- Здесь. Вокруг нас. Твой отец толкует об атомах и огромных
расстояниях между звездами, но мудрые люди в нашем мире, объясняют это
по-другому.
Он оглядел комнату; небогатую мебель и желтый деревянный пол с лужами
от расплескавшейся из таза воды.
- Здесь? Еще один мальчик? Другой? В другом мире и таком же тазу.
- Может не один, а много мальчиков: столько, сколько существует
миров, почти подобных нашему. Именно так, скорее всего, зарождаются новые
мифы, предрассудки, сказки и легенды - благодаря соседству, близости,
почти полной тождественности.
Сильные гибкие пальцы втирали мыло в грудь Келвина.
- Ты все поймешь, когда станешь старше, дорогой. Когда вырастешь и
почувствуешь в себе силы исполнить старое Пророчество.
- Пророчество? Что это такое, мама?
Она вытерла руки о полотенце, подошла к отцовскому письменному столу,
открыла его и вынула книгу в пергаментном переплете с кровавым пятном а
крышке. Потом подошла к Келвину, села рядом, открыла книгу и начала
переворачивать страницы. Мальчик увидел странные, беспорядочно
разбросанные письма.
- Это Книга Пророчеств, - объяснила мать, - написанная давным-давно
Мауваром Великолепным, могущим прозревать то, что ждет впереди, тем, кто
сам стал подобным Божеству, Мауваров, схватившимся в смертельном поединке
со злым чародеем Затанасом, Мауваром, который, как говорят, будет жить
вечно, если Затанас не уничтожит его, и не исторгнет его сущность из
нашего континуума. Я прочту тебе сейчас слова, написанные Мауваром задолго
до рождения твоего отца и моего.
- Это обо мне, мама? - возбужденно подскочил малыш, охваченный
нетерпением.
- Да, дорогой. Правда, имени его не упоминается, но не сомневайся,
именно ты выполнишь предсказанное Мауваром.
И сжав сильной ладонью худенькие пальчики, женщина начала читать:
"Настанет время и появится на свете Круглоухий, рожденный, чтобы
стать свободным и сильным, победитель драконов, с самой юности призванный
вести в бой армии, избавить свою родину от гнойной язвы, объединить Два,
потом Четыре, пока, наконец, Семеро не станут единым целым. Только тогда
его задача будет выполнена. И ожидают его почет и слава, уважение многих,
проклятья жалких завистников. Весь мир узнает о деяниях Круглоухого!"
- Очень красиво, мама. Что это означает?
- Что ты будешь сражаться с драконами, избавишь Рад от тирании
королевы Зоанны, дочери Затанаса, объединишь сначала два из семи
королевств, потом четыре, и под конец - все семь владений станут одной
страной.
- Но как я смогу этого добиться, мама?
- Узнаешь, когда настанет время. Это Пророчество. Пророчества могут
быть неверно поняты, но всегда исполняются. Всегда. Если не в нашем мире,
то в подобном ему.
- И насчет драконов тоже правда?
- Да, дорогой.
- Драконы... с когтями, зубами, длинными языками и чешуей?
- Конечно, милый. А чешуя из золота, точно как в тех историях,
которые я тебе читала.
- И я женюсь на принцессе, и мы будем жить долго и счастливо в
большом красивом дворце? И у нас будут слуги, придворные, шуты, акробаты и
пони?
- Может быть, - нежно улыбнулась мать. - Но в Пророчестве об этом
ничего не сказано. И оно приведено здесь не полностью. Какие-то
подробности известны в разных уголках света. Кто-то толкует о перчатках,
некоторые - о круглоухих девушках, но все это, наверное, не так важно.
Знаю только, что в книге говориться именно о тебе.
- А тебе было известно об этом, когда выходила замуж за папу?
- Не совсем, дорогой, - засмеялась мать. - Просто знала, что должна
стать женой круглоухого, если хочу иметь круглоухого младенца, и даже
тогда уверенности, что у тебя будут такие уши, не было. Я только
надеялась, что мой сын будет хорошим человеком.
- Ты хотела круглоухого сына? - недоверчиво переспросил Келвин.
Мать обняла его, поцеловала в левое ухо и прошептала:
- Конечно, Келвин. Но знай я, что это будешь ты, хотела бы его, даже
не будь Пророчества.
Он почему-то заплакал, мать прижала сына к груди, утешая. Но это были
слезы не печали, а облегчения, ведь теперь Келвин может смириться с тем,
что непохож на других, а то он уже втайне боялся, что мать родила
остроухую сестренку, потому что не любила его.
Отец свернул веревку, накинул ее на колышек и дернул. Колышек вылетел
из земли и повис на конце веревки.
