А как же Громила, Джихад и прочие?
— Понимаешь ли… Он был моим другом, но не их. Вот если бы что-нибудь случилось со мной — тогда другое дело. А Кашлюн, по большому счёту, был для моей компании чужим. Они помогают мне по мере сил; но сунуть голову в пасть тигра — это уж моя забота.
— Понятно… Я покурю, ты не возражаешь?
— Как это я могу возражать, интересно? Ты у себя дома, кури сколько влезет. Я, пожалуй, тоже составлю тебе компанию. На редкость прилипчивая привычка…
* * *
Хлюпик потянулся и сел. Утро выдалось сереньким — большая редкость в Вавилоне, где солнце обычно жарит с утра до вечера. На разложенном в углу диванчике дрых Иннот. Друг наотрез отказался от кровати, которую Хлюпик из чувства гостеприимства предложил гостю. Заменить двери в квартире Иннота и уничтожить следы пожара оказалось куда более хлопотным делом, чем они предполагали. С въевшимся в стены запахом гари обещал помочь Афинофоно — «но ты ведь понимаешь, старина, сколько у меня дел». Найти приличного столяра тоже было нелегко. В результате дверной проём заколотили досками, а Иннот временно переселился к приятелю.
Отдёрнув занавеску, Хлюпик полюбовался жемчужным небом и поставил на плиту кофе. Он так и не научился всем тонкостям заварки, однако лелеял надежду в один прекрасный день освоить и это мастерство. Он положил в джезву молотый кардамон, опустил палочку корицы и стручок ванили, после чего уселся рядом, чтобы успеть погасить огонь до того, как кофе побежит через край. Вскоре по квартире поплыли восхитительные ароматы. В дверях появился, щурясь спросонья, Иннот.
— Доброе утро…
— Привет! Слушай, я тут подумал немного… Ты говорил, что твой приятель словил каюк в ночлежке. Это такое место, где ночуют? Вроде гостиницы?
— Да, что-то вроде. Вообще любое временное жильё подразделяется на три категории. Первая — это хотэли. Там останавливается всякая шикарная публика вроде нашего бывшего знакомого Морберта. Вторая категория — гостиницы. Они бывают получше и похуже, тут уж как повезёт. Ну, и наконец, ночлежки — самая скверная категория. Как правило, это одна большая комната, уставленная кроватями или даже просто нарами. Там ночует всякое отребье — нищие, бандиты, скрывающиеся от стражи, всё в таком духе.
— А ты когда-нибудь ночевал там?
— В ночлежках? Да, было в моей жизни и такое… Правда, очень давно. Если бы мне пришлось сейчас выбирать, где провести ночь, я бы скорее забрался в развалины какого-нибудь заброшенного дома или нашёл бы местечко на чердаке…
— Давай рассуждать: ты ведь каюкер, так? — продолжил Хлюпик, когда они с приятелем напились кофе и вышли на улицу.
— Ну?
— И твой приятель Кашлюн тоже был каюкером, верно?
— К чему ты клонишь?
— Просто я подумал, что у вас с ним наверняка кое-какие привычки должны быть одинаковыми. Тем более в ночлежках водится опасная публика. Так почему он не спрятался где-нибудь на чердаке, а пошёл туда?
Иннот даже остановился.
— Ну и дела, Хлю! Ты просто растёшь в моих глазах! Или это я падаю в своих собственных, не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но до такой простой мысли я не додумался! Действительно, у парня была масса возможностей найти себе безопасное место. И всё же он попёрся в эту трущобу! Ну, Хлю, ты всё-таки великий человек!
Хлюпик покраснел от удовольствия.
— Да ладно тебе!
— Нет, в самом деле. Ты далеко пойдёшь! Давай теперь рассуждать логически: допустим, я удираю от нехороших парней, единственная задача которых — ухайдакать меня. И тем не менее я оказываюсь в таком месте, где меня видит сотня самых разных глаз. Что могло бы подвигнуть меня на это? — Иннот на мгновение задумался. — Только одно: я узнал нечто, способное резко изменить положение вещей в мою пользу. А в данном случае это может быть…
Иннот замолчал.
