— Еще есть шанс добиться нашей цели в этом году. Но выступать надо немедля. Поведет нас Жаворонок. Я постараюсь локализовать ревунов и обезопасить от них экспедицию. Клод будет указывать дорогу к кратеру, а Фелиция в случае чего обезвредит диких зверей. На обратном пути, если машина и впрямь на ходу, посадим за штурвал Ричарда и полетим. Еще возьмем Марту, она способный инженер и сможет разобраться в приборах гуманоидов. А также радиотехника Штефанко. Он будет вторым пилотом и, может быть, поведет вторую машину, если мы все не уместимся в одной.
— Семеро, — подытожил вождь Бурке. — Из них двое стариков. Марта совсем слаба. С такими силами быстро двигаться мы не сможем. М-да, путешествие будет не из легких.
— По-моему, Амери тоже должна пойти, — сказала Фелиция. — Нам может понадобиться врач.
Монахиня подвигала здоровым плечом.
— Я бы с радостью, да от меня больше хлопот, чем помощи.
— Нет, ma Soeur, это исключено, — отрезала мадам, укоризненно взглянув на Фелицию. — Ты будешь полезнее здесь. Поправишь свое здоровье и людей подлечишь. Нам удалось украсть несколько упаковок с медикаментами, но мы не знаем, как с ними обращаться. У первобытных столько недугов, которые подвластны лишь профессионалу: плохо сросшиеся переломы, грибковые заболевания, различные внутренние инфекции. Когда тану покинут лес, Уве Гульденцопф и Танданори Каваи проводят тебя в Скрытые Ручьи. Поселишься в моем коттедже, там и будешь принимать больных.
— Халидхан подберет себе десяток сильных парней и отправится на рудники, — добавил Бурке. — Клод объяснит им, где искать месторождение, и в случае удачи, когда мы вернемся, у нас уже будет приличный арсенал.
— Если вернемся! — фыркнул Ричард. — Боже мой, ну почему все за меня решают?! Так вот, на меня прошу не рассчитывать. Едва тану уберутся из леса, только вы меня и видели.
— Ты не смеешь! — возмутилась Фелиция — Нам нужен пилот.
— Пускай ваш техник пилотирует машину. Я в чужих войнах не участвую.
Мадам погладила рукав его черного бархатного кафтана.
— Der fliengende Hollander! note 18 Я не раз слышала эту оперу в Лионе… Ох, Ричард! Напрасно ты избрал себе такую участь. Не уходи, не надо! Нам без тебя не справиться. Помоги людям стать свободными, и в твоей душе воцарится мир. У Штефанко нет твоего опыта. Он, правда, водил наши машины, но они были полностью автоматизированы. А ты — другое дело. Сам же говорил, что можешь управлять и орбитальными станциями, и самыми примитивными аэропланами. Если кто из нас и совладает с аппаратом гуманоидов, так это ты.
Ее речи обволакивали недоверчивого пирата, подавляя все возражения, успокаивая все тревоги. Решимость Ричарда странным образом была поколеблена. Он понимал, что эта чертовка подчиняет его волю, заставляет плясать под свою дудку, но чем настойчивее пытался вырваться из ее умственных пут, тем крепче становилась хватка…
Ричард, сынок, мне ли тебя не знать? Мне — матери сотни тысяч неприкаянных путешественников во времени, пришедших ко мне за последней надеждой? Ты слишком долго был один, слишком боялся открыть душу людям, чтобы тебя вновь не отвергли, не унизили. Но мы все обречены на этот риск. Мы не можем жить в одиночестве, ибо одинокий человек никогда не обретет счастья, покоя, любви. Одинокий вечно скитается и, сам того не сознавая, ищет того, кто заполнил бы пустоту в его душе…
Пятясь от ведьмы, Ричард наткнулся на трухлявое дерево и вдруг понял, что ему нет защиты от настоятельного призыва, от искреннего сочувствия, словно живая вода, омывающего его надтреснутое, изгаженное нутро.
— Пойдем с нами, Ричард, — сказала она вслух. — Протяни руку тем, кто в тебе нуждается. Я могу тебя принудить, но лишь на время, до определенных пределов. Ты должен сам, по своей воле примкнуть к нашему делу. А в качестве отдачи получишь то, по чему так изголодалось твое существо.
— Черт бы тебя видал! — прошептал он.
Бедный мой измученный малыш! Ты погряз в своем эгоизме, ты дорого заплатил за свою безумную доверчивость! Среда вышвырнула тебя… Но твой грех все еще на тебе, как мой — на мне, и его искупление будет стоить тебе еще одной муки. Потери звездного корабля и всего, что составляло смысл твоей жизни, недостаточно, и ты это знаешь! Чтобы избавиться от презрения к самому себе, ты должен отдать всего себя. Не упирайся же, помоги друзьям, которые не могут обойтись без твоей помощи!
