Ноздри Ко-ренькова жадно шевельнулись, ловя воздух, странно пахнувший чем-то забытым, далеким…
Нет, правду сказал Федор Матвеевич! Как будто бы из детства, ясного, бескрайнего повеяло в лицо, от тех давным-давно ушедших трав и листьев, рек и облаков. И почудилось, что за самым дальним холмом – только взойди на него и перевали через вершину – найдешь то, что без толку искал, а может, не искал, уже и позабыл искать, там на Земле.
Лев Евгеньевич прошелся по вершине – она была почти голая, редколесье начиналось ниже.
– Посмотрите-ка, – окликнул он, отойдя недалеко.
Все подошли и увидели серое полушарие вроде большого глобуса, невысоко высунувшегося из земли. На самой макушке его, на полюсе, лежал их круглый камушек.
Огарков наклонился и осторожно поднял его. Под ним оказалось точно такое же круглое углубление, что и на камне в бане Федора Матвеевича.
– Угу, – сказал Палыч. – Ясно. Точка контакта.
Лев Евгеньевич сделал значительное лицо, но сказать ничего не успел, так как откуда-то явственно послышался храп.
Его услышали все.
– Что это? – недоуменно спросил Палыч.
– Это оттуда, – быстро сказал Игорь, и никто и моргнуть не успел, как он ловким кошачьим движением прыгнул вправо, вниз по склону, на бегу выхватив ТТ.
– Куда?! – возопил Палыч и ринулся следом так резво, что Логинов с Огарковым остолбенели. Но не пробежал он и десяти метров, как остановился, хлопнул руками по ляжкам и расхохотался.
– Мужики! Вы только гляньте!..
Мужики поспешили и не поверили глазам своим: на теплой травке под ближним деревом почивал Кузьмич.
– Мама моя родная! – Федора Матвеевича сегодня что-то зациклило на маме.
– Это не мама, – сострил Игорь и сунул пистолет во внутренний карман ветровки. – Эй, дядя! Подъем! Все на свете проспал…
На Кузьмина это никак не подействовало. Тогда стали его тормошить, Игорь даже взял за ноги и проволок несколько метров вниз по склону – бесполезно.
– Нет, ну это как же надо нажраться! – изумился он и отпустил Кузьмичевы ноги, которые упали наземь прямо, как палки.
– Это он умеет, – сказал Федор Матвеевич. – Но вот как он сюда попал! Вот вопрос, скажите на милость.
– Ну, в этом, положим, ничего удивительного нет, – авторитетно заявил Лев Евгеньевич. – Дело простое: этот сиреневый туман, очевидно, есть своего рода транспространственный коридор, он и нашего друга, – Огарков кивнул на простертое тело, – накрыл. И занесло его сюда вместе с нами, грешными.
Федор Матвеевич с сомнением покачал головой.
– А чего ж его вон куда метнуло?
У Льва Евгеньевича и на это был ответ готов.
– Надо полагать, что у этого мира вообще больший объем, чем у нашего. И расстояния между телами должны здесь пропорционально возрастать. Он ведь и в бане был подальше от нас, соответственно и тут дальше оказался… Заметьте, что и камень тоже здесь в стороне от нас.
– Ну, если так, – Игорь усмехнулся, – то и мы сами должны стать больше по размеру, чем там. А я что-то такого не замечаю!
– Так ведь все относительно… – сказал Огарков и огляделся широко открытыми глазами. – А верно, хорошо здесь. Как-то… даже и не выскажешь. Как будто этот мир совсем молодой. Чувствуется юность в нем… все впереди.
– Это уж точно, – подтвердил Палыч. – Мы и сами тут вроде как помолодели – обратили внимание?
Обратили. Не один Палыч оказался такой наблюдательный. Зато ему пришла в голову идея – посмотреть, а не отразилось ли это на Кузьмиче?.. Идея понравилась, принялись вновь трясти пьяницу и ничего не добились; тогда стали разглядывать его рожу так, в спящем состоянии – и Федор Матвеевич не слишком уверенно сказал, что да, похоже, и Кузьмич здесь облагородился.
