Я никогда не вставала между мужем и женой и не намерена изменять своим принципам. Но я всегда буду готова тебе помочь. — Она смутилась и замолчала, а потом бросила быстрый взгляд в сторону беседки.
Сердце Эши разрывалось от любви. Он протянул руку и поймал слезинку, добравшуюся до подбородка, а потом нежно провел ладонью по ее лицу. Она положила свою руку сверху.
— Я люблю тебя, Гвидион, сын Ллаурона, внук Гвиллиама и так далее, и всегда буду тебя любить, — сказала она, обратив к нему лицо. — Но моя любовь никогда не будет угрожать твоей семье, я хочу, чтобы она стала для тебя поддержкой. Спасибо за то, что ты подарил мне такое огромное счастье. Время, проведенное с тобой, значит для меня гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить.
Эши не выдержал. Он взял ее прекрасное лицо и поцеловал, пытаясь хоть как-то утешить свою любимую. Ее теплые губы не ответили ему, она мягко отстранилась и отвела его руки от своего лица.
— Теперь ты готова? — спросил он, кивая в сторону беседки.
Рапсодия вздохнула.
— Да, наверное, — ответила она, вставая. — Мне только нужно взять лютню, она понадобится мне, когда я буду давать тебе имя.
— Это может подождать, — возразил Эши. — Сначала мы поговорим. А затем приступим к ритуалу. Мне нужно кое-что рассказать тебе и кое о чем попросить.
— Очень хорошо. Как ни странно, у меня возникла такая же проблема.
Беседка была расположена так, чтобы из нее открывался самый прекрасный вид на весь Элизиум. С его холодных мраморных скамеек Рапсодия видела свой сад, готовящийся к долгому зимнему сну, коттедж, заросший зеленым плющом, а чуть дальше ревущий водопад, набравший силу от обильных осенних дождей, обрушивался в озеро, окру жавшее столь любимый ею остров.
В первый раз после жаркого лета Рапсодия ощутила, каким холодным стал воздух, — зима приближалась. Скоро в садах воцарится тишина, стая птиц, свивших себе гнезда под землей, улетит на юг. И скрытый от посторонних глаз ее маленький рай потеряет свои яркие краски и погрузится в сон. Интересно, подумала Рапсодия, холод в ее душе вызван приближением зимы или огонь ослабел, когда пришла пора расстаться с Эши. Скоро, очень скоро в Элизиуме наступят другие времена, все станет холодным и равно душным, а ведь совсем недавно здесь играли все краски лета. Как и в ней самой.
— Рапсодия? — голос Эши вернул ее к реальности. Она подняла голову.
— Да? Извини. Что я должна сделать?
Эши присел рядом с ней на каменную скамью и протянул руку. На его ладони лежала огромная жемчужина, молочно-белая, с черным ободком.
— Это древняя жемчужина с твоей родины, много лет пролежавшая под водой, — с благоговением проговорил он. — В ней заключены тайны моря, но ей можно доверить и тайны земли. Назови ее, Рапсодия, и она сохранит твои воспоминания об этой ночи до того момента, когда ты захочешь получить их обратно.
Рапсодия взяла жемчужину. Хотя она показалась на ощупь чуть ноздреватой, Рапсодия почувствовала ее силу и неуязвимость — ее защищали слезы океана, слой за слоем. Она закрыла глаза и начала песню наречения имени, сливая ее мелодию с эманациями, исходящими от жемчужины, пока они не слились воедино.
Рапсодия открыла глаза. Сияние жемчужины наполнило беседку. Она стала прозрачной, многочисленные слои перестали быть преградой для ее яркого внутреннего света. И тогда Рапсодия вплела в песню просьбу Эши, теперь ее воспоминания о конце этой ночи будут заключены внутри жемчужины.
Закончив песню, Рапсодия протянула жемчужину Эши. Он встал со скамейки, подошел к пустой золотой клетке и положил ее внутрь. Потом вернулся, сел рядом с Рапсодией, взял ее руки в свои и приготовился говорить, но она его остановила.
