Он постоянно к чему-то прислушивался, поэтому
его и прозвали "Молчаливый". Но со мной он разговаривал часто.
Огион рассказывал мне различные предания, причем не только
широко известные сказания о деяниях давно умерших королей и
героев, о событиях, что произошли давным-давно и
далеко-предалеко от Гонта, но и истории, которые знал только
он.
Некоторое время она шла молча, а затем продолжила:
- Сейчас я расскажу тебе одну из тех историй.
Среди прочего маги обладают способностью превращаться в
кого захотят, изменять свой облик. Они называют это
"перевоплощением". Даже рядовой волшебник может сделать себя
настолько похожим на другого человека или даже на зверя, что ты
первое время просто не веришь своим глазам. Он словно надевает
маску. Но искусные маги способны на большее. Они как бы
срастаются с маской, действительно превращаясь в иное существо.
Например, если волшебнику нужно пересечь море, а у него нет
лодки, он может превратиться в чайку. Однако при этом он
начинает думать, как птица, а не как человек, и существует
опасность, что он навсегда останется чайкой и никогда не станет
вновь человеком. Говорят, жил когда-то на свете великий
волшебник, которому очень нравилось превращаться в медведя. Он
делал это столь часто, что и впрямь стал медведем и задрал
своего маленького сынишку. Тогда люди выследили его и убили. Но
Огион порой и шутил на эту тему. Как-то раз мышь залезла в
кладовку и изгрызла сыр. Маг поймал зверька с помощью
заклинания-мышеловки, взял его в руки, сурово глянул на него и
сказал: "Я же просил тебя не превращаться без надобности в
мышь!" Я не сразу поняла, что он меня разыгрывает...
Что ж, данная история повествует о чем-то похожем на
перевоплощение, хотя Огион утверждал, что это явление выходит
за рамки известного ему искусства изменения облика, ибо здесь,
в одном теле, под одной оболочкой, уживались сразу два
существа, а это, по его словам, никакому волшебнику не под
силу. Огион столкнулся с этим феноменом в маленькой деревушке,
носящей имя Кемай, на северо-западном побережье Гонта. Там жила
старая рыбачка, не знахарка, не обученная искусству колдовства.
Но она слагала песни. Вот как Огион нашел ее. Однажды он по
своему обыкновению скитался по острову и прислушивался. Где-то
на побережье он услышал, как люди напевают себе под нос, чиня
сети или конопатя лодку:
"Далеко-далеко на Западе
На самом краю света
Мой народ танцует
На ином ветру".
Таких слов и такой мелодии Огион никогда прежде не слышал,
и он стал расспрашивать людей, от кого они услыхали эту песню.
Его посылали от одного человека к другому, пока, наконец,
кто-то не сказал ему: "А, так это же одна из песен Женщины из
Кемая". Тогда Огион отправился в Кемай, маленькую рыбацкую
деревушку, где в крохотном домишке у самой гавани жила та самая
женщина. Он постучал в дверь своим магическим посохом, и она
открыла ему.
Помнишь, мы говорили с тобой об именах? Тогда ты узнала,
что у каждого ребенка есть "детское" имя, а у взрослых -
прозвища или клички. Разные люди могут звать тебя по-разному.
Для меня ты - Ферру, но, возможно, ты получишь, когда
подрастешь, какое-то иное прозвище. Однако когда ты вступишь в
пору отрочества, тебе, если все будет идти своим чередом, дадут
твое Настоящее Имя. Его даст тебе человек, обладающий подлинной
властью, маг или волшебник, поскольку давать имена - это часть
их искусства. И это Имя ты должна скрывать от других людей, ибо
в нем заключена твоя сущность. В нем - твоя сила, твоя власть.
Но, с другой стороны, это тяжкая ноша. Открыть его можно лишь
человеку, которому ты безгранично веришь, и только в случае
крайней нужды. Но великие маги, которым известны все Имена,
могут узнать твое Имя и без твоей помощи.
Итак, Огион, который был великим магом, терпеливо ждал у
двери маленького домика, приткнувшегося к дамбе, пока старуха
не открыла ему дверь. Тут Огион невольно подался назад, поднял
свой дубовый посох и выставил его вперед, вот так, словно
пытаясь оградить себя от нестерпимого жара. Затем маг с
удивлением и страхом в голосе произнес вслух Настоящее Имя
старухи: "Дракон!"
