— За подарок следует отблагодарить. — Джубади указал на лошадь.
Воин отступил на шаг.
— Нет, мой кар-карт, я не могу…
— Возьми ее и поезжай, — сказал Джубади с улыбкой. Воин улыбнулся в ответ и взлетел в седло.
— А теперь возвращайся, чтобы сражаться со скотом. С радостным криком воин повернул лошадь и галопом поскакал в лес.
— Мой кар-карт в хорошем расположении духа.
— Нужно вознаграждать верность и храбрость, — пояснил Джубади и знаком приказал Хулагару следовать за ним.
Они подошли к реке. Над головой кар-карта просвистела пуля, срезав по пути несколько веток.
Хулагар заслонил Джубади и заставил его отступить под защиту дерева.
— А тебя я ни разу не награждал, — задумчиво промолвил Джубади.
— Я — твой щитоносец, мне ни к чему безделушки и лошади.
— Хорошо сказано, — мягко сказал Джубади. — Верность у щитоносца в крови, она дана всем, кого ведет дух «ту».
— Что-то тревожит тебя, — заметил Хулагар.
— Тамука.
Хулагар промолчал, зная, что за этим последует.
— В битве он оставил моего сына, чтобы сразиться со скотом, и я вижу, как между ними проскальзывают искры ненависти. Не такими должны быть отношения между картом и щитоносцем.
— Да, мой карт, — отозвался Хулагар.
— Но почему такое произошло?
— А что думаешь ты, мой господин? Джубади рассмеялся:
— Ты спрашиваешь меня, потому что уверен, что я знаю ответ.
Хулагар кивнул.
— Он презирает Вуку, считая, что это он убил своего брата.
— Это твои слова, а не мои, — осторожно сказал Хулагар.
— Это произошло где-то здесь на реке, — тихо произнес Джубади и, невзирая на протесты Хулагара, вышел из-под защиты дерева, чтобы взглянуть на Нейпер. — Ты веришь, что Вука совершил убийство?
— Кто я, чтобы судить? — Хулагар знал, что осторожность никогда не помешает.
— Хулагар, да или нет?
— Да, мой кар-карт.
Джубади пристально посмотрел на носителя щита, но тот не отвел взгляд.
— Я так и думал, — вздохнул Джубади. — Если я проиграю эту войну, сможет ли он привести орду к победе?
— Дух «ка» в нем силен, — ответил Хулагар.
— Даже слишком. Хулагар кивнул.
— Он ринулся в атаку, хотя я запретил ему делать это, а в последний момент сбежал — по крайней мере я так слышал.
— Я тоже это слышал, мой господин. Снова пролетела пуля, и снова Джубади не обратил на нее внимания.
Он повернулся и ударил кулаком по стволу дерева.
— Ну почему в живых не остался Манту? — с горечью прошептал он.
— Буглаа назвала его имя, — сказал Хулагар. — С судьбой не поспоришь.
— Теперь мой единственный кровный наследник — Вука, — сказал Джубади, глядя в глаза Хулагару. — Когда я умру, он станет кар-картом.
— Не говори о смерти, Джубади, — предупредил Хулагар. — Предки могут решить, что это твое желание.
— Тамука должен поклясться, что защитит его и научит всему.
— Да.
— Никто не должен смещать Вуку. Хулагар промолчал.
— Никто! — зарычал Джубади, схватив Хулагара.
— Я служу тебе, мой карт, больше оборота, но я не щитоносец зан-карта.
— А если Тамука решит иначе?
— Мой господин, только отец может отдать приказ о смерти сына, только совет клана щитоносцев может решить судьбу кар-карта. Не Тамука будет думать о том, жить кар-карту или умереть.
— Я знаю, — прошептал Джубади.
Хулагар посмотрел на своего господина и, осторожно взяв его за руку, отвел к дереву. Пуля вонзилась в ствол над головой Хулагара.
— Для хранителя щита попасть под шальную пулю — это одно, — сказал Хулагар, пытаясь улыбнуться. — А вот если ранят кар-карта — это другое дело.
Джубади шагнул под защиту дерева, и Хулагар вздохнул с облегчением.
— Я знаю, что Тамука не согласен с тем, как я веду войну, — сказал Джубади, прислонясь к стволу. Он взял протянутую щитоносцем флягу.
— Он говорит то, что ему велит дух «ту».
— Я все равно этого не понимаю. Мы сражаемся со скотом, чтобы сохранить привычный образ жизни, тот, который нам завещали предки, а он хочет разрушить все. Наверняка Русь придется уничтожить, из римлян, возможно, надо оставить только любимцев — все остальные стали слишком независимы, но убить весь скот поголовно? Какая же ненависть живет в его сердце? Я не могу этого понять, тем более в хранителе щита. При этом им руководит холодный расчет, свойственный рациональному уму вашего клана. Но если мы уничтожим весь скот, то в конце концов мы умрем от голода.
