Ныне же ее боевая мощь возросла так, что начинает соперничать с могущественнейшими семьями Империи.
Жаль, подумал Кевин, что в смысле обороны владения Мары расположены крайне неудачно.
Однако вслед за этой мыслью закономерно возникла другая, еще более тревожная: что, если властительница копила силы не только для обороны?
На солнце наползло облако — предвестник первого послеполуденного ливня. Церемония на учебном плацу заканчивалась: по команде Люджана квадратные фаланги воинов в зеленых доспехах одна за другой выполняли четкий поворот и маршем покидали плац. Мара в сопровождении советников двинулась к особняку. Внезапно загоревшись желанием встретить ее, Кевин предложил Айяки заскочить на кухню и обложить данью поваров: судя по доносившимся оттуда запахам, они как раз сейчас вынимали из печи свежие тайзовые лепешки. Мальчик отличался завидным аппетитом, и его не понадобилось долго уговаривать. Когда Мара вошла в свои личные покои, ее уже поджидал Кевин, успевший добраться туда кратчайшим путем через внутренние дворики. Опередив одну из служанок, он помог Маре освободиться от тяжелых одежд. Мара позволила ему раздеть ее — тихая, молчаливая и, вопреки обыкновению, нечувствительная к его прикосновению.
Самым беспечным тоном, как бы между делом, Кевин полюбопытствовал:
— Мы готовимся к войне, госпожа?
Мара невесело улыбнулась:
— Всякое может случиться. Если мои клановые сородичи проявят здравый смысл, все обойдется наилучшим образом. Но чтобы они не вздумали заартачиться… такая демонстрация силы окажется не лишней. По речным пристаням быстро разнесется слух, что армия Акомы делится на два легиона, а это значит, что ее численность заметно возросла. — Она стянула с рук целую коллекцию тяжелых нефритовых браслетов и уронила их в открытый ларец. Следом туда посыпались нефритовые же шпильки. — А вот о том, что солдат в каждой роте поубавилось, никто и знать не должен, — заметила она.
Снятое платье было передано горничным, которым надлежало его проветрить и повесить на место. Когда Мара набросила легкий домашний халат, Кевин вздохнул и спросил:
— Игра продолжается?
— Как всегда. — Мара завязала кушак, положив конец всем надеждам Кевина на несколько мгновений любовных ласк: мысли властительницы были заняты совсем другими предметами. — Император может приостановить работу Высшего Совета, но остановить Игру невозможно.
Если не считать того, что это вообще не игра, подумал про себя Кевин. Какая уж тут игра, если на сцену выходят армии. Несмотря на недавнее решение
— не впутываться в политику, — ему никак не удавалось отделаться от размышлений о том, какие же планы вынашивает на сей раз его госпожа.
***
Первые лучи утреннего солнца окрасили Имперский дворец в розовые и оранжевые тона, перемежающиеся иссиня-черными тенями. В деловой части города, протянувшейся вдоль реки, и в кварталах бедноты уже кипела жизнь, а тишину дворцов нарушали лишь шаги слуг и единственного патруля в зеленых доспехах Акомы.
Сегодня — в день, назначенный Марой для встречи клана Хадама, — она хотела оказаться в Палате Совета раньше всех. В том, что она задумала, следовало предусмотреть все до мелочей: самое малое упущение могло обернуться крахом, и тогда требования, предъявленные ею к клану, не дадут ей ничего, кроме новых врагов.
Люджан вместе с эскортом из двадцати отборных воинов проводил ее до внутреннего пояса Палаты Совета, но там, где в прежние времена их остановили бы и попросили обождать, властительница Акомы, не замедляя шага, проследовала вперед. После краткого колебания Люджан подал воинам сигнал держать строй. Вслед за хозяйкой они спустились по ступеням до нижнего яруса зала; если воины и удивились, когда властительница прошла мимо своего обычного места, то вида не подали.
Кевин, выступающий в привычной роли раба-телохранителя, сначала недоуменно приподнял бровь, а затем усмехнулся, догадавшись о намерении госпожи. Мара пересекла пустое пространство нижнего яруса и поднялась на возвышение, которое во время собраний Совета предназначалось для Имперского Стратега, а при встречах кланов — для их предводителей.
