Хорош немедиец или плох, но он дворянин, и негоже слугам таращиться на него, словно на медведя на ярмарке. Оказавшись не столь давно объектом подобного же злорадного интереса, он хорошо понимал, каково сейчас барону. И потому, хотя здравый смысл советовал ему отвернуться от окна и тотчас забыть всю эту сцену, Валерий не удержался и, на ходу завязывая шнурки на короткой мантии с изображением красного единорога – атрибутом власти Антуйского Дома, – выбежал из комнаты и заспешил к странному кортежу.
Спустившись во двор, он бесцеремонно растолкал задние ряды зевак. Те, кто, обернувшись, собрались было возмутиться, увидев, что пред ними шамарский владыка, враз изменили выражение лиц и, почтительно кланяясь, расступились, стараясь не встречаться с разъяренным принцем взглядом.
Через мгновение Валерий уже стоял перед стражниками и, властным движением велев им остановиться, повернулся к челядинцам и, сверкнув водянистыми глазами, негромко приказал:
– Вон отсюда!
Слуги, тихо ропща, отошли на почтительное расстояние, хотя совсем не ушли – уж больно интересно было, чем же все это кончится. Но Валерий не считал нужным разгонять всех этих ублюдков по их мыльням, конюшням и кухням. Довольно и того, что издалека они не услышат, о чем пойдет речь.
Он сделал шаг по направлению к стражникам.
– Что здесь происходит? Куда вы ведете господина барона?
Самый старший из них, выведенный из себя шуточками челядинцев, зло буркнул в ответ.
– А тебе что за дело, любезный?
В обычное время Валерий, скорее всего, спустил бы эту дерзость, поскольку привык с приятельским снисхождением относиться к славным парням, вроде этого, чья служба и без того достаточно неблагодарна, чтобы еще вельможам отравлять им жизнь… но сейчас он был раздосадован разговором с королем, косые взгляды, что бросали на него при дворе, ранили, подобно жайбарским ножам – и он ухватился за первую же возможность выместить на ком-нибудь накопившуюся злость.
– Ты говоришь с наследником трона, пес! – рявкнул он, хлестнув латника по лицу. – Отвечай, когда тебя спрашивают, пока не заработал плетей!
Рыжеусый стражник, мгновенно сробев, бросил на принца испуганный взгляд исподлобья. Он был простой вояка, которому до дворцовых Черных Драконов было, как до луны. И ему никогда прежде не приходилось так близко сталкиваться с власть предержащими, поэтому он растерялся, не зная, как вести себя, что говорить и делать.
Амальрик пришел ему на помощь, впервые за все время подав голос:
– Я чрезвычайно рад, что встретил вас, Ваше Высочество, – бархатистым голосом проворковал он, словно они встретились в салоне какой-нибудь придворной красотки и обмениваются любезностями в перерыве между двумя турами полонеша. – Я пригласил этих бравых парней на прием к месьору Альвию, но они, похоже, решили привлечь к нашим скромным персонам как можно больше внимания. Видно, им не дает покоя слава королевских шутов. Но, увы, мне претит интерес черни! Хорошо и то, что я взял на себя труд познакомить их с местными достопримечательностями…
Он широким жестом обвел стойла, кухни, амбары, включив сюда и глазеющую на них толпу.
…Однако всему должен быть предел. Так не будете ли вы столь любезны, чтобы показать им, где апартаменты Начальника Королевской Стражи. Каюсь, я оказался бессилен им помочь. Дуайену Немедии, увы, доселе не доводилось бывать в гостях у командира гвардейцев.
Лишь нарочито замедленная, иронично-многословная речь немедийца и слегка усилившийся его акцент показывали, что за этой развязной маской он пытается скрыть овладевшее им бешенство, и принц не мог не восхититься выдержкой Амальрика.
– Любезный барон, – произнес он на лэйо, давая тем самым и немедийцу возможность говорить на языке, непонятном стражникам и черни; от него не укрылся благодарный взгляд посланника и негодование в глазах солдат, до глубины души возмущенных дружелюбием принца к подлому врагу Аквилонии. – Могу ли я узнать, за какую провинность, собственно, судьба наказала вас обществом этих недотеп? Не могу поверить, чтобы вы совершили нечто противозаконное…
…и имели бы глупость попасться с поличным, добавил Валерий про себя.
С деланным пренебрежением немедиец пожал плечами.
