Переполнится, говорю, дураки смешливые, и
обязательно прольется на чьи-то ноги!.. "Трагически погиб от
блудливой руки Лолы-пидора!" -- Дукат, как тебе некролог --
нравится?.. Так что же ты ежедневно и по-пустому куражишься над
грязью безответной? Поди, вон, в пятый барак, на часок-второй,
там тебе весело будет...
Быт сидельца скуден на радости; Гек, хорошо понимая это, наладил
бесперебойную доставку курева, чая и коньяка по разумным
арестантским ценам. Он, со своих достатков на воле, вполне бы мог
и бесплатно "греть" оба барака, но поступать так -- значит
плодить свиней и трусливых нахлебников, а ему нужны были воины и
энергичные трудилы.
В середине весны он отослал от себя Сим-сима -- держать порядок в
третьем бараке. Так было надо: Гек чуял, что еще немного и
Сим-сим привыкнет быть "при нем", утратит самостоятельное
честолюбие и нахрап, довольствуясь отраженным адъютантским
сиянием. В угловые к нему добавил основательного и мозговитого
Бычка, который с первых же дней был весьма симпатичен Геку.
Да, Бычок был хоть куда: невысокий и щуплый, он мог отстоять свое
достоинство в драке, немногословный -- не терялся и в словесных
пикировках, с советами не лез, но высказывался здраво, почти не
употреблял площадной брани (как и Гек, впрочем), в меру выпивал.
За тридцать шесть лет жизни отмерял девять лет в два захода за
квартирные кражи (был скокарем-одиночкой), на зонах придерживался
"ржавых" понятий, но в "пробу" не лез, предпочитая сидеть "фратом
с позолотой". Обстоятельства вынудили его выступить на стороне
Гека, но коль скоро выбор был сделан -- Бычок назад не пятился.
Геку также было жаль отодвигать его от себя, но Сим-сим был еще
слишком сыр для барачного вождя, слишком горяч, уповая на силу
там, где хватало и простого разумения. Гек решил, что на Бычка
можно опереться в разумных пределах, но держать его следует чуть
поодаль от себя -- слишком себе на уме... Не ржавые ли пристроили
догляд? Это не страшно, перемагнитим...
У Бычка умерла мать. Кум вызвал его и зачитал соответствующую
телеграмму. Бычок рассказал об этом Геку нехотя и внешне
спокойно. Гек посочувствовал, предложил коньяку (что он еще мог
сделать?), но Бычок, поблагодарив, отказался. Весь вечер и весь
следующий день он либо тихо сидел у себя на шконке, либо молча
торчал в курилке. На третий день ему разрешили внеочередное
свидание -- приехал отец. Гек видел их на вахте, когда его самого
вели к адвокату (якобы по вновь открывшимся обстоятельствам
дела). Отец Бычка был грузный зобастый старик, почти на голову
выше сына; Гек цепко рассмотрел его и подивился, как у такого
борова мог получиться такой мелкий сын -- "в мамашу, небось...".
Ох и крепко удивился бы Гек, кабы услышал разговор осиротевшего
сына с овдовевшим отцом...
Тридцативосьмилетний холостяк Уильям Бонс, кадровый разведчик в
чине капитана, был одним из тихих "светил" в ведомстве
Муртеза-Доффера. Много лет он проработал в Штатах и Канаде на
оперативной работе: крал секреты, вербовал, "подчищал"... В одной
из командировок он отследил и анонимно "заложил" агента
внутренней контрразведки (тогда еще оба ведомства не слиплись в
мощной руке Дэнни). Свои прознали, но замяли, поскольку все же
агент был малозначащей мелочью из местных жителей и работал
"вслепую". Через годы, при объединении, все вскрылось и в личном
деле Бонса появилось "клеймо", а большая звездочка рассыпалась на
четыре помельче. Карьера отныне не касалась Бонса, несмотря на
его общепризнанные в узких кругах таланты и знания. А ведь ему
полтора-два шага оставалось до заветной, давно обещанной
посольской резидентуры в Британии -- мечты всей его служебной
жизни. Всем известно, что Бонс был страстным англоманом и столь
же страстным ненавистником творчества английского писателя
Стивенсона, из-за которого он получил оперативный псевдоним
"Морской волк", а от коллег обидную кличку "Пьяный Билли". И вот,
после нескольких лет канцелярского небытия, сам Муртез вызвал его
под светлейшие очи, предложив шанс! Работа предстояла необычная:
в течение неопределенного времени, от недели до трех-четырех лет,
это как получится, ему предстояло жить, внедренным в уголовную
среду с легендой уголовника. Основная цель -- пасти, желательно с
близкого расстояния, некоего Стивена Ларея, матерого урку с
неведомым прошлым. Если Ларей, паче чаяния, помрет, то задание
видоизменится или прекратится вовсе. Если же не помрет --
следить, наблюдать, изучать, докладывать. Анализировать. -- Не
разучился еще? Если, вовсе не обязательно -- это сразу
подчеркивается -- если работа даст интересные результаты...
