.. Заварзин заменил патроны. Были холостые, а он вставил с картечью. Я не знал. Я бы не пошел на это.
— А к ним как попал?
— Один из них предложил в мастерской поработать... Подгайцев. Зарплата приличная... Я согласился. Потом то, се... Мелкие поручения, должок... И так далее.
— Тяжелый случай... Пахомов, Заварзин... Теперь еще трое... Что-то ты разошелся... Многовато все-таки, а?
— С этими вы бы иначе поступили?
Ответить Пафнутьев не успел. Со стороны дома вдруг четко прозвучал выстрел. Андрей диковато взглянул на Пафнутьева, вскочил. Он бежал и уже на бегу лицо его кривилось от рыданий. Он понял, он все понял мгновенно, еще когда в ушах стоял звук выстрела. Вбежав в сарай, Андрей увидел, что Света еще жива. И только теперь, вот только теперь в глазах ее он увидел ясный свет понимания. Пистолет лежал рядом, а левой рукой она закрывала рану на груди.
— Вот и все, Андрюша, — прошептала она. — Вот и все... Так лучше, мне так лучше... И тебе...
Не обращая внимания на выросшего в дверях Пафнутьева, Андрей рыдал, не выпуская Свету из рук. А почувствовав, что жизнь уходит из нее, он потерял самообладание — бился головой о стены сарая, выл, как смертельно раненый зверь, и в какой-то момент рванулся к тому месту, где лежал пистолет, выроненный Светой, но Пафнутьев предусмотрительно сунул его в карман.
— Отдай! — кричал Андрей. — Отдай, ради Бога! Прошу, прошу тебя! Отдай! — и бросился на Пафнутьева. — Я не хочу больше жить! Я не хочу...
Вместе с вбежавшим шофером, они скрутили Андрея и уложили на сено. Обессилевший, он широко открытыми глазами смотрел в потолок сарая.
— Отдай пистолет... Это мой... Я тебя не трону... Я никого больше не трону... Отдай, прошу...
— Иди, Володя, — сказал Пафнутьев водителю. — Мы еще с парнишкой поговорим немного, он уже в порядке, он крепкий парень.
Не поднимаясь, Андрей подполз к Свете и лег рядом, уткнувшись лицом в ее рыжие волосы.
— И все, — бормотал он. — И ничего больше не хочу... Ничего не хочу... И уйдите от меня... Я один...
Пафнутьев молча сидел в углу на копне сена. Когда Андрей, вскочив, бросился было из сарая, он взял его за слабые руки и снова уложил на сено. Прошло какое-то время и Андрей забылся, потом у него начался бред, он, видимо, снова стрелял, поджигал дом, несся на мотоцикле между громадами грузовиков... Пафнутьев поднял с пола куртку Андрея и всмотрелся в левый рукав, удовлетворенно кивнул. Обойдя дом, он нашел мотоцикл и прясел у заднего колеса. Убедившись в чем-то, оставил куртку на мотоцикле и вернулся в сарай. Андрей лежал без сознания. Отпущенные ему природой силы кончились. Вместе с водителем Пафнутьев отнес его в дом, уложил в кровать. Послал водителя пройтись по деревне и найти понятых. Пришла тетя Нюра, еще какая-то старушка. Пафнутьев показал им Свету, пистолет, составил протокол, сделал все, что положено в таких случаях. Погрузив Свету на заднее сиденье газика, отправил водителя в город.
Убедившись, что остался один с Андреем, Пафнутьев начал неторопливые поиски. Он переворошил сено, забираясь во все углы, и, добравшись, наконец, до самого верха, в щели между бревнами нащупал холодный ствол винтовки. Спрыгнув вниз, внимательно осмотрел ее. Винтовка действительно оказалась не заряжена. Пафнутьев внес ее в дом и поставил в угол.
Еще раз проверил — Андрей спал. Тогда Пафнутьев с неторопливой основательностью осмотрел карманы куртки Андрея и, не найдя там ничего, вынес в сад. Наклонив мотоцикл, плеснул на нее бензин и, отбросив в сторону, поджег. Он не отошел, пока не убедился, что куртка превратилась в пепел. Разбросав его подвернувшейся палкой, вернулся в дом.