В тот первый миг, рассказывал мне Огион, в дверном проеме
он увидел не женщину, а великолепие пламени, блеск золотистых
клыков и когтей, и огромные глаза дракона. Говорят, что человек
не должен смотреть в глаза дракону.
Затем наваждение прошло, перед ним в дверном проеме стоял
не грозный дракон, а слегка ссутулившаяся старуха с
натруженными руками. Некоторое время они глядели друг на друга.
Затем женщина сказала:
- Входите, Лорд Огион.
И он вошел в дом. Она приготовила рыбный суп, они поели, а
потом долго разговаривали у очага. Огион подумал сперва, что
она владеет искусством изменения облика, но, видишь ли, он
никак не мог решить, кто перед ним: женщина, способная
превращаться в дракона, или же дракон, принявший облик женщины.
Наконец, он спросил ее прямо: "Так ты женщина или дракон?" На
что она ответила ему: "Я спою тебе одну из своих песен".
Ферру в ботинок попал маленький камешек. Они остановились,
чтобы вытащить его, а затем пошли дальше, постепенно замедляя
шаг, ибо тропинка, петлявшая меж поросших лесом каменистых
утесов, становилась все круче. Тишину полуденного зноя нарушало
лишь пение цикад.
- Вот какую историю поведала она Огиону:
Когда Сегой в начале времен поднял острова из моря, земля
и гулявший по ней ветер сперва породили драконов.
Так гласит Песнь Сотворения. Но в песне старухи
утверждалось, что когда мир был юн, люди и драконы были единым
народом, крылатой расой, говорящей на Древнем Наречии.
Они были прекрасны, сильны, мудры и свободны.
Но ничто не вечно в нашем мире. Некоторые люди-драконы
постепенно стали все больше времени проводить в небе,
наслаждаясь свободой полета. Они уделяли все меньше и меньше
внимания наукам и ремеслам, своим домам и городам. Единственным
их желанием было летать все дальше, охотиться и поедать свою
добычу, не беспокоиться ни о чем, нуждаясь лишь в свободе
полета.
Остальные люди-драконы все реже и реже поднимались в
воздух, занятые накоплением денег, а также изучением различных
ремесел и наук. Они строили крепкие дома, в которых хранили
свои постоянно умножаемые сокровища, предназначенные для
передачи их детям. И вскоре они стали бояться своих диких
собратьев, которые могли прилететь и уничтожить их достояние,
сжечь их дома вместе со скарбом просто из природной свирепости
и забавы ради.
Диким сородичам людей-драконов был неведом страх. Они не
учились на своих ошибках. Пользуясь их безразличием и
бесстрашием, утратившие способность летать расставляли на них
ловушки, как на диких животных, и безжалостно убивали их. Но им
на смену прилетали все новые, которые сжигали прекрасные дома,
сея смерть и разрушение. Сила вступила с разумом в схватку,
которая шла с переменным успехом.
Те, кто не в силах был побороть страх, старались держаться
в стороне от схватки, а когда это стало невозможным, они бежали
с поля битвы. Построив лодки, они уплыли на восток, покинув
западные острова, где гигантские крылатые бились со своими
бескрылыми собратьями среди разрушенных городов.
Так некогда единая раса разделилась на два народа: злобных
и диких драконов, сметавших все на своем пути в своей
беспредельной, слепой ярости, которые жили на островах
Западного Предела; и намного более многочисленных людей, чьи
богатые города были раскинуты по всем Внутренним Островам, а
также по южному и Восточному Пределам. Однако среди последних
нашлись такие, кто сохранил знание Древнего Наречия, на котором
до сих пор говорят драконы. Этих людей и зовут волшебниками.
Но песня утверждает, что среди людей встречаются также и
те, кто знает, что их предки были драконами, а некоторые
драконы сознают свое сродство с людьми. В песне говорится, что
когда единый народ разделился на две расы, некоторые особи
сохранили в себе черты как людей, так и драконов, не утратив
при этом крылья. Они устремились не на восток, а на запад, в
Открытое Море, и летели до тех пор, пока не достигли края
света. Там они зажили в мире и согласии, огромные крылатые
существа, с разумом человека и сердцем дракона. Поэтому старуха
и пела:
"Далеко-далеко на Западе
На самом краю света
Мой народ танцует
На ином ветру".
