Калин посмотрел на Джона:
— Еще более невозможно поражение. А это единственная альтернатива. Так что готовьте этот ваш экспресс. Поеду передавать сообщение.
— Ты хочешь сказать, что тащил всю свою орду через эту щель?
Музта кивнул и посмотрел на рельсы, которые теперь были проложены вдоль расширенной лесной дороги.
— Первый умен проходил по пятьдесят миль в день, — сказал он. — Но потом дело застопорилось, дорога превратилась в непролазную грязь. Почти семь дней мои умены добирались до брода.
Грязь.
Джубади посмотрел вниз. Его лошадь стояла в грязи почти по колено. После того как здесь прошел первый умен, земля превратилась в жидкое месиво.
— А что будет с теми, кто идет позади нас? Музта улыбнулся и покачал головой:
— Нас было почти в три раза меньше, но все равно мы потратили почти целую луну на то, чтобы пробраться по лесу, пересечь реку и снова выйти в степь под Суздалем. Это все равно что идти по горному перевалу после дождя.
— Я и не думал, что будет так трудно, — пробормотал Джубади.
— Мы не ожидали, что пойдут дожди, — буркнул Вука, глядя на ветки, которые только что бросили в грязь, чтобы пройти по ним. — Если бы было сухо, мы двигались бы намного быстрее.
Музта повернул лошадь и подъехал к железнодорожной насыпи.
«А они ускользнули», — подумал Джубади. Он надеялся покончить с ненавистным скотом на этой стороне реки, а потом пересечь ее безо всяких препятствий. Их спасли проклятые машины, которые двигаются по рельсам. Восемь тысяч голов скота — вполне достаточно, чтобы прокормить армию в течение четырех дней, а они ускользнули.
Верхушки деревьев покачивались от ветра, стряхивая с листьев мелкие капли. Никакие воздушные корабли в такую погоду летать не могут. Еще одна проблема. Они могли бы разбомбить пути и помешать скоту сбежать.
Невозможно что-нибудь планировать с этой погодой. Густой туман, неожиданный дождь, гроза — от них зависит поражение или победа.
Он не мог даже связаться с южным флангом, пока ехал тридцать миль по лесу, потом выходил к морю и поворачивал на север. Правда, со скотом это не так страшно — тот либо шел пешком, либо ехал по рельсам. Вот если бы это были бантаги или старые друзья тугары — он покосился на Музту, — то разделять армию таким образом значило бы накликать катастрофу.
Так тугары разбили мерков при Орки, заставив разделиться на три колонны.
Впереди клубился дым. Горело несколько деревянных домов, на боку валялся вагон со сломанным колесом. Несколько воинов уже копались в свежих могилах, вытаскивая оттуда тела.
Он поморщился. Отвратительно, но, с другой стороны, все-таки еда.
Музта натянул поводья, и Джубади тоже остановился, махнув остальным, чтобы продолжали путь. Вся кавалькада продефилировала мимо них: впереди золотые штандарты орды, за знаменосцами барабанщики, сигнальщики, шаманы, слуги, курьеры. Все они вязли в непролазной грязи и ругались.
Показались захваченные знамена скота. На них золотыми нитками были вышиты названия: «7-й Новродский», «44-й Суздальский», «15-й Кевский»; и перечислены сражения — осада Суздаля, освобождение Рима, битва Святого Станислава. Еще на одном — синем с полосами — флаге виднелись какие-то совсем неразборчивые буквы. Но в любом случае не стоило унижаться до того, чтобы разбирать надписи скота.
Музта оглянулся на Джубади, потом снова посмотрел на вытащенные из земли свежие трупы.
— В прошлую войну моим воинам пришлось идти по земле, оставленной скотом, и питаться трупами и сдохшими лошадьми, — сообщил Музта задумчиво.
— К чему сейчас вспоминать об этом? Мы войдем в их город еще до следующего полнолуния.
— Я вижу эту землю, и старые воспоминания возвращаются. Когда-то я ехал здесь со своими сыновьями, за мной шумела моя орда. Я помню их смех, радость, когда звук нарг означал не битву, а всего лишь охоту — никакого риска, возможность поразмяться и мясо к столу.
— Ты же видел, как сегодня утром мы расправились с ними, — сказал Джубади.
— Это было легко. Они совершили ошибку.
— Это всего лишь скот! — выкрикнул Вука, подъезжая поближе. — Я впервые вижу, чтобы они так попались, — заметил Музта.
— Потому что на этот раз они столкнулись с мерками, — заявил Вука.
Музта оглянулся на зан-карта. Джубади укоризненно посмотрел на сына, но ничего не сказал.
— Конечно, — произнес Музта с улыбкой. Хлынул дождь, тяжелые капли смыли грязь с застывших лиц скота, выкопанного из могил.