К этому часу восходящее солнце уже позолотило верхний купол Палаты. Мара уселась на резной инкрустированный трон и устроилась как можно удобнее. Рядом встал Кевин, готовый немедленно оказать любую услугу, какая ей понадобится, а воины выстроились сзади, образовав полукруг и изобразив полнейшую невозмутимость, словно в действиях госпожи не было ничего необычайного и для их совершения от нее не требовалось ни мужества, ни дерзости.
С высоты помоста Кевин оглядел ряды пустых кресел. Поскольку в зале не было никого, кроме воинов Акомы, он заговорил без стеснения:
— Госпожа, некоторые из твоих сородичей могут крепко осерчать… еще до исхода дня.
Но Мара уже облачилась в броню превосходства, составляющего, как считалось, неотъемлемую принадлежность занятого ею места, и не промолвила ни слова. С этой официальной миной она просидела чуть ли не три часа, пока не начали прибывать наименее родовитые члены клана Хадама.
Первым в Палату Совета вступил престарелый властитель Джингаи в сопровождении своих стражников. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его косые лучи высвечивали центральное возвышение. Любой входящий в Палату не мог не заметить на троне властительницу — в струящихся парадных одеждах, со сверкающими драгоценными украшениями. Старик изумленно уставился на нее и резко остановился. Помешкав, он с искренним удовольствием улыбнулся и направился к своему месту в глубине зала.
— Ну, этот не прочь поглазеть на представление, — прошептал Кевин.
Движением узорного веера Мара недвусмысленно дала Кевину понять, что ему лучше держать свои наблюдения при себе. Ее лицо под толстым слоем тайзовой пудры оставалось бесстрастным, как алебастровая маска. Нервное напряжение и азарт игрока были загнаны внутрь и надежно скрыты от посторонних глаз.
В течение часа прибыло еще пятеро властителей. Троим хватило единственного взгляда в сторону Мары, после чего каждый из них самым обыденным образом направился к своему месту.
Двое остальных после краткого обмена мнениями последовали их примеру. Полдень ознаменовался появлением целой делегации из полудюжины властителей, в составе которой находился и представитель одной из могущественнейших семей клана Хадама. Перешагнув порог, означенный властитель дал знак остальным, и вся группа сомкнутым строем прошла в центр зала. Теперь, когда солнце стояло в зените, его лучи падали прямо на трон, и в их сиянии Мара казалась статуей богини в алтаре храма. Перед троном предводителя властители замешкались и, сгрудившись, принялись шептаться между собой.
Немного погодя тот из них, что был в темно-синей одежде, обратился к неподвижной фигуре на троне:
— Властительница…
— Ты хочешь что-то сказать мне, властитель Палтепара? — перебила его Мара.
От подобного отпора властитель едва не лишился дара речи. Напоминая своим пышным нарядом павлина с распущенным хвостом, он выпятил грудь колесом и смерил взглядом женщину на помосте. Ответный взгляд был тверд, а воины за спиной Мары словно онемели. Но по цуранским понятиям подобная подчеркнутая невозмутимость была выразительнее любых слов.
Властитель откашлялся.
— В добром ли ты здравии, госпожа?
Это была капитуляция. Мара улыбнулась:
— О да, досточтимый властитель. А как твое здоровье?
Мужчина в синем, смирившись с поражением, спокойно возобновил переговоры со спутниками.
— Один готов, — вполголоса произнес Кевин.
— Не так, — поправила его Мара, поигрывая веером и маскируя таким образом собственное облегчение. — Шестеро готовы. Властитель, который приветствовал меня, по рангу стоит выше остальных: из них двое — его вассалы, а двое других клятвой скрепили союз с ним. Судя по тому, что они все еще разговаривают друг с другом, все поддержат его решение.
Победа была знаменательной: прибывающие властители, едва войдя в Палату, уже видели, что одна из влиятельнейших семей клана признала главенство Акомы. Не имея намерений оспаривать права Мары, они с разной степенью воодушевления приветствовали ее и расходились по местам.
И наконец в палате появился властитель Беншаи из Чековары — признанный обладатель титула предводителя клана Хадама. Он стремительно направился к своему месту; вокруг его дородного тела вздувались, подобно парусам, яркие одежды. Не прерывая разговора с одним из своих советников, являя собой живое воплощение полнейшей уверенности в собственной значимости, Беншаи был уже на полпути к нижнему ярусу, когда заметил на принадлежавшем ему месте женскую фигуру.
