла, и Бернис. За время этой работы им уже пришлось выслушать множество подобных предупреждений. Оба со все большей ясностью сознавали, что «нечто» вокруг них сгущалось и становилось все более угрожающим. Бернис пыталась избавиться от дурных мыслей, Маршалл заметил, что он все чаще произносит короткие, стремительные молитвы, но «оно» не отступало. Он уподоблял себя песочному замку на берегу который огромная волна вот-вот смоет, не оставив и следа.
И сверх того, Маршалл с удивлением осознал, что Кэт постепенно настолько отдалилась от него, что он не представляет себе, каким образом сумеет наладить их отношения снова, когда все, наконец, останется позади. Она опять называла себя вдовой, «газетной вдовой», и, кроме того сделала несколько очень неприятных намеков в отношении Бернис. Тут необходимо было что-то предпринять, иначе от их брака вскоре не останется и следа.
И потом, конечно, Санди, которую теперь Маршалл не видел неделями. Но что касается дочери, он надеялся, что когда все будет кончено, их отношения сложатся совершенно иначе.
В настоящую же минуту расследование, проводимое им и Бернис, приняло необычайно спешный характер. Ему отдавалось предпочтение перед всеми делами, особенно по мере того, как при каждом шаге вперед положение их становилось все более угрожающим.
Глава 23
Когда после очередного безумного вторника в редакции наступило долгожданное затишье, Маршалл попросил Кармен раздобыть вместительную картонную коробку и несколько папок. Пора было разобраться с кучей бумаг, записок, документов, каких-то листочков с адресами, телефонами и всякой всячиной, собранной им и Бернис за время расследования. Просматривая этот замысловатый архив, Маршалл одновременно составлял в своем блокноте список вопросов для беседы с одной из главных фигур заговора – Альфом Бруммелем.
После обеда, когда Кармен отправилась к зубному врачу, Маршалл позвонил в контору Бруммеля.
– Полицейское управление, – послышался в ответ голос Сары.
– Привет, Сара, это Маршалл Хоган. Можно поговорить с шерифом?
– Его сейчас нет на месте, – Сара глубоко вздохнула и Добавила чужим, но спокойным голосом:
– Маршалл, Бруммель не хочет с тобой разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71