— Все металлы, захваченные за Бездной, считаются военными трофеями и собственностью Империи. Часть отсылается в храмы в качестве пожертвований, другая часть — в Имперскую сокровищницу, а остальное идет на содержание армии в Мидкемии. Но все это находится в ведении Имперского Стратега, а если тот отсутствует — его наместника. Тасайо занимал пост наместника в течение пяти лет. Для человека не слишком щепетильного этого времени вполне достаточно, чтобы переадресовать потоки контрабанды в поместье его кузена. — Поразмыслив, Мара добавила:
— Или в свое собственное поместье… для личных надобностей.
По выражению лица Илиандо было видно, что ему крайне неприятно признавать такую возможность.
— Если каждого убийцу снарядить стальным мечом, то цена одной такой атаки окажется баснословной, — с сомнением пробурчал он.
— Для рейда в Имперский дворец? — перебил Хоппара. — Готов держать пари, что понадобилось бы в пять раз больше мечей. — Он обвел взглядом пол, усеянный пятнами крови. — Никакой гарантии успеха, и притом предполагается, что все до одного погибнут. Нет, как ни крути, а выходит, что именно Тасайо нанял людей Камои.
— Ну хорошо, — сказал Кевин, пнув ногой шлем убитого черного воина, — а кто же послал эту компанию?
Хоппара устало опустился на оставшийся чистым уголок спальной циновки. Он уставился взглядом на свой меч, лезвие которого было в сплошных зазубринах, а острие разлохматилось из-за разрушенной склейки слоев.
— Кем бы он ни был, он нас, можно сказать, выручил. Оба отряда — убийцы из Камои и эти воины — мешали друг другу, потому что путались под ногами. Сомневаюсь, что мы смогли бы выстоять, если бы против нас были только убийцы.
Мара пересекла комнату и села рядом с юношей.
— Доблестные воины выиграли для нас этот день, господин Хоппара, — сказала она. — И твой дом вправе гордиться тобой.
Властитель Бонтуры многозначительно покосился на Кевина, который все еще держал один из металлических клинков:
— Боги усмотрят в этом святотатство. Раб…
Люджан не дал ему договорить:
— Я ничего не видел.
Грузный властитель повернулся к Маре, возмущенный грубостью военачальника. Однако она заверила его с самым добродушным видом:
— Я не видела ничего неблагопристойного, властитель Илиандо.
Илиандо напыжился, готовясь дать достойный ответ, но тут дипломатическое искусство проявил Хоппара:
— Насколько я понимаю, ты имеешь в виду меч, который спас тебе жизнь?
Властитель Бонтуры покраснел. Он прокашлялся, метнул на Кевина неприязненный взгляд и принужденно пожал плечами.
— Я тоже ничего не видел, — нехотя согласился он, ибо здесь, в покоях Акомы, после того как гвардейцы Акомы отдали жизнь, защищая его, оспаривать слова госпожи и ее гостя значило бы нанести урон чести Мары.
Кевин усмехнулся. Он передал окровавленный клинок Люджану, который принял трофей с каменно-бесстрастным лицом. Мара поспешила ослабить напряжение трудного момента:
— Досточтимые властители, будет справедливо, если каждый из вас возьмет себе по два таких меча в качестве военной добычи. Другими я собираюсь наградить достойнейших из солдат в знак признания их заслуг.
Властители склонили головы: ее дар был весьма великодушным жестом. Хоппара улыбнулся:
— Твоя щедрость не знает равных, госпожа Мара. Властитель Бонтуры кивнул в знак согласия, и по блеску, вспыхнувшему в его глазах, когда он прикинул цену доставшегося ему сокровища, Мара поняла, что алчность возобладала: прегрешение Кевина сойдет ему с рук.
— Давайте очистим пол от требухи, не заслуживающей почестей, — обратилась она к Люджану.
Воины, оставшиеся в живых, приступили к работе. Были собраны ножны, и мечи вложены в них; трупы подверглись дотошному обследованию в поисках хоть одной улики, которая помогла бы установить, кто организовал нападение. Улик не нашлось; общинам убийц платили именно за полнейшую анонимность. Их отличительными признаками служили только выкрашенные в красное ладони и синяя татуировка — цветок камои. У воинов в черных доспехах не было вообще никаких примет. Когда Люджан удостоверился, что искать дальше не имеет смысла, солдаты свалили тела в кучу у ограды сада, а затем он разбил их на бригады и приказал заново забаррикадировать окна и двери с помощью любых имеющихся средств и позаботиться о своих раненых.