Джубади посмотрел на трупы.
— Только через восемь или десять дней придет карфагенский скот, и можно будет думать о переправе, — сказал Джубади, ни к кому в частности не обращаясь.
— Пусть работают пленники, которых мы захватили сегодня утром, — рассмеялся Вука.
— Они бесполезны, — ответил Хулагар. — Их меньше сотни, и все они ранены. Они не могли сражаться, и только поэтому мы их захватили.
— Зачем тогда оставлять их в живых? — возмутился Вука.
— Они еще могут пригодиться, — сказал Джубади, чтобы закрыть тему.
Он посмотрел на дорогу. В тумане исчезал последний полк умена Навхаг.
— Передайте в Навхаг, чтобы к рассвету они добрались до реки и постарались переправиться. Может, скот деморализован и мы легко их захватим.
— Сомневаюсь, — обронил Музта.
— На сей раз они будут иметь дело с мерками, — прошипел Вука достаточно громко, чтобы Музта услышал его слова.
Кар-карт тугар повернулся к наследнику мерков.
— Разумеется, — сказал он.
— Дедушка!
Эндрю Готорн выскользнул из объятий матери и через комнату бросился к Калину, едва не сбив его с ног.
Улыбнувшись, Калин поцеловал внука в макушку и тотчас попал в объятия Тани и близнецов.
— Как у тебя дела, доченька? — спросил он, освободившись от цепких двойняшек и крестясь на икону.
Таня улыбнулась и погладила выпуклый живот.
— Еще один просится наружу, — сказала она.
— Этот мальчишка времени зря не теряет, — усмехнулся Калин, а она покраснела и рассмеялась.
— В доме Бог знает что творится! Ну и беспорядок! Таня кинулась к матери, которая в окружении троих бросившихся к ней внуков была похожа на наседку.
— Трое детей, — извиняясь, объяснила Таня. — Разве можно за всем уследить?
— И четвертый на подходе, — с гордостью объявил Калин.
Людмила расцеловала дочь.
— Найми служанку.
— У меня не будет слуг, — твердо сказала Таня. — И у Винсента тоже.
— Слышу речи истинной республиканки, — одобрил ее Калин и сел у окна, наблюдая за семьей, которая наконец-то была в сборе.
— К черту политику! — возмутилась Людмила. — Она дочь президента, жена генерала и посла.
— Вот поэтому у меня и не будет слуг, — заявила Таня. По ее тону было ясно, что эта тема закрыта.
— Воистину она твоя дочь, такая же упрямая, — усмехнулся Калин.
Он откинулся на спинку стула, блаженно вздохнул и положил свой знаменитый цилиндр на стол.
— Дочка, дай чего-нибудь попить.
— Я принесу, — сказала Людмила. — Пойдемте-ка, ангелочки. — И она увела детей в кухню.
— Что привело вас сюда? — спросила Таня. Калин обхватил ее за талию и посадил к себе на колени.
— Я уже большая девочка, папа, — прошептала она смущенно. — Для меня ты всегда останешься моей любимой малышкой, — ответил он, целуя ее в щеку и гладя по голове.
— Вид у тебя измученный. Ты устал? Он молча кивнул.
— Что-то случилось, иначе бы ты не приехал.
— Да, — коротко ответил он.
— Что же?
— Мы потерпели поражение. И потеряли почти целый корпус. — Он замолк, а потом добавил: — И Ганса.
— О Господи!
— Василий Александрович, Борис Иванович, Сергей Сергеевич, Юрий Андреевич, Михаил Эрнестович — все они погибли.
— И Юрий?
Калин кивнул. Таня пыталась сдержать слезы, она могла бы выйти замуж за Юрия, если бы не встретила Винсента.
— Григорий был ранен в голову и умер от раны, Семен потерял руку.
— А Эндрю Кин, Пэт?
— Эндрю выбит из колеи. Видишь ли, моя дорогая, мы, наверное, потеряем наш Суздаль еще до следующего полнолуния. Конечно, мы будем драться до конца, но если волк принялся копать, мышь не уцелеет.
— Поэтому ты здесь, папа?
— Я потом тебе все расскажу. У меня мало времени. Никто не знает, что я здесь. Мне надо встретиться с Марком, у меня для него новости, и он должен услышать их лично, а не по телеграфу.
— Все знают, что что-то случилось. Со вчерашнего дня не поступало никаких сообщений.
Это я приказал, — признался Калин. — Чтобы не началась паника.
— Она почти началась.
— Но ты, моя ягодка, в безопасности. И дети тоже. Она хотела было возразить, думая о Кэтлин, о своих друзьях, но сейчас все было иначе. У нее трое детей и скоро родится четвертый — прежде всего она должна думать об их защите.