Вот какую историю поведала магу в своей песне Женщина из
Кемая.
Тоща Огион сказал ей: "Когда я впервые взглянул на тебя, я
увидел твой истинный облик. Та женщина, что сидит сейчас у
очага - это всего лишь оболочка, подобная платью, которое она
носит."
Но старуха, смеясь, покачала головой и ничего не сказала,
кроме как: "Если бы все было так просто!"
Вскоре Огион вернулся в Ре Альби. Поведав мне эту историю,
он сказал: "С того самого дня я не перестаю думать о том,
действительно ли кто-то - неважно, люди или драконы - живет
много западнее самых западных островов, не перестаю размышлять
над тем, кто мы такие, как нам обрести свою целостность..." Ты
не проголодалась, Ферру? Вон, смотри, у поворота дороги
отличное место для привала. Возможно, оттуда мы сможем увидеть
Порт-Гонт, что лежит внизу, у подножия Горы. Это большой город,
больше даже, чем Вальмут. Когда дойдем до поворота, давай
присядем и отдохнем немного.
С высоты изгиба дороги они и впрямь увидали обширные леса
и луга, уступами спускавшиеся к городу; величественные скалы,
охранявшие вход в бухту; качавшиеся на темной глади моря лодки,
похожие на горстку щепок или на жучков-водомерок. Далеко
впереди над дорогой нависал огромный утес, на котором
располагалась деревушка Ре Альби, Соколиное Гнездо.
Ферру ни разу не пожаловалась на усталость, но когда Гоха,
наконец, сказала: "Что ж, пошли дальше?", девочка, сидевшая на
пятачке между дорогой и бескрайней ширью неба и моря,
отрицательно помотала головой. Солнце припекало вовсю, а они
после завтрака на рассвете прошагали немало миль.
Гоха достала бутыль с водой, и они вновь попили. Затем
женщина накормила девочку, достав из мешочка изюм и грецкие
орехи.
- До цели нашего путешествия уже рукой подать, - сказала
Гоха. - И я хочу, если удастся, прийти туда засветло. Я
тороплюсь увидеть Огиона. Ты, конечно же, жутко устала, но мы
пойдем потихоньку. Зато сегодня мы будем спать в тепле и
безопасности. Бери мешочек, вешай его на пояс. Изюм вернул силу
твоим ногам. Может, сделать тебе посох - как у волшебника -
чтобы ты опиралась на него при ходьбе?
Ферру живо кивнула. Гоха достала нож и срезала для девочки
толстый ореховый прут, а затем из ветки лежавшей на обочине
дороги засохшей ольхи сделала и себе прочный, легкий посох.
Они вновь двинулись в путь. Подкрепившись изюмом, малышка
шагала веселее. Чтобы подбодрить ее и себя, Гоха начала
распевать любовные песенки, а также пастушьи частушки и
баллады, которым она научилась в Срединной Долине. Внезапно она
оборвала песню на полуслове и остановилась, сделав
предостерегающий жест рукой.
Впереди, на дороге, стояли четверо мужчин и смотрели на
нее. Прятаться в кустарнике и ждать, пока они пройдут мимо,
было уже поздно.
- Путники, - шепнула Тенар девочке, и она зашагали дальше.
Вдова судорожно сжимала свой ольховый посох.
Когда Ларк говорила о бандах и ворах, это не было обычными
стенаниями человека в летах о старом добром времени и о том,
что весь мир сейчас катится в тартарары. Последние несколько
лет города и деревни Гонта не знали покоя. Повсеместно молодые
люди вели себя так, словно были чужими среди собственного
народа. Они злоупотребляли гостеприимством, воровали и
торговали краденым. Редкие прежде нищие теперь попадались на
каждом шагу, а отказ подать милостыню мог спровоцировать их на
насилие. Женщины теперь опасались ходить в одиночку по улицам и
дорогам и вообще старались без нужды не выходить из дома.
Некоторые молоденькие девицы убегали от родителей и
присоединялись к шайкам воров и грабителей. Чаще всего не
проходило и года, как они возвращались домой, заплаканные,
оборванные и беременные. И среди деревенских колдунов и ведьм
тоже царило смятение: проверенные временем исцеляющие
заклинания не лечили, приворотные зелья вызывали не любовное
желание, а черную зависть и ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
его и прозвали "Молчаливый". Но со мной он разговаривал часто.
