Честное слово, я знаю только то, что за это можно выручить намного больше, чем Гиер Одиннадцатый вам задолжал. Мы должны были продать этот товар одному достопочтенному купцу, но, увы, смерть от руки… — Он многозначительно посмотрел на кентавра с эльфом, которые дружно изучали облака. — Смерть от руки разбойников прервала его жизненный путь. Мы застали только руины его дома и его самого, так сказать, в подвешенном состоянии.
— Интересная история, интересная… — вымолвила настоятельница. — Все выгрузили? — Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: — Вскрывайте мешки!..
Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.
На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.
— Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, — наконец открыла она рот.
Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.
— Брат Анисим, что это?
— Кого, простите?
Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…
По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.
— Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?
— А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… — Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:
— Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл — сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. — Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. — Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни — мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!
Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери-настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.
— Интересно, — шепнул кентавр, — нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?
— Сейчас узнаешь… — Эльф очень медленно полез себе под подол.
— Милостивая государыня, — проскрипел гном, — видите ли…
— МОЛЧАТЬ! — взревела старушенция. — Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!
Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.
— Его что, едят? — не понял Куп, делая шаг назад.
— И едят, и. нюхают. — Кентавр подтолкнул меня к кибитке: — Давай, парень, доставай свои… А, гаргульи Ада! — На нас смотрело с полсотни стрел, заботливо натянутых «коричневыми амазонками» на стенах.
— Вот жакхе! Ребята, спокойно! Дио, Куп, отцов ваших за ноги и кишки! Успокойтесь немедленно, или нас сейчас перебьют, как волчат! Делай, как я! — Гном развел руки в стороны, демонстрируя что-то типа миролюбия.
Настоятельница из-за спин сестер отдавала приказы:
— Окружить! Свободные от дежурства и молитв на стены! Бить только по конечностям — Господь желает раскаяния грешников, а не их смерти! Но если что, отпускаю грехи заранее!
— А матушка-то раньше, никак, в армии служила, — вслух восхитился Дио, глядя, как из ближайших казарм к нам неслись сестры в коричневых и черных одеждах.
Лично мне было не до смеха. Всей своей шкурой я чувствовал, что вот-вот начнут свистеть стрелы, польется кровь. Причем не только наша, но и этих озверевших баб! Вряд ли мои друзья будут безропотно подставлять себя под отточенные лезвия стрел! Не то воспитание, не монастырское! А сестры уже заламывали гному руки, перевязывали запястья эльфу, разматывали веревку, чтобы стреножить Дио. Дело принимало уже совсем неприятный оборот! Это я понял по тому, как меня схватили за плечо, начали выворачивать руку. Я взглянул на гнома, тот, перехватив мой взгляд, отрицательно мотнул головой. Ну, нет так нет. Я не стал дергаться…
В общем, повязали они нас! Как прокомментировал дальнейшее Дож, мать Элизабет устроила «показательный суд». Нас построили вдоль монастырской стены, невдалеке от ворот. Рядом, прямо на снег, сложили в кучу все семнадцать мешков с фэлом, а подле них поздравляющего всех с Праздником Весны и Любви брата Анисима.
Настоятельница долго хмурила брови, явно не зная, с чего начать. Монахини толпились возле, точь-в-точь повторяя рожицы своей начальницы.
— Вы понимаете, в чем ваша вина? Осознаете свой поступок? — наконец-то разрешилась она.
Мы, не сговариваясь, дружно пожали плечами:
— Нет… — И, словно подтверждая нашу правоту, в смысле невиновность, Анисим оторвал голову от распоротого мешка:
Виновата ли я, виновата ли я,
Что мой голос в коленках дрожал!
— Видите, что вы сотворили с добрым братом Анисимом?..
— Можно подумать, мы ему насильно фэл в ноздри запихнули!
— Это был покладистый, добропорядочный, хороший человек, отзывчивый муж и прекрасный работник. Никто даже не мог представить себе, во что он превратится после вашего прибытия!