— Пожалуйста, подожди немножко, Эши, — попросила Рапсодия. — Я хочу взглянуть на тебя в последний раз.
Она смотрела на него, стараясь запомнить глаза и овал лица, цвет волос и то, как он выглядел в красивой морской форме с плащом. Она зажмурилась и глубоко вздохнула, стараясь сохранить в памяти его запах и то, как вокруг него струится воздух, запечатлевая в своем сознании кар тину, которую не забудет никогда. Наконец она произнесла:
— Вот теперь я готова.
— Хорошо, — ответил Эши и нервно улыбнулся. — Рапсодия, мой рассказ покажется тебе неприятным, и тебе будет нелегко его слушать. Но сначала я хочу обратиться к тебе с последней просьбой. Пожалуйста, выслушай меня.
— Конечно. О чем ты хочешь попросить?
Он сделал глубокий вдох и заговорил с удивительной нежностью:
— Ариа, я знаю, ты никогда мне ни в чем не отказывала, более того, сделала множество одолжений, о которых я даже не просил. И все же я должен обратиться к тебе с еще одной просьбой. Речь пойдет об очень важной вещи, и, если мне будет сопутствовать удача, ко мне со временем присоединятся все объединенные намерьены. Обещаешь подумать о моей последней просьбе?
Рапсодия посмотрела ему в глаза, они лучились любовью, и ей показалось, что еще немного, и он заплачет. Звездный свет, окружавший его удивительные зрачки с вертикальным разрезом, сиял ярко как никогда, и она постаралась запечатлеть в памяти его образ. Одинокими ночами она будет представлять себе Эши таким, каким видит его сейчас. Рапсодия знала, что это принесет ей утешение.
— Конечно. Конечно, я подумаю, — ответила она, ободряюще сжимая его руку. — Я уже говорила тебе, Эши, что всегда буду твоим другом и союзником. Ты можешь попросить меня о чем угодно, и я сделаю все, чтобы тебе помочь.
Он улыбнулся, перевернул ее ладонь и поцеловал.
— Обещаешь?
— Да.
— Хорошо. Тогда выходи за меня замуж. — Слова слетели с его губ прежде, чем он успел преклонить колено.
— Это совсем не смешно, Эши, — сердито проговорила Рапсодия. — Встань. Чего ты хочешь на самом деле?
— Извини, Рапсодия, ничего другого я не хочу. И я не шутил и не спорил с тобой, и вообще не поднимал этого вопроса, пока не убедился в том, что ты выслушаешь меня без предубеждения, поскольку еще никогда в жизни я не говорил более серьезно. — Он увидел, как бледность разлилась по лицу Рапсодии, и опять взял обе ее руки в свои, чтобы не дать ей ответить сразу.
— Я знаю, мой отец убедил тебя, что здесь власть принадлежит сословию аристократов, а твое происхождение слишком низкое, и этого достаточно, чтобы лишить нас обоих счастья, а народ намерьенов лучшей Королевы, какая только может быть. Ариа, это ложь. Да, власть у намерьенов передается по наследству, но они свободный народ, и Совет может утвердить или отвести кандидатуру любой претендентки на этот титул, когда будет коронован их повелитель.
Лично я думаю, что они вышвырнут меня вон, и тогда мы вместе построим самую лучшую в мире хижину, и наша жизнь пройдет в благословенном спокойствии и мире. Или ты захочешь повелевать лиринами — я уверен, наступит день, когда они тебя об этом попросят. И тогда я стану твоим скромным слугой, буду массировать тебе шею и спину после долгих часов сидения на неудобном троне и всячески поддерживать в качестве консорта.
