— Худолей прижал ладошки к груди, склонил голову к одному плечу и прикрыл глаза, выражая покорность, благодарность и твердость. И тут же повернувшись, странной подпрыгивающей походкой, в которой все шаги, казалось, были разной длины, удалился в сторону прокуратуры.
Проводив взглядом эксперта, Пафнутьев посидел еще несколько минут, привыкая к неожиданной новости. “Вот тебе, Павел Николаевич, и ответный удар... Чтоб не думал ты, будто очень умный...” Он поднялся и медленно побрел к подъезду, украшенному красными и черными стеклянными вывесками. И по мере приближения к прокуратуре, лицо его становилось привычно благодушным, даже немного сонным. Не желающие быть причесанными вихры торчали над одним ухом более вызывающе, нежели над другим, а тесноватый костюм выдавал человека не очень удачливого, если не сказать незадачливого.
В кабинете еще никого не было, он пришел раньше положенного — прямо с поезда. Усевшись за стол, Пафнутьев обвел взглядом помещение, унылые стены, вещдоки, загромождавшие подоконники и шкафы. Взгляд его остановился на листочке папиросной бумаги, испещренной фиолетовыми строчками под копирку — ежедневная сводка о происшествиях уже лежала на столе. Пафнутьев механически придвинул ее поближе, продолжая думать о своем — мелькали перед ним очеркист Фырнин, эксперт Худолей, ограбленная его фотолаборатория, похищенная пленка. Потом он еще раз продумал причину вчерашнего отсутствия... “Скажу, что выезжал в район, где, якобы, пропал мотоцикл — не на нем ли совершено преступление.. Как-нибудь припудрю мозги нарядному Анцышке”, — и тут взгляд его зацепился за знакомую фамилию в сводке, что-то в нем напряглось, и Пафнутьев уже со вниманием вчитался в строчки... “В третьем часу ночи в состоянии алкогольного опьянения выпал из окна девятого этажа Жехов Олег Михайлович, работавший на заводе “Коммунар” в качестве спортивного организатора. Смерть наступила немедленно”.
Пафнутьев ощутил, как на него словно бы дохнуло холодком. Лицо его уже нельзя было назвать сонным. Он все-таки надеялся, что в печальных событиях последних дней большая доля случайностей и недоразумений. Теперь же понял, с кем имеет дело, понял насколько небезопасно его собственное положение.
— Прикинем, — Пафнутьев тяжело навис над столом, уставившись в шелестящий под его дыханием листок папиросной бумаги. — Пленка пропала. И снимки исчезли. Это ты, Павел Николаевич, усвоил. Погиб Жехов... Это уже крутовато. Отказаться от дела? В конце концов, твоя специальность куда проще... А с убийствами пусть возится кто-нибудь другой... Но ты уже завяз...
А Жехова убрали... Объяснение может быть только одно — он назвал Колова. И письмо пропало со стола Колова... Да, Жехов назвал Колова. И это отражено в протоколе. А где протокол? У следователя Пафнутьева, то есть, у тебя, дорогой Павел Николаевич. Что из этого следует? Из этого следует, что надо открыть сейф, вынуть пистолет и повесить его себе на одно место...
Придя к этому выводу, Пафнутьев, не торопясь, запер входную дверь, все с той же основательностью, но не теряя ни минуты, подошел к облезлому сейфу, открыл его, вынул пистолет в исцарапанной запыленной кобуре, дунул, встряхнул ремень и принялся влезать в эту упряжь, покряхтывая и раздражаясь — носить пистолет под мышкой в такой зной было сущим наказанием. Затянув пряжки, Пафнутьев надел пиджак, подвигал плечами, стараясь придать пистолету то единственное положение, которое позволяло бы его терпеть. Потом одернул рубаху, запихнув складки за брюки, и почувствовал себя готовым к будущим схваткам.