— Что же?!
— Оружие, например. Что-нибудь очень мощное, наподобие твоего медиатора. Допустим, он разнюхал, где можно достать такую штуку, и договорился о встрече… В ночлежке? Гм… Вряд ли! А может быть, его заинтересовала не сама ночлежка, а что-нибудь в том районе?
— А что это за район?
— Трущобы, — пожал плечами Иннот. — Разрушенные и полуразрушенные дома, пустыри… Словом ничего интересного. Похоже, тут наши рассуждения забуксовали. Тебе ничего стоящего больше не приходит в голову, Хлю? Не стесняйся, высказывай самые безумные идеи.
Хлюпик покачал головой.
— Долго нам ещё идти?
— Не очень. Оставшуюся часть пути мы проделаем на гидротакси, а канал — вот он. — Иннот шагнул к парапету и вскинул руку. — Эй, такси! Такси!
Они попали в Москитный квартал спустя час. Повсюду возвышались груды мусора. Осыпавшаяся штукатурка кучами лежала на тротуарах. Вдоль стен домов лезли, ломая асфальт, пучки чертополоха и лебеды. Что-то юркое, к чему не хотелось особенно приглядываться, мельтешило в канавах водостока. Издалека доносилась разухабистая песенка, но вокруг стояла какая-то нехорошая тишина. Улица была пустынна. Только нищий, скрюченный и жалкий, ковылял навстречу, приоткрыв рот. Половины зубов у него не хватало, но те, что имелись, были золотыми.
— Это где-то здесь, — пробормотал Иннот, тыча пальцем в мрачноватое, выкрашенное ржаво-рыжей краской здание. — Знаешь, у меня такое странное чувство…
— Неприятности? — напрягся Хлюпик.
— Нет, просто мне кажется, я тут уже бывал, причём не раз. Уф, сегодня точно тяжёлый день. Давление, что ли, скачет? Туман какой-то в голове. Ну, ладно, пошли. — И он толкнул жалобно скрипнувшую дверь.
За более-менее приличным фасадом здания скрывался форменный бардак. Прогнившие доски, рухнувшие балки и груды осыпавшейся штукатурки представляли собой настоящий лабиринт. Уцелело лишь несколько комнат; друзья по очереди осмотрели каждую. «Похоже, здесь», — решил, наконец, каюкер.
Тесное помещение, в котором они очутились, по-видимому, служило для обитателей окрестных трущоб туалетом. Повсюду валялись нечистоты. Единственным предметом обстановки являлась покорёженная железная койка. Потолок над ней представлял собой сплошное пятно копоти; какие-то неопрятные чёрные сосульки свисали оттуда. Панцирная сетка стала оплавленными лохмотьями, а в полу зияла прожжённая дыра. Иннот, хрустя бутылочными осколками и перешагивая через кучи фекалий, подошёл к кровати и осторожно приподнял один из краёв сетки.
— Нехило… — пробормотал он. — Неужели флогистон? Ничего, старина, я обязательно за тебя отомщу.
— Давай уйдём отсюда! — взмолился Хлюпик. — Ты хотел посмотреть — ну вот и посмотрел.
— Что, гадостно? — как-то отсутствующе спросил Иннот. — Ничего, дружище, ничего… Мне тоже здесь не шибко уютно. Но должны же мы выяснить, какого… Духи предков!
С изумлённым возгласом Иннот кинулся к окну. Хлюпик недоумённо вытянул шею, силясь понять, что же его взволновало. Каюкер с такой силой вцепился в облупленный подоконник, что костяшки пальцев побелели. Снаружи между тем не наблюдалось ничего особенного — полуразвалившиеся дома, груды битого кирпича и ржавого железа, обильно поросшие бурьяном.
— Ну и что тебя так удивило? — строго спросил Хлюпик Иннота.
— Дом, — севшим голосом произнёс каюкер. — Это тот самый дом.