Андрей стонал во сне, вздрагивал всем телом, всхлипывал.
И Пафнутьев все с той же скорбной неторопливостью, словно выполняя последний долг, занялся мотоциклом. Найдя в ящике ключи, завернутые в промасленную тряпку, свинтил оба колеса, а корпус мотоцикла затащил в сарай, забросал досками, присыпал сеном. После этого, прихватив колеса и канистру, сволок их в овраг, облил бензином и бросил сверху зажженную спичку. Колеса вспыхнули, задымили. Убедившись, что уже ничто не помешает им сгореть до железного каркаса, Пафнутьев вернулся в дом.
Андрей сидел на кровати, свесив ноги.
— Где Света? — спросил он.
— Увезли.
— Она умерла?
— Да.
— Вы за мной?
— Да. Отвезу тебя к маме. Мама волнуется, это ей вредно.
— А меня не заберете? Почему?
— Нет оснований. Не можем же мы хватать каждого встречного.
— Объясните...
— Повторяю — нет оснований задерживать тебя по каким бы то ни было подозрениям. Запомни — в Пахомова ты не стрелял. И вообще ни в кого не стрелял. Даже в меня. Понимаешь о чем я говорю?
— Кажется, понимаю.
— Слушай и запоминай. Вдруг придется на чей-нибудь глупый вопрос отвечать... Ты сейчас не в форме, встретимся через несколько дней и спокойно обо всем поговорим.
— Ну что ж, — Андрей почти не слушал Пафнутьева.
— У тебя была черная куртка?
— Была.
— Так вот — у тебя ее никогда не было.
— Пусть так...
— Только так, — поправил Пафнутьев. — И еще... Неделю назад с твоего мотоцикла свинтили колеса. Похитили. Неделю назад. Помнишь?
— Помню. Но я ездил на нем...
— Это были уже другие колеса. Ты сможешь срочно достать колеса? Старые, подержанные, лысые... Какие угодно, сможешь?
— Смогу...
— Вот и хорошо. Кажется, все... У тебя есть где-нибудь родня?
— Тетка на Украине.
— Мой тебе совет — немедленно дуй к тетке. Чтоб через неделю был у нее. Учитывая тяжесть содеянного... После той мясорубки, которую ты устроил, тебе год в себя приходить надо. Тетка примет на год?
— Она будет счастлива.
— Я тоже. Выучишь украинский язык, он уже становится, вроде как, иностранным. Кажется, подъехал мой водитель... Пошли. Отвезу тебя домой.
— Так что... получается, отпускаете?
— А за что мне тебя задерживать? Не вижу причин, — Пафнутьев хотел поторопить Андрея, встряхнуть его, но видя, что тот попросту еле ворочает языком, что каждое слово дается ему с трудом, присел рядом, положил руку на плечо. — Ну? Как? Легче?
— Нет, — и Андрей, уткнувшись в тяжеловатое плечо Пафнутьева, разрыдался. Слезы лились у него из глаз, как у ребенка. Увидев появившегося в дверях водителя, Пафнутьев махнул рукой, подожди, дескать. Водитель сочувственно покачал головой и осторожно попятился из сарая. — Ведь все могло быть иначе, все могло быть иначе, — сквозь рыдания проговорил Андрей. — Как они узнали, куда я ее отвез, как?
— Твой телефон прослушивался, — бесстрастно произнес Пафнутьев.
— Кем?! — Андрей отшатнулся, чтобы лучше видеть лицо следователя.
— "Прокурор дал команду.
— Я убью его, — прошептал Андрей, глядя мокрыми глазами в стену сарая.
— Не надо, — спокойно произнес Пафнутьев. — Ты и так славно поработал. Отдохни малость... Сделай передышку. Я сам с ним разберусь.
— Точно?
— Доверься мне в этом деле.
— Подождите, — сказал Андрей, — посидите здесь, я сейчас, — и, прежде чем Пафнутьев успел сообразить, в чем дело, Андрей выскочил из сарая и метнулся за угол дома. Пафнутьев бросился за ним, но споткнулся, упал, а когда поднялся, Андрей уже вылез из погреба, держа в руках черный чемоданчик. — Вот, — сказал он. — Там полно бумаг, может, пригодятся...
Пафнутьев взял чемоданчик, с опасливостью положил его на стопку дров, потрогал пальцем замочки.