На мгновение он встал как вкопанный, вытаращив глаза, затем жестом заставил умолкнуть словоохотливого советника и с удивительной (для особы со столь объемистой фигурой) резвостью преодолел оставшиеся десять ступеней, чтобы встать лицом к лицу с властительницей Акомы.
Тактика Мары теперь была совершенно ясна, так что Кевин воздержался от дальнейших замечаний. Несмотря на то что входить в Палату пораньше полагалось правителям рангом помельче, Мара добилась желаемого эффекта: всякий, кто стоял на полу у подножия подмостков и вынужден был смотреть на нее снизу вверх, оказывался в заведомо невыгодном положении.
— Властительница Мара… — начал властитель Чековары.
— Я здорова, досточтимый властитель, — перехватила инициативу Мара. — Здоров ли ты сам?
Кое-кто из захудалых правителей постарался подавить смешок. Ответ Мары на незаданный вопрос создавал впечатление, будто предводитель клана признал за Марой право на более высокое, чем у него, положение в обществе.
Властитель Беншаи вскипел от возмущения и бросился отвоевывать позиции:
— Я вовсе не то…
— Вовсе не что, досточтимый властитель? — снова перебила она его. — Прости, я полагала, ты придерживался правил вежливости.
Однако человека, привыкшего распоряжаться, нельзя надолго выбить из колеи словесными выкрутасами. Придав своему голосу должную меру властности, он заявил:
— Госпожа, ты сидишь на моем месте.
Властительница Акомы ответила ему ледяным взглядом. Столь же надменным тоном она отчеканила — так, чтобы никто в зале не пропустил мимо ушей ее слова:
— Я придерживаюсь иного мнения.
Властитель Чековары выпрямился во весь рост.
— Да как ты смеешь! — рявкнул он с такой силой, что у него задребезжали металлические украшения на шее и запястьях.
— Тихо! — потребовала Мара, и собравшиеся в зале повиновались.
Их покладистость не ускользнула от внимания господина Беншаи. Поворотив короткую шею, он свирепо оглядел своих союзников, оказавшихся столь ненадежными. Лишь гордость не давала ему сникнуть.
— Пришло время поговорить начистоту, сородичи, — объявила Мара, обращаясь не только к властителю Чековары, но и ко всему собранию.
Теперь уже в просторном зале установилось гробовое молчание.
Придавая огромное значение узам крови, цурани старались без особой надобности не подвергать испытанию крепость этих уз. В повседневной жизни каждое обращение к родственным связям считалось сугубо личным, хотя и важным делом, и лишь тогда, когда под угрозой оказывались долг и честь, можно было услышать публичное воззвание ко всему клану. Словно не замечая того, что властитель Чековары все еще стоит в замешательстве у подножия возвышения, Мара продолжала речь.
— Волею судьбы вы все принадлежите к клану, издавна покрытому славой… — Чтобы поднявшийся гул одобрения не заглушил ее следующие слова, ей пришлось повысить голос:
— но не обладающему достаточной силой. — Зал снова притих. — Мой отец считался одним из самых знатных властителей в Империи. — И на этот раз ее поддержали несколько голосов. — Но когда его дочери пришлось в одиночку защищаться от могучих врагов, никому из сородичей не пришло и в голову оказать ей даже видимость поддержки.
Мара обвела взглядом притихшие галереи.
— Я не хуже вас понимаю, отчего так случилось, — сказала она. — Однако политические резоны кажутся мне недостаточным оправданием. Кроме того, — с горечью заметила она, — нас не мучает совесть. Так уж устроена жизнь в Цурануани, говорим мы себе. Если убита юная девушка, если священный натами какой-нибудь славной семьи перевернут гербом в грязь — посмеет ли кто-нибудь оспаривать всеобщее убеждение, что такова была воля богов?
Мара впивалась взглядом в каждое лицо, ища в нем признаков несогласия.
— А я утверждаю, что воля богов ни при чем! — вскричала она, прежде чем самые смелые из правителей успели запротестовать.
Ее слова раскатились по галереям, и страстная сила убеждения, вложенная в них, приковала всех к креслам.