— Ты хочешь сказать — тот самый, который мы ищем? Старина, а у тебя всё в порядке с головой? — ехидно осведомился Хлюпик. — По-моему, мы вчера искали его немножко не в том месте, тебе не кажется, а?
Иннот остановившимся взором уставился во двор.
— Ничего не понимаю. Этот дом не должен быть здесь… Проклятье! — Он с силой ударил кулаком о подоконник.
Доска жалобно пискнула.
— Эй, что с тобой? — несколько обеспокоенно спросил Хлюпик.
— Погоди, Хлю, я должен кое-что сообразить… Значит, так. Я точно помню место, где он находился. Очень ярко помню — и его, и соседние дома. В деталях, в цвете, всё такое… И чердак, откуда мы следили за ним, тоже хорошо помню. А вот как мы до него добирались? Тут сплошной туман. И что из этого следует?
— Что же?
— А то, что я попал под действие заклятия. Понимаешь? Мои мозги словно прокрутили в миксере, перепутали всё, что касалось этого места. Я был в полной уверенности, что этот дом находится за — предки знают — сколько кварталов отсюда. Я и сейчас в этом уверен, между прочим! Однако факты — вещь упрямая…
— И что мы будем делать? Пойдём туда? С твоим электричеством и моим медиатором мы камня на камне там не оставим! Я даже думаю, что смогу подпалить его прямо отсюда. Хочешь, попробуем? — Хлюпик сосредоточился.
Иннот схватил его за руку.
— Нет, постой. Постой… Я же хочу не просто заделать каюк всем, кто там окажется, а получить ответы на кое-какие вопросы. Кроме того, к визиту надо хорошенько подготовиться. Если имеешь дело с колдовством и волшебниками, то надо быть готовым к любой неожиданности. Абсолютно!
— Мы и так, по-моему…
— Да? А что ты скажешь, если твой медиатор вдруг не сработает в самый ответственный момент? И мой метод — тоже?
Хлюпик озадаченно почесал затылок. «К такому повороту событий я совершенно не готов», — признался он себе.
— Так что же нам делать дальше, по-твоему?
— А всё очень просто. Мы теперь возвращаемся, плотно обедаем, идём в гости к Афинофоно — а я попутно разрабатываю план. Вот такие пирожки с котятами… — Иннот фыркнул и быстрым шагом покинул место последнего упокоения Кашлюна. Хлюпик поспешил за ним следом.
* * *
Если и есть в Вавилоне место, где вас всегда рады видеть, — так это городской краеведческий музей Науки и Магии. И дело тут вовсе не в тех пяти медяках, что вы обязаны заплатить за вход; ведь что это за деньги и что такое деньги вообще пред ликом Истории? Фу! Даже не стоит упоминать о них. И потом, так ли уж редко вам приходилось посещать заведения, в которых с вас сдерут плату куда большую, а взамен накормят, к примеру, чем-нибудь совершенно неудобоваримым? Ведь бывало такое, и не раз, признайтесь. Но только не в Вавилонском краеведческом. Товар, предлагаемый здесь, — самого высокого качества, ибо что может быть выше Знания? Экскурсии проводят аспиранты обоих отделений университета, да и любой из смотрителей с удовольствием удовлетворит ваше любопытство, стоит только с надлежащей вежливостью попросить об этом.
Единственное, чем никогда не поступались музейные сотрудники — от директора в его резном кабинете до последнего старичка-смотрителя, — это обед. Принятие пищи давно уже стало своего рода маленьким ритуалом, нарушить который равносильно святотатству. Без десяти два всех посторонних вежливо, но решительно начинали выпроваживать из зала; и волшебный час с двух до трёх принадлежал исключительно Его Величеству Обеду. Не стоит, однако, думать, что работники сего замечательного места отличались каким-то особенно неуёмным аппетитом. Нет, при их доходах они не могли позволить себе роскоши — ни в количестве пищи, ни, увы, в её качестве. Например, знаменитый салат из панцирных грибов рядовой сотрудник мог попробовать не чаще двух-трёх раз в год, по большим праздникам. Но, разумеется, добрый старый бутерброд с котлеткой и ломтиками солёного огурца всегда имелся где-то поблизости и с нетерпением ожидал волшебного часа.