Я знаю одно: жить без тебя я не стану в любом случае. Это не обычные нежные слова, и я совершенно серьезен. Ты мое сокровище. Ты не можешь не знать, что это значит для дракона. Я не могу позволить себе даже помыслить о том, что ты уйдешь из моей жизни — тогда другая полови на моей натуры возьмет надо мной власть, и я уничтожу все вокруг. Пожалуйста, Рапсодия, пожалуйста, стань моей женой. Я знаю, что не заслуживаю тебя, — тут у меня нет ни малейших сомнений, — но ты меня любишь, и я верю в твою любовь. Я отдам все…
— Остановись, пожалуйста, — прошептала Рапсодия. По ее лицу струились слезы, руки дрожали.
Эши замолчал. Рапсодия была настолько ошеломлена, ее лицо исказила такая боль, что у него мучительно сжалось сердце. И когда прошла, казалось, вечность, он заговорил:
— Неужели мысль о том, чтобы стать моей женой, настолько тягостна для тебя, Рапсодия? Неужели я так тебя напугал…
— Остановись, — повторила она, и ее голос был полон боли. — Конечно, нет, не говори таких ужасных вещей. — И она разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.
Эши обнял плачущую Рапсодию. Он прижимал ее к груди до тех пор, пора слезы не иссякли, потом вытащил из кармана кружевной платочек и протянул ей.
— Стоит ли упоминать, — сказал он, наблюдая за тем, как она вытирает глаза, — что я ожидал совсем другой реакции. — Он произнес эти слова небрежно, но не спускал встревоженного взгляда с лица Рапсодии.
— Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь. — Она попыталась улыбнуться. — Но я ожидала совсем другого.
— Знаю, — ответил Эши, мягко поворачивая ее лицо к себе. — И прошу прощения. Но я не мог оставить тебя с мыслью, что я намерен жениться на другой женщине. Есть граница, которой я никогда не переступлю, чего бы ни требовали от меня мой отец и обязательства, накладываемые властью. А вот границ моей любви к тебе не существует. Конечно, любовь победит. И хотя твои воспоминания об этой ночи будут надежно спрятаны в жемчужине, я надеюсь, что где-то в глубине души ты будешь это чувствовать и перестанешь испытывать отчаяние, которое сейчас охватило нас обоих.
Ариа, люди вокруг тебя не имеют значения. Будь эгоисткой хотя бы один раз в жизни. Прими решение, которое сделает тебя счастливой. Я не в силах тебе всего объяснить. Знаю лишь, что люблю тебя безмерно, и хочу, чтобы ты была счастлива. Если ты согласишься стать моей женой, моя радость будет поистине безгранична. Пожалуйста, забудь обо всем остальном, дай мне ответ, как человеку, который любит тебя.
В его голосе прозвучала удивительная простота и пря мота, сделавшая все возражения бессмысленными.
Рапсодия посмотрела на него новыми глазами. Казалось, он показал ей тропинку в дремучем лесу, в котором она блуждала с тех пор, как Дерево доставило ее на эту землю, где жизнь искажена предрассудками, интригами и ложью. Часть из них были ее собственными — она с самого начала решила, что у них не может быть общего будущего, поскольку они по рождению принадлежат к разным слоям общества, а Эши избегал разговоров на эту тему. Теперь она поняла: он с самого начала знал, чего хочет, и просто желал убедиться в ее любви.
Он целовал ее, а Рапсодия вспоминала разговор со своим отцом незадолго до ее побега из дома.
«А как вам удалось изменить отношение деревни к нашей семье? — спросила она у отца. — Если маму так презирали, когда вы поженились, почему вы остались в деревне?»
Она видела его лицо, морщинки у глаз, когда отец улыбался ей, и его руки, продолжавшие во время разговора полировать дерево — он всегда что-нибудь делал.
«Когда ты найдешь то, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой — не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. И если твоя преданность будет безграничной и непоколебимой, окружающим тебя людям ничего не останется, как принять твой взгляд, согласиться с тобой. Кто лучше тебя самой может знать, что тебе нужно в этом мире? Не бойся и не пасуй перед трудностями, милая. Найди то единственное, что для тебя важнее всего, а остальное решится само собой».