— Я не знаю, что ответить, — сказал Хулагар.
— Но мы должны решить, — настаивал Джубади. Он посмотрел на меч в руке, чье лезвие сверкало и переливалось, потом перевел взгляд на реку.
В лесу стало светлеть, и, взглянув вверх, Джубади увидел, что тучи на мгновение разошлись и в просвете мелькнул голубой клочок неба.
Он улыбнулся:
— Дождь кончился.
Хулагар посмотрел на небо. Даже запахи в лесу были другими. В отличие от бесконечной степи, где пахло травой, здесь витал запах листвы, влажной земли и чего-то еще. Он никак не мог понять, нравится ему этот запах или нет.
— К утру земля начнет подсыхать, и мы сможем двинуться в путь.
— Я хочу, чтобы мы переправились через реку за семь дней, — объявил Джубади. — Я не верю, что эти янки не попробуют отомстить за поражение.
— Все здесь? — спросил Эндрю, обводя взглядом собор.
Калин кивнул и знаком приказал страже закрыть двери. Снаружи на площади волновалась толпа. Только что напечатали списки погибших, и даже через плотно закрытые дубовые двери доносились крики родственников. Почти три суздальских полка — пятнадцать тысяч человек — канули в небытие. Такие же списки разослали по всей Руси, и в воздухе была паника.
— Сегодня тяжелый день, — сказал Касмар. Он благословил собравшихся офицеров и сенаторов. Все встали на колени, кроме уроженцев Новой Англии, которые не были католиками, и Марка.
Эндрю вышел вперед.
Если вдуматься, церковь не самое подходящее место для того, чтобы говорить о войне, но больше собрать совет было негде: всего час назад здание сената было разрушено прямым попаданием бомбы, сброшенной с воздушного корабля. Устрой они бомбежку на час позже — и все высшее командование было бы уничтожено одним ударом. Сквозь витражи с изображениями святых и Кесуса пробивался солнечный свет, в церкви пахло свечами и ладаном. Этот запах царил здесь уже несколько веков — с тех самых пор, как восемьсот лет назад русские попали сюда через туннель света.
— Вы все знаете, что мы в трудном положении, — начал Эндрю.
Все молчали.
— Я полагал, что если мы будем сражаться на Нейпере, то проиграем, потому что эта позиция укреплена гораздо хуже, чем Потомак. Думаю, что в конце концов они войдут в город. В отличие от тугар, у мерков есть артиллерия. Даже если мы выдержим артобстрел, сейчас всего лишь середина весны. Урожай будет через несколько месяцев, а когда он созреет, то попадет в их руки. Мы можем продержаться несколько недель или даже месяцев, но потом… — Голос у него сорвался.
— А как же Новрод, Кев, Вазима и другие города Руси? — выкрикнул один из сенаторов. — Вы говорите, что будете защищать Суздаль, — а мы будем брошены на произвол судьбы?
Эндрю поднял ладонь успокаивая страсти.
— Вовсе нет. Начнем с того, что всю Русь невозможно спрятать в одном-единственном городе. Во-вторых, я не собираюсь снимать полки с обороны Кева и направлять в Суздаль. Мы построили вокруг городов укрепления на случай прорыва отдельных отрядов врага. Но если мы начнем защищать все города одновременно, мерки захватят их один за другим.
Все с откровенным любопытством уставились на Эндрю.
— Так что же вы тогда предлагаете?
— Я предлагаю еще до прихода мерков эвакуировать всю Русь на восток. Гражданское население отправить в Рим. Марк Люциний Грака прибыл к нам, чтобы сообщить о своем согласии и предложить нашим людям убежище и еду. Военные или работающие на армию направятся к восточной границе, в район Белых холмов. Все необходимое надо захватить с собой, то, что невозможно увезти, — уничтожить. Заводы придется сжечь. Инструменты, двигатели, даже доски мы возьмем с собой и построим новые заводы. Все запасы еды — зерно, животных, птиц — надо забрать, иначе их придется уничтожить. Колодцы отравим, наставим ловушек на земле. Нельзя оставлять врагу ничего. Корабли перевезут беженцев, и пока армия будет сражаться на Нейпере, у нас будет время отступить, обосноваться на новом месте и быть готовыми снова сражаться. Нам нужно две недели, чтобы дать людям возможность спокойно уехать. Когда мы уйдем, здесь должна остаться выжженная земля, и пусть эти мерзавцы умрут от голода!
В соборе началось смятение. Эндрю стоял и ждал, глядя на Джона Майну, Чака Фергюсона и Боба Флетчера. Джон так же молча смотрел прямо перед собой.