* * *
Скорбно, но с интересом Пафнутьев рассматривал тело человека, с которым так свирепо дрался совсем недавно — прошло с тех пор всего две ночи. Жехов умер, видимо, мгновенно, падение с высоты девятого этажа на асфальт оканчиваете! счастливо только в газетных заметках, посвященных всевозможным курьезам.
— А он вроде и без больших повреждений, — обернулся Пафнутьев к медэксперту.
— У него очень большие повреждения... Нам не сразу удалось придать ему столь приличную позу... Переломы, разрывы, потеря крови... Шансов не было.
— Надо же, как неудачно... — Пафнутьев постепенно подбирался к главным вопросам.
— Он был пьян, — сказал медэксперт, неотрывно глядя в серое лицо Жехова. — Просто очень пьян, — оторвав взгляд от трупа, медэксперт, не меняя выражения, так же пристально и отстранение посмотрел на Пафнутьева, — тому даже стало как-то по себе от этого взгляда больших прозрачно-голубых глаз на изможденном кривоватом лице. Сквозь толстые стекла очков глаза его казались неестественно громадными.
— Это интересно, — проговорил Пафнутьев, с трудом стряхнув с себя оцепенение... “Поддает этот эксперт, что ли... Конечно, поддает, тут не удержишься”. — А очень — это как?
— В нем было не меньше бутылки водки. С таким количеством алкоголя человек передвигаться не может. Я имею в виду — самостоятельно передвигаться. В организме срабатывает защитный блок. Что-то в нем, в человеке, стоит на страже... И выключает двигательную систему.
— Если двигательная система выключена, — медленно проговорил Пафнутьев, — то как ему удалось вывалиться из окна?
— Сие есть загадка, — мрачно ответил медэксперт. — В человеческом теле много загадок. Медицина, например, до сих пор не может ответить на вопрос — почему бьется сердце.
— Не может быть! — удивился Пафнутьев.
— Да, это так — безутешно кивнул медэксперт, не отрывая взгляда от трупа. — Сердце десятилетиями гонит кровь, перекачавает ее за жизнь тысячи тонн, но что заставляет его работать... Сие есть тайна.
— Если я правильно понял, — не в силах больше стоять рядом с мертвецом, Пафнутьев отошел к окну, — человек, выпивший такое количество водки, впадает в бессознательное состояние?
— Да, так можно сказать, — с загадкой в голосе проговорил медэксперт и взглянул на Пафнутьева сквозь свои необыкновенно толстые очки. — Хотя известны случаи, когда люди и в таком состоянии совершали весьма осмысленные действия...
— Например?
— Например, сажали самолеты, — эксперт решил, видимо, что не стоит говорить более подробно, вряд ли поймет все сказанное этот полноватый человек с неподвижным лицом.
— Надо же, — без интереса произнес Пафнутьев, — так не бывает, — добавил он, чтобы не огорчить собеседника равнодушием. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы в заключении подробно отразили именно этот момент.
— Какой, простите?
— О котором только что рассказали. О том, что в желудке этого человека обнаружено количество водки, позволяющее предполагать его бессознательное состояние во время происшествия. Ведь это так?
— Я в этом уверен. Учитывая его небольшую комплекцию и полное отсутствие закуски...
— Постойте-постойте! — остановил Пафнутьев. — Подробнее о закуске, пожалуйста.
— Подробнее не получится. В желудке ее попросту нет.
— То есть вы утверждаете, что он выпил бутылку водки не закусывая? Я правильно понял?
— Да, вы понятливый человек, — лицо медэксперта искривилось, и Пафнутьев не сразу сообразил, что это была улыбка. — Меня настораживает данное происшествие... Погибший не был пьяницей. Его внутренние органы в очень хорошем состоянии. Он вел жизнь весьма здоровую. И вдруг это страшное количество водки в пустом желудке... Сие есть загадка. Меня она наводит на размышления, — он посмотрел на Пафнутьева, словно надеясь найти понимание.