Анисим поднял голову, дабы мы все могли узреть, во что он умудрился превратиться. Выставив напоказ свою довольную рожу, он торжествующе хрюкнул и, снова припав к мешку, начал украдкой ковырять там новую дырочку.
— И, зная, до чего может доводить ваш, так сказать, товар, вы смели думать, что я — мать этих детей, — она обвела рукой собравшуюся толпу дородных теток, — приняла бы от вас в качестве выкупа отраву душ человеческих?
— Живет моя отрада! — заголосила жертва, проковырявшая наконец себе источник радости и счастья.
— Так слышите: я вам не судья. — Она гордо задрала голову. — Я ОРУДИЕ СУДА ГОСПОДНЕГО, ибо нет в нашем мире места для этой дряни! В огонь ее, в огонь!
— Сейчас что-то будет, — шепнул я гному.
Тот, быстро оглянувшись на товарищей, что-то им шепнул. А монахини уже несли факелы, пытались оттащить в сторону несчастного, но в то же время блаженствующего брата Анисима. Тот, окрыленный таким вниманием со стороны женщин, пытался заглянуть им в глаза и за узкие воротники ряс:
Я люблю вас, девочки!
Я люблю вас, мальчики!..
Тьфу, прости меня, Господи!
Его кое-как подняли на ноги, он уставился мутными глазами на происходящее. Когда сестра Рони широко размахнулась и швырнула факел в сторону мешков…
— Нет, нет! Наша преллессссть!!! — Дед, проявив недюжинную сноровку, вывернулся-таки из цепких лап соратниц по монастырю и, прыгнув, попытался перехватить летящий факел в воздухе.
Сестра Киви поймала летящие мимо нее старые кости и попыталась убаюкать, успокоить плачущего страдальца. Но тут факел добрался до своей добычи. Дож умудрился пихнуть меня в бок так, что я отлетел под колеса кибитки, куда следом за мной прилетела вся остальная бригада.
Теперь я доподлинно знаю, что испытали орки Талат-Галена, когда фэл взорвался у них в пещере под самым их носом.
В ноздри ударил едкий противный запах желто-серого режущего глаза дыма.
— Не дышать! — прохрипел Дырявый Мешок, наматывая себе на морду шарф.
Клубы вонючего дыма заволокли землю, на расстоянии шага практически ничего не было видно. Кто-то кричал, ругался, кашлял и вроде молился. Слышался топот ног, шмяканье туш и тел о мерзлые камни. Среди всего этого неожиданно, по крайней мере для меня, мать Элизабет затянула совершенно новую для этого заведения литургию:
Черный ангел, что ж ты вьешься над мое-е-е-е-ююю головой?
Дырявый Мешок, пнув меня в ляжку, кивнул «на выход». Я, впихнув на место вылезавшие глаза, начал перебираться через полузадохнувшегося эльфа, временами стукаясь об днище кибитки головой. Наконец-то мы вылезли наружу. Больше всех, конечно, не повезло кентавру. Если мы с парнями были все-таки одеты, то одежду Дио составляла лишь толстая душегрейка на той части тела, что еще принадлежала человеку, а вот конская… Я вообще не понял, как Диондолл-Странник умудрился втиснуть себя под повозку. Может быть, по причине того, что нашему жеребчику действительно хотелось жить долго и счастливо, весь его круп был исцарапан и полон заноз. Во дворе монастыря Королевы-Мученицы царил полный разгром, густо замешенный на бардаке и веселье! Ни дать ни взять — Большой Оз с Висельником погудели! Первое, что сразу же бросалось в глаза, это дыра в стене. Взрыв фэла разрушил довольно приличный кусок в изгороди монастыря да еще задел ту ее часть, что прилагалась к башне ворот! Соответственно, эти самые ворота немного поломались, а мост через ров, освободившись от механизма крепления просто рухнул, давая возможность беспрепятственно покинуть монастырь всем, кто пожелает! Теперь о желающих… вот только чего желающих! Еще не развеялся дым, а ветер не разнес вонь, как нашему взгляду предстало живое кладбище… Весь контингент монастыря возлежал вповалку во дворе в самых красочных позах во главе с матерью-настоятельницей. Дож, поманив нас к себе, проорал сквозь шарф:
— Ищите девку!
