Он выронил кинжал. Целая армия красных муравьев пожирала его кожу… Пытка прекратилась так же быстро, как и началась. Он выпрямился, прямой, как копье. Его торс героя покрывала синяя броня. Он держал меч и щит. Его божественный череп украшала корона из перьев колибри. Он превратился в Уииилопочтли, бога Войны, в колибри-левшу.
С Потрошительницей ничего не происходило.
Ла Вуазен отняла руки от висков. Палладио отсоединил вокодер. Он выглядел отлично сохранившимся шестидесятилетним человеком. Его череп покрывался седыми волосами. Монтесума танцевал боевой танец на террасе, объявляя людям и богам, что отныне стал их хозяином.
Ла Вуазен захрипела. У нее под глазами появились темные круги. Она знала все, что должно знать человеческое существо, и видела мир таким, каков он есть на самом деле во всей его полноте. Ей оставалось лишь наклониться и собрать крошки пирога Высшего Знания, которое она только что слопала.
Палладио встал, наслаждаясь странным ощущением равновесия, которое оставило его век назад. Его волосы уже не были седыми, а местами посерели. Кожа на черепе натягивалась. Глаза просветлели. Он выглядел таким, каким его знал Наполеон во время египетской кампании.
Убийцы не заметили метаморфозы Дьявола. Только стоящий в стороне Грубер следил за ним. У посетителя выросли красные кожаные крылья и крохотные рожки на лбу. Зубы были выточены в виде острий пик. И Он издавал нещадное зловоние. Его запах долетал до зокало.
Когда Он избавился от облика Фулда, майор вспомнил о причинах своего присутствия среди «Кадрили». Министр дал ему точное поручение «ради безопасности нации, конца Зла и победы над мраком», если говорить словами Арчибальда Фулда. Сейчас было не время показывать свою слабость.
Он достал из внутреннего кармана пиджака пробирку и стал ее крутить в пальцах, спрашивая себя, каким образом ему поступить.
— Думаю, мы наигрались, — загремел Дьявол.
Ла Вуазен, Палладио и Монтесума обернулись к нему.
Дьявол дал знак венецианцу — тот обогнул свой трон, склонился над инвалидной коляской, достал ларец черного дерева и схватил сломанный стеклянный кинжал. Выражение его лица свидетельствовало, что он безуспешно пытался противостоять приказам Дьявола. И одновременно вновь испытал давно забытое могучее чувство — страх.
Дьявол протянул когтистую руку к Ла Вуазен, и та повернулась к нему спиной. Она подошла к Палладио, который молниеносно развернулся и вонзил обломок кинжала ей в сердце, глядя прямо в глаза. Ла Вуазен икнула, выплюнула немного крови и рухнула к ногам убийцы.
Монтесума все сообразил. Он поднял меч в момент, когда невидимая сила подняла его над террасой и швырнула вниз. Император исчез за парапетом, не издав ни крика.
Потрошительница не шевельнулась. Дьявол перестал ею интересоваться и перенес внимание на Палладио, который рухнул на колени под неимоверным весом, который лег ему на плечи. Палач вновь принял облик Арчибальда Фулда, холодного, сухого и повелительного. Он встал и подошел к венецианцу. Палладио пытался понять, что произошло.
— Договоры… Вы должны их соблюдать, — сказал он, с трудом переводя дыхание.
Дьявол встал на колени с видом глубочайшего презрения.
— Я — Князь Обманщиков, — напомнил Он. — Я ничего не соблюдаю. Моя подпись стоит не больше пуканья кролика, и я ни перед кем и ни в чем не отчитываюсь.
Он встал, решив оставить Палладио в покое. Потом передумал и вернулся, чтобы нанести последний удар.
— Кстати, вы знаете, что Изабелла была агентом Белой Руки? Ах, Десятка вам ничего не сообщила? Арнольфо Гамбини, человек, которого вы убили, был не любовником, а ее учителем. В благородном смысле этого слова. Она изучала вашу профессию, чтобы ослепить вас своим блеском.
Плечи венецианца сотрясались в рыданиях, которые он сдерживал долгие столетия.
— Ревность иногда может выглядеть наивысшим чувством, — сказал Дьявол в заключение и выпрямился.
Грубер по-прежнему стоял у края террасы, когда Дьявол двинулся прямо на него. Майор едва успел зажать пробирку в кулаке. Поразительное обличье Арчибальда Фулда достало сигарету из портсигара с головой Мефистофеля. Постучало ею о тыльную часть ладони и закурило, воспользовавшись древними серными спичками с острым запахом.