— Я Мара из рода Акома. Я та, которая заставила считаться с собой властителя Анасати и нанесла поражение властителю Джингу Минванаби, находясь под крышей дома его предков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Жаль, подумал Кевин, что в смысле обороны владения Мары расположены крайне неудачно.
Однако вслед за этой мыслью закономерно возникла другая, еще более тревожная: что, если властительница копила силы не только для обороны?
На солнце наползло облако — предвестник первого послеполуденного ливня. Церемония на учебном плацу заканчивалась: по команде Люджана квадратные фаланги воинов в зеленых доспехах одна за другой выполняли четкий поворот и маршем покидали плац. Мара в сопровождении советников двинулась к особняку. Внезапно загоревшись желанием встретить ее, Кевин предложил Айяки заскочить на кухню и обложить данью поваров: судя по доносившимся оттуда запахам, они как раз сейчас вынимали из печи свежие тайзовые лепешки. Мальчик отличался завидным аппетитом, и его не понадобилось долго уговаривать. Когда Мара вошла в свои личные покои, ее уже поджидал Кевин, успевший добраться туда кратчайшим путем через внутренние дворики. Опередив одну из служанок, он помог Маре освободиться от тяжелых одежд. Мара позволила ему раздеть ее — тихая, молчаливая и, вопреки обыкновению, нечувствительная к его прикосновению.
Самым беспечным тоном, как бы между делом, Кевин полюбопытствовал:
— Мы готовимся к войне, госпожа?
Мара невесело улыбнулась:
— Всякое может случиться. Если мои клановые сородичи проявят здравый смысл, все обойдется наилучшим образом. Но чтобы они не вздумали заартачиться… такая демонстрация силы окажется не лишней. По речным пристаням быстро разнесется слух, что армия Акомы делится на два легиона, а это значит, что ее численность заметно возросла. — Она стянула с рук целую коллекцию тяжелых нефритовых браслетов и уронила их в открытый ларец. Следом туда посыпались нефритовые же шпильки. — А вот о том, что солдат в каждой роте поубавилось, никто и знать не должен, — заметила она.
Снятое платье было передано горничным, которым надлежало его проветрить и повесить на место. Когда Мара набросила легкий домашний халат, Кевин вздохнул и спросил:
— Игра продолжается?
— Как всегда. — Мара завязала кушак, положив конец всем надеждам Кевина на несколько мгновений любовных ласк: мысли властительницы были заняты совсем другими предметами. — Император может приостановить работу Высшего Совета, но остановить Игру невозможно.
Если не считать того, что это вообще не игра, подумал про себя Кевин. Какая уж тут игра, если на сцену выходят армии. Несмотря на недавнее решение
— не впутываться в политику, — ему никак не удавалось отделаться от размышлений о том, какие же планы вынашивает на сей раз его госпожа.
***
Первые лучи утреннего солнца окрасили Имперский дворец в розовые и оранжевые тона, перемежающиеся иссиня-черными тенями. В деловой части города, протянувшейся вдоль реки, и в кварталах бедноты уже кипела жизнь, а тишину дворцов нарушали лишь шаги слуг и единственного патруля в зеленых доспехах Акомы.
Сегодня — в день, назначенный Марой для встречи клана Хадама, — она хотела оказаться в Палате Совета раньше всех. В том, что она задумала, следовало предусмотреть все до мелочей: самое малое упущение могло обернуться крахом, и тогда требования, предъявленные ею к клану, не дадут ей ничего, кроме новых врагов.
Люджан вместе с эскортом из двадцати отборных воинов проводил ее до внутреннего пояса Палаты Совета, но там, где в прежние времена их остановили бы и попросили обождать, властительница Акомы, не замедляя шага, проследовала вперед. После краткого колебания Люджан подал воинам сигнал держать строй. Вслед за хозяйкой они спустились по ступеням до нижнего яруса зала; если воины и удивились, когда властительница прошла мимо своего обычного места, то вида не подали.
Кевин, выступающий в привычной роли раба-телохранителя, сначала недоуменно приподнял бровь, а затем усмехнулся, догадавшись о намерении госпожи. Мара пересекла пустое пространство нижнего яруса и поднялась на возвышение, которое во время собраний Совета предназначалось для Имперского Стратега, а при встречах кланов — для их предводителей.