— Меня тоже, — кивнул следователь. — Скажите... Нет ли у него в полости рта, на губах, на деснах... или еще где-нибудь... Нет ли там небольших повреждений, ссадин, царапин... Я имею в виду...
— Есть. — Не дал ему договорить эксперт. И внимательно посмотрел на Пафнутьева — оценил ли он смысл его ответа.
— И это будет отражено в заключении?
— Уже.
— Ив заключении можно высказать предположение — откуда могли появиться эти ссадины?
— Уже, — повторил эксперт и, взяв со стола несколько листков, протянул Пафнутьеву.
Тонкая бумага чутко передавала дрожание рук. “То ли волнуется, — подумал Пафнутьев, — то ли в самом деле поддает...” На последней страничке стояла жирная фиолетовая печать, заковыристая подпись, дата, указано место и время. Пробежав глазами по строчкам и убедившись, что все необходимое в тексте отображено, Пафнутьев сложил листки и спрятал их в карман, неосторожно обнажив рукоятку пистолета.
— И до этого дошло? — усмехнулся эксперт невероятной своей улыбкой.
— Значит, вы утверждаете, что его внутренние органы были совершенно здоровы? — спросил Пафнутьев, не пожелав услышать последнего вопроса.
— Впечатление такое, что он никогда не пил. Его внутренности можно показывать студентам. Как пример для подражания. И об этом я написал в заключении, — предупредил эксперт следующий вопрос следователя. — Если уж мы с вами заговорили открытым текстом, то могу предположить... Это был здоровый человек Примерно тридцати пяти лет, в которого насильно влили поллитра водки, дождались, пока он опьянеет настолько, что потеряет ощущение реальности, и... — эксперт замялся.
— И выбросили с девятого этажа, — подсказал Пафнутьев.
— Где-то так... Выбросили, сбросили, столкнули...
— Это точно? То что они дождались опьянения?
— Понюхайте его мозг, — эксперт отбросил простыню, заставив Пафнутьева содрогнуться. — Понюхайте, — настаивал он. — От него просто разит алкоголем.
— Верю на слово, — Пафнутьев пожал красную от постоянного мытья руку эксперта. — Кто-нибудь уже интересовался результатами вскрытия? До меня?
— Было.
— Кто?
Эксперт натянул простыню на вскрытый череп, разгладил складки, посмотрел на свою работу, склонив голову, почти стыдливо взглянул на Пафнутьева.
— Зачем это вам?
— А затем, что в эту дурацкую жару я вынужден таскать с собой больше килограмма железа, — он показал на выпиравшую из-под пиджака рукоять пистолета. — Если я правильно понимаю, интересовался человек, который делает это впервые?
— Да, впервые. Раньше ваше руководство подобные вещи не интересовали, — эксперт поднял голову и посмотрел Пафнутьеву в лицо. Его глаза за стеклами очков были расплывчаты и мутны. — Я надеюсь, что вы...
— Договорились, — ответил Пафнутьев. — Спасибо. Большое спасибо, — и он поспешил выйти на свежий воздух, на солнце и зной, к живым людям, которые хотя и ведут себя не очень хорошо, пакостят, ругаются, пьют водку, но все-таки остаются живыми. Посещения морга всегда действовали на Пафнутьева угнетающе.
* * *
Начальник отделения милиции Шаланда сидел в глубокой задумчивости и медленно водил пальцем по столу, выписывая на пыльной поверхности фигуры, сложные и непознаваемые, словно бы отражающие непредсказуемость его мыслей и поступков. На Шаланде был, как обычно, китель, полы которого с трудом сходились на животе, создавая глубокие поперечные складки. Китель тоже казался пыльным, нуждающимся не просто в чистке, а в пропарке и длительном разглаживании.
Только так можно было убить ощущение, что Шаланда в нем и спал, не расстегивая пуговиц на животе.
— Привет, Шаланда, — сказал Пафнутьев, входя и плотно закрывая за собой дверь. — Рад тебя видеть. Вот и опять повстречались.
