– Ты можешь одолеть Бога-Оленя?
Огромные крылья из вселенской тьмы тревожно захлопали.
– Мне не под силу сразиться с одним из Древних! Знай – он необорим! Его нельзя уничтожить. Можно лишь снова погрузить в сон, повредив его телесную оболочку!
– Так сделай это, Мизрах!
– Это может сделать лишь смертный! Тот, кто не побоится Цернунноса и поразит его чистым беспримесным золотом! Бог-Олень уязвим, как и все Древние! Так Солнцерогий сумел одолеть их, когда пришел в этот мир, поправ пятой своей вотчины Древних: Валузию, Грондор и Туле!
– Но есть ли среди смертных такие воители, Мизрах?
– Что мне до смертных, Марна? – проревел посланец из Преисподних.
От рыка его упали последние листья с деревьев.
– Говори, скорее, что ты хочешь! Мне трудно находиться в вашем мире! Но помни о цене!
Ведьма невольно коснулась грубой маски, скрывавшей ее лицо.
– Да, демон, теперь мы не столь неопытны и доверчивы, как когда-то. Тому, что мы потребуем сейчас, цена – то, что плещется в этом бокале!
Марна вскинула руку, держащую потир, и кровь задымилась в нем.
– Ах-х… – полувздохнул-полузавыл демон. – Как скупа ты стала, моя красавица! И как неблагодарна. Неужто тебе не по душе личико, которым я наградил тебя? А эта маска идет к нему лучше любой вуали…
Колдунья заскрежетала зубами.
– Ты надеешься заставить нас потерять голову, Мизрах? Тебе мало нашей красоты – ты хочешь получить и душу?!
Демон лишь захохотал в ответ.
– Безумная! На что мне твоя душа, когда скоро за нее будут драться мои собратья в преисподней! Но довольно медлить – говори, что угодно тебе от меня?
Теперь пришел черед ведьмы смеяться.
– Едва ли. Едва ли ты откажешься от крови Марны. Теплой, соленой крови…
Дразня Мизраха, она протянула ему сосуд, и тут же отдернула руку:
– Нет, ты получишь ее, когда сделаешь то, что мы велели!
– И что же это?
– Ты должен отнести нас в Тарантию до рассвета. Во дворец. В башню немедийского посланника.
В тот самый миг, когда безголовая черная птица взмыла ввысь, унося на сотканных из мрака крылах слепую колдунью, Ораст Магдебский впервые открыл глаза в своей камере.
Стояла ночь, и он не сразу понял, где находится, а увидев черное небо за решеткой, посеребренной лунным светом, поразился отнюдь не этому, но вновь обретенному зрению. Еще не в силах поверить в свершившееся чудо, жрец потер глаза, но движение рук вызвало столь невыносимую боль, что он мгновенно отказался от мысли, что стал жертвой иллюзии. Он не был помешан, и ему не чудилось, что он видит.
Зрение и впрямь вернулось к нему!
Но если глаза его исцелились, возможно ли, чтобы и дар речи… Робко, не в силах до конца уверовать в случившееся, он попытался подать голос.
– А-а, – пропел он шепотом. – Ораст.
Слезы покатились у жреца из глаз. Соленые, теплые, как кровь, слезы.
Он был уверен, что колдовство проклятой ведьмы сгубило его. Помнил ужас слепоты и немоты. Помнил мучения, что пришлось претерпеть… Но теперь из всего этого осталась лишь боль, да и та казалась не столь острой, и, осторожно ощупав свое тело там, куда дотягивались пальцы, Ораст убедился, что раны его смазаны какой-то густой мазью, а на бедре наложена повязка. По тянущему ощущению в локтях и плечах Ораст догадался, что руки его были вывихнуты, должно быть, на дыбе, но кто-то умело вправил суставы. Шевелиться было невыносимо, но он знал, что поправится…
С неведомым прежде наслаждением жрец принялся озираться по сторонам. Он и не знал прежде, какое это счастье – видеть!
Но каким образом удалось ему разрушить чары лесной ведьмы? Как освободился он от заклятья?
Жрец ничего не ведал о чарах Цернунноса, которой словно крепчайшими цепями был опутан принц Валерий; не мог знать он и о том, что когда Нумедидес приходил в башню, Бог-Олень, пользуясь послушным телом своей марионетки, обволок древней валузийской мощью все узилище.
Цернуннос ревностно оберегал своих пленников..
Теперь никакая сила не могла достичь принца, а внутри камеры всякая магия теряла власть.
Ничего этого Ораст не знал, но был достаточно сведущ в колдовстве, чтобы заподозрить неладное.
