Они получили третье письмо! Ты понял? Третье!
– Они никогда не согласятся. – «Пластилиновый» уже по колено стоял в вязкой булькающей луже, похожей на большую амебу.
– Ты дурак, – бросил Николай.
– Вы сами свою жену и мушкетера прибрать не смогли…
– Молчать, – гортанным хриплым шепотом проговорил Николай. – Это мое дело. И я его сделаю. Моя жена уже готова согласиться, я это чую. И тогда я и дочь смогу забрать. И целых два кирпичика в башне! А мушкетера я убью…
– Кирпичиком меньше, – попытался хихикнуть «пластилиновый».
Николай только посмотрел на него.
– Хочешь перестать быть тварью текучей и стать крепким хозяином – выполняй, что я сказал. Будет башня – будешь и ты со своей Гэбней. Нет – не взыщи. Времени не так много осталось до часа открытия Врат…
Анастасия уже не слушала. Она тихо-тихо отходила прочь. Вот именно в эту минуту она и решила – бежать. И мерзкое ощущение неправильности исчезло. Словно занозу из груди вырвали. Сердце колотилось так, что казалось, эхо от его стука летает между стеклянными стенами, и сейчас они со звоном обрушатся, и ее найдут…
И тут и вправду загремело-зазвенело-завизжало. Как в сказке, когда Иван-царевич коснулся запретной сбруи волшебного коня.
– ТРЕВОГА! – загудел громоподобный голос, и башня вдруг начала сдвигаться, как телескопическая трубка. Анастасия закрыла уши руками и забилась в угол. Николай вместе с «пластилиновым», который сейчас был похож на ползущую кляксу, побежали куда-то к лифту – или, вернее, к вдруг открывшейся лестнице.
Анастасия встала. Ей было дико страшно. Она постояла, подождала, пока перестанут дрожать руки и течь слезы. А потом рванула в кабинет.
Когда в башне начался переполох, Анастасия, завязав рукава свитера и набив его, как мешок, договорами, беззастенчиво спертыми в кабинете, побежала было вниз по открывшейся лестнице, но ее перехватила Лана, и обе выскочили не из главного хода, где шла свалка и орали одновременно сигнализация, мегафоны и люди, а через дверку для вывоза мусора.
– Сюда. – Лана поволокла Анастасию к машинам, которые были все как одна черные с тонированными стеклами и стояли в какой-то неестественно густой тени. – Водить умеешь?
– А ты что, нет?
– Я могу. Но мне лучше не садиться за руль – меня башня не выпустит.
– Так мы уже на воле?
– Ты так думаешь? – хмыкнула Лана.
Анастасия села за руль.
– А теперь… дуй вперед. Сквозь стенки, деревья, дуй, и все. А лучше закрой глаза и дуй. Я скажу, когда все кончится…
Анастасия вздрогнула, стиснула зубы, зажмурилась и… а Лана сунула кулак в рот, чтобы не орать от ужаса при виде того, как плавится вокруг реальность. Только временами она осмеливалась выдавать что-то вроде:
– Нормально. Все хорошо. Давай-давай. Еще немного.
Менялся цвет небес, переворачивался горизонт. Вместо леса по правую руку расплылась оплавленная пустыня с медленно вырастающим над ней ядерным грибом. Перед стеклом проплыл офтальмозавр, и из-под колес высунулась костлявая рука, вынырнул по пояс скелет в очках и с двойной молнией в петлицах потрепанного мундира, затем снова исчез. Анастасия нащупывала дорогу в неопределенном, зыбком пространстве между разными слоями Города. В Зоне.
– Как… там?.. – спрашивала она.
– Не открывай глаз, – коротко отвечала Лана.
Джип вдруг подскочил и перевернулся высоко в воздухе, раскрывшись, как консервная банка. Девушки вывалились на кучи рыхлой земли. Лана пришла в себя первой, отряхнулась, встала на четвереньки. Джип быстро плавился, растекаясь чернильным пятном.