- Вот как надо, Келвин. Теперь попробуй ты.
Но мальчик закрыл глаза руками:
- Это волшебство, папа! Волшебство?
- Вовсе нет! - строго нахмурил светлые брови отец. - Волшебство - это
просто закон природы, еще не нашедший объяснения. Подобных вещей, как
волшебство, вообще не бывает, ясно?
- Д-да, отец.
Келвин с испугом наблюдал, как отец вкладывает лассо в его руку.
- Ты должен упражняться много раз подряд. Это единственное искусство,
которым я владел еще до того, как пошел в армию. Больше мне нечего тебе
передать.
- А з-зачем оно, отец?
- Видел, как я вчера заарканил корову?
- Да, но она и так бы пошла за тобой.
- Иногда попадаются очень упрямые. Теперь смотри! Держишь петлю одной
рукой...
Они трудились очень долго, но в конце концов Келвин научился владеть
лассо не хуже отца.
Дверь со стуком распахнулась, испугав Келвина, играющего с картами на
полу. В комнату ворвался отец, принося с собой снежный вихрь и порыв
ледяного ветра, и захромал к постели, припадая на больную ногу - дикий бык
лягнул его давным-давно, когда он пытался отогнать злобную тварь от коров.
Мама подняла глаза от куртки, которую чинила, и выражение ее лица
было такое, словно то, что она ожидала, наконец произошло.
- Шарлен, я снова видел их, - сказал отец, схватив ее за руку. -
Слухи обо мне наконец дошли до их ушей. Мне придется уйти. Не могу
подвергать опасности тебя и мальчика!
Мать воткнула иглу в рукав, встала и обняла отца. Оба немного
постояли, прижимаясь друг к другу:
- Твоя дорожная сумка готова, - наконец выговорила она. - Возьмешь
лошадь?
- Не могу я взять твою лошадь, - покачал головой отец. - Ни тогда в
первый раз, ни сейчас. Без нее ты не сможешь пахать. Эти проклятые
сборщики налогов...
- Сейчас приготовлю тебе обед.
Отец и сын смотрели вслед матери, идущей на кухню, и неожиданно,
высокий светловолосый человек рухнул на колени, прижимая Келвина к груди,
из которой вырывались странные звуки, словно...
- Не плачь, папа.
Но отец только сказал:
- Сынок, я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня. Голова
твоей матери набита странными идеями. Не верь ей, сын. В моем мире
понимают, что такое атомы и расстояния между ними. Это Пророчество - бред!
Чепуха. Ты еще мальчик. Никаких драконов и армий. Если смогу, когда-нибудь
приеду за вами, и мы отправимся в мой мир, все трое. Может он не так
хорош, как этот, но во многих отношениях...
- Отец, - недоумевающе прошептал мальчик, чувствуя как напуган и
одинок. Что происходит? Почему отец должен их покинуть?
- Все так и будет. Должно быть, сынок. Обещай, что не попытаешься
исполнить ее Пророчества... Она хорошая женщина, но...
- Вот твой обед, - перебила мать, протягивая сверток, от которого
исходил запах свежеиспеченного хлеба, и кувшин с вином из обезьяньих ягод,
которые Келвину не позволяли попробовать.
- Шарлен, о, Шарлен, - пробормотал отец, и они снова обнялись, словно
в последний раз.
- Не хочу уходить, не хочу... - с мукой в голосе прошептал отец.
- Но так было записано, - сказала она уверенно и спокойно. - Это все
правда, такая же... как само Пророчество.
- Да, - улыбнулся отец, вытирая глаза.
- Келвин, - велела мать, - оставайся дома и присмотри за сестрой.
Поиграй с картами. Погадай на себя, меня и отца. Я вернусь к ужину.
Келвин проводил взглядом родителей, и тут же сделал, как велела мать.
Двухлетняя сестренка мирно спала и совсем не тревожила его.
Перемешав карты, он разложил их на полу. Могут ли они предсказать
будущее? Отец всегда считал это чепухой и небылицами, но мама только
заговорщически подмигивала. Она знала все, но терпимо относилась к
невежеству других.
Лицо дровосека, принесшего новости, было мрачным. Но Келвин
чувствовал, что мать вовсе не потрясена. Он выглядела точно так же, как в
день ухода отца.
- Даже похоронить нечего, мэм. Они разрубили его на мелкие кусочки,
грязные бандиты. А дикие звери... пировали всю ночь, но не их нужно
винить.
Мать кивнула, понимая, по-видимому, больше, чем мог представить сын.