Огион рассказывал мне различные предания, причем не только
широко известные сказания о деяниях давно умерших королей и
героев, о событиях, что произошли давным-давно и
далеко-предалеко от Гонта, но и истории, которые знал только
он.
Некоторое время она шла молча, а затем продолжила:
- Сейчас я расскажу тебе одну из тех историй.
Среди прочего маги обладают способностью превращаться в
кого захотят, изменять свой облик. Они называют это
"перевоплощением". Даже рядовой волшебник может сделать себя
настолько похожим на другого человека или даже на зверя, что ты
первое время просто не веришь своим глазам. Он словно надевает
маску. Но искусные маги способны на большее. Они как бы
срастаются с маской, действительно превращаясь в иное существо.
Например, если волшебнику нужно пересечь море, а у него нет
лодки, он может превратиться в чайку. Однако при этом он
начинает думать, как птица, а не как человек, и существует
опасность, что он навсегда останется чайкой и никогда не станет
вновь человеком. Говорят, жил когда-то на свете великий
волшебник, которому очень нравилось превращаться в медведя. Он
делал это столь часто, что и впрямь стал медведем и задрал
своего маленького сынишку. Тогда люди выследили его и убили. Но
Огион порой и шутил на эту тему. Как-то раз мышь залезла в
кладовку и изгрызла сыр. Маг поймал зверька с помощью
заклинания-мышеловки, взял его в руки, сурово глянул на него и
сказал: "Я же просил тебя не превращаться без надобности в
мышь!" Я не сразу поняла, что он меня разыгрывает...
Что ж, данная история повествует о чем-то похожем на
перевоплощение, хотя Огион утверждал, что это явление выходит
за рамки известного ему искусства изменения облика, ибо здесь,
в одном теле, под одной оболочкой, уживались сразу два
существа, а это, по его словам, никакому волшебнику не под
силу. Огион столкнулся с этим феноменом в маленькой деревушке,
носящей имя Кемай, на северо-западном побережье Гонта. Там жила
старая рыбачка, не знахарка, не обученная искусству колдовства.
Но она слагала песни. Вот как Огион нашел ее. Однажды он по
своему обыкновению скитался по острову и прислушивался. Где-то
на побережье он услышал, как люди напевают себе под нос, чиня
сети или конопатя лодку:
"Далеко-далеко на Западе
На самом краю света
Мой народ танцует
На ином ветру".
Таких слов и такой мелодии Огион никогда прежде не слышал,
и он стал расспрашивать людей, от кого они услыхали эту песню.
Его посылали от одного человека к другому, пока, наконец,
кто-то не сказал ему: "А, так это же одна из песен Женщины из
Кемая". Тогда Огион отправился в Кемай, маленькую рыбацкую
деревушку, где в крохотном домишке у самой гавани жила та самая
женщина. Он постучал в дверь своим магическим посохом, и она
открыла ему.
Помнишь, мы говорили с тобой об именах? Тогда ты узнала,
что у каждого ребенка есть "детское" имя, а у взрослых -
прозвища или клички. Разные люди могут звать тебя по-разному.
Для меня ты - Ферру, но, возможно, ты получишь, когда
подрастешь, какое-то иное прозвище. Однако когда ты вступишь в
пору отрочества, тебе, если все будет идти своим чередом, дадут
твое Настоящее Имя. Его даст тебе человек, обладающий подлинной
властью, маг или волшебник, поскольку давать имена - это часть
их искусства. И это Имя ты должна скрывать от других людей, ибо
в нем заключена твоя сущность. В нем - твоя сила, твоя власть.
Но, с другой стороны, это тяжкая ноша. Открыть его можно лишь
человеку, которому ты безгранично веришь, и только в случае
крайней нужды. Но великие маги, которым известны все Имена,
могут узнать твое Имя и без твоей помощи.
Итак, Огион, который был великим магом, терпеливо ждал у
двери маленького домика, приткнувшегося к дамбе, пока старуха
не открыла ему дверь. Тут Огион невольно подался назад, поднял
свой дубовый посох и выставил его вперед, вот так, словно
пытаясь оградить себя от нестерпимого жара. Затем маг с
удивлением и страхом в голосе произнес вслух Настоящее Имя
старухи: "Дракон!"