Однажды, когда встал вопрос о верности болгам, это воспоминание помогло ей принять единственно верное решение. Теперь Рапсодия заглянула в глаза Эши и еще раз поняла, что имел в виду ее отец. Ей вдруг показалось, будто с ее плеч на землю соскользнул тяжелый плащ; смолкли жалобные голоса, осталась лишь песня человека, покорившего ее сердце. Он предлагал вывести ее из леса, пойти туда, куда она всегда стремилась попасть. Он излучал ту же решимость, что и в те дни, когда он вел ее к логову Элинсинос в Тириане. Ей хотелось последовать за Эши.
— Да, — сказала она едва слышно, горло сжалось от слез. Она откашлялась, недовольная собой. — Да, — повторила Рапсодия, и теперь ее голос прозвучал чисто и уверенно. Лицо Эши изменилось прямо у нее на глазах: на щеках появился румянец, глаза заблестели.
Малодушный страх, прятавшийся под внешне спокойными чертами, начал улетучиваться, а на его место пришла счастливая улыбка.
— Да! — крикнула она, используя свою магическую силу Дающей Имя и делая отказ невозможным.
Ее голос зазвенел в беседке, отразился от скал, пронесся над озером, над водопадом, окунулся в его волшебный рокот. И вместе с танцующим эхом пришел свет — подобно комете, ее слово озарило пещеру тысячами искрящихся звезд. И в воздухе разлилась песня радости.
Огни Элизиума взметнулись вверх, говоря о своем согласии, а трава, уже начавшая тускнеть и вянуть, вновь стала зеленой, словно ее коснулась рука весны. Цветы в саду полыхали яркими лепестками вместе с алыми зимними букетами, украшавшими стол. И когда песня коснулась их, к куполу пещеры взлетели мерцающие огненные фейерверки.
Эши с восхищением смотрел на многоцветье красок, а потом взглянул в лицо Рапсодии, в зеленых глазах которой отражалось сияние огней.
— Вот это да, — рассмеялся он. — Так ты уверена?
Рапсодия рассмеялась вместе с ним, и радость мгновенно освободила ее от тягостного ожидания одиночества, которое так долго ее терзало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Сердце Эши разрывалось от любви. Он протянул руку и поймал слезинку, добравшуюся до подбородка, а потом нежно провел ладонью по ее лицу. Она положила свою руку сверху.
— Я люблю тебя, Гвидион, сын Ллаурона, внук Гвиллиама и так далее, и всегда буду тебя любить, — сказала она, обратив к нему лицо. — Но моя любовь никогда не будет угрожать твоей семье, я хочу, чтобы она стала для тебя поддержкой. Спасибо за то, что ты подарил мне такое огромное счастье. Время, проведенное с тобой, значит для меня гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить.
Эши не выдержал. Он взял ее прекрасное лицо и поцеловал, пытаясь хоть как-то утешить свою любимую. Ее теплые губы не ответили ему, она мягко отстранилась и отвела его руки от своего лица.
— Теперь ты готова? — спросил он, кивая в сторону беседки.
Рапсодия вздохнула.
— Да, наверное, — ответила она, вставая. — Мне только нужно взять лютню, она понадобится мне, когда я буду давать тебе имя.
— Это может подождать, — возразил Эши. — Сначала мы поговорим. А затем приступим к ритуалу. Мне нужно кое-что рассказать тебе и кое о чем попросить.
— Очень хорошо. Как ни странно, у меня возникла такая же проблема.
Беседка была расположена так, чтобы из нее открывался самый прекрасный вид на весь Элизиум. С его холодных мраморных скамеек Рапсодия видела свой сад, готовящийся к долгому зимнему сну, коттедж, заросший зеленым плющом, а чуть дальше ревущий водопад, набравший силу от обильных осенних дождей, обрушивался в озеро, окру жавшее столь любимый ею остров.
