И без того непомерные бычьи тела раздувались, вспучивались огромными липкими пузырями и распространяли жуткое зловоние. В это время авалов мучил ужасный зуд, и бессчетные стада, вздымая к небу желтую пыль, сотрясали горные долины ревом и топотом. Наконец старые шкуры гниющими лохмотьями сползали с бычьих боков, и измученные авалы разбредались по горам, где их уже поджидали охотники.
По обычаю, вождь каждый год убивал по быку и никогда не умирал своей смертью: однажды бык забирал его жизнь, и у нидов появлялся новый вождь. Так было всегда, и когда-нибудь это случится и с Соном. Но пока он полон сил, молод, и за свои сто тридцать лет убил восемьдесят быков, из них шестьдесят два — уже возглавляя нидов.
… Сона вызвал Язык и удрученно сообщил, что Одноухий не может опознать диск.
— Попробуй еще раз, — мрачно сказал Сон. — Встряхните деда, чтобы окончательно проснулся. Как он выглядит?
— Да хорошо выглядит. Правда, уже не ходит, но взгляд ясный, голова работает. Отдохнул во время спячки…
Сон пригнул свою черную голову и подумал.
— Как ты показывал ему диск? В увеличенном виде?
— Да.
— Пусть Мир даст изображение диска в натуральную величину и уберет эти цветные лучи… Нет! — Сон откинулся на спинку кресла. — Пусть Мир возьмет диск в руку и покажет старику. Я буду ждать.
Положение не позволяло Сону появляться на экране перед рядовыми соплеменниками и запросто разговаривать с ними, поэтому беседу приходилось вести через посредника, в данном случае, через Языка. Такие условности, по мнению Сона, были сущей глупостью, но он был вынужден с ними считаться.
На голографическом экране возник Кроха, и, взглянув на него, Сон сразу понял, что новости не порадуют.
— Сон, мы потеряли помощника посла из виду.
— Как это?
— Не знаю. Люди ходили по первому отделу, где мелкие грызуны, и вдруг посол остался один…
Сон связался с послом, тот не выглядел удивленным или расстроенным.
— Господин посол, могу я задать вам вопрос? — сдерживая раздражение, заговорил Сон. — Где ваш помощник?
— Я не обязан отчитываться перед тобой. Разве мы нанесли нидам какой-нибудь ущерб? — спокойно ответил человек.
Сон скрипнул зубами, отключил связь и вызвал свое окружение. Назревали какие-то события, и ему необходима была поддержка. Ниды мрачно выслушали сообщение Сона об исчезновении помощника, но не успели высказаться, так как на экране появились Язык и Волосатый.
— Старик узнал диск! — выпалил Язык. — Он говорит, что это… — Язык произнес неуверенно, по слогам: — пу-го-ви-ца.
— Слава Солнцу, — с облегчением выдохнул Сон, — наконец что-то прояснилось. Что такое пуговица?
6.
В самый разгар осени, когда ставшие холодными ветры почти совсем оголили леса и согнали перелетных птиц в стаи, распогодившимся утром по пожелтевшей речной долине неторопливо шла женщина. Безлюдье и царившее вокруг безмолвие не пугали ее. Она передвигалась вдоль реки, по натоптанной дороге, и, откидывая с лица прямые светлые волосы, остриженные до плеч, с удовольствием наблюдала, как река рядом с ней несет свои чистые воды по равнине, петляет среди холмов, журчит и клокочет на перекатах, разбиваясь о камни в сверкающую радужную пыль.
Неяркое солнце размытым пятном уже стояло над ее головой, как вдруг с реки донесся громкий отчаянный крик. Женщина на мгновение замерла, в два прыжка преодолела полосу прибрежных зарослей и очутилась у воды.
На крутой излучине реки, на самой быстрине, вертелась хлипкая лодчонка. Заваливаясь в водовороте то на один, то на другой бок, она черпала бортами воду, грозя опрокинуться. Испуганная баба безуспешно пыталась править веслом, рядом с ней плакала побелевшая от страха девочка.
Женщина на берегу, скинув рюкзак, как была, в одежде, бросилась в воду и поплыла к лодке быстрыми легкими движениями. Баба в лодке, увидев ее, закричала:
— Куда ты? Плыви назад! Здесь гиблое место!
Девочка заплакала еще громче. Мать прикрикнула на нее, и она замолчала, вытирая слезы.
Женщина подплыла к лодке и сильными загорелыми руками вытолкнула ее со стремнины на безопасное место, а сама исчезла в пенящемся водовороте.