– Да шут с ним. – Лев Евгеньевич выпрямился. – Пусть дрыхнет. Слушайте! Нет, как здесь славно все-таки!.. Я вот что предлагаю: осуществим-ка экспедицию. Туда, за перевал, через долину, через холм. Не знаю почему, но мне кажется, что мы там обнаружим нечто чертовски интересное… Согласны?
Спрашивал он как бы всех, но смотрел на Палыча, и поэтому Игорь с Федором Матвеевичем тоже стали смотреть на Коренькова.
А тот сел на землю рядом с безмятежным Кузьмичом, покопался двумя пальцами в нагрудном кармане, вытянул сигарету.
– Последняя. – И сунул сигарету в рот. – Федор Матвеевич, дайте-ка огоньку, нарушим малость здешнюю экологию…
Закурил, пыхнул дымком. Сморщившись, почесал подбородок.
– Не будем спешить. Подождем.
– Чего ждать? – не понял Игорь.
– Ну уж, что-нибудь да будет.
– Непонятно, – помолчав, сказал Игорь с некоторой досадой.
– Подождем, – невозмутимо повторил Палыч.
ГЛАВА 10
Надо лишь только подождать…
Как просто говорить! И как трудно – ждать, воистину нет хуже ничего.
Богачев умел ждать. Быть может, никто на свете не способен был на это так, как он. Но и ему последние часы ожидания дались трудно, труднее некуда, как альпинисту самыми страшными усилиями даются последние метры вершины. Особенно трудно пришлось на службе – там еще необходимо было делать вид, что слушаешь, решаешь, руководишь, – а точно назло, так и сыпались мелкие, пустяшные вопросы, вплоть до закупки партии обмундирования… и приходилось надо всем этим думать, принимать вид, вникать в грошовые заботы, отдавать распоряжения!.. Но никому никогда не суждено было этого узнать – все-таки он умел владеть собой.
Но он с огромным облегчением вздохнул, когда рабочий день наконец истек. Теперь уж сам он подразнил себя, собираясь нарочито неторопливо, перебрал все бумаги на столе, сложил их в аккуратную стопку.
– Мне можно идти? – Лена просунула голову в дверь.
– Да, конечно, Лена, вы свободны, – ответил он суховато и очень спокойно.
Дверь хлопнула.
Все так же не спеша Богачев собрался, вышел и поехал домой, тоже неторопливо, аж “Запорожцы” обгоняли его.
Оказавшись дома один, он почувствовал, что здесь, в безделье, часы ожидания вытерпеть будет еще труднее. Почитать что-либо? Он скривился. Не полезет в голову. Включил телевизор, потыкал кнопки – показывали совершенный вздор, но пусть уж лучше ящик бубнит, чем эта гробовая тишь.
Он сел в кресло, расслабился, вытянул ноги. Закрыл глаза. Какое-то время он ни о чем не думал, а затем его поддела простая и жутковатая мысль: а что, если Смоля-нинов забыл свои слова про одиннадцать часов сегодняшнего вечера? Или вдруг вздумает опять действовать один?..
Первым толчком изнутри было: позвонить немедля, напомнить! Но вмиг он осадил себя. Нет, нет, так только все испортишь! Главное – спокойствие… Забыл Смоля-нинов – напомним. А вздумает идти один…
Богачев повернул голову, сощуренными глазами посмотрел в окно.
Ну что ж, вздумает идти один – пусть идет. Не беда.
Кажется, успокоил себя так, но сам чувствовал, что успокоения не приходило. В душе скребло. Он встал, прошел на кухню, достал из буфета старинную причудливо выгнутую трубку и пачку дорогого голландского табаку, набил трубку и закурил. Он вообще-то не курил, но в исключительных случаях…
От этой мысли он усмехнулся. Исключительный ли сейчас случай? Да, разумеется. Он подумал об этом со всей серьезностью и твердо повторил: да. Именно теперь должно решиться все. Теперь или никогда.
От этой мысли его прознобило. Ведь запаса больше не было! Весь вышел. Пан – или пропал.
Он глубоко затянулся и сильно, всей гортанью вытолкнул клуб дыма.
– Пан, – сказал вслух хладнокровно.