В первый раз после жаркого лета Рапсодия ощутила, каким холодным стал воздух, — зима приближалась. Скоро в садах воцарится тишина, стая птиц, свивших себе гнезда под землей, улетит на юг. И скрытый от посторонних глаз ее маленький рай потеряет свои яркие краски и погрузится в сон. Интересно, подумала Рапсодия, холод в ее душе вызван приближением зимы или огонь ослабел, когда пришла пора расстаться с Эши. Скоро, очень скоро в Элизиуме наступят другие времена, все станет холодным и равно душным, а ведь совсем недавно здесь играли все краски лета. Как и в ней самой.
— Рапсодия? — голос Эши вернул ее к реальности. Она подняла голову.
— Да? Извини. Что я должна сделать?
Эши присел рядом с ней на каменную скамью и протянул руку. На его ладони лежала огромная жемчужина, молочно-белая, с черным ободком.
— Это древняя жемчужина с твоей родины, много лет пролежавшая под водой, — с благоговением проговорил он. — В ней заключены тайны моря, но ей можно доверить и тайны земли. Назови ее, Рапсодия, и она сохранит твои воспоминания об этой ночи до того момента, когда ты захочешь получить их обратно.
Рапсодия взяла жемчужину. Хотя она показалась на ощупь чуть ноздреватой, Рапсодия почувствовала ее силу и неуязвимость — ее защищали слезы океана, слой за слоем. Она закрыла глаза и начала песню наречения имени, сливая ее мелодию с эманациями, исходящими от жемчужины, пока они не слились воедино.
Рапсодия открыла глаза. Сияние жемчужины наполнило беседку. Она стала прозрачной, многочисленные слои перестали быть преградой для ее яркого внутреннего света. И тогда Рапсодия вплела в песню просьбу Эши, теперь ее воспоминания о конце этой ночи будут заключены внутри жемчужины.
Закончив песню, Рапсодия протянула жемчужину Эши. Он встал со скамейки, подошел к пустой золотой клетке и положил ее внутрь. Потом вернулся, сел рядом с Рапсодией, взял ее руки в свои и приготовился говорить, но она его остановила.
— Пожалуйста, подожди немножко, Эши, — попросила Рапсодия. — Я хочу взглянуть на тебя в последний раз.
Она смотрела на него, стараясь запомнить глаза и овал лица, цвет волос и то, как он выглядел в красивой морской форме с плащом. Она зажмурилась и глубоко вздохнула, стараясь сохранить в памяти его запах и то, как вокруг него струится воздух, запечатлевая в своем сознании кар тину, которую не забудет никогда. Наконец она произнесла:
— Вот теперь я готова.
— Хорошо, — ответил Эши и нервно улыбнулся. — Рапсодия, мой рассказ покажется тебе неприятным, и тебе будет нелегко его слушать. Но сначала я хочу обратиться к тебе с последней просьбой. Пожалуйста, выслушай меня.
— Конечно. О чем ты хочешь попросить?
Он сделал глубокий вдох и заговорил с удивительной нежностью:
— Ариа, я знаю, ты никогда мне ни в чем не отказывала, более того, сделала множество одолжений, о которых я даже не просил. И все же я должен обратиться к тебе с еще одной просьбой. Речь пойдет об очень важной вещи, и, если мне будет сопутствовать удача, ко мне со временем присоединятся все объединенные намерьены. Обещаешь подумать о моей последней просьбе?
Рапсодия посмотрела ему в глаза, они лучились любовью, и ей показалось, что еще немного, и он заплачет. Звездный свет, окружавший его удивительные зрачки с вертикальным разрезом, сиял ярко как никогда, и она постаралась запечатлеть в памяти его образ. Одинокими ночами она будет представлять себе Эши таким, каким видит его сейчас. Рапсодия знала, что это принесет ей утешение.
— Конечно. Конечно, я подумаю, — ответила она, ободряюще сжимая его руку. — Я уже говорила тебе, Эши, что всегда буду твоим другом и союзником. Ты можешь попросить меня о чем угодно, и я сделаю все, чтобы тебе помочь.
Он улыбнулся, перевернул ее ладонь и поцеловал.
— Обещаешь?