Лишь сейчас он услыхал в ночной тиши едва слышное дыхание другого человека и не поверил сперва своим ушам. Должно быть, это тьма играет с ним злые шутки… Откуда тут взяться кому-то еще? Кого могли бросить в одну темницу с цареубийцей?!
И все же он слышал дыхание. Тихое. Размеренное. Дыхание мирно спящего человека, не ведающего ночных страхов и кошмаров. Сперва Ораст не решался разбудить его, но нетерпение оказалось слишком велико.
Он не мог дожидаться утра!
– Проснитесь! Прошу вас, проснитесь! – позвал он негромко.
Незнакомец очнулся мгновенно и вскочил, напряженно вглядываясь во тьму.
Ораст понял, что сосед его, скорее всего, был воином. Только они привыкли всегда быть начеку. Но в слабом свете умирающей луны черт человека было не разглядеть. Жрецу лишь показалось, что тот довольно молод, худ и утомлен.
– Не бойтесь, – прошептал он, с трудом приподнимаясь на локтях, но тут же со стоном вновь рухнул на свою подстилку. – Я лишь хотел поговорить с вами…
– Нам не о чем говорить. Убийца! – последовал неожиданный ответ, и Ораст едва нашел в себе силы прошептать:
– Неправда! Я не убивал…
Из темноты донесся короткий смешок.
– А ты еще лжец, к тому же. Я своими глазами видел тебя, негодяй, когда ты вонзил кинжал в грудь короля!
Неизбывная боль звучала в голосе человека, и Ораст невольно поразился глубине его чувств. Неужто тот так любил Вилера?
– Простите, – прошептал он, сознавая, как нелепо это звучит, но в тот миг у него не было иных слов. – Я не хотел…
– Что?!
Человек забыл об осторожности. Он вскочил и в два прыжка очутился рядом с Орастом.
Схватив его за плечи, он принялся трясти жреца, и лишь когда тот застонал от боли, неохотно разжал пальцы.
– Подлый убийца! Я задушил бы тебя собственными руками… Гнусный негодяй!
– Отпустите меня, – только и мог прохрипеть жрец. – Вы ничего не знаете… Я не убивал!
Он знал, что ничего не теряет, сказав незнакомцу правду. Только бы тот поверил ему, иначе жрецу не дожить и до утра.
Торопливо, каждый миг опасаясь, что негодующий крик или удар не даст ему закончить, он начал говорить:
– Клянусь, я не хотел убивать короля! Я был околдован. Есть магия, способная лишить человека власти над собственным телом… и я стал ее жертвой. Кинжал был зачарован, теперь я понял это! Она наложила заклятье на кинжал. А когда поняла, что я не исполню того, что она хочет, сделала это сама – моими руками! Умоляю, поверьте! Я не хотел… Это она…
Незнакомец обмяк и сник.
– Значит, мне не померещилось. А я-то надеялся, что все это наваждение, и нет никакого колдовства, а есть лишь наемный убийца. Готовый за сотню золотых посягнуть на жизнь монарха. Боги, я никогда не слыхал о столь могущественной магии! Но если ты лжешь, и ты убил государя по собственной воле – ты заплатишь за это!
Ораст горько засмеялся.
Чем он еще может заплатить за содеянное? Только жизнью? Но судя по всему, он и так ее скоро лишится. Он и сам не слышал о подобной магии – прежде. А теперь сделался ее жертвой. Но как убедить в этом другого?
– И все же ты должен мне поверить! – воскликнул он, невольно переходя на «ты». – Ведь магия ведьмы ослепила меня и лишила речи…
– Однако сейчас ты способен и видеть, и говорить, к тому же весьма бойко, – возразил незнакомец. – Однако ты все время твердишь о какой-то ведьме… Кто же она?
А не придумал ли ты ее только что? Как и всю эту сказку, годную лишь пугать детишек вечерами?
Ораст задрожал крупной дрожью. Все это время он не мог заставить себя произнести имя колдуньи. И сейчас лишь с огромным трудом выдавил:
– Эта ведьма – Марна. Амилийская колдунья.
– Что-о?! Повтори, что ты сказал!
Он был не готов к подобной реакции. Незнакомец, забыв обо всем, вновь принялся трясти его за плечи.
– Повтори, слышишь! Как ты назвал ее?
– Марна! – произнес жрец отчетливо. – Ее имя – Марна! Ведьма с кожаной маской вместо лица. Это она заколдовала меня и заставила убить короля.
В каземате повисло молчание.
Держи язык за зубами, напомнил себе Ораст. Однажды ты уже рассказал о Скрижали Изгоев кому не следовало – и к чему это привело! Нет! О тайных своих стремлениях он не скажет ни слова.
Но теперь незнакомец, похоже, наконец поверил ему.