И вновь затянулся…
У него хватило выдержки ждать до пол-одиннадцатого, а затем без суеты одеться и выйти, и поехать тоже спокойно, хотя улицы заметно опустели. Без десяти одиннадцать, по всем правилам хорошего тона, он был у особняка.
Охранник радостно заулыбался ему и откозырял, но Богачев вполне официально предъявил пропуск и только после этого едва заметно кивнул.
Смолянинов ждал его. Сидел в гостиной на диване, опираясь локтями на колени, смотря в пространство перед собой. Когда вошел гость, он медленно повернул голову и уперся в пришедшего свинцовым взглядом.
– Явился, – вымолвил он хрипло.
– Прибыл. – Богачев позволил себе улыбнуться. Смолянинов прокашлялся и плюнул в камин.
– Ну а раз прибыл… то и тянуть нечего. Правильно?
– Правильно. – И Богачев улыбнулся вторично.
Хозяин опять уставился в гостя тяжеленным взором. Но он не был пьян, хотя на журнальном столике стоял стакан с початой бутылкой виски. Он долго смотрел молча и наконец произнес:
– Тогда пошли…
– Я готов.
– Тем лучше. – Смолянинов грузно встал, пошел к кабинету, и Богачев отметил про себя, что его шеф явно сдал. Походка у него, правда, была столь же быстрая и нетерпеливая, но ступал он как-то слишком уж увесисто, точно боялся, что его вот-вот шатнет.
В кабинете он разделся и накинул на себя балахон, так, точно никакого Богачева и рядом не стояло. Столь же хмуро и замкнуто отпер дверь, шагнул на лестницу и только тогда сделал спутнику знак рукой: иди, мол, следом.
Смолянинов зажег свечу, и они спустились в подземелье. Богачев был здесь впервые, озирался сдержанно, но с любопытством. Смолянинов же и теперь занялся делом, не обращая на коллегу ни малейшего внимания: вытаскивал сосуд со светящейся жидкостью, кисти, череп, свечи… И лишь когда расставил все по местам, взглянул так же сумрачно:
– Ну вот… Сейчас и приступим. Ты первый пойдешь, сын отваги.
– Как скажете, – легко откликнулся Богачев, словно предстояла ему чудесная прогулка в летнем парке.
– Уже сказал, – буркнул Смолянинов и окунул кисть в чашу…
…потек голубой свет, побежали по стенам сполохи. Все получалось как по маслу, вот и черный камень начал растворяться в голубом сиянии. Смолянинов отступил два шага, посмотрел на компаньона. В сузившихся глазах блеснула злоба.
– Ну… – сказал он и больше не сказал ничего, лишь указал движением головы: иди.
И тот, другой почувствовал, как возликовало, прыгнуло от счастья его сердце – ожиданию пришел конец.
ГЛАВА 11
Игорь опустился на траву рядом с Кореньковым.
– Палыч, – постарался сказать он как можно проникновеннее, – ты опять загадками заговорил… Ты уж будь добр, мы ведь не такие ясновидящие, как ты… делай прорицания почетче.
– Да что ты, Игорь, – ответил Палыч дружески и как-то грустно. – Разве ты еще не понял, что у меня никакой привычки нет секретить что-то, тень на плетень наводить… Просто я ведь и сам своих предвидений не понимаю! Я чувствую сейчас, что что-то будет… ну да, будет… но что это…
Огарков насторожился:
– Александр Павлович?..
– Что такое? – Палыч глянул искоса.
– Не договариваете все-таки. – Лев Евгеньевич покачал головой. – Хотели что-то сказать и не сказали.
Палыч стал посасывать сигарету, и Лев Евгеньевич смотрел на него сверху вниз с полуулыбкой, и Игорь тоже иронически приподнял одну бровь… Палыч оторвался от окурка, выдохнул, сплюнул и сознался:
– Малость есть. Недосказал. Еще почудилось мне, что если и будет, то придет к нам вот оттуда. – Он вытянул руку. – Именно из-за перевала.
И все взглянули туда. Небо там над перевалом было такое же, как над всем этим миром, такое же высокое, прозрачное и ясное, светлое и немного грустное.