— Я уже открывал, — сказал Андрей. — Нет там никакой взрывчатки.
Открыв крышку, Пафнутьев внимательно просмотрел несколько листочков.
— Боже, — прошептал он потрясение. — Боже... Андрей, где ты все это взял?
— У Заварзина.
— Ты знаешь, что это такое?
— Документы какие-то... Но фамилии там мелькают забавные... Сысцов, Колов, Анцыферов...
— Андрей! — торжественно произнес Пафнутьев, — ты страшный человек. Это же приговор. Голдобов всю жизнь собирал эти документы, надеясь, что когда-нибудь они спасут его, отведут удар... Они бы спасли его, если бы он успел кому-нибудь о них сказать... Но они у него пропали. И это все ускорило... В чемоданчике больше ничего не было?
— Нет, — ответил Андрей, помолчав.
— Да? Ну ладно. Ты со всеми расквитался... Не только с теми недоумками, но и с этой публикой, — Пафнутьев похлопал тяжелой ладонью по крышке чемоданчика.
— Я уже открывал, — сказал Андрей. — Нет там никакой взрывчатки.
Открыв крышку, Пафнутьев внимательно просмотрел несколько листочков.
— Боже, — прошептал он потрясение. — Боже... Андрей, где ты, все это взял?
— У Заварзина.
— Ты знаешь, что это такое?
— Документы какие-то... Но фамилии там мелькают забавные... Сысцов, Колов, Анцыферов...
— Андрей! — торжественно произнес Пафнутьев, — ты страшный человек. Это же приговор. Голдобов всю жизнь собирал эти документы, надеясь, что когда-нибудь они спасут его, отведут удар... Они бы спасли его, если бы он успел кому-нибудь о них сказать... Но они у него пропали. И это все ускорило... В чемоданчике больше ничего не было?
— Нет, — ответил Андрей, помолчав.
— Да? Ну ладно. Ты со всеми расквитался... Не только с теми недоумками, но и с этой публикой, — Пафнутьев похлопал тяжелой ладонью по крышке чемоданчика.
— Там что-то важное?
— Расчеты... Взаимные расчеты.
— Этого достаточно, чтобы их взять?
— Не сразу. Честно предупреждаю — не сразу. Не смогу. Но это уже моя родная стихия — бумаги, подписи, расписки, обязательства, — счастливо улыбнулся Пафнутьев. — Здесь не будет погонь, стрельбы, а может, и трупов не будет... Все, старик, — он обнял Андрея за плечи. — Пошли. — Нам пора. Да и мама, наверно, волнуется.
* * *
В коридоре прокуратуры Пафнутьева ожидал Фырнин. Он загородился от всех газетой, надел на нос очки и углубился в чтение. И только иногда поверх газетного листа бросал настороженные взгляды на каждый хлопок двери. Наконец появился Анцыферов, — его тоже не было с самого утра.
— Хорошее же впечатление останется у вас о нашем городе! — воскликнул прокурор с подъемом.
— Да. — согласился Фырнин. — Жарко... Знаете, на юге Таджикистана есть такой городок Курган-Тюбе... Вот там уж жарко по-настоящему, — он прошел вслед за прокурором в кабинет.
— Надо же! — изумился Анцыферов. — А мне казалось, что такое возможно только у нас!
— Вы, наверно, имеете в виду убийства? — спохватился Фырнин. — Да, многовато. Но когда я был в Нагорном Карабахе в момент вспышки национального достоинства...
Анцыферов про себя выматерился и, очевидно, этот мысленный посыл был столь мощный, что заставил Фырнина резко изменить тему.
— Скажите, Леонард Леонидович... У вас наверняка есть какие-то объяснения... Почему на одной неделе погиб и водитель, и его шеф? Неужели случайность?
— Да, это печально, — Анцыферов удрученно развел руками. — Что делать... Что делать...
— Я слышал, что Голдобов долгое время пользовался личным покровительством Сысцова, это правда? Мне говорили, что они вместе ездили на охоту, на рыбалку... Наверно, это большой удар для Председателя?
— Это для всех нас удар, — Анцыферов непритворно вздохнул, — Как? Голдобов — и ваш друг?! Простите, я не знал... Мне казалось, что... Потеря близкого человека... Простите.