Хаклпо Типшент, старейший, старший и единственный смотритель музейного запасника, как раз принимался за такой бутерброд. Рядом ждал своей очереди красный, тугой, налитый соком помидор, а чуть поодаль, на специальном столике, шумел на спиртовке небольшой, но весьма изящный кофейник.
Должность смотрителя музейного запасника была чистой воды синекурой — так, по крайней мере, считало большинство смотрителей залов экспозиции. Нет-нет, не подумайте дурного! Все они, бесспорно, испытывали огромное уважение к старому Хаклпо. И неудивительно — не было в музее человека, который работал бы здесь дольше него. Но всё же, господа, шептались некоторые, скажите пожалуйста, как повезло старику! Одно дело — сидеть в зале, где каждый второй так и норовит пощупать экспонат руками, а этого ни в коем случае допускать нельзя, вы знаете, и совсем другое — пребывать в эдаких эмпиреях, изредка снисходя до консультации — и не какому-нибудь шалопаю с улицы, а всё людям солидным и уважаемым, профессорам университета, например, или даже самому господину директору… Хаклпо Типшент, случись ему услышать такие разговоры, лишь улыбнулся бы тихонько в седые усы. И правда, чем не жизнь? Сиди себе в прохладном хранилище, подрёмывай… Но кто, скажите, из нынешних, молодых сможет отыскать за пару минут древние клинописные таблички, найденные в раскопках лет восемьдесят назад и с тех самых пор пылящиеся на дальней полке запасника? Кто моментально поймёт запинающегося и дико косноязычного профессора-бормотолога и извлечёт из какого-нибудь ящика «ту самую штуку, такую, знаете ли, несколько округлую» — великолепный чёрной бронзы светильник четырёхсотлетней давности? Только он, старик Типшент. Смотритель запасника справился с бутербродом и только начал прикидывать, каким образом лучше разрезать помидор, как дверь хранилища вдруг скрипнула и на пороге показалась некая фигура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Понимаешь ли… Он был моим другом, но не их. Вот если бы что-нибудь случилось со мной — тогда другое дело. А Кашлюн, по большому счёту, был для моей компании чужим. Они помогают мне по мере сил; но сунуть голову в пасть тигра — это уж моя забота.
— Понятно… Я покурю, ты не возражаешь?
— Как это я могу возражать, интересно? Ты у себя дома, кури сколько влезет. Я, пожалуй, тоже составлю тебе компанию. На редкость прилипчивая привычка…
* * *
Хлюпик потянулся и сел. Утро выдалось сереньким — большая редкость в Вавилоне, где солнце обычно жарит с утра до вечера. На разложенном в углу диванчике дрых Иннот. Друг наотрез отказался от кровати, которую Хлюпик из чувства гостеприимства предложил гостю. Заменить двери в квартире Иннота и уничтожить следы пожара оказалось куда более хлопотным делом, чем они предполагали. С въевшимся в стены запахом гари обещал помочь Афинофоно — «но ты ведь понимаешь, старина, сколько у меня дел». Найти приличного столяра тоже было нелегко. В результате дверной проём заколотили досками, а Иннот временно переселился к приятелю.
Отдёрнув занавеску, Хлюпик полюбовался жемчужным небом и поставил на плиту кофе. Он так и не научился всем тонкостям заварки, однако лелеял надежду в один прекрасный день освоить и это мастерство. Он положил в джезву молотый кардамон, опустил палочку корицы и стручок ванили, после чего уселся рядом, чтобы успеть погасить огонь до того, как кофе побежит через край. Вскоре по квартире поплыли восхитительные ароматы. В дверях появился, щурясь спросонья, Иннот.
— Доброе утро…
— Привет! Слушай, я тут подумал немного… Ты говорил, что твой приятель словил каюк в ночлежке. Это такое место, где ночуют? Вроде гостиницы?