— Проклятье! — Ричард усиленно моргал, поскольку глаза туманила предательская влага.
Спаси людей.
— Ладно, — едва слышно выговорил он, не замечая устремленных на него взглядов. — Так и быть, пойду с вами. Если смогу, пригоню сюда машину. Но больше ничего не обещаю, слышите?
— И этого довольно, — обрадовалась мадам.
Песни и смех у большого костра стали стихать. Люди разбредались по темным углам и укладывались на ночлег. Низкорослая фигура приблизилась к мадам, четко вырисовываясь на фоне догорающего пламени.
— У меня все нейдет из головы ваша вылазка к могиле Корабля, — сказал Фитхарн. — Без нас вам не справиться.
— Да, — кивнул Клод. — Тебе известен самый короткий путь к Дунаю? В наше время его истоки находятся в Шварцвальде, а здесь — Бог их знает. Может, в Альпах, а может, и выше, у озера Констанца.
— Я не уполномочен помогать вам, — откликнулся фирвулаг. — Вы должны обратиться за разрешением к нашему королю.
ГЛАВА 2
Полноправный Властелин фирвулагов Йочи IV на цыпочках вошел в парадную залу своей горной цитадели и стал острым взглядом ощупывать сумрачные глубины огромной пещеры.
— Луло, ягодка моя! Где ты прячешься?
Послышался смех, напоминающий перезвон маленьких колокольчиков. Под красновато-бежевыми сталактитами, с коих свисали гобелены и трофейные знамена сорокалетней давности, скользнула тень. Существо, напоминающее большого мотылька, вылетело из парадной залы в боковое тупиковое помещение, оставляя за собой аромат мускуса.
Йочи пустился в погоню.
— Попалась! Теперь не прошмыгнешь!
Альков был освещен несколькими свечами в золотом подсвечнике. Кварцевые призмы покрывали все стены и в отблесках пламени светились белым, розовым, фиолетовым, словно внутренние грани гигантской жеоды. Пол устлан ворохами темных шкур. Одна из них пошевелилась.
— Вот ты где, проказница!
Йочи подкрался и двумя пальцами приподнял пушистое покрывало. Из-под него выглянула кобра по меньшей мере в руку Йочи толщиной и угрожающе зашипела.
— Ах, так! Хорошо же ты встречаешь своего повелителя!
На месте страшного черепа кобры возникла женская головка; волосы переливались разными оттенками, как змеиная шкура, глаза горели янтарным блеском, язык, высунутый из приоткрытых в улыбке губ, был раздвоенным.
Сладострастно застонав, король раскрыл объятия. Змея обрела женскую шею, плечи, нежные руки с тонкими извивающимися пальцами и стройное туловище.
— Лежи смирно! — приказал Йочи. — Я должен кое-что исследовать.
Он повалился на меховое ложе, и от взметнувшегося вихря заколебалось пламя свечей.
Послышался отдаленный зов трубы.
— О-о, черт! — взвыл властелин фирвулагов.
Его наложница Луло отпрянула и застыла, но так и не спрятала свой соблазнительный вилочковый язычок.
Труба заиграла ближе, за ней бухнул гонг, и от этих звуков растревоженно загудела гора. Сталактиты хрустального грота звенели, словно камертоны.
Йочи поднялся; игривое выражение сменилось маской отчаянной скуки.
— Проклятые первобытные! Все им неймется найти секретное оружие тану. Что поделаешь, я обещал Пейлолу их принять.
Змея-искусительница окончательно исчезла, уступив место маленькой пухлой самочке, совершенно голой, розовощекой и коротко остриженной. Надув губки и тряхнув белобрысыми кудельками, она прикрылась норковым палантином и протянула:
— Ну, это надолго! Хоть бы распорядился подать чего-нибудь съестного. Наши с тобой игры пробудили у меня волчий аппетит. Только, пожалуйста, никаких летучих мышей и вареных саламандр.
Йочи потуже затянул пояс потертого парчового халата и причесал пальцами соломенно-желтые волосы и такого же цвета бороду.
— Нет-нет, я тебе что-нибудь вкусненького пришлю, — посулил он. — Мы тут захватили человеческую повариху — такое мясо готовит под сыром, пальчики оближешь! — Король причмокнул губами. — Да я и сам постараюсь не затягивать аудиенцию. Выпровожу их — и устроим здесь в Хрустальном гроте маленький пикничок. А на десерт…
На сей раз рев трубы донесся уже из парадной залы.