Место было крайне неприятное. Перерытое траншеями поле. Метрах в трехстах впереди чернел лес. Сзади – стена с колючей проволокой и две вышки, с которых по полю шарили лучи прожекторов.
Похоже, траншеи тут давно не обновляли, потому что кое-где на бывших глинистых брустверах выросли невысокие кустики.
– Анастасия и Светлана, вернитесь немедленно. Зона окружена. Вам не пройти. Вернитесь, вы не будете наказаны, – проговорил в мегафон спокойный голос.
– Хрен вам, – сквозь зубы прорычала Анастасия.
Луч скользнул почти по головам, обе нырнули на дно траншеи, затаились.
– Давай перебежками, – прошептала Анастасия.
– Куда?
– От прожекторов, вестимо, – ругнулась Анастасия.
– Анастасия, Светлана. Вернитесь немедленно, – повторил тот же голос.
Луч прошел над головами.
Выскочили. Быстро перемахнули, как кролики, через бруствер и залегли за кустами.
– Ты не могла чего поудобнее надеть? – прошипела Анастасия.
– А кто знал, что нам вот так бежать удастся? У меня все такое, – огрызнулась Лана, даже не одергивая задравшуюся юбку. Колготки скончались уже давно. – Почему они нас просто не схватят?
Анастасия засмеялась:
– Похоже, что не могут. Не могут! Правда, кто знает, что нас будет ждать с той стороны. Так что надо быстрее… Черт!
– Что?
– Вот же, я же ту бумажку… держи! – Анастасия сунула Лане заполненный бланк со змеиной печатью и подписями, который стащила в том кабинете в башне. Получше пристроила свитеромешок на спину.
– Ты настоящий друг, – нервно хохотнув, шепнула Лана. – Теперь не выследят, нет, нет! – Она расхохоталась. – Сжечь надо. Спички есть? Зажигалка?
– Не курю. Рви.
Лана разорвала бумажку. Злобно, на мелкие кусочки. Кусочки полежали… и стали сползаться.
– Господи, что за хрень! – взвизгнула Анастасия.
Лана ссутулилась.
– Я думала, что свободна…
– К чертям. Добежим до огня – спалим. К чертовой бабушке спалим. Не ныть. Не ныть! У тебя мама! У меня Катя! Их спасать надо! Вперед!
Лана всхлипнула, но улыбнулась и вытерла нос рукавом. Снова луч прожектора, снова короткая перебежка к лесу. Из темноты сверкнул зеленый огонек. Кот. Черный одноглазый котишка. Анастасия ахнула:
– Вилька… Это же Вилька! За ним, Лана, за ним!
До сентября Андрей благополучно успел забыть о летнем происшествии с мотоциклистом. Он писал «Видение Грааля», фигуру за фигурой «высветляя» сцену. На столе валялись наброски к серии графики «Стальные ящеры», вдохновленные металлической живностью Катрин, да и основная работа шла неплохо.
Но пробил час, и в почтовый ящик упала повестка. И пришлось идти.
Указанный в повестке адрес был где-то на отшибе от оживленных улиц северо-запада Москвы, за Лианозовским парком, и Андрей еле его нашел. Выкрашенное в поблекший персиковый цвет огромное здание сталинского классицизма показалось ему странно чужеродным в районе, где массовая застройка началась только в семидесятые. Здесь уместно смотрелся бы серобетонный куб с невыразительной мозаикой над загнутым вверх козырьком широченного крыльца, а не это архаичное чудище. Правда, может, это останки какого-нибудь удаленного от людских глаз объекта, ныне давно уже неактуального, а потому и ликвидированного.