Солдат поднес Маре чашу с водой и салфетки.
Мара обтерла лицо и руки, с гадливостью отметив, какое кровавое месиво оставалось в воде каждый раз, когда приходилось споласкивать салфетку.
— Утром мне понадобятся услуги горничной. — Она подняла глаза на солдата.
— Ты исправно служишь, Джендли. Но привести меня в приличный вид — так, чтобы я могла показаться в Совете, — для этого потребуется нечто большее, чем усердие доблестных воинов.
Властитель Хоппара засмеялся. Ему казалось удивительным, что женщина, столь хрупкая на вид, находит в себе силы думать о чем-то, кроме ошеломляющего ужаса минувшего часа.
— Я начинаю понимать, почему отец так тобой восхищался, — начал он и тут же осекся, настигнутый странным ощущением, от которого всех присутствующих пробрал озноб.
Кевин круто обернулся; его пустые руки безотчетно искали меч, которого он снова был лишен. Взглянув на Люджана, он увидел, что военачальник тоже озирается, пытаясь обнаружить источник этого безымянного страха.
Затем послышался слабый шипящий звук, словно пар вырывался из кухонного котелка. Все глаза обратились к тому месту на полу, где разгоралось пятнышко зеленого света. Самые мужественные из воинов инстинктивно съежились и подались назад; у тех, кто был вооружен, руки потянулись к мечам.
Свечение усиливалось и наконец разгорелось сильнее, чем пламя единственной лампы. У всех глаза слезились от этого яркого блеска, и некая невидимая сила заставила встать дыбом даже волоски на руках воинов.
— Магия! — прошипел властитель Бонтуры. Казалось, что белки его расширенных глаз, отражающие непостижимое сияние, сами угрожающе светятся злобным зеленым светом.
Пятно становилось все ярче и вспучивалось, а потом растянулось волнистой полосой, которая крутилась и извивалась в воздухе. Никто не мог шевельнуться: свет действовал гипнотически. Затем загадочная полоса преобразилась в ужасающее видение. Проявились мерцающие глаза, клиновидная голова и сужающийся хвост, судорожно дергающийся на полу.
Едва слышно Хоппара прошептал:
— Релли!
Кевин знал ядовитых змей Келевана с таким названием, но эта была размером больше самой большой из виденных им речных гадюк. Гнусная тварь длиной в целых два фута искрилась мертвенным зеленым светом, который придавал любому предмету в комнате угнетающе-зловещий вид. Призрачная змея проскользнула по полу вперед на несколько дюймов, слегка подняв голову; ее раздвоенный язык высовывался из бронированных челюстей, словно пробуя воздух на вкус.
Кевин взглянул на Люджана, который сжимал сильными пальцами рукоять меча: даже этот искусный фехтовальщик не мог вытащить оружие из ножен и был вынужден беспомощно ожидать нападения.
Все еще сидя на циновке, Мара шепотом скомандовала:
— Никому не двигаться!
Сразу вслед за этим — словно звук ее голоса возымел какое-то действие — воздух задрожал от низкого гула. Голова змеи развернулась к властительнице Акомы.
Из глаз вырвались два зеленых луча — и уперлись в тело солдата, так и стоявшего на коленях около умывальной чаши перед Марой с мокрой салфеткой в руке.
Магическое видение стало клониться на один бок. Голова повернулась в сторону Мары, а хвост резко свернулся в кольцо. Голова поднялась и отклонилась назад.
Люджан кивнул Кевину, и тот медленно, бесшумно отступил назад, освободив место, чтобы военачальник мог размахнуться. Молниеносное движение запястья — и клинок, вылетев из ножен, устремился вниз, к шее невиданной твари.
И все-таки ни одно движение человека не могло застать врасплох, это порождение колдовства. Змееподобное создание поднялось во всю свою длину, а потом нанесло ослепительно быстрый удар.
Меч Люджана рассек воздух, и Мара в ужасе вскрикнула. Воин, стоявший сбоку от нее, рванулся вперед, чтобы заслонить ее своим телом, и вода из чаши разлилась по полу; светящаяся тварь промахнулась. Стреловидные клыки с легкостью прокусили доспехи воина, и остроконечная голова исчезла в его теле, словно жидкость, всасываемая в дыру. Зловещее сияние втянулось туда же.