К этому часу восходящее солнце уже позолотило верхний купол Палаты. Мара уселась на резной инкрустированный трон и устроилась как можно удобнее. Рядом встал Кевин, готовый немедленно оказать любую услугу, какая ей понадобится, а воины выстроились сзади, образовав полукруг и изобразив полнейшую невозмутимость, словно в действиях госпожи не было ничего необычайного и для их совершения от нее не требовалось ни мужества, ни дерзости.
С высоты помоста Кевин оглядел ряды пустых кресел. Поскольку в зале не было никого, кроме воинов Акомы, он заговорил без стеснения:
— Госпожа, некоторые из твоих сородичей могут крепко осерчать… еще до исхода дня.
Но Мара уже облачилась в броню превосходства, составляющего, как считалось, неотъемлемую принадлежность занятого ею места, и не промолвила ни слова. С этой официальной миной она просидела чуть ли не три часа, пока не начали прибывать наименее родовитые члены клана Хадама.
Первым в Палату Совета вступил престарелый властитель Джингаи в сопровождении своих стражников. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его косые лучи высвечивали центральное возвышение. Любой входящий в Палату не мог не заметить на троне властительницу — в струящихся парадных одеждах, со сверкающими драгоценными украшениями. Старик изумленно уставился на нее и резко остановился. Помешкав, он с искренним удовольствием улыбнулся и направился к своему месту в глубине зала.
— Ну, этот не прочь поглазеть на представление, — прошептал Кевин.
Движением узорного веера Мара недвусмысленно дала Кевину понять, что ему лучше держать свои наблюдения при себе. Ее лицо под толстым слоем тайзовой пудры оставалось бесстрастным, как алебастровая маска. Нервное напряжение и азарт игрока были загнаны внутрь и надежно скрыты от посторонних глаз.
В течение часа прибыло еще пятеро властителей. Троим хватило единственного взгляда в сторону Мары, после чего каждый из них самым обыденным образом направился к своему месту.
Двое остальных после краткого обмена мнениями последовали их примеру. Полдень ознаменовался появлением целой делегации из полудюжины властителей, в составе которой находился и представитель одной из могущественнейших семей клана Хадама. Перешагнув порог, означенный властитель дал знак остальным, и вся группа сомкнутым строем прошла в центр зала. Теперь, когда солнце стояло в зените, его лучи падали прямо на трон, и в их сиянии Мара казалась статуей богини в алтаре храма. Перед троном предводителя властители замешкались и, сгрудившись, принялись шептаться между собой.
Немного погодя тот из них, что был в темно-синей одежде, обратился к неподвижной фигуре на троне:
— Властительница…
— Ты хочешь что-то сказать мне, властитель Палтепара? — перебила его Мара.
От подобного отпора властитель едва не лишился дара речи. Напоминая своим пышным нарядом павлина с распущенным хвостом, он выпятил грудь колесом и смерил взглядом женщину на помосте. Ответный взгляд был тверд, а воины за спиной Мары словно онемели. Но по цуранским понятиям подобная подчеркнутая невозмутимость была выразительнее любых слов.
Властитель откашлялся.
— В добром ли ты здравии, госпожа?
Это была капитуляция. Мара улыбнулась:
— О да, досточтимый властитель. А как твое здоровье?
Мужчина в синем, смирившись с поражением, спокойно возобновил переговоры со спутниками.
— Один готов, — вполголоса произнес Кевин.
— Не так, — поправила его Мара, поигрывая веером и маскируя таким образом собственное облегчение. — Шестеро готовы. Властитель, который приветствовал меня, по рангу стоит выше остальных: из них двое — его вассалы, а двое других клятвой скрепили союз с ним. Судя по тому, что они все еще разговаривают друг с другом, все поддержат его решение.
Победа была знаменательной: прибывающие властители, едва войдя в Палату, уже видели, что одна из влиятельнейших семей клана признала главенство Акомы. Не имея намерений оспаривать права Мары, они с разной степенью воодушевления приветствовали ее и расходились по местам.
И наконец в палате появился властитель Беншаи из Чековары — признанный обладатель титула предводителя клана Хадама. Он стремительно направился к своему месту; вокруг его дородного тела вздувались, подобно парусам, яркие одежды. Не прерывая разговора с одним из своих советников, являя собой живое воплощение полнейшей уверенности в собственной значимости, Беншаи был уже на полпути к нижнему ярусу, когда заметил на принадлежавшем ему месте женскую фигуру.