Андрей нашел боковой вход, подъезд номер два – с небольшим фронтоном и двумя белеными полуколоннами по бокам от высокой массивной двери – и вошел. Сидевший на «вертушке» дежурный проверил повестку, паспорт, позвонил какому-то майору с невнятной фамилией и велел идти на третий этаж, в кабинет номер 425. Лестница с деревянными перилами напомнила Андрею о детстве, о школе – в самой его первой школе, на окраине южного города в предгорьях, тоже была такая лестница, с широкими деревянными перилами, и по ней можно было прокатиться, улучив момент. На лестничных площадках над урнами-пепельницами висели исторические плакаты с работницами в косынках, рабочими в комбинезонах, инженерами в пиджаках, а также с людьми в форме. «Не болтай!» – предупреждала на втором этаже женщина в красной косынке. «Вперед! Даешь!» – дружно протягивали руки к чему-то большому и железному рабочий и инженер с одинаковыми лицами на третьем. На стене напротив пионер в мешковатой сизой школьной форме уличал остроносого шпиона в шляпе. Плакаты были свеженькие. Не выцветшие. Репринты, наверное. И кто тут такой любитель?
У кабинета пришлось подождать. Здесь был настоящий дубовый паркет, слегка рассохшийся, поверх которого когда-то лежала ковровая дорожка – вон и крепления остались. Стены над деревянными панелями были увешаны плакатами гражданской обороны, знакомыми со школьных лет. Только те, школьные, были обветшавшими, с обтрепанными краями, пожелтевшими. Андрей хмыкнул, вспомнив школьный плакат в кабинете гражданской обороны, на котором какой-то малолетний злоумышленник вывел химическим карандашом состав бригады ГО – «Булкин, Бутылкин, Ковбасюк и Айзенберг».
Иногда по коридору проходили люди в форме. Андрей не сразу обратил на них внимание – он разглядывал плакаты. В сущности, ему нравился этот изобразительный стиль, так и совсем старые мультфильмы рисовали, и иллюстрации к книжкам, это потом стало можно разнообразить графику…
Затем его вызвали.
Кабинет тоже был какой-то архаичный. И… нарочитый.
Как из современных киноподелок про времена Кровавой Гэбни. На столе в дальнем углу даже стояла пишущая машинка, хотя перед майором синевато светился экран компьютера. Но и он, и майор в современной серой форме казались здесь каким-то чужими. Неуместными. Временными.
Вопросы майор задавал совершенно невинные – где родился, где учился. Кто мать, кто отец, когда умерли. Место работы. Андрей отвечал, кося глазом в протокол. Все честь по чести.
Видел ли он, что произошло на дороге? Заметил ли цвет мотоцикла? Марку? Может ли описать или узнать водителя? Видел ли его раньше? Действительно ли горел зеленый свет для пешеходов? Где свидетель Соколов был в момент наезда? И так далее…
Андрей отвечал честно и правдиво и постарался вспомнить все, что успел заметить, потому что поганцы, сбивающие честных граждан, заслуживают всяческого порицания. Не фиг его, гада, покрывать. Он наслаждался приятным ощущением исполнения гражданского долга довольно долго, и даже мысленно посмеялся над неожиданным каламбуром. Пока, в очередной раз заглянув в протокол, не зацепил взглядом торчавшую из-под какого-то черновика серую ледериновую папку с тисненой надписью: «Инструкция по работе с лицами второй степени реальности (призраками)».
Следующий вопрос майору пришлось повторить.
– А? Извините, задумался. Да, прямо об фонарь.
Зазвонил телефон.
Пока майор выслушивал булькающие в трубке звуки и односложно отвечал, Андрей мучительно пытался понять, что же не так с этим кабинетом и его хозяином. Где-то в груди включился и трепетал сигнал тревоги. Майор, придерживая трубку у уха, порылся в стопке бумаг, вытащил нужную и стал зачитывать цифры. Стопка накренилась, разъехалась, и из какой-то папки выползли неформатные листы плотной бумаги. Андрей узнал почерк. Старомодный почерк, но уже без ятей и фиты, и еще манеру делать эскизы и наброски – у отца Вики она очень индивидуальная.
Словно холодным ветром потянуло. Все остаточное благодушие мигом улетучилось, сменившись предбоевой сосредоточенностью.
Майор положил трубку, и Андрей мигом вернулся в прежнее положение. Майор задал еще несколько вопросов по делу, а потом вдруг спросил:
– Скажите, вам никогда не приходилось слышать о Дорсае?