Мы (кроме Купа, которого мутило и с непривычки начало выворачивать наизнанку) разошлись по сторонам, переворачивая стонущие и просто ворочающиеся тела. Винетта Вильсхолльская обнаружилась в обнимку с сестрой Элгой, которая что-то щебетала на ушко наследнице престола. Винетта краснела и, кажется, даже млела от тех слов, что сладострастным ручьем вливались в ее чудную головку. Так как на вежливость времени не было, Дио молча вырвал Винетту из объятий святой сестры, за что немедленно получил в ухо.
— Грязный мужлан! Бесстыдный жеребец! Негодяй! Хам! — За каждой фразой следовал удар в голову кентавра (и это при его росте!).
— Нормально… — это было последнее, что удивленный Диондолл выговорил, перед тем как, осев на колени, завалиться набок.
— Лукка, закрой ему чем-нибудь пасть! — проорал Дырявый Мешок, сам, в свою очередь, хватая ртом отравленный фэлом воздух.
— Лукка-ахх… — Карлик споткнулся, схватившись за грудь. — Вот жакхе! — И свалился наземь, закрыв глаза.
Гному уже было не помочь, он наверняка глотнул дыма отравы. Много ли ему, маленькому, нужно! Да если буянить начнет, утихомирить запросто можно будет. Другое дело, если то же самое начнет вытворять кентавр. Утихомирить эту лошадь… это я вам скажу!..
Я со всех ног кинулся к Дио, на ходу сдернув с бесчувственного Дожа шарф. Кентавр дрыгал всеми четырьмя копытами сразу, закатив глаза и выдыхая пену на черно-белую бороду. Пока я обматывал материю вокруг головы с тем расчетом, чтобы он и не задохнулся и не надышался чем лишним, по моей спине тихо, но настойчиво постучали. Свернув голову набок, я узрел… сестру Рони.
— Какие планы на вечер, парнишка?
— ЧЕГО?! — У меня все во рту пересохло!
— Так как? — Она как-то игриво подмигнула, подвигаясь поближе, упираясь мне в голову большой полной грудью.
— Мама… — почему-то вспомнил я.
— О, лапка, ты хочешь поиграть со мной в хорошего мальчика? Да ты затейник!
Отчего-то мне стало дурно, голову повело в сторону,
— Или ты хочешь быть плохим мальчиком? Я знаю и эту игру! — Она положила свои лапищи мне н плечи. — Ты как любишь, немного или очень, чтоб был больно?
— ДА Я НИКАК НЕ ХОЧУ!!! Рони скривилась в обиде и двинула мне кулаком промеж зубов.
— Плохой мальчик…
Одной рукой удерживая тряпку на морде, другой отпихиваясь от забалдевшей монашки, я попытался уползти в сторону. В результате я получил еще один пинок, уже в зад.
— Сынуля, ты пошто пирожки тырил? — противно облизывая губы, продолжала свое наступление послушница монастыря Королевы-Мученицы.
Не обращая внимания на новоявленную маму, я пробирался в сторону Дио, надеясь успеть до того, как кентавр, наглотавшись паров фэла, очнется и тогда… сердце щемило от мысли, надолго ли мы здесь можем застрять и почему. Когда до цели оставалось каких-то два-три шага, я, получив очередное ускорение от веселившейся напропалую сестры Рони, влетел головой в зад поднимающейся с земли другой святой сестры. Та с тычка спорхнула до кентавра и устроилась ему аж под задние копыта.
— БАБЫ! Здесь ТАКОЕ!!!