На несколько мгновений комната погрузилась в темноту.
Потом воин закричал. Его руки сжимались и дергались в агонии, а в глазах замерцал зеленый свет. Свечение становилось все более ярким, оно лилось уже через кожу зеленым потоком, набирающим силу, и скоро стало невыносимым для глаз. Комната наполнилась ослепительным светом — для тени не осталось места. Потом тело воина начало сморщиваться и съеживаться. Белки глаз выкатились, а зубы засверкали изумрудами в деснах, которые дымились и чернели.
Хоппара и Илиандо отпрянули в безмолвном ужасе; Мара сидела, оцепенев, словно чары приковали ее к месту. Только Кевин, движимый любовью, нашел в себе волю к действию. Он шагнул вбок, перегнулся над содрогающимся вопящим комом плоти и, схватив Мару за плечи, не то перенес, не то протащил ее за пределы досягаемости агонизирующего воина, издающего пронзительные крики. А потом заслонил Мару своим телом.
Но к этому моменту и Люджан обрел привычную быстроту действий. Точный удар меча прекратил душераздирающие вопли. Из трупа повалил дым; зеленое свечение замелькало и погасло. Комнату заполнил обычный унылый полумрак; только мерцающее пламя лампы мешало воцарению полной темноты.
Не скрывая дрожи, властитель Бонтуры сотворил знамение защиты от злых сил.
— Кто-то из магов желает твоей смерти, госпожа Мара. Эта нечисть искала тебя по звуку голоса!
Кевин вытер вспотевшие руки полой рубахи, забыв, что его одежда уже давно промокла. Он покачал головой:
— Не думаю.
Возражение вызвало новый прилив досады у властителя Илиандо, но Мара, ничуть не чувствуя себя уязвленной, поднялась с пола:
— Почему?
Мидкемиец спокойно ответил:
— Если бы твоей смерти хотел кто-то из Черных Хламид, ты уже была бы мертва, и никакие наши усилия не могли бы тебя спасти. Достаточно было бы забросить сюда один из тех светящихся шаров, которые мы видели на Играх, и все было бы кончено. Но если этот кто-то хотел запугать тебя насмерть… так сказать, ради предупреждения, то, надо признать, эта гнусная кобра выполнила заказанный фокус наилучшим образом.
— Кобра? — переспросила Мара. Потом села, обхватив руками колени. — О, ты имеешь в виду релли. Может быть, ты прав.
— Тут возможно и другое объяснение, — включился в обсуждение и Хоппара. — Маги низших рангов и жрецы способны применять магию, но, в отличие от членов Ассамблеи, они могут польститься на подкуп.
— Кто?.. — Кевин старался унять дрожь в голосе. — Кто настолько богат, чтобы оплатить такие представления?
Хоппара взглянул на труп воина, убитого колдовством, на его лицо, застывшее в последней судороге боли.
— Если некто способен потратить достояние нации, чтобы нанять банду убийц из Камои, почему бы ему не расщедриться заодно на оплату услуг жрецов из знаменитого храма или на подкуп захудалого мага?
— Ты обвиняешь Минванаби? — спросил Илиандо, все еще вцепившись пальцами мясистых рук в собственные рукава.
— Возможно. Или тех умников, которые послали нам солдат в черном. — Хоппара вскочил на ноги, словно не в силах был усидеть на месте. Облаченный в доспехи, окровавленный, осунувшийся от всего пережитого, он казался точным подобием Чипино. — Мы сможем узнать это завтра, если выживем и вернемся на Совет.
Никто не сказал ни слова.
Глава 4. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ
Им пришлось выдержать еще четыре штурма.
В течение ночи солдаты Акомы и ее союзников отбивали атаки черных воинов. Братство Камои больше не напоминало о себе, но солдаты в доспехах волнами накатывались на временное жилище Мары.
Последняя из этих волн заставила защитников отступить в маленькую спальню, не имевшую наружной двери. Они отбрасывали назад врагов, предпринимавших очередной набег от главной двери, и других, которые наседали со стороны проломленного окна. Кевин не покидал занятой им позиции — впереди Мары; он сражался как одержимый. К началу третьей атаки уже почти не осталось воинов, не получивших ранений. Самые заядлые поборники цуранских традиций слишком устали, чтобы обращать внимание на этого рыжего горластого варвара, который не выпускал из рук ни меча, ни щита даже в минуты передышки, между очередными атаками. Его клинок работал в бою не менее успешно, чем клинки лучших воинов Акомы, и пусть боги решают судьбу раба, который отказывается знать свое место. Ночь была на исходе, солдаты гибли, и нельзя было отвергать ни одной руки, еще способной держать оружие.