— Ну, ступай, — вздохнула Луло, кутаясь в мех. — Да не задерживайся.
Король вышел из грота, набрал в легкие воздуху и в мгновение ока увеличил свой рост на метр. Старый халат превратился в роскошную темно-вишневую мантию, а под ней засверкал парадный обсидиановый доспех с золотым подбоем. На всклокоченной голове теперь красовалась высоченная корона, напоминавшая рога золотого оленя; верхний зубец ее нависал надо лбом наподобие клюва, затеняя лицо. Глаза приобрели какой-то странный и грозный блеск. Не давая себе труда пересечь залу, он взлетел под потолок и оттуда плюхнулся прямо на трон.
Трубач подал последний сигнал.
Йочи поднял руку в латной рукавице, и его тут же обступили несколько десятков непонятно откуда взявшихся придворных. Скалы засияли всеми цветами радуги. Под звуки музыки, словно бы льющейся из стеклянной маримбы, дворцовая стража подвела к королю группу людей и Фитхарна Деревянную Ногу.
Один из придворных выступил вперед и на стандартном английском — из уважения к первобытным — продекламировал:
— Да здравствует Его Королевское Величество Йочи Четвертый, Полноправный Властитель Высот и Глубин, Монарх Адской Бесконечности, Отец Всех Фирвулагов, Незыблемый Страж Всем Известного Мира!
Оглушительный рев органа застиг приближающихся к трону людей врасплох. Король поднялся на ноги, стал расти, расти, пока не уперся короной в сталактиты, нависая над растерянными визитерами, как некий гигантский идол с изумрудными глазами.
Фитхарн задрал голову и невозмутимо помахал шляпой.
— Эй, привет тебе, король!
— Дозволяю вам приблизиться! — прогромыхало сверху.
Фитхарн шагнул вперед, а за ним просеменили семеро людишек. Йочи с сожалением отметил, что лишь двое из первобытных — невероятно худой мужик с черными усами и резко выдающимися скулами да хрупкая девчонка с впалыми щеками и белокурой копной волос — действительно потрясены его чудовищным превращением. Остальные взирали на властителя либо с чисто познавательным интересом, либо с легкой насмешкой. Старуха Гудериан даже выказала признаки извечной галльской скуки. Какого черта он из себя корежит?
— Не стесняйтесь, будьте как дома, — заявил Йочи и вернулся к прежнему обличью — потертый золотой халат, босые ноги и прочее; корона, по обыкновению, сбилась набекрень. — Ну и чего? — обратился он к Фитхарну.
— Итак, мой ясновельможный, — начал Фитхарн, — план мадам Анжелики идет вперед семимильными шагами. Пускай она тебе лучше сама расскажет.
Йочи вздохнул. Мадам удивительно напоминала ему покойную бабку: та всегда знала, когда он собирается напроказить. Старая француженка так же проницательна и весьма искусна в политических интригах, но Йочи, несмотря на это, давно раскаялся, что надел ей золотой торквес. Все планы мадам обращены только на пользу первобытным, а выгоды фирвулагов в ее замыслах минимальны. Надо бы послушаться зова сердца да разметать ее на куски еще в те далекие дни, когда она набралась наглости спуститься в свой собственный временной люк. Ведь хотя и косвенно, именно она навлекла несчастья и позор на голову фирвулагов.
Одетая в пятнистые оленьи шкуры старуха в окружении своей лесной шайки бесстрашно приблизилась к трону и отвесила королю довольно формальный поклон.
— Вы хорошо выглядите, мсье. Вероятно, благодаря постоянным физическим упражнениям.
Йочи нахмурился. Однако старая карга своей фразой напомнила ему о пикнике, обещанном Луло. Он дернул за шнурок, подвешенный к колокольчику.
— Пейлол говорит, что вы знаете, где могила Корабля.
— Это правда. — Мадам кивнула на седовласого человека из своей свиты. — Один из моих недавно прибывших соотечественников уверяет, что по научным изысканиям, которыми он занимался в мире будущего, ему известно это место.
— Неужто? Через шесть миллионов лет?! — Король сделал знак палеонтологу подойти поближе. — Эй ты, как тебя… Клод! Скажи-ка, может, в вашем будущем люди и нас помнят?
Клод улыбнулся маленькому гуманоиду и обвел взглядом фантастическую залу.
— Ваше Величество, прямыми предками человечества являются маленькие обезьяны, что пасутся сейчас в лесу. У них еще нет речи, поэтому они не имеют возможности передать какие бы то ни было воспоминания своим потомкам. Примитивные человеческие существа, наделенные речевым даром, появятся только через два-три миллиона лет, а традиция устных преданий разовьется тысячелетий за восемь-девять до моего рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71