На мгновение он встал как вкопанный, вытаращив глаза, затем жестом заставил умолкнуть словоохотливого советника и с удивительной (для особы со столь объемистой фигурой) резвостью преодолел оставшиеся десять ступеней, чтобы встать лицом к лицу с властительницей Акомы.
Тактика Мары теперь была совершенно ясна, так что Кевин воздержался от дальнейших замечаний. Несмотря на то что входить в Палату пораньше полагалось правителям рангом помельче, Мара добилась желаемого эффекта: всякий, кто стоял на полу у подножия подмостков и вынужден был смотреть на нее снизу вверх, оказывался в заведомо невыгодном положении.
— Властительница Мара… — начал властитель Чековары.
— Я здорова, досточтимый властитель, — перехватила инициативу Мара. — Здоров ли ты сам?
Кое-кто из захудалых правителей постарался подавить смешок. Ответ Мары на незаданный вопрос создавал впечатление, будто предводитель клана признал за Марой право на более высокое, чем у него, положение в обществе.
Властитель Беншаи вскипел от возмущения и бросился отвоевывать позиции:
— Я вовсе не то…
— Вовсе не что, досточтимый властитель? — снова перебила она его. — Прости, я полагала, ты придерживался правил вежливости.
Однако человека, привыкшего распоряжаться, нельзя надолго выбить из колеи словесными выкрутасами. Придав своему голосу должную меру властности, он заявил:
— Госпожа, ты сидишь на моем месте.
Властительница Акомы ответила ему ледяным взглядом. Столь же надменным тоном она отчеканила — так, чтобы никто в зале не пропустил мимо ушей ее слова:
— Я придерживаюсь иного мнения.
Властитель Чековары выпрямился во весь рост.
— Да как ты смеешь! — рявкнул он с такой силой, что у него задребезжали металлические украшения на шее и запястьях.
— Тихо! — потребовала Мара, и собравшиеся в зале повиновались.
Их покладистость не ускользнула от внимания господина Беншаи. Поворотив короткую шею, он свирепо оглядел своих союзников, оказавшихся столь ненадежными. Лишь гордость не давала ему сникнуть.
— Пришло время поговорить начистоту, сородичи, — объявила Мара, обращаясь не только к властителю Чековары, но и ко всему собранию.
Теперь уже в просторном зале установилось гробовое молчание.
Придавая огромное значение узам крови, цурани старались без особой надобности не подвергать испытанию крепость этих уз. В повседневной жизни каждое обращение к родственным связям считалось сугубо личным, хотя и важным делом, и лишь тогда, когда под угрозой оказывались долг и честь, можно было услышать публичное воззвание ко всему клану. Словно не замечая того, что властитель Чековары все еще стоит в замешательстве у подножия возвышения, Мара продолжала речь.
— Волею судьбы вы все принадлежите к клану, издавна покрытому славой… — Чтобы поднявшийся гул одобрения не заглушил ее следующие слова, ей пришлось повысить голос:
— но не обладающему достаточной силой. — Зал снова притих. — Мой отец считался одним из самых знатных властителей в Империи. — И на этот раз ее поддержали несколько голосов. — Но когда его дочери пришлось в одиночку защищаться от могучих врагов, никому из сородичей не пришло и в голову оказать ей даже видимость поддержки.
Мара обвела взглядом притихшие галереи.
— Я не хуже вас понимаю, отчего так случилось, — сказала она. — Однако политические резоны кажутся мне недостаточным оправданием. Кроме того, — с горечью заметила она, — нас не мучает совесть. Так уж устроена жизнь в Цурануани, говорим мы себе. Если убита юная девушка, если священный натами какой-нибудь славной семьи перевернут гербом в грязь — посмеет ли кто-нибудь оспаривать всеобщее убеждение, что такова была воля богов?
Мара впивалась взглядом в каждое лицо, ища в нем признаков несогласия.
— А я утверждаю, что воля богов ни при чем! — вскричала она, прежде чем самые смелые из правителей успели запротестовать.
Ее слова раскатились по галереям, и страстная сила убеждения, вложенная в них, приковала всех к креслам.
— Я Мара из рода Акома. Я та, которая заставила считаться с собой властителя Анасати и нанесла поражение властителю Джингу Минванаби, находясь под крышей дома его предков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115