ГЛАВА 12
Когда его напарник канул в зловещем сиянии, Смолянинов помедлил малость, – словно придержало его что-то, хотя и понимал, что надо ступать туда немедленно, отрываться нельзя. И он шагнул туда.
И сразу, как шагнул, понял: пропал. Не было никакого многомерного пространства, где так горделиво он парил тогда. Совсем наоборот – это пространство молча и тяжко надвинулось на него, и не успел он сделать ничего, оно взяло его в тиски.
Он задергался – бесполезно. Бешено, в страхе задергался – пространство навалилось теснее, он ощутил себя закопанным в землю… да что там в землю! В камень, в гранит, в страшную твердь. И вырваться отсюда стало нельзя.
И тогда он услышал ужасный, дикий вопль – то ли вой, то ли визг, и понял, что это его визг, предсмертный, уже отделенный от него, исходящий сверху. И там же, вверху, холодно полыхнуло, точно молния, и от этой вспышки он завизжал еще безумнее, еще пред-смертнее – и так и должно было быть, потому что эта вспышка была смерть, лезвие сабли – миг, и она снесла его голову.
Бог сумерек
ГЛАВА 13
Палыч сощурился. Что-то мелькнуло там, над перевалом?..
– Нет, – вслух сказал он.
– Что – нет? – встрепенулся чуткий Лев Евгеньевич.
– Да так, ничего… Стал туда вглядываться, ну и почудилось.
Палыч затянулся шибко напоследок, окурок плотно втиснул в почву, а образовавшуюся крохотную ямку тщательно заровнял.
– Почудилось… – повторил он со странной интонацией.
– Ну да. – Игорь потрогал пальцем переносье. – Как будто что-то так… – Он не договорил, но Палыч его понял.
– Тень, – сказал он.
Артемьев помялся, он не очень был уверен.
– Даже не знаю, – сказал наконец так.
Лев Евгеньевич тоже стал всматриваться очень внимательно в ясную даль и не увидел ничего. Он хмыкнул с сомнением.
– Тень, тень, – ответил на это хмыканье Палыч. – Сначала только тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Нет, правду сказал Федор Матвеевич! Как будто бы из детства, ясного, бескрайнего повеяло в лицо, от тех давным-давно ушедших трав и листьев, рек и облаков. И почудилось, что за самым дальним холмом – только взойди на него и перевали через вершину – найдешь то, что без толку искал, а может, не искал, уже и позабыл искать, там на Земле.
Лев Евгеньевич прошелся по вершине – она была почти голая, редколесье начиналось ниже.
– Посмотрите-ка, – окликнул он, отойдя недалеко.
Все подошли и увидели серое полушарие вроде большого глобуса, невысоко высунувшегося из земли. На самой макушке его, на полюсе, лежал их круглый камушек.
Огарков наклонился и осторожно поднял его. Под ним оказалось точно такое же круглое углубление, что и на камне в бане Федора Матвеевича.
– Угу, – сказал Палыч. – Ясно. Точка контакта.
Лев Евгеньевич сделал значительное лицо, но сказать ничего не успел, так как откуда-то явственно послышался храп.
Его услышали все.
– Что это? – недоуменно спросил Палыч.
– Это оттуда, – быстро сказал Игорь, и никто и моргнуть не успел, как он ловким кошачьим движением прыгнул вправо, вниз по склону, на бегу выхватив ТТ.
– Куда?! – возопил Палыч и ринулся следом так резво, что Логинов с Огарковым остолбенели. Но не пробежал он и десяти метров, как остановился, хлопнул руками по ляжкам и расхохотался.
– Мужики! Вы только гляньте!..
Мужики поспешили и не поверили глазам своим: на теплой травке под ближним деревом почивал Кузьмич.
– Мама моя родная! – Федора Матвеевича сегодня что-то зациклило на маме.
– Это не мама, – сострил Игорь и сунул пистолет во внутренний карман ветровки. – Эй, дядя! Подъем! Все на свете проспал…
На Кузьмина это никак не подействовало. Тогда стали его тормошить, Игорь даже взял за ноги и проволок несколько метров вниз по склону – бесполезно.