— А, здравствуй, — ответил тот без выражения. — С чем пожаловал?
— С трупом.
— Знаю, — кивнул Шаланда, — завершая создание очередного узора на пыльном слое стола. — Нехорошо вышло. Не повезло парню.
— С милицией ему не повезло. С тобой. Шаланда.
— Ну, это как сказать...
— Скажи, я просил не выпускать Жехова? Просил не давать ему связи? Ты обещал. Почему же сделал наоборот? Почему ты послушался его, а не меня? Скажи мне, добрый человек, чем этот уголовник лучше меня? Чем он тебя взял? Или вы в одной связке?
Шаланда помолчал, склонив голову к плечу, так что обильная щека легла на погон.
— Паша, ты ведь знаешь ответы на все эти вопросы. Зачем задаешь? Хочешь меня обидеть?
— Я хочу убедиться, что знаю правильные ответы.
— Поэтому ходишь с пистолетом?
— Случай с Жеховым меня убедил, что так будет лучше.
— Тебе поручили расследовать этот несчастный случай? — понимающе спросил Шаланда. — И стало страшно жить?
— Слушай, Шаланда... Страшно жить или не очень... Это не мешает мне делать свое дело. Но я знаю некоторых людей, которые не боятся ничего на свете, такие они смелые да отважные... Да только что-то мешает им свою отвагу в дело пустить, а. Шаланда? Чего ты испугался? После чего полные штаны наделал? Ведь они у тебя до сих пор полные, до сих пор от тебя дерьмовый дух идет... Ну?
Шаланда распрямился, придвинулся ближе к столу, сложив на нем руки, сразу став официальным и неприступным. Но Пафнутьев заметил, как капитан метнул настороженный взгляд к двери — достаточно ли плотно прикрыта — Не надо, Паша... Остановись. Не будем друг перед другом выворачивать наши штаны наизнанку... У каждого там хватает добра... Ты слышал, как он назвал одну интересную фамилию? И я слышал. Ты настоял на том, чтобы эти слова занести в протокол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Проводив взглядом эксперта, Пафнутьев посидел еще несколько минут, привыкая к неожиданной новости. “Вот тебе, Павел Николаевич, и ответный удар... Чтоб не думал ты, будто очень умный...” Он поднялся и медленно побрел к подъезду, украшенному красными и черными стеклянными вывесками. И по мере приближения к прокуратуре, лицо его становилось привычно благодушным, даже немного сонным. Не желающие быть причесанными вихры торчали над одним ухом более вызывающе, нежели над другим, а тесноватый костюм выдавал человека не очень удачливого, если не сказать незадачливого.
В кабинете еще никого не было, он пришел раньше положенного — прямо с поезда. Усевшись за стол, Пафнутьев обвел взглядом помещение, унылые стены, вещдоки, загромождавшие подоконники и шкафы. Взгляд его остановился на листочке папиросной бумаги, испещренной фиолетовыми строчками под копирку — ежедневная сводка о происшествиях уже лежала на столе. Пафнутьев механически придвинул ее поближе, продолжая думать о своем — мелькали перед ним очеркист Фырнин, эксперт Худолей, ограбленная его фотолаборатория, похищенная пленка. Потом он еще раз продумал причину вчерашнего отсутствия... “Скажу, что выезжал в район, где, якобы, пропал мотоцикл — не на нем ли совершено преступление.. Как-нибудь припудрю мозги нарядному Анцышке”, — и тут взгляд его зацепился за знакомую фамилию в сводке, что-то в нем напряглось, и Пафнутьев уже со вниманием вчитался в строчки... “В третьем часу ночи в состоянии алкогольного опьянения выпал из окна девятого этажа Жехов Олег Михайлович, работавший на заводе “Коммунар” в качестве спортивного организатора. Смерть наступила немедленно”.
