Хлюпику их вид показался невероятно забавным — умат-кумар ещё не выветрился из головы. Он захихикал, подталкивая Куки локтем в бок и тыча в стражников пальцем. Куки тихонько шикнул на него. Он знал, что при общении с таможней любое неосторожное слово грозит лишней монеткой, перекочевавшей в их мошну.
— Ну, презренные куки, зачем едем? Чего везём? — спросил начальник смены, вызвав у Хлюпика новый приступ весёлости.
— Это мой полоумный двоюродный брат, ваша неподкупность, — быстро сказал Куки. — Вот, еду в город показать его колдунам — может, помогут чем.
— Только ненормальных куки нам здесь и не хватает, — проворчал таможенник, доставая пухлую тетрадь. — Как вас там звать?
Куки выдал длинную и абсолютно бессмысленную фразу.
— Чего-чего? — начальник сморщился, как будто его заставили разжевать лимон. — Что ты там лопочешь?
Куки бодро повторил.
— А брата моего зовут… — с готовностью продолжил он.
Таможенник замахал на него обеими руками.
— Ещё чего не хватало — записывать такую несусветную чушь! Ведь едут и едут, словно не сидится им в своём Лесу! Спасу никакого нет! С вас четыре монеты за проезд и ещё две за то, что имена такие длинные.
— Но ваша неподкупность, — запричитал Куки, — мы просто бедные лесные жители, у нас совсем нет таких больших денег…
— Шесть монет, и ни монеткой меньше! Ну ладно, четыре, да и то только потому, что торговаться с вами у меня нет никакого желания. И скажите спасибо, что мы не досматриваем ваши грязные пожитки.
— Очень, очень дорого, господин начальник привратной стражи, — ныл Куки, копаясь в складках своей набедренной повязки.
Один из служащих, брезгливо поморщившись, принял горсть потемневших медных монеток и вяло махнул рукой. Барабан, на который была намотана цепь, завращался, тяжёлые, покрытые тиной звенья ушли под воду, и лодка с двумя приятелями скользнула под своды древнего города Вавилона.
Куки ловкими гребками направлял лодку вперёд по каналу. Мимо проплывали огромные, в несколько этажей, дома. Везде царило оживление: толпы народу сновали по улицам, ездили на каких-то диковинных зверях, правили лодками и плотами. Куки, казалось, чудом избегал столкновения с некоторыми из них. На берегах канала сидели странные личности с удочками; при приближении лодки они с недовольным видом вытаскивали из воды леску. Хлюпик задумался на мгновение: что же здесь можно ловить? Вода выглядела и пахла так странно, что у себя в лесу он не решился бы даже перейти её вброд.
Вскоре узкий канал расширился, соединившись с широкой медленной рекой, также забранной в камень и столь же неприятно пахнущей. По воде плыли белёсый пух и лепестки толстых розовых цветов. Их роняли склонившиеся над водой деревья. То тут то там шныряли маленькие круглые лодочки. Сидящие в них вавилоняне продавали какую-то снедь, во весь голос торгуясь с покупателями, нахваливая свой товар и переругиваясь между собой. У Хлюпика вскоре голова пошла кругом от непрестанного движения и многоголосого шума.
— Что, чувствуешь себя неотёсанной деревенщиной? — посмеивался Куки. — Ничего, старина! Я тоже, честно говоря. Так всегда бывает, когда возвращаешься в город из Леса. Зато когда попадаешь из города в Лес, тишиной просто наслаждаешься — как хорошей музыкой.
— Слушай, Куки, а куда мы плывём? — спросил, очнувшись, Хлюпик.
— Для начала я хочу пристроить лодку. Понимаешь, если в Бэбилоне оставить без присмотра что-нибудь хотя бы на пять минут, это тут же украдут. Можно было бы, конечно, продать её, но что-то мне подсказывает оставить пока у себя. Да, кстати, имей в виду — слово «куки» на местном жаргоне означает человек из леса, дикарь. В городе меня называют Иннот.
— Это твоё настоящее имя?
— Это имя, под которым я здесь известен. А настоящее… Что значит настоящее? Я просто пользуюсь теми именами, которые мне удобны в данный момент. Назваться — это ведь всё равно что надеть шляпу. Можно сказать, все они настоящие — или что настоящего у меня нету вовсе. Кстати, помни, что я тебе сказал: держи ухо востро.
— В каком смысле?
— Ох… Ну, как будто где-то рядом армадилл, понимаешь? Что-то вроде…
— Всё время, что ли?!
— А ты как думал, парень. Это Бэбилон… Ага, вот и пристань.
Действительно, за поворотом к реке примыкала небольшая рукотворная бухта, сплошь заставленная различными лодками, плотиками, даже кораблями — и среди них попадались довольно большие. Куки — или Иннот — направил лодку прямо в это скопище. Они проходили буквально впритирку к другим судам и, наконец, оказались возле длинного дощатого причала. Куки ловко выскочил на сушу.