Может, от этого крика, а может, оттого, что пришла пора спасать свою шкуру и все, что к ней крепится, полужеребец вскочил на все четыре и ринулся галопом от поднимающихся вокруг женщин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Интересная история, интересная… — вымолвила настоятельница. — Все выгрузили? — Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: — Вскрывайте мешки!..
Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.
На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.
— Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, — наконец открыла она рот.
Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.
— Брат Анисим, что это?
— Кого, простите?
Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…
По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.
— Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?
— А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… — Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:
— Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл — сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. — Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. — Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни — мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!
Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери-настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.
— Интересно, — шепнул кентавр, — нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?
— Сейчас узнаешь… — Эльф очень медленно полез себе под подол.
— Милостивая государыня, — проскрипел гном, — видите ли…
— МОЛЧАТЬ! — взревела старушенция. — Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!
Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.
— Его что, едят? — не понял Куп, делая шаг назад.
— И едят, и. нюхают. — Кентавр подтолкнул меня к кибитке: — Давай, парень, доставай свои… А, гаргульи Ада! — На нас смотрело с полсотни стрел, заботливо натянутых «коричневыми амазонками» на стенах.
— Вот жакхе! Ребята, спокойно! Дио, Куп, отцов ваших за ноги и кишки! Успокойтесь немедленно, или нас сейчас перебьют, как волчат! Делай, как я! — Гном развел руки в стороны, демонстрируя что-то типа миролюбия.
Настоятельница из-за спин сестер отдавала приказы:
— Окружить! Свободные от дежурства и молитв на стены! Бить только по конечностям — Господь желает раскаяния грешников, а не их смерти! Но если что, отпускаю грехи заранее!
— А матушка-то раньше, никак, в армии служила, — вслух восхитился Дио, глядя, как из ближайших казарм к нам неслись сестры в коричневых и черных одеждах.
Лично мне было не до смеха. Всей своей шкурой я чувствовал, что вот-вот начнут свистеть стрелы, польется кровь. Причем не только наша, но и этих озверевших баб! Вряд ли мои друзья будут безропотно подставлять себя под отточенные лезвия стрел! Не то воспитание, не монастырское! А сестры уже заламывали гному руки, перевязывали запястья эльфу, разматывали веревку, чтобы стреножить Дио. Дело принимало уже совсем неприятный оборот! Это я понял по тому, как меня схватили за плечо, начали выворачивать руку. Я взглянул на гнома, тот, перехватив мой взгляд, отрицательно мотнул головой. Ну, нет так нет. Я не стал дергаться…
В общем, повязали они нас! Как прокомментировал дальнейшее Дож, мать Элизабет устроила «показательный суд». Нас построили вдоль монастырской стены, невдалеке от ворот. Рядом, прямо на снег, сложили в кучу все семнадцать мешков с фэлом, а подле них поздравляющего всех с Праздником Весны и Любви брата Анисима.
Настоятельница долго хмурила брови, явно не зная, с чего начать. Монахини толпились возле, точь-в-точь повторяя рожицы своей начальницы.
— Вы понимаете, в чем ваша вина? Осознаете свой поступок? — наконец-то разрешилась она.
Мы, не сговариваясь, дружно пожали плечами:
— Нет… — И, словно подтверждая нашу правоту, в смысле невиновность, Анисим оторвал голову от распоротого мешка:
Виновата ли я, виновата ли я,
Что мой голос в коленках дрожал!
— Видите, что вы сотворили с добрым братом Анисимом?..
— Можно подумать, мы ему насильно фэл в ноздри запихнули!
— Это был покладистый, добропорядочный, хороший человек, отзывчивый муж и прекрасный работник. Никто даже не мог представить себе, во что он превратится после вашего прибытия!
Анисим поднял голову, дабы мы все могли узреть, во что он умудрился превратиться. Выставив напоказ свою довольную рожу, он торжествующе хрюкнул и, снова припав к мешку, начал украдкой ковырять там новую дырочку.