Пафнутьев ощутил, как на него словно бы дохнуло холодком. Лицо его уже нельзя было назвать сонным. Он все-таки надеялся, что в печальных событиях последних дней большая доля случайностей и недоразумений. Теперь же понял, с кем имеет дело, понял насколько небезопасно его собственное положение.
— Прикинем, — Пафнутьев тяжело навис над столом, уставившись в шелестящий под его дыханием листок папиросной бумаги. — Пленка пропала. И снимки исчезли. Это ты, Павел Николаевич, усвоил. Погиб Жехов... Это уже крутовато. Отказаться от дела? В конце концов, твоя специальность куда проще... А с убийствами пусть возится кто-нибудь другой... Но ты уже завяз...
А Жехова убрали... Объяснение может быть только одно — он назвал Колова. И письмо пропало со стола Колова... Да, Жехов назвал Колова. И это отражено в протоколе. А где протокол? У следователя Пафнутьева, то есть, у тебя, дорогой Павел Николаевич. Что из этого следует? Из этого следует, что надо открыть сейф, вынуть пистолет и повесить его себе на одно место...
Придя к этому выводу, Пафнутьев, не торопясь, запер входную дверь, все с той же основательностью, но не теряя ни минуты, подошел к облезлому сейфу, открыл его, вынул пистолет в исцарапанной запыленной кобуре, дунул, встряхнул ремень и принялся влезать в эту упряжь, покряхтывая и раздражаясь — носить пистолет под мышкой в такой зной было сущим наказанием. Затянув пряжки, Пафнутьев надел пиджак, подвигал плечами, стараясь придать пистолету то единственное положение, которое позволяло бы его терпеть. Потом одернул рубаху, запихнув складки за брюки, и почувствовал себя готовым к будущим схваткам.
* * *
Скорбно, но с интересом Пафнутьев рассматривал тело человека, с которым так свирепо дрался совсем недавно — прошло с тех пор всего две ночи. Жехов умер, видимо, мгновенно, падение с высоты девятого этажа на асфальт оканчиваете! счастливо только в газетных заметках, посвященных всевозможным курьезам.
— А он вроде и без больших повреждений, — обернулся Пафнутьев к медэксперту.
— У него очень большие повреждения... Нам не сразу удалось придать ему столь приличную позу... Переломы, разрывы, потеря крови... Шансов не было.
— Надо же, как неудачно... — Пафнутьев постепенно подбирался к главным вопросам.
— Он был пьян, — сказал медэксперт, неотрывно глядя в серое лицо Жехова. — Просто очень пьян, — оторвав взгляд от трупа, медэксперт, не меняя выражения, так же пристально и отстранение посмотрел на Пафнутьева, — тому даже стало как-то по себе от этого взгляда больших прозрачно-голубых глаз на изможденном кривоватом лице. Сквозь толстые стекла очков глаза его казались неестественно громадными.
— Это интересно, — проговорил Пафнутьев, с трудом стряхнув с себя оцепенение... “Поддает этот эксперт, что ли... Конечно, поддает, тут не удержишься”. — А очень — это как?
— В нем было не меньше бутылки водки. С таким количеством алкоголя человек передвигаться не может. Я имею в виду — самостоятельно передвигаться. В организме срабатывает защитный блок. Что-то в нем, в человеке, стоит на страже... И выключает двигательную систему.
— Если двигательная система выключена, — медленно проговорил Пафнутьев, — то как ему удалось вывалиться из окна?
— Сие есть загадка, — мрачно ответил медэксперт. — В человеческом теле много загадок. Медицина, например, до сих пор не может ответить на вопрос — почему бьется сердце.
— Не может быть! — удивился Пафнутьев.
— Да, это так — безутешно кивнул медэксперт, не отрывая взгляда от трупа. — Сердце десятилетиями гонит кровь, перекачавает ее за жизнь тысячи тонн, но что заставляет его работать... Сие есть тайна.