– Ну я читал, – ответил Андрей, слегка опешив. – Фантастический роман. Автор… кажется, Гордон Диксон.
Лицо майора неуловимо изменилось, и он сказал:
– А вы, часом, не дорсайский шпион?
Похоже было на мгновенный обморок – то ты сидишь, а вот уже под щекой столешница, и комната наклонена на девяносто градусов. Андрей в обморок не упал, но ощущение было именно такое, как будто мир перевернулся, дернул человечка за нерв и снова выпрямился.
– Ладно, – сказал майор. – Прочтите и подпишите протокол на каждой странице, а я вам сейчас пропуск выпишу.
Получив пропуск, Андрей пошел на выход.
Спустился по лестнице – мимо пионера со шпионом, неболтливой гражданки и сталевара с инженером. Он помнил, что здесь должен быть гулкий полутемный вестибюль, но его не было. Был такой же коридор с рядами дверей и матовым окном в конце. Прошел по третьему этажу в другую сторону? Может быть. А еще, дурак, не додумался рассмотреть здание снаружи. Ладно, в торце обязательно должна быть лестница. Андрей быстро добрался до торца. До окна с матовым стеклом. На подоконнике стояла массивная бронзовая пепельница с фигурками кавалеристов в буденовках, из нее торчали разнообразные окурки. Пахло табачным перегаром. Андрей всю жизнь ненавидел этот запах – холодного табачного перегара, пыльного сукна, чернил и кислой тягомотной скуки. Запах казенного дома.
Пустого казенного дома. Странная гулкая тишина – ну когда она бывает в отделении милиции или в районной прокуратуре, черт побери? Что здесь творится?
На первом этаже эта боковая лестница упиралась в запертую хозяйственную дверь. Андрей пошел вверх. Второй этаж – тот же сумрачный коридор, посередине светлеет двойная дверь на лестницу, в торце коридора – окно. Третий этаж… По стенам – плакаты гражданской обороны, двери-двери-двери… Андрей решил пройти по третьему этажу и спуститься по другой лестнице, в дальнем конце коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Они никогда не согласятся. – «Пластилиновый» уже по колено стоял в вязкой булькающей луже, похожей на большую амебу.
– Ты дурак, – бросил Николай.
– Вы сами свою жену и мушкетера прибрать не смогли…
– Молчать, – гортанным хриплым шепотом проговорил Николай. – Это мое дело. И я его сделаю. Моя жена уже готова согласиться, я это чую. И тогда я и дочь смогу забрать. И целых два кирпичика в башне! А мушкетера я убью…
– Кирпичиком меньше, – попытался хихикнуть «пластилиновый».
Николай только посмотрел на него.
– Хочешь перестать быть тварью текучей и стать крепким хозяином – выполняй, что я сказал. Будет башня – будешь и ты со своей Гэбней. Нет – не взыщи. Времени не так много осталось до часа открытия Врат…
Анастасия уже не слушала. Она тихо-тихо отходила прочь. Вот именно в эту минуту она и решила – бежать. И мерзкое ощущение неправильности исчезло. Словно занозу из груди вырвали. Сердце колотилось так, что казалось, эхо от его стука летает между стеклянными стенами, и сейчас они со звоном обрушатся, и ее найдут…
И тут и вправду загремело-зазвенело-завизжало. Как в сказке, когда Иван-царевич коснулся запретной сбруи волшебного коня.
– ТРЕВОГА! – загудел громоподобный голос, и башня вдруг начала сдвигаться, как телескопическая трубка. Анастасия закрыла уши руками и забилась в угол. Николай вместе с «пластилиновым», который сейчас был похож на ползущую кляксу, побежали куда-то к лифту – или, вернее, к вдруг открывшейся лестнице.
Анастасия встала. Ей было дико страшно. Она постояла, подождала, пока перестанут дрожать руки и течь слезы. А потом рванула в кабинет.