— Голдобов не был моим близким другом, — холодно сказал Анцыферов. — Да, мы встречались, по работе находили общий язык... Но дружить... Нет.
— Да? Интересно... Я понимаю, я прекрасно все понимаю, — и Фырнин принялся что-то быстро записывать в свой блокнот. Причем, делал он это как-то слишком уж долго, Анцыферов маялся, ерзал на стуле и, не придумав ничего лучшего, в раздражении начал набирать номер телефона. Фырнин тут же перестал записывать и замер, с напряженным любопытством ожидая разговора, который сейчас состоится. Анцыферов в полнейшей растерянности положил трубку. — Простите, если у вас больше нет вопросов...
— Есть! — радостно воскликнул Фырнин. — Я слышал, что на месте бывшей дачи Голдобова обнаружены человеческие останки... Кости, черепа... В городе говорят, что в подвалах дачи была маленькая тюрьма... Неужели это правда, Леонард Леонидович?!
— Кто вам сказал такую чушь? Кто вам мог такое сказать?
— А что... это закрытая информация?
— О, Боже! — Анцыферов схватился за голову.
— Леонард Леонидович, я понимаю, огласка всегда нежелательна, но вы должны согласиться, что пресса имеет право...
— Тюрьмы не было! — твердо сказал Анцыферов.
— Но там горы скелетов!
— Не знаю. Не видел.
— Скажите, а труп прекрасной девушки... Мне говорили, что ее застрелил генерал Колов? Он признался?
— Как Колов? Почему Колов? — Анцыферов от неожиданности откинулся на спинку стула.
— Случайно, по своим каналам я узнал, что пуля выпущена из его пистолета... Таково заключение экспертизы. И у меня есть ее копия.
— Как она к вам попала?
— Значит, все правильно? Значит, вы подтверждаете? — и Фырнин опять принялся писать в блокнот.
— Что вы там пишете?
— Что вы согласны с заключением экспертизы.
— Я этого не говорил! — заорал Анцыферов.
— Как? Уже отказываетесь?! Но вы же сказали, что пистолет Колова фигурирует в деле... Ведь в деле есть пистолет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— А к ним как попал?
— Один из них предложил в мастерской поработать... Подгайцев. Зарплата приличная... Я согласился. Потом то, се... Мелкие поручения, должок... И так далее.
— Тяжелый случай... Пахомов, Заварзин... Теперь еще трое... Что-то ты разошелся... Многовато все-таки, а?
— С этими вы бы иначе поступили?
Ответить Пафнутьев не успел. Со стороны дома вдруг четко прозвучал выстрел. Андрей диковато взглянул на Пафнутьева, вскочил. Он бежал и уже на бегу лицо его кривилось от рыданий. Он понял, он все понял мгновенно, еще когда в ушах стоял звук выстрела. Вбежав в сарай, Андрей увидел, что Света еще жива. И только теперь, вот только теперь в глазах ее он увидел ясный свет понимания. Пистолет лежал рядом, а левой рукой она закрывала рану на груди.
— Вот и все, Андрюша, — прошептала она. — Вот и все... Так лучше, мне так лучше... И тебе...
Не обращая внимания на выросшего в дверях Пафнутьева, Андрей рыдал, не выпуская Свету из рук. А почувствовав, что жизнь уходит из нее, он потерял самообладание — бился головой о стены сарая, выл, как смертельно раненый зверь, и в какой-то момент рванулся к тому месту, где лежал пистолет, выроненный Светой, но Пафнутьев предусмотрительно сунул его в карман.
— Отдай! — кричал Андрей. — Отдай, ради Бога! Прошу, прошу тебя! Отдай! — и бросился на Пафнутьева. — Я не хочу больше жить! Я не хочу...
Вместе с вбежавшим шофером, они скрутили Андрея и уложили на сено. Обессилевший, он широко открытыми глазами смотрел в потолок сарая.
— Отдай пистолет... Это мой... Я тебя не трону... Я никого больше не трону... Отдай, прошу...
— Иди, Володя, — сказал Пафнутьев водителю. — Мы еще с парнишкой поговорим немного, он уже в порядке, он крепкий парень.