После четвертой атаки Кевин едва мог двигаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Или в свое собственное поместье… для личных надобностей.
По выражению лица Илиандо было видно, что ему крайне неприятно признавать такую возможность.
— Если каждого убийцу снарядить стальным мечом, то цена одной такой атаки окажется баснословной, — с сомнением пробурчал он.
— Для рейда в Имперский дворец? — перебил Хоппара. — Готов держать пари, что понадобилось бы в пять раз больше мечей. — Он обвел взглядом пол, усеянный пятнами крови. — Никакой гарантии успеха, и притом предполагается, что все до одного погибнут. Нет, как ни крути, а выходит, что именно Тасайо нанял людей Камои.
— Ну хорошо, — сказал Кевин, пнув ногой шлем убитого черного воина, — а кто же послал эту компанию?
Хоппара устало опустился на оставшийся чистым уголок спальной циновки. Он уставился взглядом на свой меч, лезвие которого было в сплошных зазубринах, а острие разлохматилось из-за разрушенной склейки слоев.
— Кем бы он ни был, он нас, можно сказать, выручил. Оба отряда — убийцы из Камои и эти воины — мешали друг другу, потому что путались под ногами. Сомневаюсь, что мы смогли бы выстоять, если бы против нас были только убийцы.
Мара пересекла комнату и села рядом с юношей.
— Доблестные воины выиграли для нас этот день, господин Хоппара, — сказала она. — И твой дом вправе гордиться тобой.
Властитель Бонтуры многозначительно покосился на Кевина, который все еще держал один из металлических клинков:
— Боги усмотрят в этом святотатство. Раб…
Люджан не дал ему договорить:
— Я ничего не видел.
Грузный властитель повернулся к Маре, возмущенный грубостью военачальника. Однако она заверила его с самым добродушным видом:
— Я не видела ничего неблагопристойного, властитель Илиандо.
Илиандо напыжился, готовясь дать достойный ответ, но тут дипломатическое искусство проявил Хоппара:
— Насколько я понимаю, ты имеешь в виду меч, который спас тебе жизнь?
Властитель Бонтуры покраснел. Он прокашлялся, метнул на Кевина неприязненный взгляд и принужденно пожал плечами.
— Я тоже ничего не видел, — нехотя согласился он, ибо здесь, в покоях Акомы, после того как гвардейцы Акомы отдали жизнь, защищая его, оспаривать слова госпожи и ее гостя значило бы нанести урон чести Мары.
Кевин усмехнулся. Он передал окровавленный клинок Люджану, который принял трофей с каменно-бесстрастным лицом. Мара поспешила ослабить напряжение трудного момента:
— Досточтимые властители, будет справедливо, если каждый из вас возьмет себе по два таких меча в качестве военной добычи. Другими я собираюсь наградить достойнейших из солдат в знак признания их заслуг.
Властители склонили головы: ее дар был весьма великодушным жестом. Хоппара улыбнулся:
— Твоя щедрость не знает равных, госпожа Мара. Властитель Бонтуры кивнул в знак согласия, и по блеску, вспыхнувшему в его глазах, когда он прикинул цену доставшегося ему сокровища, Мара поняла, что алчность возобладала: прегрешение Кевина сойдет ему с рук.
— Давайте очистим пол от требухи, не заслуживающей почестей, — обратилась она к Люджану.
Воины, оставшиеся в живых, приступили к работе. Были собраны ножны, и мечи вложены в них; трупы подверглись дотошному обследованию в поисках хоть одной улики, которая помогла бы установить, кто организовал нападение. Улик не нашлось; общинам убийц платили именно за полнейшую анонимность. Их отличительными признаками служили только выкрашенные в красное ладони и синяя татуировка — цветок камои. У воинов в черных доспехах не было вообще никаких примет. Когда Люджан удостоверился, что искать дальше не имеет смысла, солдаты свалили тела в кучу у ограды сада, а затем он разбил их на бригады и приказал заново забаррикадировать окна и двери с помощью любых имеющихся средств и позаботиться о своих раненых.
Солдат поднес Маре чашу с водой и салфетки.
Мара обтерла лицо и руки, с гадливостью отметив, какое кровавое месиво оставалось в воде каждый раз, когда приходилось споласкивать салфетку.