— Если я правильно понял, — не в силах больше стоять рядом с мертвецом, Пафнутьев отошел к окну, — человек, выпивший такое количество водки, впадает в бессознательное состояние?
— Да, так можно сказать, — с загадкой в голосе проговорил медэксперт и взглянул на Пафнутьева сквозь свои необыкновенно толстые очки. — Хотя известны случаи, когда люди и в таком состоянии совершали весьма осмысленные действия...
— Например?
— Например, сажали самолеты, — эксперт решил, видимо, что не стоит говорить более подробно, вряд ли поймет все сказанное этот полноватый человек с неподвижным лицом.
— Надо же, — без интереса произнес Пафнутьев, — так не бывает, — добавил он, чтобы не огорчить собеседника равнодушием. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы в заключении подробно отразили именно этот момент.
— Какой, простите?
— О котором только что рассказали. О том, что в желудке этого человека обнаружено количество водки, позволяющее предполагать его бессознательное состояние во время происшествия. Ведь это так?
— Я в этом уверен. Учитывая его небольшую комплекцию и полное отсутствие закуски...
— Постойте-постойте! — остановил Пафнутьев. — Подробнее о закуске, пожалуйста.
— Подробнее не получится. В желудке ее попросту нет.
— То есть вы утверждаете, что он выпил бутылку водки не закусывая? Я правильно понял?
— Да, вы понятливый человек, — лицо медэксперта искривилось, и Пафнутьев не сразу сообразил, что это была улыбка. — Меня настораживает данное происшествие... Погибший не был пьяницей. Его внутренние органы в очень хорошем состоянии. Он вел жизнь весьма здоровую. И вдруг это страшное количество водки в пустом желудке... Сие есть загадка. Меня она наводит на размышления, — он посмотрел на Пафнутьева, словно надеясь найти понимание.
— Меня тоже, — кивнул следователь. — Скажите... Нет ли у него в полости рта, на губах, на деснах... или еще где-нибудь... Нет ли там небольших повреждений, ссадин, царапин... Я имею в виду...
— Есть. — Не дал ему договорить эксперт. И внимательно посмотрел на Пафнутьева — оценил ли он смысл его ответа.
— И это будет отражено в заключении?
— Уже.
— Ив заключении можно высказать предположение — откуда могли появиться эти ссадины?
— Уже, — повторил эксперт и, взяв со стола несколько листков, протянул Пафнутьеву.
Тонкая бумага чутко передавала дрожание рук. “То ли волнуется, — подумал Пафнутьев, — то ли в самом деле поддает...” На последней страничке стояла жирная фиолетовая печать, заковыристая подпись, дата, указано место и время. Пробежав глазами по строчкам и убедившись, что все необходимое в тексте отображено, Пафнутьев сложил листки и спрятал их в карман, неосторожно обнажив рукоятку пистолета.
— И до этого дошло? — усмехнулся эксперт невероятной своей улыбкой.
— Значит, вы утверждаете, что его внутренние органы были совершенно здоровы? — спросил Пафнутьев, не пожелав услышать последнего вопроса.
— Впечатление такое, что он никогда не пил. Его внутренности можно показывать студентам. Как пример для подражания. И об этом я написал в заключении, — предупредил эксперт следующий вопрос следователя. — Если уж мы с вами заговорили открытым текстом, то могу предположить... Это был здоровый человек Примерно тридцати пяти лет, в которого насильно влили поллитра водки, дождались, пока он опьянеет настолько, что потеряет ощущение реальности, и... — эксперт замялся.
— И выбросили с девятого этажа, — подсказал Пафнутьев.
— Где-то так... Выбросили, сбросили, столкнули...
— Это точно? То что они дождались опьянения?
— Понюхайте его мозг, — эксперт отбросил простыню, заставив Пафнутьева содрогнуться. — Понюхайте, — настаивал он. — От него просто разит алкоголем.