Обернувшись, баба оглядела водную поверхность и заплакала:
— Утопла… Господи боже ты мой…
Всхлипывая, она выгребла к тихой заводи, где в зарослях звонко кричала иволга, выволокла лодку на песок и вынесла девочку на берег. Обнявшись и подогнув ноги, они уселись прямо на землю и принялись громко плакать.
— Ну, развели сырость, — услышали они за своей спиной веселый голос — к ним шла их спасительница. От ее высокой и стройной фигуры веяло энергией и силой. — Чего плачете? — Женщина сняла с плеч неновый синий рюкзак, быстро набросала в кучу сухих веток и запалила костер.
— Мы думали, ты утонула… — сказала баба, морща доброе, припухшее от слез лицо. Женщина хмыкнула. Она стянула с себя мокрые джинсы и рубашку и принялась сушить их над костром. — Спасибо тебе… Мы с Аленкой уж к смерти приготовились… — Баба крепче прижала к себе зябко ежившуюся девочку.
Женщина взглянула на них.
— Чего вас на реку понесло? Рыбу собрались ловить, что ли? Так тут, кажется, и рыбы никакой нет.
— Какая там рыба… Река-то пересыхала — вся рыба погибла. За горшками полезли, — вздохнув, сказала баба. — Плывут горшки по реке, красивые… — Она пошла к лодке и принесла из нее небольшой берестяной короб, наполненный глиняными горшками цвета лазури. — Вишь, горшок-то каждый плотно крышкой закрыт, потому и не тонет, сказала она, запуская руку в короб. — Глянь, какие…
Женщина из вежливости обернулась и посмотрела.
— Синие… — задумчиво произнесла она и подошла поближе. Белой краской на синем глянцевом боку горшочка была нарисована древняя старушка с петухом на руках. — Красивый.
— Нравится? — обрадовалась ее собеседница. — Хочешь, тебе подарю? Мне же тебя отблагодарить хочется… — И она торопливо, один за другим, стала вынимать горшки, чтобы женщина их рассмотрела.
На втором горшке был изображен маленький мальчик с бородой. На третьем — уже трое мальчиков, крепко обнимающих друг друга за плечи. Женщина отставила горшок в сторону, потом снова взяла его в руки. Что-то заинтересовало ее в этом рисунке. Она долго рассматривала его, потом открыла горшок, заглянула в него, зачем-то понюхала и вдруг заметила на внутренней стороне крышки маленький нарисованный значок — словно три смятых лепестка, выложенных по кругу. Руки у женщины задрожали, и она отвернулась, чтобы спутницы не увидели ее лица.
— Здесь еще есть горшки, — продолжала говорить не обратившая никакого внимания на поведение женщины баба. — Только не такие красивые, в каких-то узорах… — Она выставила на песок еще два горшочка, испещренных непонятными значками.
Женщина взяла их и, скрывая волнение, внимательно рассмотрела. Потом быстро натянула еще сырую одежду и загасила костер.
— Хоть один горшок-то возьми, — предложила баба.
Но женщина погладила девочку по голове, попрощалась и быстро пошла назад, вверх по реке, повторяя уже пройденный путь.
— Мам, пойдем домой… — позвала девочка.
Баба наклонилась, чтобы собрать горшки в короб, и взяла было один, но горшок под ее пальцами вдруг рассыпался в голубую хрусткую пыль. Баба ахнула, взяла второй горшок, третий — словно сделанные из песка, они бесшумно таяли при первом же прикосновении. Эта странность так напугала женщину, что она оставила последний горшок там, где он стоял, взяла девочку за руку и, не оборачиваясь, пошла вдоль реки, вниз по течению.
Дунул ветер. Своим легким дыханием он разрушил горшочек, облачко голубой пыли взметнулось в воздух и развеялось над рекой.
Арина укачивала на руках внучку и все чаще прислушивалась к звукам за окном — не идет ли Павлуша. Еще в полдень он отправился в лес, но день кончался, а его все не было. Арина начала волноваться.
Зоя, забавно морща носик, зевала и с интересом рассматривала Арину, ее красивый цветастый платок, яркие бусы. У Арины было такое чувство, что трехмесячный ребенок сейчас заговорит с ней и беседа эта будет интересной.
— Ты уже все понимаешь, да? — ласково сказала она улыбающейся девочке. — Солнышко мое… Спи…
Зоя была вылитая мать — беленькая, ладненькая, с синими звездочками глаз на смышленом лице. И такая же красивая. Павлик очень ее любит… Месяц назад он вернулся, ее дорогой мальчик, и вместе с ним в ее дом вернулась радость. Павлуша много и охотно рассказывал ей о своем путешествии. Его рассказы выглядели невероятными. Арина вздыхала, обнимая его, но свои сомнения вслух не высказывала. Она так самозабвенно любила этого обиженного ею ребенка, что простила бы ему и еще более невероятные фантазии — хотя что могло быть невероятнее уже сбывшегося пророчества и оставшихся после этого загадок?