— Да, что-то вроде. Вообще любое временное жильё подразделяется на три категории. Первая — это хотэли. Там останавливается всякая шикарная публика вроде нашего бывшего знакомого Морберта. Вторая категория — гостиницы. Они бывают получше и похуже, тут уж как повезёт. Ну, и наконец, ночлежки — самая скверная категория. Как правило, это одна большая комната, уставленная кроватями или даже просто нарами. Там ночует всякое отребье — нищие, бандиты, скрывающиеся от стражи, всё в таком духе.
— А ты когда-нибудь ночевал там?
— В ночлежках? Да, было в моей жизни и такое… Правда, очень давно. Если бы мне пришлось сейчас выбирать, где провести ночь, я бы скорее забрался в развалины какого-нибудь заброшенного дома или нашёл бы местечко на чердаке…
— Давай рассуждать: ты ведь каюкер, так? — продолжил Хлюпик, когда они с приятелем напились кофе и вышли на улицу.
— Ну?
— И твой приятель Кашлюн тоже был каюкером, верно?
— К чему ты клонишь?
— Просто я подумал, что у вас с ним наверняка кое-какие привычки должны быть одинаковыми. Тем более в ночлежках водится опасная публика. Так почему он не спрятался где-нибудь на чердаке, а пошёл туда?
Иннот даже остановился.
— Ну и дела, Хлю! Ты просто растёшь в моих глазах! Или это я падаю в своих собственных, не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но до такой простой мысли я не додумался! Действительно, у парня была масса возможностей найти себе безопасное место. И всё же он попёрся в эту трущобу! Ну, Хлю, ты всё-таки великий человек!
Хлюпик покраснел от удовольствия.
— Да ладно тебе!
— Нет, в самом деле. Ты далеко пойдёшь! Давай теперь рассуждать логически: допустим, я удираю от нехороших парней, единственная задача которых — ухайдакать меня. И тем не менее я оказываюсь в таком месте, где меня видит сотня самых разных глаз. Что могло бы подвигнуть меня на это? — Иннот на мгновение задумался. — Только одно: я узнал нечто, способное резко изменить положение вещей в мою пользу. А в данном случае это может быть…
Иннот замолчал.
— Что же?!
— Оружие, например. Что-нибудь очень мощное, наподобие твоего медиатора. Допустим, он разнюхал, где можно достать такую штуку, и договорился о встрече… В ночлежке? Гм… Вряд ли! А может быть, его заинтересовала не сама ночлежка, а что-нибудь в том районе?
— А что это за район?
— Трущобы, — пожал плечами Иннот. — Разрушенные и полуразрушенные дома, пустыри… Словом ничего интересного. Похоже, тут наши рассуждения забуксовали. Тебе ничего стоящего больше не приходит в голову, Хлю? Не стесняйся, высказывай самые безумные идеи.
Хлюпик покачал головой.
— Долго нам ещё идти?
— Не очень. Оставшуюся часть пути мы проделаем на гидротакси, а канал — вот он. — Иннот шагнул к парапету и вскинул руку. — Эй, такси! Такси!
Они попали в Москитный квартал спустя час. Повсюду возвышались груды мусора. Осыпавшаяся штукатурка кучами лежала на тротуарах. Вдоль стен домов лезли, ломая асфальт, пучки чертополоха и лебеды. Что-то юркое, к чему не хотелось особенно приглядываться, мельтешило в канавах водостока. Издалека доносилась разухабистая песенка, но вокруг стояла какая-то нехорошая тишина. Улица была пустынна. Только нищий, скрюченный и жалкий, ковылял навстречу, приоткрыв рот. Половины зубов у него не хватало, но те, что имелись, были золотыми.
— Это где-то здесь, — пробормотал Иннот, тыча пальцем в мрачноватое, выкрашенное ржаво-рыжей краской здание. — Знаешь, у меня такое странное чувство…
— Неприятности? — напрягся Хлюпик.
— Нет, просто мне кажется, я тут уже бывал, причём не раз. Уф, сегодня точно тяжёлый день. Давление, что ли, скачет? Туман какой-то в голове. Ну, ладно, пошли. — И он толкнул жалобно скрипнувшую дверь.