После болезненной паузы, женщина, наконец, сказала:
- Я видела во сне, что именно ты, Хэл Хэклберри, сообщишь о смерти
мужа... и даже больше...
- Мэм?
- Шарлен. Я хочу снова стать Шарлен.
Подняв колпак, который носил иногда, хоть и очень неохотно, отец,
женщина погладила шапку, словно нечто живое, и вновь взглянула на
дровосека.
- Он не верил, - прошептала она. - Никогда. Даже после того, как
родился Келвин. Просто не желал верить.
Дровосек неловко переминался с ноги на ногу.
- Понимаю, мэм. Бывают такие люди. Хотя я против них ничего не имею.
- Знаю. Чему суждено, то случится. Хотя вина...
- Что?.. Да, мэм, но...
- Но я уже оплакала мужа. Когда он уходил, я уже знала, что мы
никогда больше не увидимся и скорбела... но теперь готова.
- К чему, мэм?
- К новой жизни. Жизни, которая прервалась только на момент.
Келвин, к собственному изумлению, обнаружил, что по щекам текут
слезы. Дровосек, наверное, не так ух плох, но отец... отец был особенный.

- Круглоухий, круглоухий! - скандировали краснолицые сверстники,
зажав его в круг, и сжимали кольцо, тыча Келвина в живот и ребра.
- Отстаньте! - завопила восьмилетняя Джон и со сжатыми кулаками
бросилась на мучителей. Но чем громче она кричала, чем больше злилась, тем
назойливее становились приставания.
- Отцепитесь или брат побьет вас! Завидуете, что Келвин может
заколдовать ягоды лучше любого из вас!
- Джон! - с тревогой остерег Келвин, хотя знал, что теперь девочку не
остановить. Кроме того, он действительно умел обращаться с растениями,
заставляя их цвести, давать сладкие плоды, но вовсе не желал обсуждать это
на людях, ведь родной отец считал, что волшебства не существует.
- Он герой! Настоящий герой! Так мама сказала.
- Драться? Хочешь драться, круглоухий? - спросил тринадцатилетний
парнишка, с торчавшим спереди зубом.
Келвин покачал головой, помня, как предупреждал его Джон Найт, что
драться нужно только в случае самой крайней необходимости.
- Боишься! - объявил сорванец. - Трусишь?
- Да, - не подумав, признался Келвин, который всегда говорил правду.
- Ну и герой! Пошли к пруду, ребята, посмотрим, кто дальше кинет
камень!
Келвин облегченно вздохнул.
- Он тебя в два счета уложит!! - вмешалась Джон.
- Заткнись, - пробормотал Келвин, хотя знал: теперь иного выхода нет,
придется лезть в драку.
- Твоя мать - ведьма, круглоухий! - прошипел мальчишка. - А сестра -
паршивая жаба, а ты трусливый сквирбет!
Кулак с силой врезался в челюсть Келвина. Тот почти инстинктивно
ответил ударом на удар, случайно попав в зубы противнику. Парень отступил,
прижав руку к разбитому рту.
- Ну теперь получишь, - завопил он и ринулся на Келвина, размахивая
кулаками. Тот попытался увернуться, но безуспешно; враг только крепче
сжимал его. Келвин вырвался: оба потеряли равновесие и повалились на
землю, в грязь. Может со стороны это выглядело лихой схваткой, но на самом
деле Келвин отчаянно пытался удрать, а мальчишка постарше стремился
навалиться на него и надавать тумаков.
Наконец, это ему удалось. Удары посыпались градом. Келвин с каждой
минутой слабел и терял силы.
- Жрешь лошадиное дерьмо, круглоухий, так? - процедил мальчишка.
Келвин знал: если солжет, его оставят в покое. Но любовь к правде
взяла верх.
- Нет!
Жесткие кулаки барабанили по лицу, причиняя боль, наставляя синяки,
лишая мужества. Еще немного, и он лишится зубов, а может и глаз.
- Я помогу тебе, Келвин! - закричала Джон, вцепившись в спину
хулигана, и начала молотить его изо всех силенок.
Противник на миг отвлекся, и Келвин, увидев путь к спасению, одним
ударом расплющил нос врага. Хлынула кровь, мальчишка взвыл, в ужасе
отскочив. Видимо, ему и в голову не приходило, что и его могут побить.
Остальные не вмешались: мальчишеский кодекс чести требовал, чтобы враги
дрались один на один; вмешательство Джон не считалось, ведь она была
девчонкой.
Но в эту минуту яркий свет упал на лицо забияки, превратив его волосы
в чистое золото, и этот образ навеки отпечатался в памяти Келвина, потому
что цвет в точности был такой, как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32