В тот первый миг, рассказывал мне Огион, в дверном проеме
он увидел не женщину, а великолепие пламени, блеск золотистых
клыков и когтей, и огромные глаза дракона. Говорят, что человек
не должен смотреть в глаза дракону.
Затем наваждение прошло, перед ним в дверном проеме стоял
не грозный дракон, а слегка ссутулившаяся старуха с
натруженными руками. Некоторое время они глядели друг на друга.
Затем женщина сказала:
- Входите, Лорд Огион.
И он вошел в дом. Она приготовила рыбный суп, они поели, а
потом долго разговаривали у очага. Огион подумал сперва, что
она владеет искусством изменения облика, но, видишь ли, он
никак не мог решить, кто перед ним: женщина, способная
превращаться в дракона, или же дракон, принявший облик женщины.
Наконец, он спросил ее прямо: "Так ты женщина или дракон?" На
что она ответила ему: "Я спою тебе одну из своих песен".
Ферру в ботинок попал маленький камешек. Они остановились,
чтобы вытащить его, а затем пошли дальше, постепенно замедляя
шаг, ибо тропинка, петлявшая меж поросших лесом каменистых
утесов, становилась все круче. Тишину полуденного зноя нарушало
лишь пение цикад.
- Вот какую историю поведала она Огиону:
Когда Сегой в начале времен поднял острова из моря, земля
и гулявший по ней ветер сперва породили драконов.
Так гласит Песнь Сотворения. Но в песне старухи
утверждалось, что когда мир был юн, люди и драконы были единым
народом, крылатой расой, говорящей на Древнем Наречии.
Они были прекрасны, сильны, мудры и свободны.
Но ничто не вечно в нашем мире. Некоторые люди-драконы
постепенно стали все больше времени проводить в небе,
наслаждаясь свободой полета. Они уделяли все меньше и меньше
внимания наукам и ремеслам, своим домам и городам. Единственным
их желанием было летать все дальше, охотиться и поедать свою
добычу, не беспокоиться ни о чем, нуждаясь лишь в свободе
полета.
Остальные люди-драконы все реже и реже поднимались в
воздух, занятые накоплением денег, а также изучением различных
ремесел и наук. Они строили крепкие дома, в которых хранили
свои постоянно умножаемые сокровища, предназначенные для
передачи их детям. И вскоре они стали бояться своих диких
собратьев, которые могли прилететь и уничтожить их достояние,
сжечь их дома вместе со скарбом просто из природной свирепости
и забавы ради.
Диким сородичам людей-драконов был неведом страх. Они не
учились на своих ошибках. Пользуясь их безразличием и
бесстрашием, утратившие способность летать расставляли на них
ловушки, как на диких животных, и безжалостно убивали их. Но им
на смену прилетали все новые, которые сжигали прекрасные дома,
сея смерть и разрушение. Сила вступила с разумом в схватку,
которая шла с переменным успехом.
Те, кто не в силах был побороть страх, старались держаться
в стороне от схватки, а когда это стало невозможным, они бежали
с поля битвы. Построив лодки, они уплыли на восток, покинув
западные острова, где гигантские крылатые бились со своими
бескрылыми собратьями среди разрушенных городов.
Так некогда единая раса разделилась на два народа: злобных
и диких драконов, сметавших все на своем пути в своей
беспредельной, слепой ярости, которые жили на островах
Западного Предела; и намного более многочисленных людей, чьи
богатые города были раскинуты по всем Внутренним Островам, а
также по южному и Восточному Пределам. Однако среди последних
нашлись такие, кто сохранил знание Древнего Наречия, на котором
до сих пор говорят драконы. Этих людей и зовут волшебниками.
Но песня утверждает, что среди людей встречаются также и
те, кто знает, что их предки были драконами, а некоторые
драконы сознают свое сродство с людьми. В песне говорится, что
когда единый народ разделился на две расы, некоторые особи
сохранили в себе черты как людей, так и драконов, не утратив
при этом крылья. Они устремились не на восток, а на запад, в
Открытое Море, и летели до тех пор, пока не достигли края
света. Там они зажили в мире и согласии, огромные крылатые
существа, с разумом человека и сердцем дракона. Поэтому старуха
и пела:
"Далеко-далеко на Западе
На самом краю света
Мой народ танцует
На ином ветру".