Не поднимаясь, Андрей подполз к Свете и лег рядом, уткнувшись лицом в ее рыжие волосы.
— И все, — бормотал он. — И ничего больше не хочу... Ничего не хочу... И уйдите от меня... Я один...
Пафнутьев молча сидел в углу на копне сена. Когда Андрей, вскочив, бросился было из сарая, он взял его за слабые руки и снова уложил на сено. Прошло какое-то время и Андрей забылся, потом у него начался бред, он, видимо, снова стрелял, поджигал дом, несся на мотоцикле между громадами грузовиков... Пафнутьев поднял с пола куртку Андрея и всмотрелся в левый рукав, удовлетворенно кивнул. Обойдя дом, он нашел мотоцикл и прясел у заднего колеса. Убедившись в чем-то, оставил куртку на мотоцикле и вернулся в сарай. Андрей лежал без сознания. Отпущенные ему природой силы кончились. Вместе с водителем Пафнутьев отнес его в дом, уложил в кровать. Послал водителя пройтись по деревне и найти понятых. Пришла тетя Нюра, еще какая-то старушка. Пафнутьев показал им Свету, пистолет, составил протокол, сделал все, что положено в таких случаях. Погрузив Свету на заднее сиденье газика, отправил водителя в город.
Убедившись, что остался один с Андреем, Пафнутьев начал неторопливые поиски. Он переворошил сено, забираясь во все углы, и, добравшись, наконец, до самого верха, в щели между бревнами нащупал холодный ствол винтовки. Спрыгнув вниз, внимательно осмотрел ее. Винтовка действительно оказалась не заряжена. Пафнутьев внес ее в дом и поставил в угол.
Еще раз проверил — Андрей спал. Тогда Пафнутьев с неторопливой основательностью осмотрел карманы куртки Андрея и, не найдя там ничего, вынес в сад. Наклонив мотоцикл, плеснул на нее бензин и, отбросив в сторону, поджег. Он не отошел, пока не убедился, что куртка превратилась в пепел. Разбросав его подвернувшейся палкой, вернулся в дом.
Андрей стонал во сне, вздрагивал всем телом, всхлипывал.
И Пафнутьев все с той же скорбной неторопливостью, словно выполняя последний долг, занялся мотоциклом. Найдя в ящике ключи, завернутые в промасленную тряпку, свинтил оба колеса, а корпус мотоцикла затащил в сарай, забросал досками, присыпал сеном. После этого, прихватив колеса и канистру, сволок их в овраг, облил бензином и бросил сверху зажженную спичку. Колеса вспыхнули, задымили. Убедившись, что уже ничто не помешает им сгореть до железного каркаса, Пафнутьев вернулся в дом.
Андрей сидел на кровати, свесив ноги.
— Где Света? — спросил он.
— Увезли.
— Она умерла?
— Да.
— Вы за мной?
— Да. Отвезу тебя к маме. Мама волнуется, это ей вредно.
— А меня не заберете? Почему?
— Нет оснований. Не можем же мы хватать каждого встречного.
— Объясните...
— Повторяю — нет оснований задерживать тебя по каким бы то ни было подозрениям. Запомни — в Пахомова ты не стрелял. И вообще ни в кого не стрелял. Даже в меня. Понимаешь о чем я говорю?
— Кажется, понимаю.
— Слушай и запоминай. Вдруг придется на чей-нибудь глупый вопрос отвечать... Ты сейчас не в форме, встретимся через несколько дней и спокойно обо всем поговорим.
— Ну что ж, — Андрей почти не слушал Пафнутьева.
— У тебя была черная куртка?
— Была.
— Так вот — у тебя ее никогда не было.
— Пусть так...
— Только так, — поправил Пафнутьев. — И еще... Неделю назад с твоего мотоцикла свинтили колеса. Похитили. Неделю назад. Помнишь?
— Помню. Но я ездил на нем...
— Это были уже другие колеса. Ты сможешь срочно достать колеса? Старые, подержанные, лысые... Какие угодно, сможешь?
— Смогу...
— Вот и хорошо. Кажется, все... У тебя есть где-нибудь родня?
— Тетка на Украине.
— Мой тебе совет — немедленно дуй к тетке. Чтоб через неделю был у нее. Учитывая тяжесть содеянного... После той мясорубки, которую ты устроил, тебе год в себя приходить надо. Тетка примет на год?