За более-менее приличным фасадом здания скрывался форменный бардак. Прогнившие доски, рухнувшие балки и груды осыпавшейся штукатурки представляли собой настоящий лабиринт. Уцелело лишь несколько комнат; друзья по очереди осмотрели каждую. «Похоже, здесь», — решил, наконец, каюкер.
Тесное помещение, в котором они очутились, по-видимому, служило для обитателей окрестных трущоб туалетом. Повсюду валялись нечистоты. Единственным предметом обстановки являлась покорёженная железная койка. Потолок над ней представлял собой сплошное пятно копоти; какие-то неопрятные чёрные сосульки свисали оттуда. Панцирная сетка стала оплавленными лохмотьями, а в полу зияла прожжённая дыра. Иннот, хрустя бутылочными осколками и перешагивая через кучи фекалий, подошёл к кровати и осторожно приподнял один из краёв сетки.
— Нехило… — пробормотал он. — Неужели флогистон? Ничего, старина, я обязательно за тебя отомщу.
— Давай уйдём отсюда! — взмолился Хлюпик. — Ты хотел посмотреть — ну вот и посмотрел.
— Что, гадостно? — как-то отсутствующе спросил Иннот. — Ничего, дружище, ничего… Мне тоже здесь не шибко уютно. Но должны же мы выяснить, какого… Духи предков!
С изумлённым возгласом Иннот кинулся к окну. Хлюпик недоумённо вытянул шею, силясь понять, что же его взволновало. Каюкер с такой силой вцепился в облупленный подоконник, что костяшки пальцев побелели. Снаружи между тем не наблюдалось ничего особенного — полуразвалившиеся дома, груды битого кирпича и ржавого железа, обильно поросшие бурьяном.
— Ну и что тебя так удивило? — строго спросил Хлюпик Иннота.
— Дом, — севшим голосом произнёс каюкер. — Это тот самый дом.
— Ты хочешь сказать — тот самый, который мы ищем? Старина, а у тебя всё в порядке с головой? — ехидно осведомился Хлюпик. — По-моему, мы вчера искали его немножко не в том месте, тебе не кажется, а?
Иннот остановившимся взором уставился во двор.
— Ничего не понимаю. Этот дом не должен быть здесь… Проклятье! — Он с силой ударил кулаком о подоконник.
Доска жалобно пискнула.
— Эй, что с тобой? — несколько обеспокоенно спросил Хлюпик.
— Погоди, Хлю, я должен кое-что сообразить… Значит, так. Я точно помню место, где он находился. Очень ярко помню — и его, и соседние дома. В деталях, в цвете, всё такое… И чердак, откуда мы следили за ним, тоже хорошо помню. А вот как мы до него добирались? Тут сплошной туман. И что из этого следует?
— Что же?
— А то, что я попал под действие заклятия. Понимаешь? Мои мозги словно прокрутили в миксере, перепутали всё, что касалось этого места. Я был в полной уверенности, что этот дом находится за — предки знают — сколько кварталов отсюда. Я и сейчас в этом уверен, между прочим! Однако факты — вещь упрямая…
— И что мы будем делать? Пойдём туда? С твоим электричеством и моим медиатором мы камня на камне там не оставим! Я даже думаю, что смогу подпалить его прямо отсюда. Хочешь, попробуем? — Хлюпик сосредоточился.
Иннот схватил его за руку.
— Нет, постой. Постой… Я же хочу не просто заделать каюк всем, кто там окажется, а получить ответы на кое-какие вопросы. Кроме того, к визиту надо хорошенько подготовиться. Если имеешь дело с колдовством и волшебниками, то надо быть готовым к любой неожиданности. Абсолютно!
— Мы и так, по-моему…
— Да? А что ты скажешь, если твой медиатор вдруг не сработает в самый ответственный момент? И мой метод — тоже?
Хлюпик озадаченно почесал затылок. «К такому повороту событий я совершенно не готов», — признался он себе.
— Так что же нам делать дальше, по-твоему?