Вот какую историю поведала магу в своей песне Женщина из
Кемая.
Тоща Огион сказал ей: "Когда я впервые взглянул на тебя, я
увидел твой истинный облик. Та женщина, что сидит сейчас у
очага - это всего лишь оболочка, подобная платью, которое она
носит."
Но старуха, смеясь, покачала головой и ничего не сказала,
кроме как: "Если бы все было так просто!"
Вскоре Огион вернулся в Ре Альби. Поведав мне эту историю,
он сказал: "С того самого дня я не перестаю думать о том,
действительно ли кто-то - неважно, люди или драконы - живет
много западнее самых западных островов, не перестаю размышлять
над тем, кто мы такие, как нам обрести свою целостность..." Ты
не проголодалась, Ферру? Вон, смотри, у поворота дороги
отличное место для привала. Возможно, оттуда мы сможем увидеть
Порт-Гонт, что лежит внизу, у подножия Горы. Это большой город,
больше даже, чем Вальмут. Когда дойдем до поворота, давай
присядем и отдохнем немного.
С высоты изгиба дороги они и впрямь увидали обширные леса
и луга, уступами спускавшиеся к городу; величественные скалы,
охранявшие вход в бухту; качавшиеся на темной глади моря лодки,
похожие на горстку щепок или на жучков-водомерок. Далеко
впереди над дорогой нависал огромный утес, на котором
располагалась деревушка Ре Альби, Соколиное Гнездо.
Ферру ни разу не пожаловалась на усталость, но когда Гоха,
наконец, сказала: "Что ж, пошли дальше?", девочка, сидевшая на
пятачке между дорогой и бескрайней ширью неба и моря,
отрицательно помотала головой. Солнце припекало вовсю, а они
после завтрака на рассвете прошагали немало миль.
Гоха достала бутыль с водой, и они вновь попили. Затем
женщина накормила девочку, достав из мешочка изюм и грецкие
орехи.
- До цели нашего путешествия уже рукой подать, - сказала
Гоха. - И я хочу, если удастся, прийти туда засветло. Я
тороплюсь увидеть Огиона. Ты, конечно же, жутко устала, но мы
пойдем потихоньку. Зато сегодня мы будем спать в тепле и
безопасности. Бери мешочек, вешай его на пояс. Изюм вернул силу
твоим ногам. Может, сделать тебе посох - как у волшебника -
чтобы ты опиралась на него при ходьбе?
Ферру живо кивнула. Гоха достала нож и срезала для девочки
толстый ореховый прут, а затем из ветки лежавшей на обочине
дороги засохшей ольхи сделала и себе прочный, легкий посох.
Они вновь двинулись в путь. Подкрепившись изюмом, малышка
шагала веселее. Чтобы подбодрить ее и себя, Гоха начала
распевать любовные песенки, а также пастушьи частушки и
баллады, которым она научилась в Срединной Долине. Внезапно она
оборвала песню на полуслове и остановилась, сделав
предостерегающий жест рукой.
Впереди, на дороге, стояли четверо мужчин и смотрели на
нее. Прятаться в кустарнике и ждать, пока они пройдут мимо,
было уже поздно.
- Путники, - шепнула Тенар девочке, и она зашагали дальше.
Вдова судорожно сжимала свой ольховый посох.
Когда Ларк говорила о бандах и ворах, это не было обычными
стенаниями человека в летах о старом добром времени и о том,
что весь мир сейчас катится в тартарары. Последние несколько
лет города и деревни Гонта не знали покоя. Повсеместно молодые
люди вели себя так, словно были чужими среди собственного
народа. Они злоупотребляли гостеприимством, воровали и
торговали краденым. Редкие прежде нищие теперь попадались на
каждом шагу, а отказ подать милостыню мог спровоцировать их на
насилие. Женщины теперь опасались ходить в одиночку по улицам и
дорогам и вообще старались без нужды не выходить из дома.
Некоторые молоденькие девицы убегали от родителей и
присоединялись к шайкам воров и грабителей. Чаще всего не
проходило и года, как они возвращались домой, заплаканные,
оборванные и беременные. И среди деревенских колдунов и ведьм
тоже царило смятение: проверенные временем исцеляющие
заклинания не лечили, приворотные зелья вызывали не любовное
желание, а черную зависть и ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33