Арина много думала о том, что произошло в ее жизни за последние два года, о мальчиках, которые вернули ей Павлушу. Она допросила домового, тот мало что мог рассказать толком, так как почти все путешествие проспал в рюкзаке, но было очевидно, что относится он к мальчикам с благоговейным трепетом.
Однажды утром, повинуясь внезапному озарению, Арина под моросящим дождем торопливо пошла в кузницу, где бодро гремел молотом по наковальне Митрофан. Мокошь начала издалека, поговорила с кузнецом о том, о сем, потом, мучительно краснея, задала ему свой нелепый вопрос. Кузнец удивленно воззрился на нее.
— Ну, матушка… — пробасил он. — Голубая, конечно. Почему ты спрашиваешь? Это ведь всем известно — у каждой мокоши голубая кровь…
Это явилось для Арины ударом. По дороге домой она плакала. Она не хотела иметь ничего общего со злодеем, который, как безумный, любой ценой добивался своего. Жуткое, всегда алчущее поклонения лицо, на котором при виде чужих страданий появлялась дьявольская усмешка, лицо, обезображенное низкими, грязными страстями, все еще снилось ей по ночам, и она просыпалась в страхе.
У нее голубая кровь — кровь, которая текла в жилах Дуя и которую она столько раз проклинала! С большим трудом она заставила себя не думать об этом.
Павлуша снова стал человеком, но тяжело входил в жизнь. Он не жаловался ей на других детей, но иногда тайком плакал — мальчишки дразнили его петухом и не хотели играть с ним. Арина переживала за него молча, не повторяя старых ошибок и больше никогда не вмешиваясь в его отношения со сверстниками.
Внук подружился с Федей, тем самым парнем, который несколько лет назад пострадал по вине заезжего гипнотизера. Разум возвратился к нему во время скитаний беженцев, но друзья отвернулись точно так же, как и от Павлуши. Федя стал сильно пить и по глупости потерял обе ноги. И теперь Арина часто видела хрупкую фигурку внука рядом с волочащимся по дороге на культяпках Федькой-пьяницей, как прозвали его в деревне. Арина вздыхала, хмурилась, но сильно не беспокоилась, сердцем чувствуя в опустившемся парне природную доброту и незлобивость.
Павлуша все чаще вспоминал мальчиков, особенно Рики.
— Бабушка, если я позову их, они вернутся и заберут меня. Дизи обещал мне, — однажды доверительно сказал он Арине с тайной надеждой, что она отпустит его.
— Разве тебе плохо со мной, Павлик? — разволновалась Арина.
— Мне не плохо с тобой, — опустив голову, ответил мальчик. — Мне плохо без них…
Ночь Арина проплакала в подушку, но к утру решила, что она примет и это. Она не будет препятствовать, если Павлуша решит уйти. Он слишком многое испытал, он умный, добрый. Он уже может отличить тень от света. Она не враг своему внуку.
Ничего этого она, конечно, не сказала ему, но теперь всякий раз, стоило Павлику где-то задержаться, тревожилась. Вот и сегодня — солнце гаснет, а его все нет. Зоинька заснула у нее на руках, Арина понесла ее в колыбель и увидела там сложенный вчетверо листок бумаги. Сердце у нее заныло. Она развернула листок. Павлик прощался с ней.
Арина прошла в горницу, села за стол и запретила себе плакать. У него всё будет хорошо. Солнце вдруг прощально блеснуло из-за туч, и вся комната засверкала от его неярких лучей.
В окно со двора кто-то постучал. Арина повернула голову. Сквозь стекло на нее смотрел Дуй.
7.
— Мы расшифровали ваш диск, господин посол… — насмешливо произнес Сон. — Это было трудно, но мы справились. — Камеры наблюдения следили за бесстрастно шагающим по длинному коридору Центра человеком. — На вашей пуговице записано, что вы самозванец, — все с той же иронией продолжал Сон, но окружение сразу уловило в его голосе нотки угрозы. Ни один мускул не дрогнул на лице человека. Сопровождаемый охраной, он молча продолжал свой путь, не обращая внимания на голографический экран с изображением Сона, плывущий перед ним. — Остановись, или я силой заставлю тебя сделать это! — рявкнул выведенный из себя Сон. Охрана замедлила шаг, ожидая приказа.
Камера крупным планом показала бледное надменное лицо пришельца. Сон сразу же вспомнил реакцию Сероглазого, и уверенности его поубавилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40