— Она будет счастлива.
— Я тоже. Выучишь украинский язык, он уже становится, вроде как, иностранным. Кажется, подъехал мой водитель... Пошли. Отвезу тебя домой.
— Так что... получается, отпускаете?
— А за что мне тебя задерживать? Не вижу причин, — Пафнутьев хотел поторопить Андрея, встряхнуть его, но видя, что тот попросту еле ворочает языком, что каждое слово дается ему с трудом, присел рядом, положил руку на плечо. — Ну? Как? Легче?
— Нет, — и Андрей, уткнувшись в тяжеловатое плечо Пафнутьева, разрыдался. Слезы лились у него из глаз, как у ребенка. Увидев появившегося в дверях водителя, Пафнутьев махнул рукой, подожди, дескать. Водитель сочувственно покачал головой и осторожно попятился из сарая. — Ведь все могло быть иначе, все могло быть иначе, — сквозь рыдания проговорил Андрей. — Как они узнали, куда я ее отвез, как?
— Твой телефон прослушивался, — бесстрастно произнес Пафнутьев.
— Кем?! — Андрей отшатнулся, чтобы лучше видеть лицо следователя.
— "Прокурор дал команду.
— Я убью его, — прошептал Андрей, глядя мокрыми глазами в стену сарая.
— Не надо, — спокойно произнес Пафнутьев. — Ты и так славно поработал. Отдохни малость... Сделай передышку. Я сам с ним разберусь.
— Точно?
— Доверься мне в этом деле.
— Подождите, — сказал Андрей, — посидите здесь, я сейчас, — и, прежде чем Пафнутьев успел сообразить, в чем дело, Андрей выскочил из сарая и метнулся за угол дома. Пафнутьев бросился за ним, но споткнулся, упал, а когда поднялся, Андрей уже вылез из погреба, держа в руках черный чемоданчик. — Вот, — сказал он. — Там полно бумаг, может, пригодятся...
Пафнутьев взял чемоданчик, с опасливостью положил его на стопку дров, потрогал пальцем замочки.
— Я уже открывал, — сказал Андрей. — Нет там никакой взрывчатки.
Открыв крышку, Пафнутьев внимательно просмотрел несколько листочков.
— Боже, — прошептал он потрясение. — Боже... Андрей, где ты все это взял?
— У Заварзина.
— Ты знаешь, что это такое?
— Документы какие-то... Но фамилии там мелькают забавные... Сысцов, Колов, Анцыферов...
— Андрей! — торжественно произнес Пафнутьев, — ты страшный человек. Это же приговор. Голдобов всю жизнь собирал эти документы, надеясь, что когда-нибудь они спасут его, отведут удар... Они бы спасли его, если бы он успел кому-нибудь о них сказать... Но они у него пропали. И это все ускорило... В чемоданчике больше ничего не было?
— Нет, — ответил Андрей, помолчав.
— Да? Ну ладно. Ты со всеми расквитался... Не только с теми недоумками, но и с этой публикой, — Пафнутьев похлопал тяжелой ладонью по крышке чемоданчика.
— Я уже открывал, — сказал Андрей. — Нет там никакой взрывчатки.
Открыв крышку, Пафнутьев внимательно просмотрел несколько листочков.
— Боже, — прошептал он потрясение. — Боже... Андрей, где ты, все это взял?
— У Заварзина.
— Ты знаешь, что это такое?
— Документы какие-то... Но фамилии там мелькают забавные... Сысцов, Колов, Анцыферов...
— Андрей! — торжественно произнес Пафнутьев, — ты страшный человек. Это же приговор. Голдобов всю жизнь собирал эти документы, надеясь, что когда-нибудь они спасут его, отведут удар... Они бы спасли его, если бы он успел кому-нибудь о них сказать... Но они у него пропали. И это все ускорило... В чемоданчике больше ничего не было?
— Нет, — ответил Андрей, помолчав.
— Да? Ну ладно. Ты со всеми расквитался... Не только с теми недоумками, но и с этой публикой, — Пафнутьев похлопал тяжелой ладонью по крышке чемоданчика.
— Там что-то важное?
— Расчеты... Взаимные расчеты.