— Утром мне понадобятся услуги горничной. — Она подняла глаза на солдата.
— Ты исправно служишь, Джендли. Но привести меня в приличный вид — так, чтобы я могла показаться в Совете, — для этого потребуется нечто большее, чем усердие доблестных воинов.
Властитель Хоппара засмеялся. Ему казалось удивительным, что женщина, столь хрупкая на вид, находит в себе силы думать о чем-то, кроме ошеломляющего ужаса минувшего часа.
— Я начинаю понимать, почему отец так тобой восхищался, — начал он и тут же осекся, настигнутый странным ощущением, от которого всех присутствующих пробрал озноб.
Кевин круто обернулся; его пустые руки безотчетно искали меч, которого он снова был лишен. Взглянув на Люджана, он увидел, что военачальник тоже озирается, пытаясь обнаружить источник этого безымянного страха.
Затем послышался слабый шипящий звук, словно пар вырывался из кухонного котелка. Все глаза обратились к тому месту на полу, где разгоралось пятнышко зеленого света. Самые мужественные из воинов инстинктивно съежились и подались назад; у тех, кто был вооружен, руки потянулись к мечам.
Свечение усиливалось и наконец разгорелось сильнее, чем пламя единственной лампы. У всех глаза слезились от этого яркого блеска, и некая невидимая сила заставила встать дыбом даже волоски на руках воинов.
— Магия! — прошипел властитель Бонтуры. Казалось, что белки его расширенных глаз, отражающие непостижимое сияние, сами угрожающе светятся злобным зеленым светом.
Пятно становилось все ярче и вспучивалось, а потом растянулось волнистой полосой, которая крутилась и извивалась в воздухе. Никто не мог шевельнуться: свет действовал гипнотически. Затем загадочная полоса преобразилась в ужасающее видение. Проявились мерцающие глаза, клиновидная голова и сужающийся хвост, судорожно дергающийся на полу.
Едва слышно Хоппара прошептал:
— Релли!
Кевин знал ядовитых змей Келевана с таким названием, но эта была размером больше самой большой из виденных им речных гадюк. Гнусная тварь длиной в целых два фута искрилась мертвенным зеленым светом, который придавал любому предмету в комнате угнетающе-зловещий вид. Призрачная змея проскользнула по полу вперед на несколько дюймов, слегка подняв голову; ее раздвоенный язык высовывался из бронированных челюстей, словно пробуя воздух на вкус.
Кевин взглянул на Люджана, который сжимал сильными пальцами рукоять меча: даже этот искусный фехтовальщик не мог вытащить оружие из ножен и был вынужден беспомощно ожидать нападения.
Все еще сидя на циновке, Мара шепотом скомандовала:
— Никому не двигаться!
Сразу вслед за этим — словно звук ее голоса возымел какое-то действие — воздух задрожал от низкого гула. Голова змеи развернулась к властительнице Акомы.
Из глаз вырвались два зеленых луча — и уперлись в тело солдата, так и стоявшего на коленях около умывальной чаши перед Марой с мокрой салфеткой в руке.
Магическое видение стало клониться на один бок. Голова повернулась в сторону Мары, а хвост резко свернулся в кольцо. Голова поднялась и отклонилась назад.
Люджан кивнул Кевину, и тот медленно, бесшумно отступил назад, освободив место, чтобы военачальник мог размахнуться. Молниеносное движение запястья — и клинок, вылетев из ножен, устремился вниз, к шее невиданной твари.
И все-таки ни одно движение человека не могло застать врасплох, это порождение колдовства. Змееподобное создание поднялось во всю свою длину, а потом нанесло ослепительно быстрый удар.
Меч Люджана рассек воздух, и Мара в ужасе вскрикнула. Воин, стоявший сбоку от нее, рванулся вперед, чтобы заслонить ее своим телом, и вода из чаши разлилась по полу; светящаяся тварь промахнулась. Стреловидные клыки с легкостью прокусили доспехи воина, и остроконечная голова исчезла в его теле, словно жидкость, всасываемая в дыру. Зловещее сияние втянулось туда же.
На несколько мгновений комната погрузилась в темноту.
Потом воин закричал. Его руки сжимались и дергались в агонии, а в глазах замерцал зеленый свет. Свечение становилось все более ярким, оно лилось уже через кожу зеленым потоком, набирающим силу, и скоро стало невыносимым для глаз. Комната наполнилась ослепительным светом — для тени не осталось места. Потом тело воина начало сморщиваться и съеживаться. Белки глаз выкатились, а зубы засверкали изумрудами в деснах, которые дымились и чернели.