Когда в башне начался переполох, Анастасия, завязав рукава свитера и набив его, как мешок, договорами, беззастенчиво спертыми в кабинете, побежала было вниз по открывшейся лестнице, но ее перехватила Лана, и обе выскочили не из главного хода, где шла свалка и орали одновременно сигнализация, мегафоны и люди, а через дверку для вывоза мусора.
– Сюда. – Лана поволокла Анастасию к машинам, которые были все как одна черные с тонированными стеклами и стояли в какой-то неестественно густой тени. – Водить умеешь?
– А ты что, нет?
– Я могу. Но мне лучше не садиться за руль – меня башня не выпустит.
– Так мы уже на воле?
– Ты так думаешь? – хмыкнула Лана.
Анастасия села за руль.
– А теперь… дуй вперед. Сквозь стенки, деревья, дуй, и все. А лучше закрой глаза и дуй. Я скажу, когда все кончится…
Анастасия вздрогнула, стиснула зубы, зажмурилась и… а Лана сунула кулак в рот, чтобы не орать от ужаса при виде того, как плавится вокруг реальность. Только временами она осмеливалась выдавать что-то вроде:
– Нормально. Все хорошо. Давай-давай. Еще немного.
Менялся цвет небес, переворачивался горизонт. Вместо леса по правую руку расплылась оплавленная пустыня с медленно вырастающим над ней ядерным грибом. Перед стеклом проплыл офтальмозавр, и из-под колес высунулась костлявая рука, вынырнул по пояс скелет в очках и с двойной молнией в петлицах потрепанного мундира, затем снова исчез. Анастасия нащупывала дорогу в неопределенном, зыбком пространстве между разными слоями Города. В Зоне.
– Как… там?.. – спрашивала она.
– Не открывай глаз, – коротко отвечала Лана.
Джип вдруг подскочил и перевернулся высоко в воздухе, раскрывшись, как консервная банка. Девушки вывалились на кучи рыхлой земли. Лана пришла в себя первой, отряхнулась, встала на четвереньки. Джип быстро плавился, растекаясь чернильным пятном.
Место было крайне неприятное. Перерытое траншеями поле. Метрах в трехстах впереди чернел лес. Сзади – стена с колючей проволокой и две вышки, с которых по полю шарили лучи прожекторов.
Похоже, траншеи тут давно не обновляли, потому что кое-где на бывших глинистых брустверах выросли невысокие кустики.
– Анастасия и Светлана, вернитесь немедленно. Зона окружена. Вам не пройти. Вернитесь, вы не будете наказаны, – проговорил в мегафон спокойный голос.
– Хрен вам, – сквозь зубы прорычала Анастасия.
Луч скользнул почти по головам, обе нырнули на дно траншеи, затаились.
– Давай перебежками, – прошептала Анастасия.
– Куда?
– От прожекторов, вестимо, – ругнулась Анастасия.
– Анастасия, Светлана. Вернитесь немедленно, – повторил тот же голос.
Луч прошел над головами.
Выскочили. Быстро перемахнули, как кролики, через бруствер и залегли за кустами.
– Ты не могла чего поудобнее надеть? – прошипела Анастасия.
– А кто знал, что нам вот так бежать удастся? У меня все такое, – огрызнулась Лана, даже не одергивая задравшуюся юбку. Колготки скончались уже давно. – Почему они нас просто не схватят?
Анастасия засмеялась:
– Похоже, что не могут. Не могут! Правда, кто знает, что нас будет ждать с той стороны. Так что надо быстрее… Черт!
– Что?
– Вот же, я же ту бумажку… держи! – Анастасия сунула Лане заполненный бланк со змеиной печатью и подписями, который стащила в том кабинете в башне. Получше пристроила свитеромешок на спину.
– Ты настоящий друг, – нервно хохотнув, шепнула Лана. – Теперь не выследят, нет, нет! – Она расхохоталась. – Сжечь надо. Спички есть? Зажигалка?
– Не курю. Рви.
Лана разорвала бумажку. Злобно, на мелкие кусочки. Кусочки полежали… и стали сползаться.
– Господи, что за хрень! – взвизгнула Анастасия.
Лана ссутулилась.