— Давай нашу поклажу.
— Нашу поклажу? — удивился Хлюпик. Все их скромные пожитки остались на безымянном островке возле ступы.
— О духи предков! Ну не нашу, кипадачи, если тебе так больше нравится.
— А! — Хлюпик вытащил из-под сиденья втиснутые туда мешки. Как только вдали показались стены Вавилона, Куки (то есть Иннот, поправил он себя) заставил его вычерпать со дна лодки всю воду и аккуратно припрятать груз.
К путешественникам уже спешил какой-то вавилонянин. Хлюпик обратил внимание на его одежду: такой красивой тёмно-синей ткани он в жизни не видывал!
— Три монеты за стоянку, презренные куки! Три монеты, и ни одной меньше!
— Протри свои поросячьи глазки, любезный! Или ты меня не узнаёшь?!
— Иннот, малыш! — радостно завопил вавилонянин, раскрыв объятия. — Сколько лет!
Иннот, однако, довольно сухо его перебил:
— Слушай, мне некогда. У меня к тебе просьба — присмотри за лодкой; возможно, она мне ещё понадобится. За мной не заржавеет, ты знаешь. Да, и ещё: не говори пока никому, что ты меня видел, ладно?
— Не вопрос, парень, не вопрос. — Хозяин пристани с любопытством поглядел на стоявшего рядом Хлюпика. — А это кто с тобой?
— Неважно. Слушай, мне пора. Не забудь про лодку.
— Сей же минут о ней позабочусь…
Иннот схватил Хлюпика за руку и потащил сквозь толпу. Другой рукой он придерживал мешки с умат-кумаром. Маленький мешок достался Хлюпику.
— Значит, так. Сначала надо припрятать это добро. Таскаться с ним не стоит. Потом… — Иннот на мгновение задумался, — потом одежда. Надоело мне, что каждая сявка норовит обозвать презренным куки.
— И где… Где мы это припрячем? — удивился Хлюпик. — Здесь же кругом столько народу…
Иннот недоумённо поглядел на него.
— Всё время забываю, что ты вырос в Лесу, — наконец, сказал он. — Такой, в общем, смышлёный парень… Надо найти место, где наше добро будет под надёжной охраной. Одно из таких мест — моя квартира.
Тут он ненадолго замолчал.
— Да, сейчас идём ко мне.
— А где эта твоя хижина?
— Не хижина, а квартира. Ну, как бы сказать… Видишь эти дома? Так вот, внутри у каждого как бы много-много маленьких хижинок. И каждая называется — квартира. А идти туда недолго. Мы уже почти пришли.
— Слушай, а этот, на пристани — он что, твой друг?
— Друг? Ну нет, не друг. — Иннот явно думал о чём-то другом. — Он так… Просто знакомый. Страшная, кстати, зануда. Но доверять ему до определённой степени можно. Я как-то оказал этому парню небольшую услугу; кроме того, он немного меня побаивается.
— Серьёзно?!
— Ну да… Я ведь каюкер, знаешь ли.
Они свернули с оживлённой улицы и нырнули под арку. Хлюпику показалось, что они попали в какую-то гигантскую пещеру: теперь приятели двигались в лабиринте узких дворов, поднимались по каким-то лестницам, два или три раза проходили дома насквозь — Хлюпик морщился от резкого запаха мочи в тёмных переходах. Личности, попадавшиеся им навстречу, Хлюпику очень не понравились: лица у них были нездоровыми, а глаза — неприятно цепкими. Некоторые шли по своим делам, засунув руки в карманы, другие просто стояли в небрежных позах, подпирая стены. Наконец, протиснувшись сквозь какую-то совсем уж узкую щель (им пришлось даже встать боком), приятели оказались во дворе. Огромные бледно-жёлтые здания с глухими стенами, примыкая друг к другу, составляли некое подобие колодца. По стене одного из домов вилась тоненькая железная лесенка. «Абизьянам место в жунглях!» — уверяла безобразная синяя надпись на штукатурке.
— Нам туда, — коротко бросил Иннот, кивнув наверх.
— Как ты дорогу-то помнишь? — удивлённо спросил его Хлюпик.
— Ерунда. Поживёшь здесь немного и начнёшь ориентироваться не хуже. Дело привычки, знаешь ли.
Они поднялись наверх. В родной деревне Хлюпик без всякого страха забирался на самые высокие деревья; но тут, среди огромных, уходящих вниз плоскостей, у него неожиданно закружилась голова.