Хоппара и Илиандо отпрянули в безмолвном ужасе; Мара сидела, оцепенев, словно чары приковали ее к месту. Только Кевин, движимый любовью, нашел в себе волю к действию. Он шагнул вбок, перегнулся над содрогающимся вопящим комом плоти и, схватив Мару за плечи, не то перенес, не то протащил ее за пределы досягаемости агонизирующего воина, издающего пронзительные крики. А потом заслонил Мару своим телом.
Но к этому моменту и Люджан обрел привычную быстроту действий. Точный удар меча прекратил душераздирающие вопли. Из трупа повалил дым; зеленое свечение замелькало и погасло. Комнату заполнил обычный унылый полумрак; только мерцающее пламя лампы мешало воцарению полной темноты.
Не скрывая дрожи, властитель Бонтуры сотворил знамение защиты от злых сил.
— Кто-то из магов желает твоей смерти, госпожа Мара. Эта нечисть искала тебя по звуку голоса!
Кевин вытер вспотевшие руки полой рубахи, забыв, что его одежда уже давно промокла. Он покачал головой:
— Не думаю.
Возражение вызвало новый прилив досады у властителя Илиандо, но Мара, ничуть не чувствуя себя уязвленной, поднялась с пола:
— Почему?
Мидкемиец спокойно ответил:
— Если бы твоей смерти хотел кто-то из Черных Хламид, ты уже была бы мертва, и никакие наши усилия не могли бы тебя спасти. Достаточно было бы забросить сюда один из тех светящихся шаров, которые мы видели на Играх, и все было бы кончено. Но если этот кто-то хотел запугать тебя насмерть… так сказать, ради предупреждения, то, надо признать, эта гнусная кобра выполнила заказанный фокус наилучшим образом.
— Кобра? — переспросила Мара. Потом села, обхватив руками колени. — О, ты имеешь в виду релли. Может быть, ты прав.
— Тут возможно и другое объяснение, — включился в обсуждение и Хоппара. — Маги низших рангов и жрецы способны применять магию, но, в отличие от членов Ассамблеи, они могут польститься на подкуп.
— Кто?.. — Кевин старался унять дрожь в голосе. — Кто настолько богат, чтобы оплатить такие представления?
Хоппара взглянул на труп воина, убитого колдовством, на его лицо, застывшее в последней судороге боли.
— Если некто способен потратить достояние нации, чтобы нанять банду убийц из Камои, почему бы ему не расщедриться заодно на оплату услуг жрецов из знаменитого храма или на подкуп захудалого мага?
— Ты обвиняешь Минванаби? — спросил Илиандо, все еще вцепившись пальцами мясистых рук в собственные рукава.
— Возможно. Или тех умников, которые послали нам солдат в черном. — Хоппара вскочил на ноги, словно не в силах был усидеть на месте. Облаченный в доспехи, окровавленный, осунувшийся от всего пережитого, он казался точным подобием Чипино. — Мы сможем узнать это завтра, если выживем и вернемся на Совет.
Никто не сказал ни слова.
Глава 4. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ
Им пришлось выдержать еще четыре штурма.
В течение ночи солдаты Акомы и ее союзников отбивали атаки черных воинов. Братство Камои больше не напоминало о себе, но солдаты в доспехах волнами накатывались на временное жилище Мары.
Последняя из этих волн заставила защитников отступить в маленькую спальню, не имевшую наружной двери. Они отбрасывали назад врагов, предпринимавших очередной набег от главной двери, и других, которые наседали со стороны проломленного окна. Кевин не покидал занятой им позиции — впереди Мары; он сражался как одержимый. К началу третьей атаки уже почти не осталось воинов, не получивших ранений. Самые заядлые поборники цуранских традиций слишком устали, чтобы обращать внимание на этого рыжего горластого варвара, который не выпускал из рук ни меча, ни щита даже в минуты передышки, между очередными атаками. Его клинок работал в бою не менее успешно, чем клинки лучших воинов Акомы, и пусть боги решают судьбу раба, который отказывается знать свое место. Ночь была на исходе, солдаты гибли, и нельзя было отвергать ни одной руки, еще способной держать оружие.
После четвертой атаки Кевин едва мог двигаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115