ха..., сам бы хотел знать -- какие... Тогда будет полное
прощение, чин подполковника, дальнейшая перспектива и загранка в
логово злейшего врага на берегу батюшки-Темза... Если же нет --
то... Сам понимаешь...
И Уильям Бонс согласился. Профессиональные навыки в нем не
угасли, а напротив, казалось набрались сил и огня после
вынужденного простоя: Бонс запоем штудировал жаргон, порядки в
тюрьмах и зонах, где он якобы сиживал, запоминал сотни фотографий
и характеристик, учил наизусть блатные песни, несколько раз
подсаживался в камеры и транзитом на зоны, чтобы на месте
прочувствовать среду. Детдомовец -- он многое из своего прошлого
узнавал в нравах и обычаях тюрьмы; вспоминать было конечно
муторно, но привыкалось легче. Наколок решили не ставить, но
потом все же спецы из "внутренних", внедренных в "Контору",
накололи на предплечье нейтральный якорь (внутренне пребывая в
бессильном бешенстве, Уильям предполагал, что это хохмит
кто-нибудь из зловредных коллег, несмотря на заверения Муртеза в
том, что об операции знает крайне ограниченный круг лиц, с ним
лично не знакомых).
Внедрение прошло на редкость удачно. Бонс уже не трепетал
разоблачения, разговаривая, решая, обсуждая... Он вошел в роль.
Во избежание засветки всякие контакты с местным оперсоставом
исключались, равно как и шифрованные послания. Муртез обещал, что
организацию контактов возьмет на себя, только чтобы работал,
дорогуша! Обещан также был полный правовой иммунитет за все
деяния, необходимые по его роли. С наркотиками и убийствами лучше
не перебарщивать. Но если надо...
На роль отца был выбран полковник "Службы" в отставке, пенсионер,
дока и остроумец. "Дал" его сам Доффер, втихомолку от Адмирала
прибегающий к помощи отставленных от Службы толковых старых
кадров, только тем и виноватых перед Родиной, что они жили-жили,
а теперь вот -- состарились...
Старик сообщил, что родители (приемные) живы-здоровы, сын опять в
командировке и регулярно шлет открытки, что за его "успехами"
следят в официальном порядке, по сводкам и стукбеседам, что ему
пока личная благодарность от М...
Настал черед Бонса-Бычка докладывать о своем житье-бытье, а
рассказать -- было о чем. Предыдущие "траурные" двое суток Бонс
мысленно составлял и поправлял отчет, с тем, чтобы он был полным,
но без ненужной лирики. Он четко и точно рассказал "изнутри" о
положении дел на зоне и о расстановке сил. Доложил и о
предполагаемой коррупции среди офицеров зоны, о нравах сидельцев
в условиях "локалки". После этого перешел, как он хорошо понимал,
к главному: к личности своего главаря -- Ларея. Вскользь он
упомянул и о слухах, легендах шелестящих вокруг него, но
задерживаться на этом не стал, чтобы сэкономить время и память
старика (никаких записей, никакой техники). Из его наблюдений
выходило, что Ларей -- урка старого закала. Физически все еще
мощный, "реактивный", с отличной памятью. Авторитарен,
рационально жесток, умен, рассудителен, относительно образован.