Иннот жил в каморке под самой крышей; обшарпанная дверь на скрипучих петлях оказалась незапертой. Хлюпик хотел что-то спросить, но Иннот молча вскинул руку, прислушиваясь. Маленький коридорчик, где они стояли, заканчивался другой дверью, неплотно прикрытой, из-под неё проникал лучик дневного света. Каюкер горестно вздохнул и вошёл в комнату. Там было пусто; лишь на полу виднелись грязные следы многих ног. Иннот покачал головой и заглянул в смежное помещение. Единственным предметом меблировки тут являлась кровать, более всего напоминавшая жертву какого-нибудь сухопутного армадилла: вспоротая вдоль и поперёк, с торчащими из недр пружинами. На полу валялся разнообразный мусор. Обои под раскрытым окном потемнели и вздулись пузырём.
— Извини, — нарушил молчание Хлюпик, — но это всё не кажется мне очень уж надёжным местом.
— Дверь, похоже, взломали, а потом мародёры растащили всю обстановку, — несколько смущённо откликнулся приятель. — Обычное дело, надо сказать; меня ж, считай, полгода не было…
— И что мы теперь будем делать?
— Так, сейчас соображу… Пожалуй, мы сейчас отправимся к Громиле. Это мой друг, он приютит нас на некоторое время.
— А какой он друг? Вроде этого, на пристани?
— Нет, что ты! Громила — свой парень, свой в доску… Тоже каюкер, между прочим.
— А почему у него имя такое странное?
— Чем же странное? Вполне нормальное имя. У него и внешность соответствующая: большой, чёрный, мохнатый…
— Мохнатый?!
— Ну да. Он же обезьянец.
— Я тебе, наверное, уже надоел с расспросами. Но все-таки скажи, кто такие обезьянцы? Помнится, ты и этих… Летающих пиратов так же обзывал.
— Всё верно, они тоже обезьянцы. Правда, несколько другого вида. Ты знаешь вообще, что такое Вторая Магическая?
— Ну, была такая война между магами, очень большая война, но очень давно.
— Не так уж и давно в общем. Так вот: маги не просто воевали между собой. Они создавали огромные армии, целые народы, предназначенные для войны. Да, парень, у них был размах! И как-то раз кому-то из магов пришла в голову идея не создавать их с нуля, а заколдовывать стаи обезьян, чтобы они воевали на их стороне. Дело тоже не простое, но Великим Магам и не такое по плечу. Вот так и появились на свет обезьянцы.
С одной стороны, разумные, с другой — прекрасно приспособленные к жизни в Лесу и очень сильные. Великие Маги все сгинули в той войне, а создания их живут до сих пор. Некоторые пиратствуют — у всех обезьянцев очень цепкие руки и ноги, и они хорошо управляются там, где надо лазать по канатам. Да и бойцы не из последних; только дисциплины у них маловато. Ну а другие вполне неплохо устроились в Бэбилоне. Кстати, те пираты, что напали на нас, скорее всего, происходят от павианов и шимпанзе. А у Громилы предком была горилла.
Всё это Иннот объяснял, уже шагая по улице. Хлюпик чувствовал усталость; кроме того, страшно хотелось курить. Но табак приходилось экономить: Иннот сказал, что зелье это редкое и достать его даже в Вавилоне нелегко. Прохожие немилосердно толкались, и в какой-то момент Хлюпик почувствовал, что рука одного из них явно ощупывает мешок. Иннот вдруг, словно почувствовав что-то, резко обернулся и уставился тому прямо в глаза. Прохожий стушевался и отстал.
— Не зевай, парень, не зевай, — сквозь зубы пропел Иннот. — И не отставай, иди ко мне вплотную.
Хлюпик потерял счёт пройденным улицам и еле волочил ноги, когда, наконец, они вошли в какой-то дом и поднялись наверх. По-видимому, все каюкеры предпочитают жить под самой крышей, флегматично подумал Хлюпик, когда они остановились на последней лестничной площадке перед железной, крашенной коричневой краской дверью.
Куки сбросил с плеча мешок и изо всех сил заколотил в неё кулаками. Грохот ударов, казалось, разнёсся по всему дому. Подождав немного, он приложил ухо к щели между дверью и косяком и прислушался.
— Музыку поставил, — огорчённо сказал он. — С одной стороны, хорошо — значит, он дома…
И Иннот снова принялся колотить в дверь. Наконец, оттуда глухо спросили:
— Кто там?
— Это я, Иннот!!! — завопил, надсаживаясь, Иннот.
Дверь открылась, и Хлюпик со страхом посмотрел вверх. Громила был невероятно высоким, почти вдвое выше самого Хлюпика, и весь порос длинной угольно-чёрной шерстью. Одежды на нём не было вовсе, если не считать ярко-красных плавок.
— Ты бы глазок в дверь вставил, что ли! — поприветствовал друга Иннот, подхватывая узлы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50