— И, зная, до чего может доводить ваш, так сказать, товар, вы смели думать, что я — мать этих детей, — она обвела рукой собравшуюся толпу дородных теток, — приняла бы от вас в качестве выкупа отраву душ человеческих?
— Живет моя отрада! — заголосила жертва, проковырявшая наконец себе источник радости и счастья.
— Так слышите: я вам не судья. — Она гордо задрала голову. — Я ОРУДИЕ СУДА ГОСПОДНЕГО, ибо нет в нашем мире места для этой дряни! В огонь ее, в огонь!
— Сейчас что-то будет, — шепнул я гному.
Тот, быстро оглянувшись на товарищей, что-то им шепнул. А монахини уже несли факелы, пытались оттащить в сторону несчастного, но в то же время блаженствующего брата Анисима. Тот, окрыленный таким вниманием со стороны женщин, пытался заглянуть им в глаза и за узкие воротники ряс:
Я люблю вас, девочки!
Я люблю вас, мальчики!..
Тьфу, прости меня, Господи!
Его кое-как подняли на ноги, он уставился мутными глазами на происходящее. Когда сестра Рони широко размахнулась и швырнула факел в сторону мешков…
— Нет, нет! Наша преллессссть!!! — Дед, проявив недюжинную сноровку, вывернулся-таки из цепких лап соратниц по монастырю и, прыгнув, попытался перехватить летящий факел в воздухе.
Сестра Киви поймала летящие мимо нее старые кости и попыталась убаюкать, успокоить плачущего страдальца. Но тут факел добрался до своей добычи. Дож умудрился пихнуть меня в бок так, что я отлетел под колеса кибитки, куда следом за мной прилетела вся остальная бригада.
Теперь я доподлинно знаю, что испытали орки Талат-Галена, когда фэл взорвался у них в пещере под самым их носом.
В ноздри ударил едкий противный запах желто-серого режущего глаза дыма.
— Не дышать! — прохрипел Дырявый Мешок, наматывая себе на морду шарф.
Клубы вонючего дыма заволокли землю, на расстоянии шага практически ничего не было видно. Кто-то кричал, ругался, кашлял и вроде молился. Слышался топот ног, шмяканье туш и тел о мерзлые камни. Среди всего этого неожиданно, по крайней мере для меня, мать Элизабет затянула совершенно новую для этого заведения литургию:
Черный ангел, что ж ты вьешься над мое-е-е-е-ююю головой?
Дырявый Мешок, пнув меня в ляжку, кивнул «на выход». Я, впихнув на место вылезавшие глаза, начал перебираться через полузадохнувшегося эльфа, временами стукаясь об днище кибитки головой. Наконец-то мы вылезли наружу. Больше всех, конечно, не повезло кентавру. Если мы с парнями были все-таки одеты, то одежду Дио составляла лишь толстая душегрейка на той части тела, что еще принадлежала человеку, а вот конская… Я вообще не понял, как Диондолл-Странник умудрился втиснуть себя под повозку. Может быть, по причине того, что нашему жеребчику действительно хотелось жить долго и счастливо, весь его круп был исцарапан и полон заноз. Во дворе монастыря Королевы-Мученицы царил полный разгром, густо замешенный на бардаке и веселье! Ни дать ни взять — Большой Оз с Висельником погудели! Первое, что сразу же бросалось в глаза, это дыра в стене. Взрыв фэла разрушил довольно приличный кусок в изгороди монастыря да еще задел ту ее часть, что прилагалась к башне ворот! Соответственно, эти самые ворота немного поломались, а мост через ров, освободившись от механизма крепления просто рухнул, давая возможность беспрепятственно покинуть монастырь всем, кто пожелает! Теперь о желающих… вот только чего желающих! Еще не развеялся дым, а ветер не разнес вонь, как нашему взгляду предстало живое кладбище… Весь контингент монастыря возлежал вповалку во дворе в самых красочных позах во главе с матерью-настоятельницей. Дож, поманив нас к себе, проорал сквозь шарф:
— Ищите девку!