– Нет, ну это как же надо нажраться! – изумился он и отпустил Кузьмичевы ноги, которые упали наземь прямо, как палки.
– Это он умеет, – сказал Федор Матвеевич. – Но вот как он сюда попал! Вот вопрос, скажите на милость.
– Ну, в этом, положим, ничего удивительного нет, – авторитетно заявил Лев Евгеньевич. – Дело простое: этот сиреневый туман, очевидно, есть своего рода транспространственный коридор, он и нашего друга, – Огарков кивнул на простертое тело, – накрыл. И занесло его сюда вместе с нами, грешными.
Федор Матвеевич с сомнением покачал головой.
– А чего ж его вон куда метнуло?
У Льва Евгеньевича и на это был ответ готов.
– Надо полагать, что у этого мира вообще больший объем, чем у нашего. И расстояния между телами должны здесь пропорционально возрастать. Он ведь и в бане был подальше от нас, соответственно и тут дальше оказался… Заметьте, что и камень тоже здесь в стороне от нас.
– Ну, если так, – Игорь усмехнулся, – то и мы сами должны стать больше по размеру, чем там. А я что-то такого не замечаю!
– Так ведь все относительно… – сказал Огарков и огляделся широко открытыми глазами. – А верно, хорошо здесь. Как-то… даже и не выскажешь. Как будто этот мир совсем молодой. Чувствуется юность в нем… все впереди.
– Это уж точно, – подтвердил Палыч. – Мы и сами тут вроде как помолодели – обратили внимание?
Обратили. Не один Палыч оказался такой наблюдательный. Зато ему пришла в голову идея – посмотреть, а не отразилось ли это на Кузьмиче?.. Идея понравилась, принялись вновь трясти пьяницу и ничего не добились; тогда стали разглядывать его рожу так, в спящем состоянии – и Федор Матвеевич не слишком уверенно сказал, что да, похоже, и Кузьмич здесь облагородился.
– Да шут с ним. – Лев Евгеньевич выпрямился. – Пусть дрыхнет. Слушайте! Нет, как здесь славно все-таки!.. Я вот что предлагаю: осуществим-ка экспедицию. Туда, за перевал, через долину, через холм. Не знаю почему, но мне кажется, что мы там обнаружим нечто чертовски интересное… Согласны?
Спрашивал он как бы всех, но смотрел на Палыча, и поэтому Игорь с Федором Матвеевичем тоже стали смотреть на Коренькова.
А тот сел на землю рядом с безмятежным Кузьмичом, покопался двумя пальцами в нагрудном кармане, вытянул сигарету.
– Последняя. – И сунул сигарету в рот. – Федор Матвеевич, дайте-ка огоньку, нарушим малость здешнюю экологию…
Закурил, пыхнул дымком. Сморщившись, почесал подбородок.
– Не будем спешить. Подождем.
– Чего ждать? – не понял Игорь.
– Ну уж, что-нибудь да будет.
– Непонятно, – помолчав, сказал Игорь с некоторой досадой.
– Подождем, – невозмутимо повторил Палыч.
ГЛАВА 10
Надо лишь только подождать…
Как просто говорить! И как трудно – ждать, воистину нет хуже ничего.
Богачев умел ждать. Быть может, никто на свете не способен был на это так, как он. Но и ему последние часы ожидания дались трудно, труднее некуда, как альпинисту самыми страшными усилиями даются последние метры вершины. Особенно трудно пришлось на службе – там еще необходимо было делать вид, что слушаешь, решаешь, руководишь, – а точно назло, так и сыпались мелкие, пустяшные вопросы, вплоть до закупки партии обмундирования… и приходилось надо всем этим думать, принимать вид, вникать в грошовые заботы, отдавать распоряжения!.. Но никому никогда не суждено было этого узнать – все-таки он умел владеть собой.
Но он с огромным облегчением вздохнул, когда рабочий день наконец истек. Теперь уж сам он подразнил себя, собираясь нарочито неторопливо, перебрал все бумаги на столе, сложил их в аккуратную стопку.
– Мне можно идти? – Лена просунула голову в дверь.