Наконец Эндрю поднял руку, и воцарилась тишина.
— Это единственный выход. Мы не сможем удержать Нейпер. Я понял, что моя надежда на то, что мы остановим их на Потомаке, была столь же призрачной.
Эндрю замолчал, ожидая взрыва эмоций, упреков и проклятий в свой адрес. Он уже решил, что, если они последуют, он предложит им свою отставку. Но все молчали. Он посмотрел на них — генералов, которых выпестовали они с Гансом, сенаторов, которые появились, когда он написал конституцию, и, наконец, на Калина, поднявшегося со своего места и вставшего рядом.
— Веди нас, Эндрю Лоренс Кин, — сказал Калин. — Веди нас, и мы пойдем за тобой.
Эндрю взглянул на отца Касмара.
— Веди нас, — повторил тот.
Эндрю обвел взглядом остальных. Марк вышел вперед и пожал ему руку. Эндрю видел перед собой угрюмые, сосредоточенные лица — так выглядят те, кто услышал сигнал «к бою». Они начали вставать, сначала один, потом другой, а затем все присутствующие приветствовали его дружным криком.
Эндрю отвернулся. В глазах у него стояли слезы.
Глава 8
— Все твои идеи звучат очень логично, а выглядят просто блестяще, — сказал Джон. — Так что я не хочу портить впечатление своими критическими замечаниями.
Эндрю боролся со сном. Часы в гостиной ритмично отсчитывали время. Он взял из рук Кэтлин чашку чая и, сделав глоток, поставил ее на стол. В комнате было слишком жарко — огонь в печи разогнал вечернюю прохладу.
Он расстегнул воротник рубашки — теплый мундир он снял еще раньше. Здесь, в их новоанглийском квартале в сердце Суздаля, было тихо. Митинг прошел достаточно благополучно, люди, прочитав списки убитых, мрачно разошлись по домам. У десяти американцев из тех, что полегли вместе с Гансом, были семьи. Сам Эндрю старался не думать о маленьком бревенчатом домике на противоположной стороне площади, где он провел столько счастливых вечеров, обсуждая с Гансом разные дела. Темные окна укоризненно смотрели на него. Нужно будет пойти и разобрать вещи, но это потом. Сейчас у него другие дела, и нельзя позволять горю мешать им.
Он сказал людям, что все потеряно, что им придется покинуть свои дома, привычную жизнь и отправиться навстречу неизвестности.
Он посмотрел на друзей, которые собрались в комнате. Многие были с ним с самого начала: Пэт, Джон, Эмил, Винсент, Чак. Здесь же присутствовали штабные офицеры, Калин и двое новеньких — Марк и Гамилькар. И, конечно, Кэтлин — она сидела рядом.
— Портить мне жизнь своими критическими замечаниями — твоя работа, Джон, — сказал Эндрю. — Только ты способен определить, что мы можем, а что нет. Но на сей раз я говорю иначе: это должно быть сделано.
— Я знаю, Эндрю.
— Тогда расскажи, как мы это сделаем.
— Нужно исходить из того, что у нас шестьдесят два локомотива и примерно восемьсот вагонов. На Руси живет около семисот пятидесяти тысяч человек. Возможно, с прошлого года цифры немного изменились. — Он посмотрел на Гамилькара и уточнил: — Прибавилось тысяч тридцать. Двести тысяч человек живет на расстоянии ста миль от Кева, пятьдесят тысяч в пределах двадцати миль. За исключением младенцев и стариков, все они могут покинуть страну пешком.
— А как насчет питания? — спросил Эмил.
— Я к этому еще вернусь, доктор, — отозвался Джон. — Значит, по крайней мере пятьсот пятьдесят тысяч людей придется перевозить по железной дороге. Полагаю, это можно сделать в два этапа. Сначала добраться до Кева — он в двухстах пятидесяти милях к востоку отсюда. А уже оттуда мы отправим все гражданское население в Рим.
— Орда преодолеет двести пятьдесят миль за пять дней, — холодно заметил Гамилькар.
— На чем? — спросил Эндрю. — Они рассчитывают найти здесь плодородные земли и вдоволь еды; но если мы сожжем все при отступлении, им придется идти по пустыне, а это намного труднее.
— Ты не сможешь сжечь зеленую траву, — возразил Гамилькар.
— Конечно. В их армии миллион лошадей. Джон, сколько травы нужно лошади ежедневно?
— Я слышал, что для одной лошади обычных размеров, а не таких монстров, которых они вырастили, нужно приблизительно двадцать пять акров в год. Ну, пускай тридцать или даже тридцать пять…
— Они не собираются пастись здесь год, — прервал его Эмил. — Им просто нужно перерезать нас. А семьдесят фунтов сена в день они найдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47