Мы (кроме Купа, которого мутило и с непривычки начало выворачивать наизнанку) разошлись по сторонам, переворачивая стонущие и просто ворочающиеся тела. Винетта Вильсхолльская обнаружилась в обнимку с сестрой Элгой, которая что-то щебетала на ушко наследнице престола. Винетта краснела и, кажется, даже млела от тех слов, что сладострастным ручьем вливались в ее чудную головку. Так как на вежливость времени не было, Дио молча вырвал Винетту из объятий святой сестры, за что немедленно получил в ухо.
— Грязный мужлан! Бесстыдный жеребец! Негодяй! Хам! — За каждой фразой следовал удар в голову кентавра (и это при его росте!).
— Нормально… — это было последнее, что удивленный Диондолл выговорил, перед тем как, осев на колени, завалиться набок.
— Лукка, закрой ему чем-нибудь пасть! — проорал Дырявый Мешок, сам, в свою очередь, хватая ртом отравленный фэлом воздух.
— Лукка-ахх… — Карлик споткнулся, схватившись за грудь. — Вот жакхе! — И свалился наземь, закрыв глаза.
Гному уже было не помочь, он наверняка глотнул дыма отравы. Много ли ему, маленькому, нужно! Да если буянить начнет, утихомирить запросто можно будет. Другое дело, если то же самое начнет вытворять кентавр. Утихомирить эту лошадь… это я вам скажу!..
Я со всех ног кинулся к Дио, на ходу сдернув с бесчувственного Дожа шарф. Кентавр дрыгал всеми четырьмя копытами сразу, закатив глаза и выдыхая пену на черно-белую бороду. Пока я обматывал материю вокруг головы с тем расчетом, чтобы он и не задохнулся и не надышался чем лишним, по моей спине тихо, но настойчиво постучали. Свернув голову набок, я узрел… сестру Рони.
— Какие планы на вечер, парнишка?
— ЧЕГО?! — У меня все во рту пересохло!
— Так как? — Она как-то игриво подмигнула, подвигаясь поближе, упираясь мне в голову большой полной грудью.
— Мама… — почему-то вспомнил я.
— О, лапка, ты хочешь поиграть со мной в хорошего мальчика? Да ты затейник!
Отчего-то мне стало дурно, голову повело в сторону,
— Или ты хочешь быть плохим мальчиком? Я знаю и эту игру! — Она положила свои лапищи мне н плечи. — Ты как любишь, немного или очень, чтоб был больно?
— ДА Я НИКАК НЕ ХОЧУ!!! Рони скривилась в обиде и двинула мне кулаком промеж зубов.
— Плохой мальчик…
Одной рукой удерживая тряпку на морде, другой отпихиваясь от забалдевшей монашки, я попытался уползти в сторону. В результате я получил еще один пинок, уже в зад.
— Сынуля, ты пошто пирожки тырил? — противно облизывая губы, продолжала свое наступление послушница монастыря Королевы-Мученицы.
Не обращая внимания на новоявленную маму, я пробирался в сторону Дио, надеясь успеть до того, как кентавр, наглотавшись паров фэла, очнется и тогда… сердце щемило от мысли, надолго ли мы здесь можем застрять и почему. Когда до цели оставалось каких-то два-три шага, я, получив очередное ускорение от веселившейся напропалую сестры Рони, влетел головой в зад поднимающейся с земли другой святой сестры. Та с тычка спорхнула до кентавра и устроилась ему аж под задние копыта.
— БАБЫ! Здесь ТАКОЕ!!!
Может, от этого крика, а может, оттого, что пришла пора спасать свою шкуру и все, что к ней крепится, полужеребец вскочил на все четыре и ринулся галопом от поднимающихся вокруг женщин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47