– Да, конечно, Лена, вы свободны, – ответил он суховато и очень спокойно.
Дверь хлопнула.
Все так же не спеша Богачев собрался, вышел и поехал домой, тоже неторопливо, аж “Запорожцы” обгоняли его.
Оказавшись дома один, он почувствовал, что здесь, в безделье, часы ожидания вытерпеть будет еще труднее. Почитать что-либо? Он скривился. Не полезет в голову. Включил телевизор, потыкал кнопки – показывали совершенный вздор, но пусть уж лучше ящик бубнит, чем эта гробовая тишь.
Он сел в кресло, расслабился, вытянул ноги. Закрыл глаза. Какое-то время он ни о чем не думал, а затем его поддела простая и жутковатая мысль: а что, если Смоля-нинов забыл свои слова про одиннадцать часов сегодняшнего вечера? Или вдруг вздумает опять действовать один?..
Первым толчком изнутри было: позвонить немедля, напомнить! Но вмиг он осадил себя. Нет, нет, так только все испортишь! Главное – спокойствие… Забыл Смоля-нинов – напомним. А вздумает идти один…
Богачев повернул голову, сощуренными глазами посмотрел в окно.
Ну что ж, вздумает идти один – пусть идет. Не беда.
Кажется, успокоил себя так, но сам чувствовал, что успокоения не приходило. В душе скребло. Он встал, прошел на кухню, достал из буфета старинную причудливо выгнутую трубку и пачку дорогого голландского табаку, набил трубку и закурил. Он вообще-то не курил, но в исключительных случаях…
От этой мысли он усмехнулся. Исключительный ли сейчас случай? Да, разумеется. Он подумал об этом со всей серьезностью и твердо повторил: да. Именно теперь должно решиться все. Теперь или никогда.
От этой мысли его прознобило. Ведь запаса больше не было! Весь вышел. Пан – или пропал.
Он глубоко затянулся и сильно, всей гортанью вытолкнул клуб дыма.
– Пан, – сказал вслух хладнокровно.
И вновь затянулся…
У него хватило выдержки ждать до пол-одиннадцатого, а затем без суеты одеться и выйти, и поехать тоже спокойно, хотя улицы заметно опустели. Без десяти одиннадцать, по всем правилам хорошего тона, он был у особняка.
Охранник радостно заулыбался ему и откозырял, но Богачев вполне официально предъявил пропуск и только после этого едва заметно кивнул.
Смолянинов ждал его. Сидел в гостиной на диване, опираясь локтями на колени, смотря в пространство перед собой. Когда вошел гость, он медленно повернул голову и уперся в пришедшего свинцовым взглядом.
– Явился, – вымолвил он хрипло.
– Прибыл. – Богачев позволил себе улыбнуться. Смолянинов прокашлялся и плюнул в камин.
– Ну а раз прибыл… то и тянуть нечего. Правильно?
– Правильно. – И Богачев улыбнулся вторично.
Хозяин опять уставился в гостя тяжеленным взором. Но он не был пьян, хотя на журнальном столике стоял стакан с початой бутылкой виски. Он долго смотрел молча и наконец произнес:
– Тогда пошли…
– Я готов.
– Тем лучше. – Смолянинов грузно встал, пошел к кабинету, и Богачев отметил про себя, что его шеф явно сдал. Походка у него, правда, была столь же быстрая и нетерпеливая, но ступал он как-то слишком уж увесисто, точно боялся, что его вот-вот шатнет.
В кабинете он разделся и накинул на себя балахон, так, точно никакого Богачева и рядом не стояло. Столь же хмуро и замкнуто отпер дверь, шагнул на лестницу и только тогда сделал спутнику знак рукой: иди, мол, следом.
Смолянинов зажег свечу, и они спустились в подземелье. Богачев был здесь впервые, озирался сдержанно, но с любопытством. Смолянинов же и теперь занялся делом, не обращая на коллегу ни малейшего внимания: вытаскивал сосуд со светящейся жидкостью, кисти, череп, свечи… И лишь когда расставил все по местам, взглянул так же сумрачно:
– Ну вот… Сейчас и приступим. Ты первый пойдешь, сын отваги.