– Спросите о том у этих мужланов, Ваше Высочество! Они застали меня на месте поединка двух аквилонцев и, естественно, – как же иначе – сочли меня убийцей одного их них. Благо, у посланников в вашей прекрасной стране еще есть какие-то привилегии. А не то, держу пари, их капитан уже вздернул бы меня на дыбу, выколачивая желаемые сведения.
Валерий невольно улыбнулся этой картине.
– Ну, надеюсь, до этого бы дело не дошло, – примирительно отозвался он и повернулся к рыжеусому стражнику, переходя на аквилонский. – Так в чем же вы обвиняете этого вельможу?
Солдат, чувствуя сговор благородных нобилей и не имея сил и власти противостоять ему, ответил угрюмо, с ненавистью глядя на обоих:
– Не знаю уж, что он за вельможа – по мне, так просто бельверуский колдун… А только мы застали его на улице Кожевников, и труп валялся у его ног. Кто убитый, не говорит. И за что порешил его – тоже. Вот капитан и велел нам задержать его…
– А где сам капитан? Я хочу порасспросить его! Стражник крякнул.
– Его поразил этот прислужник Нергала, – он кивнул головой на барона. – Только вот что я скажу вам, месьор, я больше двадцати зим служу верой и правдой нашей державе и ни разу не видел, чтобы простой человек голыми руками мог остановить пятерых латников. Ясное дело, тут без колдовства не обошлось.
Другой стражник, молча страдавший от унижения, которому их подвергали, лишь за то, что они несли службу, как положено и исполняли свой долг, пробурчал сквозь зубы, но так, чтобы слышали все:
– Да спалить его на костре, и все дела!
Валерий заметил, как оскалился при этих словах немедиец, точно волк, готовый к прыжку, и, менее всего желая, чтобы и без того неспокойная обстановка во дворце накалилась еще сильнее, предостерегающе опустил руку на запястье барона.
– Я вижу, дисциплина у городской стражи хромает. Ну, не беда, мы это вмиг поправим, – произнес он с задумчивой угрозой, и в голосе его солдаты явственно услышали обещание бесчисленных кругов по плацу, плетей непокорным, учебных тревог и маршей с полной выкладкой.
Лица их мигом вытянулись. Ни у кого больше не возникало желания открыть рот. Они поняли наконец, что перед ними не просто какой-то придворный хлыщ, но такой же вояка, как они сами, способный быстро призвать к порядку любого недовольного.
– Так куда вы собирались вести этого благородного господина?
Удрученный, стражник пожал плечами.
– Воля ваша, месьор, а только он сам пожелал, чтобы его доставили к месьору Альвию.
Принц коротко кивнул. Он уже принял решение.
– Сделаем проще. Отведите его прямо к королю. – И, заметив изумленные лица латников и жесткую складку в уголке рта барона, усмехнулся:
– Посланнику короля Немедии не пристало давать объяснения простому стражнику, хотя бы и месьору Альвию! Едва ли это будет разумно. Короли – народ обидчивый. Неприятно будет, если из-за вас троих начнется война.
Он думал пошутить, но и без того перепуганные солдаты задрожали, приняв угрозу за чистую монету.
– Да что ж нам делать теперь? Что же с нами будет? Ладно, пусть потрясутся немного…
Принц Шамарский усмехнулся.
Хоть какое-то развлечение выпало ему, отвлекло от тягостных дум и неизбывных тревог. И посланник, он видел это по глазам, благодарен ему; а благодарностью дуайена пренебрегать не след! И, повеселев, впервые за столько дней, Валерий взял Амальрика под руку и решительно двинулся к королевскому донжону, где находился сейчас его дядюшка. Солдаты нерешительно последовали за ним. Толпа, огорченная, что забавное представление так скучно завершилось, постепенно рассосалась.
Двор замка опустел.
Аой.
ВРЕМЯ ОТКРОВЕНИЙ
Они шли по бесконечным коридорам дворца – прямым, извилистым, кольцеобразным, выходящим в сумрачные галереи и лоджии, таким безлюдным, что, казалось, они населены призраками. Мимо них проплывали просторные гостиные с огромными каминами, где пузырилась смола на поленьях и пахло зимой; светлые залы, похожие на хрустальные стигийские кубы; темные, мореного дерева стены библиотек, шуршащие шелковистыми шторами; мерцающие металлом оружейные; желтые, красные, белые и смарагдовые столовые, обитые кхитайскими шпалерами с узорами, словно навеянными полуденным сном в фарфоровом павильоне.