— Этого достаточно, чтобы их взять?
— Не сразу. Честно предупреждаю — не сразу. Не смогу. Но это уже моя родная стихия — бумаги, подписи, расписки, обязательства, — счастливо улыбнулся Пафнутьев. — Здесь не будет погонь, стрельбы, а может, и трупов не будет... Все, старик, — он обнял Андрея за плечи. — Пошли. — Нам пора. Да и мама, наверно, волнуется.
* * *
В коридоре прокуратуры Пафнутьева ожидал Фырнин. Он загородился от всех газетой, надел на нос очки и углубился в чтение. И только иногда поверх газетного листа бросал настороженные взгляды на каждый хлопок двери. Наконец появился Анцыферов, — его тоже не было с самого утра.
— Хорошее же впечатление останется у вас о нашем городе! — воскликнул прокурор с подъемом.
— Да. — согласился Фырнин. — Жарко... Знаете, на юге Таджикистана есть такой городок Курган-Тюбе... Вот там уж жарко по-настоящему, — он прошел вслед за прокурором в кабинет.
— Надо же! — изумился Анцыферов. — А мне казалось, что такое возможно только у нас!
— Вы, наверно, имеете в виду убийства? — спохватился Фырнин. — Да, многовато. Но когда я был в Нагорном Карабахе в момент вспышки национального достоинства...
Анцыферов про себя выматерился и, очевидно, этот мысленный посыл был столь мощный, что заставил Фырнина резко изменить тему.
— Скажите, Леонард Леонидович... У вас наверняка есть какие-то объяснения... Почему на одной неделе погиб и водитель, и его шеф? Неужели случайность?
— Да, это печально, — Анцыферов удрученно развел руками. — Что делать... Что делать...
— Я слышал, что Голдобов долгое время пользовался личным покровительством Сысцова, это правда? Мне говорили, что они вместе ездили на охоту, на рыбалку... Наверно, это большой удар для Председателя?
— Это для всех нас удар, — Анцыферов непритворно вздохнул, — Как? Голдобов — и ваш друг?! Простите, я не знал... Мне казалось, что... Потеря близкого человека... Простите.
— Голдобов не был моим близким другом, — холодно сказал Анцыферов. — Да, мы встречались, по работе находили общий язык... Но дружить... Нет.
— Да? Интересно... Я понимаю, я прекрасно все понимаю, — и Фырнин принялся что-то быстро записывать в свой блокнот. Причем, делал он это как-то слишком уж долго, Анцыферов маялся, ерзал на стуле и, не придумав ничего лучшего, в раздражении начал набирать номер телефона. Фырнин тут же перестал записывать и замер, с напряженным любопытством ожидая разговора, который сейчас состоится. Анцыферов в полнейшей растерянности положил трубку. — Простите, если у вас больше нет вопросов...
— Есть! — радостно воскликнул Фырнин. — Я слышал, что на месте бывшей дачи Голдобова обнаружены человеческие останки... Кости, черепа... В городе говорят, что в подвалах дачи была маленькая тюрьма... Неужели это правда, Леонард Леонидович?!
— Кто вам сказал такую чушь? Кто вам мог такое сказать?
— А что... это закрытая информация?
— О, Боже! — Анцыферов схватился за голову.
— Леонард Леонидович, я понимаю, огласка всегда нежелательна, но вы должны согласиться, что пресса имеет право...
— Тюрьмы не было! — твердо сказал Анцыферов.
— Но там горы скелетов!
— Не знаю. Не видел.
— Скажите, а труп прекрасной девушки... Мне говорили, что ее застрелил генерал Колов? Он признался?
— Как Колов? Почему Колов? — Анцыферов от неожиданности откинулся на спинку стула.
— Случайно, по своим каналам я узнал, что пуля выпущена из его пистолета... Таково заключение экспертизы. И у меня есть ее копия.
— Как она к вам попала?
— Значит, все правильно? Значит, вы подтверждаете? — и Фырнин опять принялся писать в блокнот.
— Что вы там пишете?
— Что вы согласны с заключением экспертизы.
— Я этого не говорил! — заорал Анцыферов.
— Как? Уже отказываетесь?! Но вы же сказали, что пистолет Колова фигурирует в деле... Ведь в деле есть пистолет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62