– Как скажете, – легко откликнулся Богачев, словно предстояла ему чудесная прогулка в летнем парке.
– Уже сказал, – буркнул Смолянинов и окунул кисть в чашу…
…потек голубой свет, побежали по стенам сполохи. Все получалось как по маслу, вот и черный камень начал растворяться в голубом сиянии. Смолянинов отступил два шага, посмотрел на компаньона. В сузившихся глазах блеснула злоба.
– Ну… – сказал он и больше не сказал ничего, лишь указал движением головы: иди.
И тот, другой почувствовал, как возликовало, прыгнуло от счастья его сердце – ожиданию пришел конец.
ГЛАВА 11
Игорь опустился на траву рядом с Кореньковым.
– Палыч, – постарался сказать он как можно проникновеннее, – ты опять загадками заговорил… Ты уж будь добр, мы ведь не такие ясновидящие, как ты… делай прорицания почетче.
– Да что ты, Игорь, – ответил Палыч дружески и как-то грустно. – Разве ты еще не понял, что у меня никакой привычки нет секретить что-то, тень на плетень наводить… Просто я ведь и сам своих предвидений не понимаю! Я чувствую сейчас, что что-то будет… ну да, будет… но что это…
Огарков насторожился:
– Александр Павлович?..
– Что такое? – Палыч глянул искоса.
– Не договариваете все-таки. – Лев Евгеньевич покачал головой. – Хотели что-то сказать и не сказали.
Палыч стал посасывать сигарету, и Лев Евгеньевич смотрел на него сверху вниз с полуулыбкой, и Игорь тоже иронически приподнял одну бровь… Палыч оторвался от окурка, выдохнул, сплюнул и сознался:
– Малость есть. Недосказал. Еще почудилось мне, что если и будет, то придет к нам вот оттуда. – Он вытянул руку. – Именно из-за перевала.
И все взглянули туда. Небо там над перевалом было такое же, как над всем этим миром, такое же высокое, прозрачное и ясное, светлое и немного грустное.
ГЛАВА 12
Когда его напарник канул в зловещем сиянии, Смолянинов помедлил малость, – словно придержало его что-то, хотя и понимал, что надо ступать туда немедленно, отрываться нельзя. И он шагнул туда.
И сразу, как шагнул, понял: пропал. Не было никакого многомерного пространства, где так горделиво он парил тогда. Совсем наоборот – это пространство молча и тяжко надвинулось на него, и не успел он сделать ничего, оно взяло его в тиски.
Он задергался – бесполезно. Бешено, в страхе задергался – пространство навалилось теснее, он ощутил себя закопанным в землю… да что там в землю! В камень, в гранит, в страшную твердь. И вырваться отсюда стало нельзя.
И тогда он услышал ужасный, дикий вопль – то ли вой, то ли визг, и понял, что это его визг, предсмертный, уже отделенный от него, исходящий сверху. И там же, вверху, холодно полыхнуло, точно молния, и от этой вспышки он завизжал еще безумнее, еще пред-смертнее – и так и должно было быть, потому что эта вспышка была смерть, лезвие сабли – миг, и она снесла его голову.
Бог сумерек
ГЛАВА 13
Палыч сощурился. Что-то мелькнуло там, над перевалом?..
– Нет, – вслух сказал он.
– Что – нет? – встрепенулся чуткий Лев Евгеньевич.
– Да так, ничего… Стал туда вглядываться, ну и почудилось.
Палыч затянулся шибко напоследок, окурок плотно втиснул в почву, а образовавшуюся крохотную ямку тщательно заровнял.
– Почудилось… – повторил он со странной интонацией.
– Ну да. – Игорь потрогал пальцем переносье. – Как будто что-то так… – Он не договорил, но Палыч его понял.
– Тень, – сказал он.
Артемьев помялся, он не очень был уверен.
– Даже не знаю, – сказал наконец так.
Лев Евгеньевич тоже стал всматриваться очень внимательно в ясную даль и не увидел ничего. Он хмыкнул с сомнением.
– Тень, тень, – ответил на это хмыканье Палыч. – Сначала только тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31