Непривычные к такой роскоши стражники ступали на цыпочках, раскрыв рты. Им уже было не до своего пленника, и стычка на улице представлялась им такой далекой, словно она произошла во сне. Они переглядывались между собой и не могли скрыть переполнявшего их восхищения.
Еще недавно они видели лишь солдатские казармы и душные таверны, с полом, засыпанным соломой, а единственной музыкой, услаждавшей их грубые уши, были звуки сигнальных рожков да дребезжанье ярмарочных цевниц. Как во сне, озирались они в этом чудном месте, где, казалось, воздух был пропитан благовониями, а из-за полуоткрытых дверей доносились отдаленные звуки лютни.
Валерий Шамарский, отпустив немедийца, шел впереди своим быстрым, подскакивающим шагом. Со стороны он казался воплощением невозмутимой властности и уверенности в себе: резкость движений и сумрачность взгляда лишь подчеркивали это впечатление. Один из солдат, не удержавшись, подтолкнул в бок своего товарища, указывая глазами на светловолосого шамарца.
«Гляди, дурень, настоящий принц, – говорил его взгляд. – Погоди еще, будешь внукам рассказывать, как довелось тебе ступать рядом с дворянином королевской крови».
В голосе, манере держаться, в самой внешности наследника престола было нечто, вызывавшее у них мгновенное уважение и готовность к беспрекословному подчинению. Недалекие городские стражники, лицезревшие настоящих вельмож только через занавешенные дверцы карет или паланкинов, млели от нежданно выпавшей на их долю удачи. Чудно было видеть венценосного наследника так близко – протяни руку, и коснешься его атласной мантии.
Валерий и не подозревал, что находится в центре внимания и его сутулую спину ощупывают восторженные солдатские взгляды. Его спокойствие было на деле лишь маской, прикрывавшей смятение, царившее в душе. Он вмешался в происходящее только затем, чтобы хоть немного отвлечься от терзающих его дурных мыслей. Но уже через мгновение он принялся корить себя за горячность – такова была раздвоенность его натуры – и почти жалел о внезапном импульсе, привлекшим к его особе нежеланное внимание.
Король, как показал их утренний разговор, был настроен к племяннику отнюдь не столь благодушно, как некогда, и хотя, судя по всему, принял его горячие заверения к полной непричастности к амилийскому злодейству, но, видимо, в глубине души таил сомнения.
И Валерий знал, кто посеял их черные семена.
Поутру, когда он шел следом за слугой, что явился за ним от Вилера, на самом входе в королевский донжон принц столкнулся со своим кузеном, выходившим из апартаментов государя. Проходя мимо, Валерий по привычке кивнул Нумедидесу, в тот же миг выбранил себя за слабость. Зря он поздоровался с этим подлым интриганом! Он пытался разглядеть в глазах брата хоть искорку сожаления о том, что произошло накануне, но, поймав взгляд кузена, горевший неукротимым злобным торжеством, отвел глаза. Мгновенно вспомнились скрытые угрозы и обвинения Нумедидеса, которые тот, с подлостью гадюки, источал на Малом Выходе, и сразу же вернулась тревога, которую он тщетно гнал от себя.
Слова Нумедидеса о его якобы безрассудной страсти к Релате были ложью, гнусной и злонамеренной, и Валерий не уставал твердить себе, что ни король, ни другие придворные не придадут им значения, даже не подумает прислушиваться к ним, да и сам он в любой момент сумеет опровергнуть все эти измышления, вызванные лишь ревностью и коварством, – и все же беспокойство не уходило. И одно то, что Релата в этот миг находилась в Алых Палатах, повергало в прах все доводы, которыми он пытался утешить себя.
Достаточно было кому-нибудь проведать, что дочь покойного барона все это время была с принцем, – и никакие оправдания, никакие попытки что-то объяснить не спасли бы его, ибо ложь кузена получила бы подтверждение, против которого у Валерия не было оружия. Он даже сперва подумал, что Нумедидесу каким-то образом удалось пронюхать правду о них с Релатой, и теперь он вознамерился использовать это в своих интересах… Но почти сразу же понял, что это невозможно. Если бы его злобный братец хоть на миг заподозрил, что слова его могут оказаться истиной, он не остановился бы перед чем-нибудь еще более гнусным.
Но король не сказал Валерию ничего. Он не пожелал говорить даже о чудовищных обвинениях, брошенных в лицо его наследнику сыном барона Тиберия. И горячность Валерия, его клятвенные заверения и мольбы воспринял отстраненно и устало, точно все давно уже решил для себя и теперь желает лишь одного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74