— Да.
— Хорошо. Тогда выходи за меня замуж. — Слова слетели с его губ прежде, чем он успел преклонить колено.
— Это совсем не смешно, Эши, — сердито проговорила Рапсодия. — Встань. Чего ты хочешь на самом деле?
— Извини, Рапсодия, ничего другого я не хочу. И я не шутил и не спорил с тобой, и вообще не поднимал этого вопроса, пока не убедился в том, что ты выслушаешь меня без предубеждения, поскольку еще никогда в жизни я не говорил более серьезно. — Он увидел, как бледность разлилась по лицу Рапсодии, и опять взял обе ее руки в свои, чтобы не дать ей ответить сразу.
— Я знаю, мой отец убедил тебя, что здесь власть принадлежит сословию аристократов, а твое происхождение слишком низкое, и этого достаточно, чтобы лишить нас обоих счастья, а народ намерьенов лучшей Королевы, какая только может быть. Ариа, это ложь. Да, власть у намерьенов передается по наследству, но они свободный народ, и Совет может утвердить или отвести кандидатуру любой претендентки на этот титул, когда будет коронован их повелитель.
Лично я думаю, что они вышвырнут меня вон, и тогда мы вместе построим самую лучшую в мире хижину, и наша жизнь пройдет в благословенном спокойствии и мире. Или ты захочешь повелевать лиринами — я уверен, наступит день, когда они тебя об этом попросят. И тогда я стану твоим скромным слугой, буду массировать тебе шею и спину после долгих часов сидения на неудобном троне и всячески поддерживать в качестве консорта.
Я знаю одно: жить без тебя я не стану в любом случае. Это не обычные нежные слова, и я совершенно серьезен. Ты мое сокровище. Ты не можешь не знать, что это значит для дракона. Я не могу позволить себе даже помыслить о том, что ты уйдешь из моей жизни — тогда другая полови на моей натуры возьмет надо мной власть, и я уничтожу все вокруг. Пожалуйста, Рапсодия, пожалуйста, стань моей женой. Я знаю, что не заслуживаю тебя, — тут у меня нет ни малейших сомнений, — но ты меня любишь, и я верю в твою любовь. Я отдам все…
— Остановись, пожалуйста, — прошептала Рапсодия. По ее лицу струились слезы, руки дрожали.
Эши замолчал. Рапсодия была настолько ошеломлена, ее лицо исказила такая боль, что у него мучительно сжалось сердце. И когда прошла, казалось, вечность, он заговорил:
— Неужели мысль о том, чтобы стать моей женой, настолько тягостна для тебя, Рапсодия? Неужели я так тебя напугал…
— Остановись, — повторила она, и ее голос был полон боли. — Конечно, нет, не говори таких ужасных вещей. — И она разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.
Эши обнял плачущую Рапсодию. Он прижимал ее к груди до тех пор, пора слезы не иссякли, потом вытащил из кармана кружевной платочек и протянул ей.
— Стоит ли упоминать, — сказал он, наблюдая за тем, как она вытирает глаза, — что я ожидал совсем другой реакции. — Он произнес эти слова небрежно, но не спускал встревоженного взгляда с лица Рапсодии.
— Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь. — Она попыталась улыбнуться. — Но я ожидала совсем другого.
— Знаю, — ответил Эши, мягко поворачивая ее лицо к себе. — И прошу прощения. Но я не мог оставить тебя с мыслью, что я намерен жениться на другой женщине. Есть граница, которой я никогда не переступлю, чего бы ни требовали от меня мой отец и обязательства, накладываемые властью. А вот границ моей любви к тебе не существует. Конечно, любовь победит. И хотя твои воспоминания об этой ночи будут надежно спрятаны в жемчужине, я надеюсь, что где-то в глубине души ты будешь это чувствовать и перестанешь испытывать отчаяние, которое сейчас охватило нас обоих.