— Сообщите Моргенстерн, что я не умер, Грубер. Пусть передаст послание колледжу, если ей нравится. Не прощаюсь с вами.
Дьявол отдал приветствие, щелкнул каблуками и спустился по лестнице, которая уходила в глубины дворца. Грубер не сдвинулся с места, пока не услышал стук подкованных сапог по камню внизу.
— Боже ты мой, — выругался он наконец, когда тишина вернулась на террасу.
Он бросил взгляд на площадку и убедился, что ему ничего не приснилось: труп Ла Вуазен плавал в луже крови; Потрошительница с любопытством окунала носок ботинок в эту лужу; Палладио уходил с террасы с противоположной стороны. Венецианец еще больше помолодел: он выглядел пятнадцатилетним парнишкой. Но майор не забывал о порученной ему миссии. Он направился к опустевшему судилищу, отыскал в щели между двумя плитами в центре пентаграммы окурок. Маска Мефистофеля ухмылялась между фильтром и сантиметром темного табака, недокуренного Дьяволом. Грубер поднял его щипчиками и сунул в пробирку, которую тщательно закрыл пробкой.
— Миссия выполнена, — вздохнул он, разглядывая свое сокровище в свете факелов.
Ночь уже опустилась, когда следователи добрались до дворца. Издали они заметили выходящего из него десятилетнего мальчишку. На нем была рубашка, в которую можно было закутать тройку таких детишек. Моргенстерн и Мартино нерешительно остановились.
— Поднимайтесь наверх и посмотрите, что там происходит, — велела колдунья молодому человеку. — Но никакого ненужного риска.
Следователь углубился в здание. Что мог делать этот мальчишка один во дворе дворца в такой час, спрашивала себя Роберта. Ребенок увидел ее и сделал попытку убежать. Она без труда догнала его через несколько метров.
— Куда так спешишь? — проворчала она, хватая его за руку.
— Оставьте, вы мне делаете больно! — закричал мальчик срывающимся голосом.
Вблизи он выглядел еще моложе. Колдунья дала бы ему семь-восемь лет. И ей казалось, что она уже видела его где-то. У него была голова итальянца — темные, волнистые волосы, смуглая кожа…
— Палладио?
Черты лица ребенка округлялись на глазах. Ему уже было пять лет.
Стриженок ударил ногой по голени Моргенстерн и бросился в лабиринт. Мальчонка уменьшался на глазах и бежал все более и более неловко. Колдунья решила догнать его, когда он споткнулся, упал и, похоже, уже не мог встать.
Монтесума созерцал сцену с последней террасы пирамиды Тлалока, куда его забросил Дьявол. Его гнев был направлен на богиню Войны по имени Уицилопочтли, любительницу человечьего мяса, бессмертную владычицу.
На зокало актер, игравший его роль, был в руках того, кто играл Кортеса. Теночтитланцы затаили дыхание, ожидая рокового удара. Ну и зря: они еще ничего не видели.
Крик младенца вырвал Монтесуму из раздумий. У подножия здания неподвижно застыла женщина. Новорожденный еще вопил изо всех сил, потом крик затих. Через несколько мгновений женщина обернулась к зданию. Ее руки висели вдоль тела. Младенец исчез.
— Что все это значит? — спросил Монтесума у тишины.
Жажда мести вернула ему присутствие духа. Он выпрямился, повернулся к зверинцу и прокричал:
— Я — Уицилопочтли! — Он раскинул руки, считая себя птицей. — Пусть ветер ночи унесет меня! Пусть проявятся силы мои!
Он ощутил, что взмывает к небесам. Он взлетал вертикально над пирамидой. Он летел. На зокало раздался восхищенный вопль. Его приветствовали, его восхваляли, ему отдавали почести!
Он замахал руками с диким воплем. Теперь он летел над деревьями своего парка. Заложил вираж, чтобы вернуться к дворцу.
И встретился взглядом с орлом-гигантом, который крепко держал его в клюве за ремень лат. Птица спустилась со своей добычей до вершин деревьев и полетела над лужайкой, в центре которой размещалась вольера. И бросила императора в гнездо, венчавшее мачту.
Монтесума еще не сообразил, что с ним происходит, а орлята уже с клекотом шли на него. Он хотел добраться до шеста. Бдительная мать тут же отбросила его к гнезду сильнейшим ударом клюва — он чуть не потерял сознания, а его броня развалилась на куски.