— А всё очень просто. Мы теперь возвращаемся, плотно обедаем, идём в гости к Афинофоно — а я попутно разрабатываю план. Вот такие пирожки с котятами… — Иннот фыркнул и быстрым шагом покинул место последнего упокоения Кашлюна. Хлюпик поспешил за ним следом.
* * *
Если и есть в Вавилоне место, где вас всегда рады видеть, — так это городской краеведческий музей Науки и Магии. И дело тут вовсе не в тех пяти медяках, что вы обязаны заплатить за вход; ведь что это за деньги и что такое деньги вообще пред ликом Истории? Фу! Даже не стоит упоминать о них. И потом, так ли уж редко вам приходилось посещать заведения, в которых с вас сдерут плату куда большую, а взамен накормят, к примеру, чем-нибудь совершенно неудобоваримым? Ведь бывало такое, и не раз, признайтесь. Но только не в Вавилонском краеведческом. Товар, предлагаемый здесь, — самого высокого качества, ибо что может быть выше Знания? Экскурсии проводят аспиранты обоих отделений университета, да и любой из смотрителей с удовольствием удовлетворит ваше любопытство, стоит только с надлежащей вежливостью попросить об этом.
Единственное, чем никогда не поступались музейные сотрудники — от директора в его резном кабинете до последнего старичка-смотрителя, — это обед. Принятие пищи давно уже стало своего рода маленьким ритуалом, нарушить который равносильно святотатству. Без десяти два всех посторонних вежливо, но решительно начинали выпроваживать из зала; и волшебный час с двух до трёх принадлежал исключительно Его Величеству Обеду. Не стоит, однако, думать, что работники сего замечательного места отличались каким-то особенно неуёмным аппетитом. Нет, при их доходах они не могли позволить себе роскоши — ни в количестве пищи, ни, увы, в её качестве. Например, знаменитый салат из панцирных грибов рядовой сотрудник мог попробовать не чаще двух-трёх раз в год, по большим праздникам. Но, разумеется, добрый старый бутерброд с котлеткой и ломтиками солёного огурца всегда имелся где-то поблизости и с нетерпением ожидал волшебного часа.
Хаклпо Типшент, старейший, старший и единственный смотритель музейного запасника, как раз принимался за такой бутерброд. Рядом ждал своей очереди красный, тугой, налитый соком помидор, а чуть поодаль, на специальном столике, шумел на спиртовке небольшой, но весьма изящный кофейник.
Должность смотрителя музейного запасника была чистой воды синекурой — так, по крайней мере, считало большинство смотрителей залов экспозиции. Нет-нет, не подумайте дурного! Все они, бесспорно, испытывали огромное уважение к старому Хаклпо. И неудивительно — не было в музее человека, который работал бы здесь дольше него. Но всё же, господа, шептались некоторые, скажите пожалуйста, как повезло старику! Одно дело — сидеть в зале, где каждый второй так и норовит пощупать экспонат руками, а этого ни в коем случае допускать нельзя, вы знаете, и совсем другое — пребывать в эдаких эмпиреях, изредка снисходя до консультации — и не какому-нибудь шалопаю с улицы, а всё людям солидным и уважаемым, профессорам университета, например, или даже самому господину директору… Хаклпо Типшент, случись ему услышать такие разговоры, лишь улыбнулся бы тихонько в седые усы. И правда, чем не жизнь? Сиди себе в прохладном хранилище, подрёмывай… Но кто, скажите, из нынешних, молодых сможет отыскать за пару минут древние клинописные таблички, найденные в раскопках лет восемьдесят назад и с тех самых пор пылящиеся на дальней полке запасника? Кто моментально поймёт запинающегося и дико косноязычного профессора-бормотолога и извлечёт из какого-нибудь ящика «ту самую штуку, такую, знаете ли, несколько округлую» — великолепный чёрной бронзы светильник четырёхсотлетней давности? Только он, старик Типшент. Смотритель запасника справился с бутербродом и только начал прикидывать, каким образом лучше разрезать помидор, как дверь хранилища вдруг скрипнула и на пороге показалась некая фигура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50