– Я думала, что свободна…
– К чертям. Добежим до огня – спалим. К чертовой бабушке спалим. Не ныть. Не ныть! У тебя мама! У меня Катя! Их спасать надо! Вперед!
Лана всхлипнула, но улыбнулась и вытерла нос рукавом. Снова луч прожектора, снова короткая перебежка к лесу. Из темноты сверкнул зеленый огонек. Кот. Черный одноглазый котишка. Анастасия ахнула:
– Вилька… Это же Вилька! За ним, Лана, за ним!
До сентября Андрей благополучно успел забыть о летнем происшествии с мотоциклистом. Он писал «Видение Грааля», фигуру за фигурой «высветляя» сцену. На столе валялись наброски к серии графики «Стальные ящеры», вдохновленные металлической живностью Катрин, да и основная работа шла неплохо.
Но пробил час, и в почтовый ящик упала повестка. И пришлось идти.
Указанный в повестке адрес был где-то на отшибе от оживленных улиц северо-запада Москвы, за Лианозовским парком, и Андрей еле его нашел. Выкрашенное в поблекший персиковый цвет огромное здание сталинского классицизма показалось ему странно чужеродным в районе, где массовая застройка началась только в семидесятые. Здесь уместно смотрелся бы серобетонный куб с невыразительной мозаикой над загнутым вверх козырьком широченного крыльца, а не это архаичное чудище. Правда, может, это останки какого-нибудь удаленного от людских глаз объекта, ныне давно уже неактуального, а потому и ликвидированного.
Андрей нашел боковой вход, подъезд номер два – с небольшим фронтоном и двумя белеными полуколоннами по бокам от высокой массивной двери – и вошел. Сидевший на «вертушке» дежурный проверил повестку, паспорт, позвонил какому-то майору с невнятной фамилией и велел идти на третий этаж, в кабинет номер 425. Лестница с деревянными перилами напомнила Андрею о детстве, о школе – в самой его первой школе, на окраине южного города в предгорьях, тоже была такая лестница, с широкими деревянными перилами, и по ней можно было прокатиться, улучив момент. На лестничных площадках над урнами-пепельницами висели исторические плакаты с работницами в косынках, рабочими в комбинезонах, инженерами в пиджаках, а также с людьми в форме. «Не болтай!» – предупреждала на втором этаже женщина в красной косынке. «Вперед! Даешь!» – дружно протягивали руки к чему-то большому и железному рабочий и инженер с одинаковыми лицами на третьем. На стене напротив пионер в мешковатой сизой школьной форме уличал остроносого шпиона в шляпе. Плакаты были свеженькие. Не выцветшие. Репринты, наверное. И кто тут такой любитель?
У кабинета пришлось подождать. Здесь был настоящий дубовый паркет, слегка рассохшийся, поверх которого когда-то лежала ковровая дорожка – вон и крепления остались. Стены над деревянными панелями были увешаны плакатами гражданской обороны, знакомыми со школьных лет. Только те, школьные, были обветшавшими, с обтрепанными краями, пожелтевшими. Андрей хмыкнул, вспомнив школьный плакат в кабинете гражданской обороны, на котором какой-то малолетний злоумышленник вывел химическим карандашом состав бригады ГО – «Булкин, Бутылкин, Ковбасюк и Айзенберг».
Иногда по коридору проходили люди в форме. Андрей не сразу обратил на них внимание – он разглядывал плакаты. В сущности, ему нравился этот изобразительный стиль, так и совсем старые мультфильмы рисовали, и иллюстрации к книжкам, это потом стало можно разнообразить графику…
Затем его вызвали.
Кабинет тоже был какой-то архаичный. И… нарочитый.
Как из современных киноподелок про времена Кровавой Гэбни. На столе в дальнем углу даже стояла пишущая машинка, хотя перед майором синевато светился экран компьютера. Но и он, и майор в современной серой форме казались здесь каким-то чужими. Неуместными. Временными.
Вопросы майор задавал совершенно невинные – где родился, где учился. Кто мать, кто отец, когда умерли. Место работы. Андрей отвечал, кося глазом в протокол. Все честь по чести.