Ариа, люди вокруг тебя не имеют значения. Будь эгоисткой хотя бы один раз в жизни. Прими решение, которое сделает тебя счастливой. Я не в силах тебе всего объяснить. Знаю лишь, что люблю тебя безмерно, и хочу, чтобы ты была счастлива. Если ты согласишься стать моей женой, моя радость будет поистине безгранична. Пожалуйста, забудь обо всем остальном, дай мне ответ, как человеку, который любит тебя.
В его голосе прозвучала удивительная простота и пря мота, сделавшая все возражения бессмысленными.
Рапсодия посмотрела на него новыми глазами. Казалось, он показал ей тропинку в дремучем лесу, в котором она блуждала с тех пор, как Дерево доставило ее на эту землю, где жизнь искажена предрассудками, интригами и ложью. Часть из них были ее собственными — она с самого начала решила, что у них не может быть общего будущего, поскольку они по рождению принадлежат к разным слоям общества, а Эши избегал разговоров на эту тему. Теперь она поняла: он с самого начала знал, чего хочет, и просто желал убедиться в ее любви.
Он целовал ее, а Рапсодия вспоминала разговор со своим отцом незадолго до ее побега из дома.
«А как вам удалось изменить отношение деревни к нашей семье? — спросила она у отца. — Если маму так презирали, когда вы поженились, почему вы остались в деревне?»
Она видела его лицо, морщинки у глаз, когда отец улыбался ей, и его руки, продолжавшие во время разговора полировать дерево — он всегда что-нибудь делал.
«Когда ты найдешь то, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой — не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. И если твоя преданность будет безграничной и непоколебимой, окружающим тебя людям ничего не останется, как принять твой взгляд, согласиться с тобой. Кто лучше тебя самой может знать, что тебе нужно в этом мире? Не бойся и не пасуй перед трудностями, милая. Найди то единственное, что для тебя важнее всего, а остальное решится само собой».
Однажды, когда встал вопрос о верности болгам, это воспоминание помогло ей принять единственно верное решение. Теперь Рапсодия заглянула в глаза Эши и еще раз поняла, что имел в виду ее отец. Ей вдруг показалось, будто с ее плеч на землю соскользнул тяжелый плащ; смолкли жалобные голоса, осталась лишь песня человека, покорившего ее сердце. Он предлагал вывести ее из леса, пойти туда, куда она всегда стремилась попасть. Он излучал ту же решимость, что и в те дни, когда он вел ее к логову Элинсинос в Тириане. Ей хотелось последовать за Эши.
— Да, — сказала она едва слышно, горло сжалось от слез. Она откашлялась, недовольная собой. — Да, — повторила Рапсодия, и теперь ее голос прозвучал чисто и уверенно. Лицо Эши изменилось прямо у нее на глазах: на щеках появился румянец, глаза заблестели.
Малодушный страх, прятавшийся под внешне спокойными чертами, начал улетучиваться, а на его место пришла счастливая улыбка.
— Да! — крикнула она, используя свою магическую силу Дающей Имя и делая отказ невозможным.
Ее голос зазвенел в беседке, отразился от скал, пронесся над озером, над водопадом, окунулся в его волшебный рокот. И вместе с танцующим эхом пришел свет — подобно комете, ее слово озарило пещеру тысячами искрящихся звезд. И в воздухе разлилась песня радости.
Огни Элизиума взметнулись вверх, говоря о своем согласии, а трава, уже начавшая тускнеть и вянуть, вновь стала зеленой, словно ее коснулась рука весны. Цветы в саду полыхали яркими лепестками вместе с алыми зимними букетами, украшавшими стол. И когда песня коснулась их, к куполу пещеры взлетели мерцающие огненные фейерверки.
Эши с восхищением смотрел на многоцветье красок, а потом взглянул в лицо Рапсодии, в зеленых глазах которой отражалось сияние огней.
— Вот это да, — рассмеялся он. — Так ты уверена?
Рапсодия рассмеялась вместе с ним, и радость мгновенно освободила ее от тягостного ожидания одиночества, которое так долго ее терзало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95