Он улыбнулся, полез в нагрудный карман и извлек оттуда маленький сверток. Таня развернула его — там оказался медовый пряник.
— Папа, мне же не восемь лет!
— Тогда просто представь себе, что ты еще маленькая, — предложил он.
Она положила голову ему на плечо.
— Как Винсент?
— По-прежнему, — ответила она. Калин понимающе кивнул.
— Он отдаляется от меня, — вздохнула она.
— Он теперь не так наивен, как прежде.
— Папа, ты знаешь, о чем я говорю. Раньше в нем была доброта, он был готов удивляться и восхищаться каждому творению Перма и Кесуса. Он не умел ненавидеть.
— А теперь умеет, — сказал Калин.
— Да.
— До того как закончится эта война, мы все научимся ненавидеть, — сказал Калин. — Может быть, нам нужна именно ненависть для того, чтобы победить. Кесус велел любить наших врагов. Отец Касмар уверяет, что даже мерки и тугары — его творения.
— И ты этому веришь?
— Трудно верить в такое, если знаешь, что твоих внуков живьем отправят в ямы.
— Не говори этого! — прошептала Таня и перекрестилась. — Самое ужасное, что ненависть сжигает душу Винсента. Дмитрий говорит, что после войны с мерками он стал холодным и безжалостным, с ним почти невозможно говорить.
— А каков он с тобой? Она вымучено улыбнулась:
— Он пытается жить как прежде. Я думаю, внутри он все тот же молодой человек, в которого я влюбилась, и он боится себя — такого, каким он может стать. Но между нами растет стена. Раньше он приходил домой, играл с маленьким Эндрю, качал его и гулял с ним, а теперь, когда — и если — он приходит, то забивается в угол и сидит там один. Он не хочет, чтобы его трогали. И сны, папа. Ему все время снятся ужасные сны. Почти каждую ночь он просыпается в холодном поту, с криком. Я пытаюсь помочь ему, но он не хочет пускать меня в свой мир.
— На него столько всего обрушилось, — мягко объяснил Калин. — И обрушится еще больше, прежде чем закончится война.
Он на секунду задумался.
— Мне нужны люди вроде него. Я бы отлично использовал еще сотню таких.
— Не забывай, что ты говоришь о своем сыне, — напомнила Таня.
Калин потрепал ее по колену.
— «Когда закончится жестокая война» — думаю, это подходящее название для песни.
— А как насчет «Тишины на Потомаке»? — раздался голос.
Они оглянулись и увидели Винсента, входящего в комнату. С его плаща стекали дождевые капли и образовывали лужицу на полу.
— В старом мире это очень известная песня.
— Не стоит над этим смеяться, — сказала Таня, встав с колен отца, чтобы взять у мужа плащ и кепи.
— Вчера утром мы потеряли линию Потомака, — тихо сказал Калин.
Винсент вздрогнул, потом овладел собой.
— Все настолько плохо? Калин кивнул и подошел к окну.
— Поэтому ты здесь?
— Не только.
— Расскажешь остальное? — Винсент вышел на кухню и через минуту вернулся с глиняным кувшином. Усевшись за стол, он налил вина в кружку и предложил Калину, тот отказался.
— Не рановато ли, сынок? Еще утро.
— Я только что услышал о том, что вчера мы проиграли войну, а ты читаешь мне лекцию о вреде пьянства. — Винсент усмехнулся и отпил глоток.
— Через сколько времени будут готовы твои два корпуса?
Винсент покачал головой.
— По крайней мере через месяц, и то едва ли. Думаю, нельзя выпускать на поле боя солдат, в которых не уверен. У нас слишком старое оружие, в основном гладкоствольные ружья, и совсем нет пушек. Если на них бросятся мерки, они разбегутся, и их всех перестреляют по одному. Мне нужно время.
Послышался стук, и Таня пошла открывать дверь.
— Ваше превосходительство. Вошел Марк.
— Строго говоря, я должен был бы ждать вас в зале для приемов, — заметил консул довольно холодно.
Калин встал и протянул ему руку. Марк слегка улыбнулся.
— Но в конце концов, русский живет со мной под одной крышей, так что будем считать, что первый визит вы нанесли именно мне.
— Мне сказали, что вы проводите смотр войск и скоро вернетесь, — произнес Калин извиняющимся тоном. — Я хотел повидаться с дочерью и внуками, раз уж выдалась свободная минутка.
Консул улыбнулся Тане и Людмиле, дети кинулись встретить «дядю Марка», и он обнял их по очереди.
— Полагаю, если вы приехали лично, новости действительно плохие, — сказал Марк, ставя детей, повисших на нем, на пол.
Калин кивнул Тане, и она, забрав малышей, вышла из комнаты.
— Вчера мы потеряли десять тысяч человек, линию Потомака и Ганса Шудера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47