Пара орлов с нежностью наблюдала за работой птенцов. Орлята были еще неловки. Не стоит заставлять добычу страдать. Но им надо было учиться…
Пока продолжалось кровавое пиршество, по ночному небу Теночтитлана метались прожектора, а террасы освещались огнями фейерверков. Клуб Состоятельных праздновал Тлалок, смерть Монтесумы и Возрождение. Этой ночью октли текло рекой в садах города-убежища.

ЭПИЛОГ
Учащиеся приходили поодиночке или группками и исчезали под портиком университета. Роберта и господин Роземонд сидели на крытой террасе «Кафе Маленьких Женщин», которое бросало вызов «Пивной Больших Мужчин», расположенной на тротуаре напротив.
Кабачок, устроившийся между аптекой, в витрине которой стояло множество склянок, и издательством спиритических произведений, был официальным прибежищем профессоров и учащихся Колледжа колдуний. Под баром располагались три этажа подвалов, выходящих в подземелья, тянувшиеся, как утверждали, до муниципальной усыпальницы. Это был идеальный пункт наблюдения за всеми, кто в любой час дня и ночи входил в колледж и покидал его. Кроме того, здесь был отдел торговли детским питанием.
Роберта сняла перчатки и принялась энергично растирать ладони. Калорифер над их столиком давал слишком мало тепла и совсем не согревал плечи. Она не относилась к мерзлячкам, но после возвращения из Мехико она никак не могла дождаться конца зимы в большом городе.
Группа девушек, столь же решительных, как батальон суфражисток, исчезла под портиком. Мартино не появлялся.
— В этом году не очень много мальчиков, — сказала колдунья.
Она охватила ладонями горячую чашку с чаем, набираясь мужества для совершения поступка, который задумала давно. Она слишком долго кружила вокруг да около. Закрытое дело «Кадрили» было поворотным пунктом ее карьеры. Роберта решила совершить поворот и в пустыне своих любовных дел.
— Горстка есть, — ответил Роземонд. — Один к тридцати, нормальная пропорция. Мне еще пришлось сражаться за них.
«Слишком рано, — сказала она себе. — Слишком рано. Пусть разговор дойдет до своего апогея».
— Кармилла Баньши опять воевала? — спросила она у историка.
Роземонд кивнул и заказал еще один кофе. Баньши вела курс практического колдовства. Учила открывать двери, испускать лучи света или создавать астральных близнецов. Она властвовала в лабораторных занятиях. Но, будучи старой девой, она однажды решила, что колдовство должно принадлежать только девушкам, а мальчикам в нем делать нечего.
— Были на последнем шабаше? — спросила Моргенстерн. — Дьявол опять проявил себя снобом и не явился? Ужасная катастрофа!
— Нет, не был. Не люблю светские сборища. К тому же были дела в другом месте. Нельзя одновременно сидеть в печи и крутиться в жерновах.
— Даже Дьявол не мог быть одновременно в Мехико и во дворце Люксембург… Но мне плевать. Не очень хорошо с моей стороны. И все же, профессор, разве Кармилла не переступила свою границу времени? Неужели никто не может ее заменить?
— Вы, моя дорогая. Но Министерство безопасности увело нашу лучшую ученицу у нас из-под носа.
Роберта покраснела до ушей. Неужели Роземонд читал ее мысли? И протягивал ей палочку-выручалочку? Она была готова ринуться вперед, но в это время хозяин Эжен Буйотт сам принес кофе профессору. Это означало высочайшее уважение к видному преподавателю истории колдовства.
— Вы так и не удовлетворили мое любопытство, — продолжил историк. — Обещали рассказать всю историю от начала до конца. Значит, этот мальчишка Стриженок ударил вас ногой в лодыжку.
Роберта опустилась на землю. Палладио, дворец Монтесумы… Она решила быстро изложить, что произошло.
— Когда я его догнала, он уже стал младенцем одного года, не более. Я взяла его на руки. Он отбивался. Его конец длился несколько секунд. Стал новорожденным. Потом черты его стали расплываться. Я держала его на ладони, когда он окончательно растворился. И зародыш исчез, как волшебный боб.
— Дела вернулись к прежнему порядку, — кивнул Роземонд.
— Я нашла Мартино на крыше. Ла Вуазен была мертва. Потрошительница жива, но ничего не соображала. Монтесума исчез. Как и майор Грубер.
— И никаких следов Дьявола, кроме того, что доставил майор.
Роберта начала рассказ с конца. Дьявол был жив. На языке журналистов это называлось сенсацией.
— Майор мне все пересказал, а Густавсон подтвердил.
— Вы сказали, что не ощутили ни малейшей мысли Дьявола в мозгу ежа?
— Воспоминания бедняги Ганса-Фридриха походили на писанину графомана, а не на произведение классика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39