Видел ли он, что произошло на дороге? Заметил ли цвет мотоцикла? Марку? Может ли описать или узнать водителя? Видел ли его раньше? Действительно ли горел зеленый свет для пешеходов? Где свидетель Соколов был в момент наезда? И так далее…
Андрей отвечал честно и правдиво и постарался вспомнить все, что успел заметить, потому что поганцы, сбивающие честных граждан, заслуживают всяческого порицания. Не фиг его, гада, покрывать. Он наслаждался приятным ощущением исполнения гражданского долга довольно долго, и даже мысленно посмеялся над неожиданным каламбуром. Пока, в очередной раз заглянув в протокол, не зацепил взглядом торчавшую из-под какого-то черновика серую ледериновую папку с тисненой надписью: «Инструкция по работе с лицами второй степени реальности (призраками)».
Следующий вопрос майору пришлось повторить.
– А? Извините, задумался. Да, прямо об фонарь.
Зазвонил телефон.
Пока майор выслушивал булькающие в трубке звуки и односложно отвечал, Андрей мучительно пытался понять, что же не так с этим кабинетом и его хозяином. Где-то в груди включился и трепетал сигнал тревоги. Майор, придерживая трубку у уха, порылся в стопке бумаг, вытащил нужную и стал зачитывать цифры. Стопка накренилась, разъехалась, и из какой-то папки выползли неформатные листы плотной бумаги. Андрей узнал почерк. Старомодный почерк, но уже без ятей и фиты, и еще манеру делать эскизы и наброски – у отца Вики она очень индивидуальная.
Словно холодным ветром потянуло. Все остаточное благодушие мигом улетучилось, сменившись предбоевой сосредоточенностью.
Майор положил трубку, и Андрей мигом вернулся в прежнее положение. Майор задал еще несколько вопросов по делу, а потом вдруг спросил:
– Скажите, вам никогда не приходилось слышать о Дорсае?
– Ну я читал, – ответил Андрей, слегка опешив. – Фантастический роман. Автор… кажется, Гордон Диксон.
Лицо майора неуловимо изменилось, и он сказал:
– А вы, часом, не дорсайский шпион?
Похоже было на мгновенный обморок – то ты сидишь, а вот уже под щекой столешница, и комната наклонена на девяносто градусов. Андрей в обморок не упал, но ощущение было именно такое, как будто мир перевернулся, дернул человечка за нерв и снова выпрямился.
– Ладно, – сказал майор. – Прочтите и подпишите протокол на каждой странице, а я вам сейчас пропуск выпишу.
Получив пропуск, Андрей пошел на выход.
Спустился по лестнице – мимо пионера со шпионом, неболтливой гражданки и сталевара с инженером. Он помнил, что здесь должен быть гулкий полутемный вестибюль, но его не было. Был такой же коридор с рядами дверей и матовым окном в конце. Прошел по третьему этажу в другую сторону? Может быть. А еще, дурак, не додумался рассмотреть здание снаружи. Ладно, в торце обязательно должна быть лестница. Андрей быстро добрался до торца. До окна с матовым стеклом. На подоконнике стояла массивная бронзовая пепельница с фигурками кавалеристов в буденовках, из нее торчали разнообразные окурки. Пахло табачным перегаром. Андрей всю жизнь ненавидел этот запах – холодного табачного перегара, пыльного сукна, чернил и кислой тягомотной скуки. Запах казенного дома.
Пустого казенного дома. Странная гулкая тишина – ну когда она бывает в отделении милиции или в районной прокуратуре, черт побери? Что здесь творится?
На первом этаже эта боковая лестница упиралась в запертую хозяйственную дверь. Андрей пошел вверх. Второй этаж – тот же сумрачный коридор, посередине светлеет двойная дверь на лестницу, в торце коридора – окно. Третий этаж… По стенам – плакаты гражданской обороны, двери-двери-двери… Андрей решил пройти по третьему этажу и спуститься по другой лестнице, в дальнем конце коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66