Неуверенным шепотом он произнес:
– Марна с маской вместо лица. Возможно ли такое? Неужто это она? Она хотела убить короля – и все это время я… – Он осекся, не договорив, и замолчал, по-видимому, погрузившись в раздумья.
Ораст не тревожил его.
Разговор утомил жреца, и он чувствовал себя опустошенным и смертельно усталым. Бесконечно хотелось спать. Завтра утром, сказал он себе. Завтра будет новый день.
И, чувствуя, как слипаются его веки и сознание камнем падает в пучину забытья, он нашел в себе силы задать лишь последний вопрос:
– Но могу ли я знать, месьор, кто вы такой? И за какие преступления оказались здесь?
Ответ не замедлил себя ждать.
– Мое имя – Валерий принц Шамарский, – неохотно отозвался из темноты незнакомец. – Похоже, меня обвиняют в том, что именно я нанял тебя убить короля. И вложил тебе в руки свой собственный кинжал. Как забавно, что мы встретились здесь…
Аой.
ВРЕМЯ ИНТРИГ
Что за наваждение! Амальрик Торский выругался сквозь зубы, глядя на скорчившегося у своих ног человечка в странном пестром одеянии, который даже лишившись чувств не выпускал из рук потертой восьмиструнной мандолины. Он был уверен, что видел его когда-то прежде, но никак не мог вспомнить, где именно, и это вызывало досаду. Немедиец не привык, чтобы отточенная годами тренировки память так подводила его.
Двое слуг, вышедших встретить господина, – Амальрик сам лишь минуту назад вошел в дверь – не сводили с него глаз, ожидая дальнейших распоряжений. Лица их при виде неожиданного гостя не выразили никаких чувств: ни удивления, ни страха, лишь готовность исполнить волю хозяина. Сказывалась выучка барона.
Невозмутимость, преданность и беспрекословное повиновение, – этого их повелитель требовал в первую очередь. Те, кому это оказывалось не под силу, в доме надолго не задерживались.
Небрежным движением плеч барон скинул атласную накидку, не сомневаясь, что первый слуга подхватит ее, второму же коротко бросил:
– Принеси ему вина.
Тот поклонился и поспешил в кладовую.
Не глядя больше на маленького менестреля, который, похоже, уже начал приходить в себя, немедийский посланник прошел к себе в кабинет и устало опустился в кресло. Зверь, как это уже вошло у пса в привычку за последние дни, растянулся у ног хозяина, нервно постукивая по полу хвостом. Похоже, ему не по душе пришлось недавнее вторжение. Однако, повинуясь команде, он вел себя смирно, и Амальрик невольно улыбнулся.
Зверь был бдительным сторожем, но волю господина чтил превыше всего. Это в выгодную сторону отличало его от большинства двуногих…
Судя по звукам, доносившимся снаружи, странный гость вполне пришел в себя и сейчас пытался ретироваться, моля простить за причиненные хлопоты, однако слуги верно поняли негласное желание барона, и через несколько секунд упирающегося и смущенного менестреля втолкнули в кабинет немедийца.
Нежданный гость застыл в дверях в нелепой позе, готовый то ли броситься наутек, то ли пасть на колени. Он с изумлением озирался по сторонам, разглядывая непривычные для аквилонского глаза панели из мореного дуба, темные шпалеры на стенах, конусовидные оконные переплеты. Ему, воспитанному в безвкусной вычурности шамарских интерьеров, был в диковинку строгий немедийский стиль, где вместо привычных и столь милых глазу серебряных шандалов в форме цветка стояли строгие канделябры без украшений; вместо разлапистых разноцветных кресел – темные стулья с высокими спинками, прямыми, как лезвие меча; вместо расшитых золотой нитью драпировок – ширмы из про вощеного пергамента.
Амальрик заметил замешательство человечка и усмехнулся.
Эту гостиную он нарочно распорядился обставить в подчеркнуто немедийской манере. Она предназначалась для официальных приемов и, по замыслу хозяина, была призвана напоминать пришедшим о воинственности и аскетизме его суровой родины.
Он с насмешкой посмотрел на своего нежданного гостя.
Пожалуй, этот коротышка в измятом камзоле столь пестрой расцветки, что при взгляде на него начинало рябить в глазах, был забавен. Должно быть, чей-то шут или музыкант. Но как его хозяин терпит такое помятое платье? Вздумай кто-нибудь из его челядинцев предстать пред ним в таком виде, он приказал бы семь шкур спустить с мерзавца.
Он уже понял – шестое чувство никогда его не подводило – что появление в его апартаментах менестреля не сулит опасности. В этом человечке не было угрозы, ни тайной, ни явной. Должно быть, здесь какая-то потешная история.
А барон сейчас как раз не прочь был бы позабавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74