— Верю на слово, — Пафнутьев пожал красную от постоянного мытья руку эксперта. — Кто-нибудь уже интересовался результатами вскрытия? До меня?
— Было.
— Кто?
Эксперт натянул простыню на вскрытый череп, разгладил складки, посмотрел на свою работу, склонив голову, почти стыдливо взглянул на Пафнутьева.
— Зачем это вам?
— А затем, что в эту дурацкую жару я вынужден таскать с собой больше килограмма железа, — он показал на выпиравшую из-под пиджака рукоять пистолета. — Если я правильно понимаю, интересовался человек, который делает это впервые?
— Да, впервые. Раньше ваше руководство подобные вещи не интересовали, — эксперт поднял голову и посмотрел Пафнутьеву в лицо. Его глаза за стеклами очков были расплывчаты и мутны. — Я надеюсь, что вы...
— Договорились, — ответил Пафнутьев. — Спасибо. Большое спасибо, — и он поспешил выйти на свежий воздух, на солнце и зной, к живым людям, которые хотя и ведут себя не очень хорошо, пакостят, ругаются, пьют водку, но все-таки остаются живыми. Посещения морга всегда действовали на Пафнутьева угнетающе.
* * *
Начальник отделения милиции Шаланда сидел в глубокой задумчивости и медленно водил пальцем по столу, выписывая на пыльной поверхности фигуры, сложные и непознаваемые, словно бы отражающие непредсказуемость его мыслей и поступков. На Шаланде был, как обычно, китель, полы которого с трудом сходились на животе, создавая глубокие поперечные складки. Китель тоже казался пыльным, нуждающимся не просто в чистке, а в пропарке и длительном разглаживании.
Только так можно было убить ощущение, что Шаланда в нем и спал, не расстегивая пуговиц на животе.
— Привет, Шаланда, — сказал Пафнутьев, входя и плотно закрывая за собой дверь. — Рад тебя видеть. Вот и опять повстречались.
— А, здравствуй, — ответил тот без выражения. — С чем пожаловал?
— С трупом.
— Знаю, — кивнул Шаланда, — завершая создание очередного узора на пыльном слое стола. — Нехорошо вышло. Не повезло парню.
— С милицией ему не повезло. С тобой. Шаланда.
— Ну, это как сказать...
— Скажи, я просил не выпускать Жехова? Просил не давать ему связи? Ты обещал. Почему же сделал наоборот? Почему ты послушался его, а не меня? Скажи мне, добрый человек, чем этот уголовник лучше меня? Чем он тебя взял? Или вы в одной связке?
Шаланда помолчал, склонив голову к плечу, так что обильная щека легла на погон.
— Паша, ты ведь знаешь ответы на все эти вопросы. Зачем задаешь? Хочешь меня обидеть?
— Я хочу убедиться, что знаю правильные ответы.
— Поэтому ходишь с пистолетом?
— Случай с Жеховым меня убедил, что так будет лучше.
— Тебе поручили расследовать этот несчастный случай? — понимающе спросил Шаланда. — И стало страшно жить?
— Слушай, Шаланда... Страшно жить или не очень... Это не мешает мне делать свое дело. Но я знаю некоторых людей, которые не боятся ничего на свете, такие они смелые да отважные... Да только что-то мешает им свою отвагу в дело пустить, а. Шаланда? Чего ты испугался? После чего полные штаны наделал? Ведь они у тебя до сих пор полные, до сих пор от тебя дерьмовый дух идет... Ну?
Шаланда распрямился, придвинулся ближе к столу, сложив на нем руки, сразу став официальным и неприступным. Но Пафнутьев заметил, как капитан метнул настороженный взгляд к двери — достаточно ли плотно прикрыта — Не надо, Паша... Остановись. Не будем друг перед другом выворачивать наши штаны наизнанку... У каждого там хватает добра... Ты слышал, как он назвал одну интересную фамилию? И я слышал. Ты настоял на том, чтобы эти слова занести в протокол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62