Иностранных языков, по-видимому не знает, но иногда употребляет
латинские афоризмы и поговорки. При всей авторитарности -- любит
выслушать собеседника, но при этом ничем не выявляет
эмоционального отношения к услышанному. Придерживается архаичных
тюремных норм и правил, которые исповедует сам и обязует к этому
других. В натуральных потребностях весьма скромен. Умеет ладить с
людьми и наводить на них свое влияние. Очень скрытен: контакты с
волей носят регулярный и обширный характер, но никто ничего,
кроме него самого, точно не знает. Прошлое скрывает, упоминает
только то, что знают официальные органы. По их "понятиям" это
разрешается. В "понятиях" -- он очень близок к группировке
уголовников так называемой "золотой пробы", но отрицает свою к
ней принадлежность. Отрицание не носит "подчиненного" характера,
напротив, отзывается о них как бы сверху (Бонс замолчал здесь,
глядя в глаза своему "визави" и тот понимающе кивнул: высочайший
запрет на термин "Большие Ваны" еще никто не отменял и оба это
знали). Пользуется гигантским авторитетом среди сидельцев: его
ощутимо боятся даже ближайшие к нему, но уважают за
"справедливость" и паханскую хватку. По слухам, похоже --
достоверным -- на воле он занимает, или занимал, высокое место в
преступной иерархии Бабилона-города, не исключено, что и за его
пределами. Положение на зоне, тем не менее, шаткое -- почти вся
она, за исключением двух локальных отрядов (бараков), под
контролем у враждебной преступной группировки, самоназвание
"Серебро". Администрация "благоволит" скорее к ней, нежели к
группировке Ларея, но по слухам опять же, ведет себя пассивно,
как бы не замечая взрывоопасности обстановки.
Ларей не пьет и не курит, равнодушен к чифирю, запретил наркотики
и рауш-токсикаты. Брезгует половыми контактами с педерастами (для
себя Бонс также решил эту проблему иначе), в карты играет редко и
без азарта, не суеверен и не религиозен...
Бонс мог бы рассказывать бесконечно: его, крутого профессионала
"смежной" в чем-то специальности, завораживала личность
"подопечного". Завораживала и привлекала самобытностью и силой.
По характеру наводящих вопросов он уловил направление
начальственного интереса, но нет -- никакой профессиональной
"школы" нет, это не спецслужба иного государства. Манера общения,
выстраивания отношений, система обработки чужого мнения -- плоть
от плоти местного мира, от сохи, такое не подделать. Сам Бонс
потому и не засветился, что ему не было нужды лезть на первые
роли, когда личные качества и повадки всегда на виду. И то Ларей
очень странно иной раз на него поглядывает: нет-нет, да и щупанет
насчет опыта, семьи... То бицепс ткнет невзначай, то на почерк
внимание обратит... Храни Господь -- засыпаться перед ним! Что
растерзает -- нет сомнений ни малейших -- акула милосерднее
бывает... Но ведь и... Черт побери! Перед самим собой-то можно
быть честным: стыдно будет перед этими отбросами -- вместе жили,
ели-пили, дрались... Ты стукач, а они нет...
Но об этих извращенных угрызениях совести Бычок, разумеется, не
докладывал...
-Слабости, пороки? Нету, что ли?
Бонс крепко задумался при этом естественном и обязательном
вопросе. Отсутствие интереса к нормальной жизни, постоянное
стремление к резне и крови -- это ведь тоже пороки. Но необходимо
другое -- требуются рычаги влияния, которые дает знание слабых
мест в характере...
-Любит читать.
-?..
-Да. Это наверное звучит очень смешно, я понимаю... -- Бонс
всосал глубочайшую затяжку и нервно пригасил сигарету. -- На воле
я бы замучался такого вербовать, а ведь неумехой никогда не был.
Но потому, что он читает, можно в конце концов определить его
внутренний мир, диапазон интересов... Но и формуляром в тюремной
библиотеке не отделаться -- годы надо рядом находиться, чтобы
отследить для нас полезное в том мусоре, который он читает, а
значит и впитывает, а потом выделяет наружу. Есть у него и другие
слабости, несомненно, да я их пока не вскрыл. Очень уж сторожится
мужик...
-Твой отчет больше на дифирамб похож, Уил... Не замечал сам?
-Пожалуй, если при этом не знать, что он подонок. Но и тип не
ординарный. Если генерал на годы определил не самого худшего
офицера Службы в соглядатаи к уголовнику, то значит он того
стоит.
-Это не его мы на вахте видели?
-Его самого.
-Я так и понял -- личное дело его смотрел... Ну тебе виднее тут
на месте. Я все запомнил, не волнуйся, маразм еще не грянул...
Да, жалование тебе идет майорское, двойное, плюс внеурочные за
выходные-то дни. И стаж соответственный -- год за три. Не зарежут
-- поживешь. Ты вот что, посоветовать хочу... Можешь записать
совет на бумажке и снести в сортир, если не примешь: обрабатывай
окружение, ищи друзей, шутов, фаворитов или сам вотрись. Баб
нету, мужики становятся сентиментальнее, выдумывают себе женскую
верность, мужскую дружбу и так далее... Дрочишь?
-Твое какое дело.
-Ответил. Нечто аналогичное и с душой происходит -- потребность
излиться, поделиться, чтобы не потекло из ушей. На свободе проще
-- и жена и семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68